Бухта погибшего брига.

  Две шлюпки превращены в катамаран при помощи деревянных балок. Над этим снованием возвышается конструкция в форме пирамиды, к вершине которой прикреплены блоки с тросами. На шлюпках установлены лебёдки. Несколько матросов в туниках управляются со всем этим такелажным хозяйством. Фрегат “Чёртова дюжина” стоит на якорях примерно в полутора кабельтовых от этого места. На шканцах Мирэй.
Окайя и Брессон. Наблюдают за работами.

— И всё-таки, госпожа, мне следовало быть там. Мы с вами неплохо подготовили ребят, но опыта у них мало. Как бы не натворили глупостей. Раз уж вы поставили меня командиром “морских чертей”...

Брессон опускает подзорную трубу.

— Всё идёт нормально, уважаемая Окайя. Второй сундук уже в шлюпке. Похоже, они взялись расставлять поплавки на остальных находках.

— Пусть учатся работать самостоятельно, не только руками, но и головой. Ты не можешь опекать их всегда и  везде одновременно. Сейчас нет ни малейшего риска для их жизни, а вот ответ в случае неудачи они будут держать перед всеми. И вот в таком прискорбном случае я не хотела бы, что бы ты была с ними, мама Окайя.

— Что? Как вы это сказали, госпожа?!

Слёзы на глазах Окайи.

Камера, стоп! Снято.

 

Подъёмное сооружение из шлюпок и балок. Матросы поднимают шлюпочные якоря. Из воды появляются “морские черти”, забираются в шлюпки.

Команда:

— Вёсла на воду. Идём к берегу.

— Славно поработали, ребята!

— Страшно, небось там, на дне?

— Не страшнее, чем на реях. Дай лучше хлебнуть чего-нибудь. Замерз, зуб на зуб не попадает.

— Мне тоже.

— Держите, парни. Как вы ухитрились так замерзнуть? Вода же тёплая.

— А ты посиди в ней пару часов. Там ещё холодная струя на дне, аккурат над этой чёртовой расщелиной.

— Славный ром!

Голос Окайи:

— Берите левее, ближе к камням. Здесь полно морских ежей на дне. Там я их повыловила, но всё равно, смотрите под ноги.

— Святые угодники! Откуда вы тут, командир?

— С корабля, откуда ещё. Табаньте, ребята. Здесь дно крутое. Подходите осторожно, а то разломаете всю постройку.

Камера, стоп! Снято.


Берег. Подъёмное сооружение до половины вытащено на галечный пляж. На некотором удалении от воды стоят два больших окованных железом сундука. Рядом сундук поменьше, несколько мешков.

Мирэй, Окайя, Брессон, «морские черти» и ещё несколько моряков с «Чёртовой дюжины». Все одеты одинаково: в туники до колен. Корабельный плотник колдует над сундуком. С крайне огорчённым видом обращается к Мирэй.

— Очень уж хитрые замки, капитан. Да ещё и по два на каждом. Прикажете взломать? Вот только и это будет непросто.

— Не будем спешить, Поль. Рискуем повредить то, что внутри.

— А что там, капитан? Для золота легковаты коробочки.

— Если я не ошибусь, мы найдем там кое-что подороже. Ломать будете только, если моя затея не удастся. Дайте-ка мне вашу дудку, Брессон.

Квартирмейстер подаёт ей боцманскую дудку.                                                                                                     Мирэй высвистывает какой-то сложный сигнал. Из зарослей выходят двое индейцев. Они вооружены луками, на поясе у каждого, кроме обычных плетёных сумок, вполне европейский кинжал. Лица и тела раскрашены. Моряки дружески приветствуют индейцев. Видно, что они знакомы.

Мирэй обращается к индейцам на их языке. Один из них уходит в лес, второй остаётся с моряками, с любопытством разглядывает необычное плавсредство и поднятые со дна предметы. Общаются в основном с помощью жестов и нескольких французских и аравакских слов.

Камера, Стоп! Снято.

 

— Мирэй… ох, простите, мадемуазель Элла…

— Поль, мы же давно решили  обходиться без церемоний. Просто Элла. Прости, что перебила.

Поль (имя в миру и по сценарию одно и то же) улыбнулся.

— Простите, забыл, капитан. Ой!

— Да что с тобой сегодня? Что-то ты сам не свой с самого утра. Что-то серьёзное приключилось.

— Да, в общем. То есть…

— Пойдём посидим в тенёчке, пока перерыв, объяснишь толком. У нас, русских, говорят, что в ногах правды нет.

Элла прихватила банку с ананасовым соком для себя и бутылочку колы для Поля, и они устроились за раскладным столиком под белым зонтиком с логотипом студии.

Выслушав страстное признание Поля, она расхохоталась.

— Ой, не могу! Не обижайся, Поль, бога ради, не обижайся. Но, если б ты только знал, как ты сейчас кстати. Поль, ты — чудо! Ты — deus ex machinа. А я — самая настоящая Ханума.

Элла пропела по-русски с сильным грузинским акцентом:

С той поры, как создан свет,  
Лучше свахи в мире нет!  
Я в работе день-деньской  
Продолжаю род людской.

Никак не ожидавший такой вспышки веселья в ответ на свою откровенность, Поль настолько, опешил, что даже не сумел обидеться. Только спросил:

— Кто самая настоящая?

— Ханума. Персонаж чудесной смешной пьесы. Когда состарюсь и растолстею, буду её играть. Поль, милый, я тебе обязательно помогу.  Вот ей-богу, век роли не видать! И я уже знаю — как.

Поль осторожно попробовал улыбнуться.

— Правда?

— Я вру только по субботам, а сегодня только среда. 

Полю понадобилось несколько секунд.

—Ладно, подожду до воскресенья.

Элла, слегка наклонив на бок голову, оглядела его с новым, уважительным интересом. 

— А ты очень умный, корабельный плотник Поль. Приятное открытие.

— Всё понимаю: некрасивая, характер стервозный, зануда страшная, но, понимаешь, какая-то сила тянет меня к ней. Не могу без неё. Мы же идеально подходим друг другу. Вот и я: ни рожей, ни талантом не вышел. Всегда в эпизодах: работяга, солдат, слуга, послушник в монастыре, опять вот — плотник. Больших ролей мне не видать.

— Да уж, не Омар Шариф. Но, знаешь, Поль, вот именно сейчас твоя заурядная внешность — козырная карта в нашей, да-да, именно в нашей игре. Выиграешь не только ты, а мы с тобой. И она. Она — больше всех. А если я не полная дура, то и ты получишь не меньше.

Элла на некоторое время задумалась, отбивая по столешнице какой-то замысловатый ритм. Хлопнула ладонью по столу так, что стакан с недопитым соком слетел на землю и разбился вдребезги.

— Мэнэ, тэкел, упарсин! Посуда бьётся к счастью, Поль.

Остановила его жестом.

— Не сейчас. И не здесь. Вечером в кафе «Американо» обстоятельно всё обговорим. Погоди, только один вопрос: ты решил просить меня о помощи сейчас из-за ее преображения?

— Нет, раньше. Я видел вас обеих на пляже. Вы меня просто не заметили. Голенькая — она просто чудо. А сегодня…

— Понял, что времени у тебя больше нет? Перехватят?

— Да.

— Ровно в семь в «Американо».

 

Берег.

Те же персонажи. 

Из леса возвращается ранее ушедший индеец. Достаёт и выкладывает на принесенную им же циновку содержимое сумки. Это несколько ключей разного размера и разной степени замысловатости.

Мирэй:

— Попробуй, Поль. Может быть, какой-то из них подойдёт.

Поль забирает ключи и приступает к делу.

Брессон:

— Боже мой! Мирэй, вы предвидели и это! Ещё немного и я поверю в россказни матросов о том, что вы колдунья.

Мирэй, со скромной улыбкой:

— Вы мне льстите, Анри. Это же просто: особые ценности должны храниться в особо надёжных хранилищах. Чем это может быть на корабле? В чём их можно без особых проблем перевозить и перегружать, не опасаясь кражи? Ясно же: в крепком и надёжно запертом сундуке. Вот я и попросила наших друзей таино /общее название племен коренных жителей Карибских и Антильских островов в доколумбовую и раннюю послеколумбовую эпоху/ собрать с трупов испанцев всё, что хоть как-то напоминает ключ. Дала им пару для образца. На словах, да ещё плохо зная их язык, не объяснишь, что это такое.

— В самом деле, очень просто. Но эта простая мысль пришла почему-то только в вашу голову.

— Остаётся надеяться, что именно нужные нам не унесли в своих желудках акулы.

Подходит плотник с ключами в руках.

— Капитан, вот эти подходят.

— Так открывайте же! Чего ради мы ждём?

— Понимаете, тут какая-то загвоздка. Ключи проворачиваются в замках, слышно, что они открываются. Но крышки поднять невозможно.

Мирэй тяжело вздыхает.

— Жаль, очень жаль. Если другой возможности нет, ломай. Постарайся только очень осторожно. Инструменты для этого у тебя есть?

— Есть, капитан, но ещё одна мысль у меня имеется. Может мне все же удастся открыть эти чёртовы сундуки без… как бы это сказать?

— Говори, как есть. Не в словах дело.

— Понимаете, капитан, когда эти  сундуки переносили с лодок на берег, у них были ножки, вроде как у комодов; точно, я это видел. Ещё подумал: зачем?

— Так, интересно, давай дальше.

— А сейчас, сами видите, никаких ножек нет. Понимаете, что это значит?

— Кажется, начинаю понимать. Брессон, полдюжины крепких парней в помощь Полю.

Камера, стоп! Снято.

 

Пока перемещали съёмочную технику и организовывали новую мизансцену, Мари, с крайне озабоченным видом, перебирала бумаги. Ее лицо выражало полнейшее недоумение. Немного поразмыслив, она обратилась к Жаннэ.

— Мэтр, я же в точности помню: такой сцены с сценарии нет. Вот только что проверила. Откуда она взялась в сегодняшних раскадровках? Вы изменили  сценарий?

— Изменил. Угадайте, моя дорогая, чья это идея? Ну, как вы думаете?

— Теряюсь в догадках, мэтр.

— Самого Поля Ферре!  Файна буквально притащила его ко мне за руку. Такой, оказывается, скромный молодой человек! А идея-то хороша: еще подержать зрителя в напряжении и показать превосходство  французского ума над испанской хитростью. Похоже, я его недооценивал. Сцену объяснения с капитаном отработал отлично. Посмотрим сейчас.

 
Берег. Шестеро матросов — по трое с каждой стороны — взявшись за медные боковые ручки, приподнимают здоровенный, окованный железом сундук. Видно, как из его дна выдвигаются четыре ножки, явно слишком хлипкие, чтобы удерживать такую тяжесть.

— Чуть повыше, парни. Довольно, держите так.

Поль вставляет ключи в замочные скважины и обеими руками их проворачивает: один – по часовой стрелке, другой – против.

Раздаётся громкий звук, как удар в гонг. Помощники от неожиданности приседают и опускают сундук на землю. Поль пытается поднять крышку. Безуспешно.

Голос Брессона:

— Ну, и что, кроме музыки?

Поль, с очень расстроенным видом, ходит вокруг сундука, ощупывает его со всех сторон. Внезапно его осеняет.

— Ребята, ну-ка поднимите ещё раз это чёртов гроб!

Снова поворачивает ключи.

— Эй, кто ни будь! Откиньте крышку!

Подбегает один из «морских чертей», с усилием приподнимает крышку. Повторяется звон гонга. В образовавшуюся щель Поль моментально вставляет ручку молотка.

— Опускайте.

С хрустом ломаются «ножки». Поль откидывает крышку сундука. Под ней, проложенные хлопком, лежат огромные зеленые кристаллы.

— Принимайте работу, капитан.

Восторженные вопли. Корсары всячески выражают восторг, восхищаются мастерством товарища.

Мирэй тоже восхищена.

— Да ты молодчина, Поль! Тебе просто цены нет! Как ты до этого додумался?

Поль очень смущен.

— Да ничего особенного, капитан. Просто три года я был подмастерьем у слесаря.

Камера, стоп! Снято.

 

— Что скажете, мэтр? – поинтересовалась Мари, когда закончилась съёмка  эпизода.

— Неплохо, очень неплохо  Вернье с его командой бутафоров потрудились не зря. Впечатляет. Но надо ещё просмотреть на экране.  Ферре придумал хорошо и исполнил отлично, убедительно. Может он и вправду был подмастерьем у слесаря, а, Мари? Как от вам? Хорош?

Мари слегка покраснела, замялась. Жаннэ, прищурившись за круглыми стёклами очков, сдерживая улыбку, наблюдал за ней.

— Похоже, что я его сильно недооценивал. Вы согласны?

— Вам виднее, мэтр. Ой, простите, совсем забыла передать ваши инструкции гримёрам. Я побежала.

Глядя ей вслед, режиссёр только восхищённо покачал головой.

— Колдунья, воистину добрая колдунья. Ну, дай тебе бог, Мари.

 

На веранде уютного кафе за чашкой кофе Элла наставляла Поля на путь истинный.

— Кончай краснеть и изображать из себя монашку, которая вот прямо только что узнала, из какого места на свет явился Христос. Тоже мне, юный девственник.

До невозможности серьёзный Поль рассмеялся.

— Ну и сравнения у вас...

— Элла. К чёрту этикет. Будь проще, и люди к тебе потянутся.

Она откусила от румяной плюшки, запила глотком кофе.

— «Забавную Библию' и такое же Евангелие от вашего Лео Таксиля я основательно проштудировала ещё в детстве. «Декамерон» — тоже. Так вот, дорогой мой Поль Ферре, делай, как я тебе говорю, и будет вам обоим большое удовольствие. А если ты действительно так влюблен, как говоришь, то  и счастье. Она тебе будет верная супруга и добродетельная мать. Вот только имей в виду: если будешь изводить её ревностью за малейшие шалости с кем ни будь другим, устраивать драмы… Нет,  никаких драм не будет. Она просто уйдёт. Ну, и наоборот. Правда, она ревновать не будет. Если полюбит тебя. Удержать вас вместе сможет только свобода.

— Неужели такое возможно? Прямо какой-то идеал.

— Ты знаешь, очень даже возможно, Поль. По крайней мере, две такие счастливые семьи я знаю. Да и мы с Мареком.

— А что, шалости обязательно будут?

Элла пожала плечами.

— Не берусь изрекать пророчества. При её внешности и воспитании это кажется маловероятным, но ты же видишь, как она уже изменилась. А ты развяжешь мех Эола. Или не ты.

Увидев насмешливую улыбку Эллы, Поль возмутился.

— Ну, уж нет! Она — моя.

— Зависит только от тебя. Вы прямо созданы друг для друга. А я просто помогаю вам, как умею.

— Спасибо тебе, Элла.

— Не спеши благодарить. Да, вот что очень важно: ни в коем случае не говори с ней о любви, никаких страстно-красивых признаний. Люби, береги, балуй, ублажай, защищай... Только не говори. Угробишь всё.

— Почему? Это так странно. Можешь объяснить?

— Не могу. Она сама тебе всё расскажет, когда придёт время. Или не расскажет.

Элла замолчала, погрузилась в раздумье. Её изящные пальцы отбивали по пластиковой столешнице какой-то странный неповторяющийся ритм. Поль терпеливо ждал продолжения.

— Ладно, ubi omnia ubi nihil. Клятвам я не верю, а ты пойми сам, почему она не должна знать, что это тебе известно. Но имей в виду, что знание — не только сила. Оно ещё умножает скорби.

Поль забеспокоился.

— Тогда, может быть, не надо?

— Может быть. Её воспитывали в очень строгой, религиозной, прямо-таки пуританской семье. Как там эта секта называется... а, чёрт с ними... не помню. Внешностью не вышла, о чём ей напоминали неустанно. Семейка состоятельная. После закрытой частной школы — дорогой частный колледж. Обстоятельства представляешь?

Поль кивнул.

— Очень серая мышка среди “золотой молодёжи”. Нравы соответствующие. И вдруг один красавчик, на которого девчонки гроздьями вешались, такой вот весь супер-бупер, в неё по уши влюбился. Всех побоку, она — единый свет в окошке. Стихи, серенады, прогулки при луне, подарки. Полный набор. Как тут устоять? Влюбилась без памяти. Рассказывать дальше? Или не надо?

Поль сжал кулаки, засопел.

— Не надо, понял уже.

— Слушай дальше. Родители его уплыли в океанский круиз, отдохнуть от трудов праведных. Пригласил девочку к себе на шикарную виллу, и там, на роскошной родительской кровати она ему отдалась. Первый раз в её жизни. Она ещё толком не пришла в себя, как спальня заполнилась одногруппниками и одногруппницами. Нет, не так. Они там с самого начала присутствовали и все видели и слышали. Просто повылазили. Было, где спрятаться в огромной спальне. Как тебе мизансцена?

Поль только молча сопел.

— Оказывается, этот подонок, эта гнида, эта сучья блевотина... он пари заключил, что трахнет эту недотёпу, что у него встанет на эту образину. Выиграл. Дальше...

Поль, красный, как варёный лобстер, с трудом выдавил сквозь зубы:

— Не надо дальше. Элла, не надо, прошу тебя.

 

Бухта погибшего брига. Сундуков на берегу уже нет. “Морские черти” и другие моряки поднимают со дна большую корабельную пушку. Обычная при такой работе суета, шум. Вместе с французами работают индейцы. Не всё, найденное на дне, грузится на катамаран. Часть находок индейцы сразу вытаскивают на берег и тут же уносят в лес. Индеанки трудятся наравне с мужчинами. Ныряют, под водой прикрепляют канаты, тянут их на берегу. Корабль стоит почти у самых камней. Между берегом, катамараном и фрегатом непрерывно курсируют индейские каноэ. На берегу на нескольких кострах готовится какая-то еда. У костров хлопочут нагие индеанки. Видно, что всеми командуют Окайя и могучего сложения индеец.

Палуба. У обращённого к берегу борта стоят Мирэй (в белой тунике), обнаженная Фаиа (замысловатый головной убор и украшения из разноцветных камней обозначают её статус жрицы) , Брессон, тоже облачённый в тунику. Разговор идёт на смешанном франко-аравакско-испанскомком языке, но собеседники хорошо понимают друг друга.

Мирэй с улыбкой наблюдает за двумя голыми парочками, которые в обнимку удаляются от места работ по тропинке между скалами.

— Вижу, вы совершенно спокойно относитесь к такому вопиющему нарушению дисциплины и вовсе не намерены его пресекать. Не так ли, капитан?

— Именно так, Брессон. Парни истосковались по женской ласке. Уверяю вас, когда они вернутся, у них только прибавится сил, и работать они будут ещё усерднее. Вам это и самому прекрасно известно. А вы сейчас просто красуетесь перед Фаиа: вот я какой строгий и могущественный начальник.

— У тебя ничего не получится, предводитель воинов моря. Я уже знаю, какой ты ласковый мужчина. И очень сильный. Сейчас мы договоримся о наши дела, и я хочу ты мне дать мне ещё много-много твоей ласки и силы.

— В моей каюте? 

Галантный приглашающий жест.

— Идём, прекраснейшая из жриц.

— О, нет! Там мало места и там трудно дышать. Мы найдём себе место на берегу.

— Но мы уже всё решили.

Мирэй:

— Почти всё. Итак: убираем со дна все, что осталось от испанцев. Слишком уж прозрачна здесь вода. Очищаем берег. Приближается сезон дождей и штормов. Они окончательно уничтожат всё, что может навести на след наших друзей.

— Но вы не будете уходить навсегда, повелительница великого крылатого каноэ? Я не хочу. Мой народ не хочет вы уходить навсегда!

— Успокойся, милая жрица духов моря и суши. Я же обещала великому касику, что мы будем возвращаться. Мы ещё многому будем учиться. Вы — у нас, мы — у вас.  И помогать друг другу. А я всегда делаю, что обещаю. Если буду жива. Проклятые испанцы всё ещё в долгу передо мной. Перед нами. И перед твоим народом, Фаиа. Я ещё не убила всех, кого надо убить. Но могут убить и меня.

— Когда ты убьёшь всех наших врагов, приходи навсегда. Наши женщины рады твоим мужчинам. А наши мужчины скучать по тебе и по твоей жрице моря. Родятся красивые, сильные дети. Наш народ будет самым сильным и самым красивым.

— Мы будем возвращаться, Фаиа. Если я буду жива. Но, навсегда — это нет, Фаиа. Мы дети очень разных миров.

Фаиа перебирает цветные камешки своих украшений, подставляет их солнцу. Что-то считает на пальцах.

— Ты будешь живая всегда, Мирэй, повелительница великого крылатого каноэ. Духи моря охранять тебя и твоих воинов. Я просить охранять тебя много-много раз. Но берегись духи суши там, в твоём мире. Я их не знаю.

Камера, стоп! Снято.

 

— Ева, ты не против провести приятный денёк в приятном местечке с приятной компании? Съёмок два-три дня на будет.

— Откуда ты знаешь?

— От Саара. В этой бухте мы уже всё закончили. Нашим мэтрам надо просмотреть кучу  отснятого материала. Всю кинотехнику перетащат на остров нашей жрицы. Там уже   достраивают деревню, поля, дворец касика и всякие прочие декорации. Туда же перегонят фрегат.

— Я смотрела по карте. Далековато будет мотаться туда каждый день на катере.

— Боишься морской болезни?

— Ага, меня даже от одного вида волн до тошноты укачивает. А то ты не знаешь. Охохонюшки! Пропала я совсем. - заголосила Ева.

Элла расхохоталась.                                                                                                                                                            

  Ева Арымбаева — ещё один “продукт гетерозиса” — была цирковой. Воздушная гимнастка, наездница, она была ещё и заядлой ныряльщицей. Тут она Эллу даже превосходила. В одном из своих цирковых номеров она из-под купола ныряла в громадный аквариум и там превращалась в русалку. Публика приходила в ужас от того, сколько времени “русалка” проводила под водой.

На съёмках пиратской саги она дублировала Катрин Читанг — Окайю. Актриса и дублёрша оказались настолько похожими, что, если бы не разница в возрасте, сошли бы за двойняшек. Это сходство снимало множество кинематографических проблем. Ева подменяла Катрин не только под водой и в прочих рискованных  трюках. Своё участие в так называемых «откровенных сценах», которых в фильме предполагалось множество, очень смуглая раскосая француженка обставляла абсолютно всеми принятыми в кинематографии условиями и условностями.  Теми самыми, над которыми ухохатывались Элла с Арсеном. Всё это страшно усложняло и тормозило съёмочный процесс. В противоположность ей, очень смуглая раскосая казашка снималась голой совершенно спокойно и даже  с удовольствием.  Оба режиссёра с ещё большим удовольствием заменили бы французскую Окайю на советскую, если бы не одно непреодолимое НО: актрисой Ева была никакой.

— Ты не страдай, твои рыданья душа не в силах перенесть. Мы все туда переедем, включая массовку. Поживём на природе. Дура Мирэй. Я бы тут навсегда поселилась. Кошмарила бы испанцев из засады: иногда, для разминки. Эх, не я сценарий сочиняла.

— У тебя бы лучше получилось. Так что там насчёт приятной компании? Мальчики будут?

— В ассортименте. Выбирай любого или любых, мне не жалко. Индуса хочешь? Зачёт по Камасутре я бы ему поставила «автоматом». Там фантастически красивая природа и ни одной лишней души. Оторвёмся по полной, похулиганим.

Ева облизнулась.

— Здорово! Это тебе Фаина организовала. Ты же про что-то такое уже рассказывала. У тебя прямо дар божий — заводить полезных друзей.

— Тебе же и рассказывала. Тогда мы с ней гуляли вдвоём, и, в общем-то, случайно пересеклись с теми ребятами. Но опять тоже самое — скучно. Ну, так что?

— А кто ещё будет?

Элла оценила осторожность и здравомыслие подружки.

— Мы с тобой и Фаиной, Никодимов, ещё Мари, Поль и те двое.

— Никодимов?! Ты спятила? Он же...

— Он сущий маэстро в постели. А сейчас запал на Фаину. Ей тоже интересно полакомиться с чекистом. Это ж такая экзотика!

Ева несколько секунд осмысливала информацию.

— Значит, если он с нами и при нас... то потом... Ну, ты и интриганка!

— Вот именно. Только не трепись кому попало.

— Ясен пень. Но ты крутая!

— Круче только яйца. Значит так: завтра в полшестого на парковке. Минибус  с русалкой и дельфином узнаешь. Пока доедем, рассветёт. Джеффри с Ганешем будут уже там, у водопадов.

Когда все экскурсанты заняли свои места, Элла с удовольствием считала эмоции присутствующих. Радостное удивление Мари и досаду Никодимова.                                               
Ну, вот какого чёрта она притащила с собой эту циркачку?

Никодимов дёрнулся было к выходу, но остался. Дураком он не был и ставить себя в дурацкое положение не стал. Остался на месте. Задумался. Вот оно что! Она же ничего не делает “просто так”. Все её спонтанности имеют точно определённую цель просчитаны на много ходов вперёд.  И что же ей, в таком случае нужно? Господи, как же просто! Она сомневается в надёжности обещаний, выбитых из него тем сумасшедшим вечером. Правильно сомневается. Богема, она и есть богема. Всё среди своих. “Кому надо” просмотрят фильм — он искренне пожалел советских зрителей — и отправят папку в архив. Никому ничего не будет. А даже будет? Смешно. Ему лично. До этой, как её? Да, Евы. Воистину, Бог сотворил человека и увидел, что ему хорошо, и сотворил женщину. Вот эту самую Еву. Вот потому-то именно её. Что она вытворяет на съёмочной площадке! Её французские коллеги хватаются за сердце и давятся слюной от зависти. Запугать такую — даже думать нечего. Да, всё очень просто, проще некуда. И что? Будем держать своё честное офицерское. Он так и собирался. Накропать в отчёте на следующую звёздочку — не проблема. А вдруг не хватит? Ну и хрен с ней. От этой фантастической киноэкспедиции он уже получил столько, что хоть золотые эполеты — не променял бы. Ну, что мы имеем в итоге? Она просто подстраховалась. Сам бы так поступил.

С этой мыслью он вынырнул из глубочайшей задумчивости и встретился взглядом с Эллой. Она очень мило улыбнулась и подразнилась язычком. Всё она с его рожи прочитала, чертовка! Никодимов ответил широчайшей улыбкой и поудобнее устроился в кресле.

 

— Все пришли? О’кей! Едем знакомиться с чудесами нашей природы и сливаться с ней всеми возможными способами.

 

— Боже мой, это же просто немыслимая красота! Уже сколько было выходных, а мы всё торчим в этом скучном городишке.

Ева даже расстроилась.

— А ведь никаких проблем. Вторая профессия  мисс Гринфорд — экскурсовод.
Товарищ Никодимов, вам бы следовало написать докладную на имя вашего шефа о серьёзных упущениях в работе нашего кульмассового сектора. Люди от скуки с ума сходят, просиживают в разных чуждых нам злачных местах, вместо того, чтобы повышать свой культурный уровень.

— Так тебе и надо, сукин сын. Я про тебя такое напишу. - подумал Никодимов, а вслух ответил:

— Непременно, Элла Феликсовна, непременно. Я очень постараюсь.

 

Джеффри с Ганешем были уже на месте.   
Когда все перезнакомились, Ганеш предложил двинуть дальше.

— Не исключено, что тут скоро может оказаться толпа туристов. Поедем к “Трём подругам”.

— Хочешь сказать, ту дорогу уже открыли?

— Ну да! Правда, пока начальство чего-то там не подписало, там закрытый шлагбаум, но это не для нас, сами понимаете. 

Узкая долина или, скорее, ущелье, заканчивалась у подножия горы с тремя водопадами. Три радуги одновременно висели в перенасыщенном влагой воздухе. Фантастически роскошная зелень, головокружительные ароматы и птичий хор дополняли картину безудержного буйства жизни.

— Господи, такого же не бывает! Такого не может быть!

Глаза Евы блестели от слёз.                       

— Ой, какая прелесть!

Она сняла с ветки змею благородной бордово-чёрной окраски. Змея тут же обвила руку и  поползла по нёй вверх. Двушка засмеялась и щёлкнула её по носу. Красавица рептилия обиделась, зашипела и сделала вид, что вот счас каак укусит!

— Надо же, как самый обыкновенный уж.

Ева ещё немного поиграла со змеёй и вернула её на ветку..

— Ладно, гуляй, красотка. 

Чёрные раскосые глаза уставились на ошарашенных свидетелей её забавы.

— Вы чего это… такие? Фаина же сказала, что тут все змеи неядовитые. Эта — крошка совсем, в ней и метра нет. А я в цирке в номере с питоном ассистировала.

— Вот бы сюда художника.‐ выговорил Никодимов. – Написал бы картину на свежий сюжет: «Ева в раю укрощает Змия».

— Согласна позировать. Но, черт побери, нам обещали слияние с природой! Чур, я буду Маугли. Эээ, нет. Я буду бандерлогом. Разрешаю на себя охотиться. 

Ева  сбросила майку, шорты, огляделась,  допрыгнула  до какой-то ветки, подтянулась на одной  руке и исчезла в густой кроне. Оттуда донеслось:

— Вы тоже сливайтесь. Не буду вас смущать. Если соскучитесь, попробуйте меня поймать. Кто поймает, тому дам очень вкусный пирожок. А я пока тут, наверху погуляю. Ой, как тут интересно!

О ней вспомнили не скоро, а, когда вспомнили, забеспокоились. Конечно, особо опасных тварей тут нет, но влажный тропический лес — это влажный тропический лес. Всякое может приключиться.

Джеффри наконец заметил какое-то шевеление в листве,  подобрал с земли маленький камешек и запульнул в обнаруженную цель. Из переплетения ветвей вывалилась и повисла на длиннющем хвосте довольно крупная черно-бурая обезьяна. Вид у нее был совершенно обалдевший.                            
Похоже, она мирно дремала на дереве, когда в неё попал метательный снаряд. 
Через секунду она пришла в себя, раскачалась на хвосте, закинула себя внутрь кроны и с паническими воплями умчалась подальше от этого страшного места.

Вся компания покатилась со смеху. В самом прямом смысле: хохотали до упаду.

— Ох, сил моих нет. - простонала Элла. Как она ухитрилась такое отмочить?

— Она же циркачка. Сказала, что превратится в бандерлога. И превратилась. Охахахаха!

— Ладно. Повеселились. Но где она сама-то?  Ганеш, ты чего ни будь смыслишь в переселении душ?

Индиец вздохнул:

— Покойный дедушка Кришнан смыслил. Я, увы, никак. Придется её искать. Нас на это не хватит. Придётся связываться с Управлением.

Парень был расстроен беспредельно. Дело вполне скандальное. Даже, если пропажа найдётся живой и здоровой, им с Джеффри головы не сносить. А ведь так хорошо начиналось. И другого выхода нет.

Элла отлично поняла его переживания и предприняла последнюю отчаянную попытку. Глубоко вдохнула и заорала во всю мощь своих могучих лёгких:

— Евааа!!!  Арымбаеваааа!!!

Не успело успокоиться эхо, как Ева отозвалась спокойным, но крайне недовольным голосом.

— Ну тебя, оглушила совсем. Чего ты так орёшь? Нельзя поесть спокойно?

Все моментально обежали микроавтобус и там обнаружили пропажу, с аппетитом уплетающую сандвич, запивая Кока-Колой.

— Ох, выпороть бы тебя линьком с узлами, как полагается на флоте.

— И сорвать съёмки? Знаешь, на сколько застраховано безупречное состояние моей задницы? Кошмарные деньги.

Все успокоились. Жива, здорова, чувство юмора на месте. Посыпались вопросы.

— Как там тебе показалось наверху, среди бандерлогов?

— Скучно. Дрыхнут они все. Эту макаку я тоже видела. За что вы зверушку обидели, поспать не дали?

— Это не макака. - вставила Фаина.

— Тебе виднее, я не специалист. А  вы все такие потешные сверху. Но я привычная смотреть на публику свысока. Да, кстати. Элла, пару слов на ушко. 

— Через часок-полтора двигаем в город. - объявил Джеффри из кабины джипа.

— Без проблем. Чёрт, ну и денёк! Где эта сладкая парочка, леший их задери? Час от часу не легче.

Никодимов разволновался всерьёз. Эти пацаны даже в самом худшем случае отделаются испугом... А вот ему лучше самому удавиться.

Элла не дала разгореться страстям.

— Я знаю, где они. Догадываюсь. Развлекайтесь дальше. Не надо меня провожать, сама управлюсь.

Когда она отошла метров на двести, Джеффри с Ганешем переглянулись, и Джеффри последовал за ней бесшумной походкой егеря. Путь оказался недолгим. Минут через двадцать она сошла с асфальта и углубилась в лес. Стало ясно, куда она направляется.

 Элла наблюдала за происходящим с — как пишут в газетах — с воодушевлением и чувством глубокого удовлетворения. Невысокий выступ скалы позволял наблюдать, оставаясь невидимой. Даже шум водяных струй не мог заглушить звуки, издаваемые влюбленными. “Ещё одна Учительница” — с гордостью подумала она о себе.

  . 

                                       * * *