EN
Старый сайт
М Е С Т Ь
Лидия Михайловна лежала, закрыв глаза, на диване и страдала. Жизнь в ее представлении потеряла всяческий смысл. У Миши опять ночевала давешняя девица. «Нет, какого, задвижку приделал в своей комнате, не спросясь, не познакомив с родителями, а если она, не дай Бог, иногородняя? - Лидия Михайловна тяжело и надсадно зарыдала. - Тогда придется прописывать, ну пиранья, все они акулы, так и норовят втереться в доверие. Этому инфантильному дураку запросто попасться на крючок какой-нибудь стерве. Я ему всю жизнь посвятила, всем жертвовала, тащила его, маленького, одна осталась, замуж не вышла. А сейчас прошу, умоляю, даже внимания не обращает, вызвал скорую и ушел. Хорошо соседка дверь врачам открыла. А этот как пришел, так и заперся у себя и разговаривать не захотел. Потом правда плакал, прощенья просил, да что толку, ночная кукушка всегда дневную перекукует. Вчера опять привел, решил, что я спать легла. Спасибо, хоть ушла рано, но я все вижу, даже запах в ванной чужой и ложка не на место положена».
Затрещал телефон. Звонила старинная приятельница. Лидия, рыдая, взяла трубку.
- Дорогая моя, - промяукала трубка. - Хочешь, я приеду? Не изводи себя. Что же делать? Похоже, в этот раз тебе спасти его не удастся. Смирись. Ты же помнишь, как я отбивалась от нашей красотки, ничего не помогло. У нас и площадь поменьше, а тут еще ее мамаша днюет и ночует. Хорошо ребенок спокойный. Я вчера подошла к нему, пока никого в комнате не было, совершеннейшая она: представляешь, глазки маленькие, мутные еще, беленький, совсем мне не понравился. Тут эта ворвалась, а я и говорю: это не Женькин, у нас в роду все черненькие, забирайте и уходите. Хотите моего мальчика заставить всю жизнь чужого ублюдка кормить? Нагуляла, и моего дурака отцом изобразила? Я еще потребую все анализы сделать, - а она, представляешь, схватила ребенка и к двери. Я, конечно, не побежала за ней. Вваливаются потом все вместе. Женька на меня как полез, я в свою комнату забилась, кровать придвинула, окно открыла и закричала. Унялся. Но эту бабу, мать ее, я все-таки выжила. Вчера собрала чемодан и отбыла. Еще небольшое усилие, и красотку выживу. Женьку потом просто будет уговорить, что это не его ребенок. Но какова: прописку потребовала, хотя в своих Мытищах прекрасно прописана. Нет, Лидочка, борись. Что хочешь делай, но не допусти, чтобы она внедрилась.
- Я больше не могу. Что за кобель, сорок стукнуло, думала уймется, поверишь, вся жизнь в борьбе. И травилась, и в больницу ложилась. Разве я против его счастья? Сколько раз я его с приличными девочками знакомила. Два раза повстречается, и все. И норовит привести какую-нибудь шалаву. Чем ему не понравилась Светочка? Приличная семья. Квартира на Патриарших, папа - зубной врач, собственный кабинет. Видишь ли - старая. А это его шалава - молодая? Вся заштукатурена, не поймешь. Представляешь, я утром у мусоропровода бутылку пустую нашла. У нас на этаже никто не пьет. Я сразу в шкаф полезла, так и есть - две рюмки вымыты. Нет чтобы матери фрукты купить. Я так и не поняла, работает она или нет, какой-то менеджер. Чего они делают, не знаешь? Наверняка не перетруждается.
- Да, наверное, основное их занятие из мужиков деньги выкачивать. А у Наташки что творится? Растила-растила девку, а что получила? «Поезжай, мамулечка, а мы с Сашей потом, может быть, приедем». На хорошую работу, видите ли, устроился. А Наташке одной чужую страну обживать? Ведь она все из-за Катьки затевала. И обрати внимание, ни у кого из наших отношения с детьми не сложились, ведь все мы ради них жили, никто из нас замуж потом так и не вышел, горбатились на нескольких работах, лечили, тащили, репетиторов нанимали, во всем себе отказывали и ради чего? Чтобы он, в результате, нас на какую-то шалаву променял, которая и квартиру нашу оттяпает и сдаст потом в дом престарелых? Ужас. Были бы у нас пенсии побольше. Что ты на 2000 сможешь сделать? Десять раз в магазин сходить? А квартира? А врачи? Ладно, не об этом речь.
Тут Лидия опять разрыдалась и, извинившись, бросила трубку. Долго лежала, уставившись на цветы, вспоминая маму. Это ей за маму достается. Почему-то она всегда себя считала жертвой маминого произвола, постоянно вспоминала, как мама за ней отчаянно следила, никуда не пускала. Отец растворился на просторах Союза, так мать в нее тут же и вцепилась. Встречала после кружков, сидела соляным столбом на днях рождениях, пока к ней не перестали ходить все ее немногочисленные девочки; дальше больше. Со стыдом вспоминала, как в школе прослыла легкомысленной. А что прикажешь делать? В детстве она была очень красивой, и мальчики ухаживали, но матери боялись до икоты. Так и не сложилась у нее личная жизнь. Еще в школе кидалась в каждое приключение, как в последнее, пугая мальчишек и забывая о достоинстве. На первом курсе института вообще убежала из дома, чтобы потом вернуться уже беременной. Мать тогда чуть не убила. На этом личная жизнь закончилась. Маленький Миша приковал ее к дому короткой, звенящей цепью. Денег не было совершенно, но Лида так и не сказала матери, кто был Мишиным отцом, оберегая себя от скандалов. Потом вечерний институт, работа. Мать сидела с маленьким. Дня не проходило, чтобы Лиду не уличили, не пристыдили, не начали воспитывать.
Мише было двенадцать лет, когда умерла мама. Лида растерялась. Всю жизнь она провела в подчинении, теперь надо было как-то собраться и жить дальше. Тут Лида поняла, какой груз несла мать все эти годы: дом, работу, заботу о Мише, о ней. Лида как-то поймала себя на том, что ей не хочется идти домой. Дом был холоден, голоден, грязен. Миша начал отбиваться от рук и торчал большей частью во дворе. Двор же был сильно неблагополучен. Так и тянула его, не позволяя себе болеть и расслабляться. Вырастила, от дурной компании спасла, а значит и от тюрьмы, спасала от армии, от наркотиков. Неужели она не заслужила его любви?
Жалость к своей загубленной жизни накрыла ее черным пологом и закрутила, развертывая перед глазами картины, одна страшнее другой. Пронеслась перед ней и жизнь в доме престарелых. Представила, как она лежит в параличе, заброшенная и всеми забытая, умирая от жажды и голода. И так несправедливо и чудовищно все это ей показалось, что она от ужаса пришла в себя.
Надо было что-то делать, принимать какие-то меры, кому-то звонить, как-то все утрясать. Картина, что она умирает с голоду, заставила ее пойти на кухню и плотно пообедать. За обедом она окончательно уверилась в Мишином коварстве, и, расслабившись от еды, вдруг представила свои похороны, плачущего Мишу, понявшего всю силу своей неправоты, почувствовала его раскаяние и испытала острое удовлетворение. «Мне остается только умереть; пусть без матери покрутится, влипнет в какую-нибудь историю, окажется без квартиры, тогда узнает, как матерью пренебрегать», - подумала она мстительно.
Лида вздохнула и села за телефон, поднимать мамины связи. Все очень радовались Лиде, звали в гости, намеревались приехать сами, но разговоры были безрезультатными. Решение не приходило. Один телефонный звонок все не удавался, никто не брал трубку. Лида заволновалась. Номер принадлежал ее троюродной тетке, о которой она давно ничего не знала. Только вечером, на другой день, телефон откликнулся. Дребезжащий старческий голос прошелестел:
- Кто это? Алло, не слышу. - трубку положили.
У нее отлегло от сердца. Жива. Очень старая. Наверное, за девяносто перевалило, интересно, как она там ... Кто за ней ухаживает? Вообще-то, свинство так забросить тетку, но, с другой стороны, она же не одна родственница, помнится там крутились какие-то женщины, моложе ее.
Лидия перезвонила. Тетка узнала ее, обрадовалась, пригласила в гости. Попутно надавала Лидии столько поручений, что та решила: тетка одинока.
Придя к ней в квартиру, Лидия увидела, что ошиблась, просто чувствовалось недельное запустение, вздохнув, она принялась наводить порядок. Потом долго пили чай с засохшим печеньем и свежим клубничным вареньем. Тут Лидия, не сдержавшись, выложила ей свои, так тщательно скрываемые, проблемы. Тетка была немощна, но склерозом не страдала. Она слушала, прикрыв глаза, покачивая головой, долго рассматривала свои артритные ручки, крутила свободно сидящие кольца, исподволь бросая на Лидию быстрые, совсем не старушечьи взгляды.
- Классика. - пробормотала она с удовольствием, потом прикрыла глаза и замолчала.
Лидия вначале сидела тихо, потом начала нервничать.
- Ну, и что ты хочешь предпринять? Я же вижу, твоя голова просто распухла от планов мести. И ты пришла посоветоваться, какой выбрать? Семейка... - последнее тетка проговорила в сторону, сквозь зубы.
- Я ведь для него на все готова, я его вырастила, выходила, от армии спасала..., - выкрикивала Лидия сквозь рыдания, - а он, а я, а она... - захлебывалась Лидия.
Тетка опять прикрыла глаза, пережидая Лидин приступ.
- Неужели это последнее, что мне предстоит в жизни? Несправедливо! - тетка подняла глаза к потолку. Потом посмотрела на Лидию и кивнула в сторону письменного стола. - Принеси мне папку.
Взяв папку, она долго шуршала обветшавшими листочками, затем вытащила два и протянула Лидии.
- Переписывай.
- Что это?
- Ничего криминального. Вначале один почитаешь, и он от этой девицы отстанет, силы мужской на время лишится, потом другой, все и восстановится. Я сколько раз все это со своим мужиком проделывала: начнет гулять - я ему раз, - он и уймется, опять все в порядке. У них условный рефлекс быстро вырабатывается. Неприятно только, что с ребенком опыты проводить будем. Это уж на твое усмотрение. Был бы любовник, за милую душу, а дитя - не знаю. Как-то не по Божески. Хотя, судя по твоему поведению, ты-то на все готова, отравишь девчонку, возьмешь грех на душу, ты же, как и твоя мать, ревнивая и властная. Парень страдает за твои грехи, а не за свои. Ты ведь матери своей мстишь, роду своему, ну, истребишь сейчас идею продолжения рода, и что? Ты то свой век дотянешь, может и парень твой тебя еще простит, но род не простит, нет. Ладно, переписывай, - вздохнула она, - потом объясню, как пользоваться.
Лидия подсела к столу, вытащила из какой-то пачки чистый лист и принялась писать. Тетка сидела, прикрыв глаза, и курила.
- Тетя, зачем ты куришь? Ведь вредно тебе.
- Я по договоренности, - лукаво сощурившись, произнесла тетка. - Мы с врачихой подписали договор, я обещала ей оказать кое-какую услугу, а она взамен - разрешить мне курить, когда уже близко подойдет. Вот уже неделю курю.
В этот момент в дверь позвонили, и сразу послышался скрежет ключа.
- Явилась, - обрадовалась тетка. - На неделю меня бросила, совсем грязью заросла, - пожаловалась она вошедшей женщине.
- Я помню, что у вас сегодня врач, вот и примчалась. Хотела вчера приехать, что-то с электричками случилось, все отменили. Говорят, какое-то крушение было, одни товарняки шастали, - быстро рассказывала вошедшая женщина, одновременно поздоровавшись с Лидией, утаскивая со стола пустой чайник, хлопая дверцей холодильника, и вытаскивая из теткиных рук почти докуренную сигарету. - Договорились ведь, что до конца не докуриваете. А то больше не куплю.
«Значит, не придется к ней таскаться, слава Богу», - подумала Лидия.
- Много сперли? - поинтересовалась тетка.
- Ой, много. Все. Почти все, - поправилась она. - Видно бомжи. А что не сперли, то разбили. Бить-то зачем? Банку с вареньем расколотили и вместе со стеклами на кровать, и так все. Как я там жить буду, непонятно. Соседка говорит, местные. И что им не живется! Работы, правда, нет; пьют и нюхают дрянь какую-то. В деревне грязь, очень бедно живут.
- Ты у нас богачка, ладно, дам отворот, найди в папке.
Раздался еще звонок.
- Врач, - обрадовалась тетка. - Ты Лидия иди, потом договорим, в следующий раз перепишешь. Я на вынос не даю. Пока с первым разберись, читай на ночь, чтобы он слышал, еще лучше наговори на еду и накорми его. Через неделю подействует. Спасибо, что продуктов принесла. Денег не предлагаю, у самой нет. Да и заговор что-то стоит. Позвони мне через неделю и опять приходи, допишешь остальное. Сейчас-сейчас, присаживайтесь, - в сторону врача, - Шура, чаю нам организуй, чувствую себя препаршиво, магнитная буря видимо.
Лидия торопливо дописала лист с первым заговором, второй отдала подошедшей Шуре. Та положила его в папку и спрятала в стол.
Дома она долго размышляла, вспоминала справедливые теткины слова, и твердо решила отказаться от отворота, но в девять часов хлопнула дверь, и Лидия поняла: Михаил пришел не один. Она заперлась в своей комнате, включила телевизор, выпила валокордин, и попыталась заснуть. Сон не шел. Она вытащила листочек с заговором и начала его изучать. Текст показался ей довольно бессмысленным. Тяжелее всего оказалась надобность креститься, и регулярно говорить «АМИНЬ». Атеистически воспитанной Лидии, это казалось непреодолимым препятствием. Она даже не знала, как креститься. Несколько раз размашисто тюкала себя в лоб и грудь, потом рука тормозила в растерянности, что вначале - правое или левое плечо. Она решила отложить эксперимент и сходить в церковь, понаблюдать, как ведут себя там.
За стенкой все было тихо. Лидия, как мышь, просочилась в коридор и заглянула в кухню. Никого. Облегченно вздохнув, она забежала в туалет, затем, более смело, вошла в ванную, чтобы принять душ. Через час она уже демонстративно хлопала дверью, и подпевала включенному радио. Вдруг дверь в Мишину комнату открылась, и оттуда раздался крик с требованием выключить радио. Лидия влетела в его комнату и с удивлением обнаружила, что сын один.
- Невозможно дома находиться, - раздраженно прокричал Михаил.
- Я не знала, что ты пришел. Заглянул бы ко мне, поздоровался, а так, откуда я знаю, дома или не дома...
- Не темни, мать, ты прекрасно все знаешь, просто решила мне жизнь испортить. В последнее время, что не по тебе, сразу начинаешь. Не удивлюсь, если ты что-нибудь мне или Катьке подсыплешь. Не бойся. Съеду я, правильно говорят, что ирландское рагу делать из семьи нельзя.
Лидия почувствовала себя уязвленной. Она расправила плечи, набрала побольше воздуха и пошла в атаку.
- Ты хочешь моей смерти.
Миша заткнул уши, повернулся на бок и накрылся с головой одеялом. Лидия поняла, что проиграла и вышла, гордо подняв голову.
Через пару дней ситуация накалилась до предела. В квартире от ненависти потрескивал воздух, казалось, еще одно слово и потекут электрические разряды. Времени на обдумывание не было. Находиться вместе стало невозможно. Михаил приходил глубокой ночью, а несколько раз вообще не ночевал. Лидия сидела всю ночь на кровати, прижав к животу подушку, и напряженно прислушивалась к звукам на лестничной площадке. Под утро она засыпала, просыпаясь, как от толчка, каждые пятнадцать минут. Открыв глаза, она уже умирала от усталости и лежала, медленно проваливаясь в черноту. Как-то утром Лидия решительно прошествовала на кухню. Миши не было вторые сутки. Она принесла с собой затрепанный лист, положила его на стол и стала читать. В тексте совершенно отсутствовал смысл и Лидия начала его заучивать, как если бы он был на неизвестном языке. В середине дня она могла уже повторить примерно половину, к вечеру, смирившись с многочисленными «Аминь», проговаривала уже весь текст. Бормоча его про себя, сходила в магазин, купила курицу и приготовила из нее Мишино любимое блюдо. Оставив ее на плите, она затаилась в комнате. Затем, спохватившись, вбежала в кухню, быстро проговорила над кастрюлькой выученный текст и убежала обратно. Миша пришел поздно. Лидия, выглянув из приоткрытой двери, зашептала:
- Объявляется перемирие, мы оба устали, кушай и ложись.
Миша подозрительно покосился на мать, хмыкнул и пошел на кухню. Там он долго гремел посудой, потом раздался шум спускаемой воды, и все затихло. Переждав еще часик, Лидия вышла в кухню. Следы Мишиного пиршества присутствовали повсюду. Она помыла посуду и пошла спать.
Прошла неделя. Мрачный Миша приходил поздно, запирался в своей комнате и с матерью не разговаривал. Лидия, затаившись у себя, выжидала. Вторая и третья недели не принесли ничего нового. С подругами Лидия по телефону не общалась, да и подруги стали ее раздражать. Безрадостно прошел месяц. И тут Миша, впервые за долгое время, не ушел с кухни, когда туда вошла Лидия. Она поразилась, глянув в несчастное, похудевшее лицо сына. Лицо стало серым, безжизненным, яркие глаза - запавшими, красными и больными. Волосы потускнели, фигура согнулась, и весь он выглядел лет на тридцать старше. Он казался отцом Лидии, но никак не сыном. Лидия закричала, как раненая тигрица. Миша никак на ее крик не среагировал и молча сел в угол на табуретку. Лидия схватила его за плечи и стала трясти.
- Ты заболел? Что с тобой? Чем она тебя заразила? Сволочь! - выла Лидия. - Я так и знала, что добром это не кончится. Где она? Она у меня узнает!
- Не кричи, - тихо и равнодушно проговорил Миша. - Она уехала, далеко. Больше к нам не придет.
Он опустил голову на стол и беззвучно заплакал. Только теперь Лидия поняла, что такое боль. Все ее прежние страдания были маленькими неприятностями на фоне той жуткой боли, которую она ощутила, глядя на плачущего Мишу. Она схватилась за сердце и тяжело опустилась на стул. Миша равнодушно поднялся и, не вытирая слез, вышел из кухни. Лидия сидела в полной прострации. Впервые она не понимала, как реагировать. Сердце немного отпустило. Она робко подошла к двери Мишиной комнаты и прильнула к щелочке. Миша лежал на кровати и безразлично смотрел в потолок. Лидия, прижав руку ко рту, попятилась и села в прихожей на сундук. Она стала перебирать в памяти имена знакомых врачей, начала соображать, сколько для этого нужно денег, потом обессилено откинулась, прислонившись к стене, и стала тихонечко подвывать. Она поняла, что произошло, и кинулась к телефону, но у тетки трубку никто не брал. Едва дождавшись утра, оделась кое-как, и побежала к метро. Добравшись до теткиного дома, вместе с почтальоном миновала входную дверь с кодовым замком и начала названивать в дверь. Никто не отзывался. Тогда она, в панике, начала нажимать звонки соседних квартир. В одной, дверь открыла старушка, но про тетку ничего вразумительного сказать не могла, вроде никто не умирал, врачи не приезжали, где Шура - не знает, квартира ее пустует. Лидия обессилено привалилась к подоконнику. Все. Упустила тетку. А если дверь взломать? Но где гарантия, что папка там? Что ее не взяла Шура? Она попросила у старушки клочок бумаги и ручку, написала две записки и сунула их в двери Шуры и тетки.
По дороге домой, Лидия зашла в салон магии. Приняла ее милая пожилая дама. После того, как плачущая Лидия ей все рассказала, дама, посмотрев на нее с жалостью, объяснила, что ни один маг, чародей, колдун или экстрасенс помочь ей не смогут, надо искать второй листок, со снятием заговора.
Дома она обнаружила, что Миша на работу не пошел, дверь в его комнату была плотно притворена. Лидия разделась, выпила чаю и решила прилечь, неладно было с головой. Но, переступив порог, внезапно рухнула на колени и, обливаясь слезами, начала молиться. Она не знала слова молитв, она даже не понимала, к какому Богу следует обращается, она вспоминала всех, особенно Ярило, справедливо полагая, что заговоры - это по его части. Она билась головой об пол и так, на полу, обессиленная, заснула. Проснулась она через два часа, растерла затекшую ногу и почувствовала, что надо проведать Мишу. Он лежал в той же позе, но теперь диван был усыпан пустыми пачками из-под лекарств. Лидия начала его трясти, но Миша безвольно падал каждый раз, когда Лидия разжимала руки. Вызвала «скорую». Приехавшая бригада не очень церемонилась с Мишей, но благодаря ее стараниям, он зашевелился и открыл мутные глаза. Врач деловито собрал пустые упаковки, засунул в пакет, закрыл Мишу одеялом и послал фельдшера за носилками. В машине Лидия не отпускала Мишину руку, и врачу пришлось приложить немало усилий, чтобы оторвать Лидию от сына, когда того забирали в приемный покой.
Начались ее бдения в больничном парке. В больнице был карантин, посетителей не пускали, она совала деньги в любой подставленный карман, чтобы хоть на минуту увидеть сына. И чуть было не пропустила Шурин звонок. Шура приехала вытащить почту и увидела записку. Передавая привет от тетки, она продиктовала Лидии свой новый адрес, объяснив, что тетку она забрала с собой.
Лидия, как во сне, пришла, переписала текст, и, не говоря ни слова, уехала. Теперь, сидя в парке и не отрываясь глядя на окно палаты, твердила заговор. Все передачи были ею зашептаны. Она, не стесняясь, в редкие минуты свиданий, почти выкрикивала заветные слова. Больные и персонал смотрели на нее с жалостью и презрением. Она забывала причесываться, ходила в разных чулках, застегивалась не на те пуговицы, и что-то постоянно шептала. Но что удивительно, Миша стал набирать в весе, порозовел, глаза у него засияли и он начал ухаживать за дежурившей в отделении медсестрой.
Когда он выписывался, Лидия пришла в норму, начала опять следить за собой и заниматься домом. Медсестру она встретила, как потерянную и вновь обретенную дочь, смотрела на нее с умилением и никак не прореагировала на робкое Мишино заявление, что девушка из Твери и живет здесь в общежитии. Все скандалы прекратились, и известие, что Миша решил жениться, она приняла как подарок.
Лидия еще заговаривалась. Особенно пугалась она, когда, выходя на улицу, начинала громко разговаривать сама с собой. К лету это стало проходить, и поэтому нянчить ребенка ей уже доверяли.
Однажды, гуляя со спящей внучкой, она выбросила в урну два обгорелых листка.
Мстить было некому.
* * *
Вайнер Ирина 
Стефанюк Cтанислав. 
Исаков Саади 
Киров Николай 
Андерс Валерия 
