(Этот рассказ - продолжение темы, начатой в рассказах "Учительница" и "Экзамен".)

Первые два курса мединститута – это сплошная теория. Собственно медицинские – это нормальная анатомия, гистология, фармакология, патанатомия и патофизиология. Не так, чтобы очень много.

Учитывая убогий уровень физики с ещё более убогой математикой, вполне себе простую химию и биологию, английский – намного ниже, чем был у нас в школе – все эти нужные и полезные дисциплины не отнимали много времени. Интересными и новыми были анатомия и гистология. Но и тут... Возня с проформалиненными учебными покойниками не шибко приближала к познанию реального строения тела, тут больше давал действительно шикарный атлас Синельникова. Но экзамен-то сдавать всё-равно по этим бурым ошмёткам. Приходилось тратить на них время.

Гистология оказалось интереснейшей штукой. Вот только эти рисования в альбомах... Понятно, для чего они нужны, но... я развлекался тем, что прятал в рисунках микропрепаратов разную смешную чепуху. Интересно, различали  её преподы при проверках работ? Сие осталось неведомым.

Лекции – это была благодать. Нафиг они вообще нужны, если пересказываются учебники? Но лекции - это были те блаженные часы, когда можно было полностью погрузиться в то, что было мне по-настоящему интересно. И кому какое дело, что именно я читаю и на каком языке? Почти все занимались чем-то своим.

Но теория - теорией, а без практики ничему толком не научишься. И сколько бы я ни лазил на изумительное древо жизни по имени Ольга, какой бы великолепной артисткой и учительницей она ни была, без практики мои знания были беЗценны, именно в том смысле, что цены у них не было. Цена определяется пользой, а польза от кучи информации, которой не пользуются, нулевая. Да, Ольга нашла у меня способности к игре на человекофоне, что и подтвердилось в истории с Мариной и матерью её, но дальше? Дальше надо учиться играть. Даже игру на простенькой дудочке можно освоить, только имея в руках эту самую дудочку. Как писал один профессор, «можно намертво выучить по книжке устройство лошади и седла, а в подходящий момент оседлать корову».               На родео это было бы шикарно! Но я готовился к гораздо более серьёзным делам, в которых ошибки бывают не смешными, а страшными. Значит, нужно много упражняться на реальных «дудочках» в реальных условиях.  И делать это абсолютно незаметно.

Если самое обычное общение позволяло сколько угодно совершенствоваться в чтении идеомоторики и прочих сообщений о самих себе, рассылаемых людьми во все стороны – только успевай принимать – и в незаметных манипуляциях вроде НЛП и цыганского гипноза, то совершенствоваться в рукодействии...  Некоторые приёмы надо уметь выполнять  именно незаметно. Всякие там «случайные» прикосновения, спотыкания с хватанием и прочее требуют до автоматизма наработанных навыков. А их незаметно не наработаешь. 

Решение оказалось очень простым.  Мама организовала справку об окончании курса массажистов, причём совсем не липовую. Я сдал самый настоящий практический и теоретический экзамен, а поскольку уже знал и умел  гораздо больше, чем требовалось по программе, ничья совесть при выдаче и получении этого документа не пострадала. А Ольга устроила меня на полставки массажистом в профилакторий химкомбината. Таким образом я получил абсолютно законный доступ к телам, а поскольку нигде не написано, что работать можно только молча, то и к душам человеческим. Для их же – тел и душ – пользы. Прибавка зарплаты к повышенной – аж целых пятьдесят рублей – стипендии тоже была совсем не лишней.

Вот теперь «мощный высокооборотный двигатель», обнаруженный Ольгой в моей башке, работал с оптимальной нагрузкой, а моя Учительница отметила, что Контика становится всё меньше.

- Сейчас у тебя начинается опасное время. Ты и раньше был не такой, а сейчас ты уже Другой. (Она выделила голосом заглавную букву.) И это необратимо.

- Мы уже это обсуждали. В чём дело, Оль?

- Ты будешь хорошим врачом. Но чтобы им быть, надо им стать. Могут не дать. Пока идёт только теория, тебе сходит даром способность брать одним взглядом страницу, фотографировать таблицы зрительной памятью и получать «автоматы», переводя английский на латынь. А вот пойдет клиника, там хреново тебе будет. Вот представь себе ситуацию, когда при тебе заведомо гробит больного тупой доцент. Не киношный, самый настоящий, чтоб ему! А ты видишь, чувствуешь, знаешь! А кто-ты такой? Студент, блин. Мне в моём Химтехе было легко. Ладно, будем учиться мимикрии. Иначе не выживешь. Мне бы тебя только до диплома довести. А там ты всем... Доведу! Дотянем, Контик. Нет. Пусть они тянут. Ты полетишь. Лопоухий Контик продолжает метаморфоз. Из куколки вылупится  крылатый Змий.  А он с ушами не бывает. Начнём с невидимой помощи.

- Предлагаю модель. Я сам себе двойник.

- Поехали.

***

- Ты остался один без комсомольского поручения. Один на всю группу!

- Танечка, а когда мне заниматься этими поручениями? Я же ещё почти каждый вечер работаю. На работу далеко езжу, между прочим, больше часа в один конец. Учебники в трамвае читаю.

- С такими родителями тебе на жизнь не хватает?

- Не хватает. Мужчина должен сам зарабатывать, а не клянчить у родителей полтинник на кино. А я ещё фотографией занимаюсь. Не самое дешевое хобби.

- Так что ж  ты не с ребятами на станции? Они там меньше времени тратят, а больше зарабатывают. С твоей мускулатурой только мешки и ворочать, а не тёткам задницы разминать. Тёпленькое местечко по блату мамочка подыскала, лёгкое и непыльное. Ручки боишься запачкать, чистоплюй!

Так, кто и почему тебя так накрутил? С большим скрипом ты, девонька,  эту накрутку отрабатываешь. Ты свои аргументы вспоминаешь, они у тебя выученные. Где и кем я работаю – откуда тебе известно? Я на эту тему не болтаю. Кто-то из клиентов-пациентов? Брака в работе у меня пока не было. А клиентки-пациентки? Только благодарности.  Одна была медсестра. Черррт!

Я просто разрядил ей триггерные точки, и вся её многолетняя «фибромиалгия» испарилась, оставив сухой осадок в виде маскированной депрессии. Не так, чтобы очень серьёзной. И с ней я справился, спасибо дедушке Райху, спрятав его приёмы в простом оздоровительном массаже. Растяпа! Она же медсестра в неврологии! Вот в какой? Ей прописали физиотерапию, а она, во всём разочарованная, пошла к красивому массажисту. Не пользы ради, так хоть какого-то удовольствия для. Так что, мне её было - не лечить? Вот они, Олины опасения, во всей красе и реальности. Medicus medici lupissimus.

- Тань, дай руку.

Не дожидаясь ответа,  взял её за левую кисть и своей правой скользящим движением поднял свободный рукав халата до плеча. Вернулся вниз и, теперь уже с замедлением – по внутренней стороне, почти до подмышки. Да, так оно и было. А то, что есть...

- Что ты... вытворяешь?

- Представь себе, что то же самое проделала мозолистая рука пролетария? Как нам заправляли про глаз орла, сердце льва и руки женщины? Только не уточнили: какой женщины. Шпалоукладчицы? Или такой, знаешь, в оранжевом жилете?

Я повторил свои движения с секундными задержками в нескольких местах и успев подстроиться под её дыхание.

- Ты  бы пришла в восторг. Я просто уверен. Мои руки – мой рабочий инструмент. Землекоп, и тот свою лопату не даст испортить.

Отпустил её, отталкивая, но в последний момент, на вдохе, слегка потянул к себе.

- И имей в виду. На третьем курсе, на пропедевтике, нам будут давать понятие о массаже и физиотерапии. Если предусмотрят показ на натуре, если дадут попробовать, узнаешь, как это легко – тёткам задницы разминать. На сколько минут тебя хватит.

Ох ты, какая розовенькая. Как у тебя диафрагмочка гуляет. Теперь контроль.

- А чего ждать? На, вот просто прощупай промежуток между ульной и радиусом. И чтоб мне не сделать больно. Ну как, уже взопрели озимые? По-настоящему не достала. А мне приходится пользовать работяг – не мне чета. Гризли отдыхают. Как впечатление от лёгкой непыльной работы?

Спустил на место её рукав. Слова мне уже не нужны. Руки всё передали.

- Марк. Ты...

- Всё и всем понятно.

Её науськали устроить скандальчик в толпе, чтоб зрителей-свидетелей побольше. Как хотели, так и получилось. Только не то, что хотели.

- Да, это долбанное поручение. Назначь меня культмассовым сектором. Вместо Валерки. От него всё равно никакого толку, а я через... ну, в общем, билеты будут на всё. И несколько лекций о музыке: в неформальной обстановке, в моём исполнении и под звук с приличной аппаратуры. Лады?

- Марк, спасибо.

- Пожрать не успеем! Рысью в буфет!

 Оля права: гармоничное сочетание нахальства, кубатуры и мускулатуры  есть нечто большее, чем простая арифметическая сумма этих счастьев. Дружески приобняв Таню за плечи и прижав её к себе, я прорезал толпу, как ледокол «Ленин» - полярные льды, и причалил к прилавку.

- Берём пирожки с котятами и «Байкал». Всё остальное здесь вредно для здоровья. Или бесполезно. Это в лучшем случае. А тут, по крайней мере, белок и экстракты природных адаптогенов.

Применив вышеуказанную триаду, организовал места за столиком.

- Природных... ад.. чего ты там сказал?

- Адаптогенов. Веществ, помогающих организму на тернистом жизненном пути. Слушай, ты если читаешь на лекциях, так хоть не Ахмадулину. От неё никакой пользы ни в настоящей, ни в будущей работе. Ешь давай! Этот придурок с его фронтальными проверками. Потом поболтаем.

«Потом» случилось через несколько дней, когда каша в Таниной голове, уже достаточно сварилась. Я так старательно выцеливал своей «пушкой» кошку, охотившуюся на голубей, что Таня налетела на меня, ну совершенно случайно, и чуть не побила нежный объектив.

- ... твою мать! Не видишь, куда прёшь! Ой! Это ты, Танечка!  Прости хама. Но это уже не первый раз. Раззявы чертовы! Я на этот объектив полгода копил и в Москву за ним. Он только в «Юпитере» на Калининском бывает. Ладно, сегодня не мой день. Нам в одну сторону. Пройдёмся. Секунду, только оптику упакую.

- Знаю, что там лаборант нужен. А в третьей городской – аж два. И в газету – фотокор. Свободный график, гонорары. Но я лечить люблю. В юннатском кружке выхаживал всё, что заболело. Черепахе на разбитый панцырь такую металлоконструкцию соорудил – выжила старушка.  И люблю делать приятно. Это редко, чтоб и полезно, и приятно. И самому полезно и приятно, хотя и тяжело. Но это такой кайф!

- От чего кайф? От потных работяг с радикулитом? От сморщенных старух?

- Ну, там не только такие. Уж тебе-то не знать.

Могла бы и не спотыкаться.

- Но и от них тоже. Была в «Драматическом» на «Всем богам назло»? Сходи. Там хирург говорит: «Мне приходится делать людям больно, чтобы потом им было хорошо». А я вот больно не делаю, а им всё равно потом хорошо. И мне хорошо от того, что им хорошо.

- И от трёшки в кармане тоже хорошо.

- Танечка-лапочка, мне ничего не стоит разыграть из себя оскорблённую невинность. Но вот хрен вам в нос!  Передай этому наодеколоненному в золотых очках с простыми стёклами, который тебя настропалил, что я получаю только законную зарплату. Только и исключительно. Это же каким тупым надо быть, чтоб совать мне четыре раза одну и ту же бумажку с оторванным уголком и кляксой на гербе, и не видеть, что она одна и та же! Неразменный трояк, блин. Пусть поищет себе «казачков» похитрее.

- Ну, при чём тут...

- А при том, что я не дурак и понимаю, что ошибаются все. Humanum errare est, как мы недавно зубрили. И он тоже humo вроде. Пока ещё. Потные работяги, мать его! Не надо брезговать людей в руки брать. Без перчаток. Так можешь и передать. Пусть лучше своему персоналу пасть заткнет. Мне нет никакого интереса звонить на всю Ивановскую. Я своё место знаю. Студент – подработчик. Всё!  Свободна.

- Марк.

- Мне его слава не нужна. Не нужен враг. Я его боюсь. Он эту бабу потому на массаж послал, что отлично во всём разобрался и знал, чем ей помочь. Но не доцентово же это дело - жопы разминать. На то есть простые исполнители. А орден за победу законно получает генерал. Вот так точно и передай. Записать? Именно точно!

- Поняла и точно запомнила. Но Марк, я о другом.

- Спорим, угадаю, о чём? Вот, взял почитать по дороге. Перебьюсь разок. Только не замотай. И бога ради, не трещи при всём честном народе. На все твои вопросы я отвечу, но в тишине и наедине. Ну, такой я скромный и застенчивый. Всё, держи. Это моя «девятка». Пока!

***

- Это не для меня. Хотя очень интересно. Я даже не подозревала, что в простом деле такие глубокие сложности. Неужели ты всё это крутишь в голове, когда работаешь.?

- Нет, конечно. Всё уже прокручено и перешло в руки. А что там такого особо сложного? Не сложнее, чем играть на фоно. Правда, нужна физическая сила. Но не всегда. Важнее правильно чувствовать.

- А...

- Неужели это так приятно? Да. Ни разу не пробовала? Попробуй, оно того стоит. Последняя глава? Угадал.

- Ты страшный человек. Читаешь мысли.

- Да, вот такая я сволочь. Успокойся, мысли не читаю. Это невозможно. Просто здравый смысл и оценка ситуации. Можно. Только не знаю, когда.

У меня всё расписано на месяц вперёд. А последняя глава... Я умею, но в профилактории нельзя. Это у буржуёв – один из методов, а у нас – сама понимаешь.

- А дома?

- А папа с мамой?

- Через десять дней мои уезжают в Венгрию. По культурному обмену.

- Тогда будет тебе удовольствие, а мне развлечение. Не всё же одних только больных пользовать. Можем позволить себе поэстетствовать? Можем. Только не в рабочий день. Институт и работа вместе здорово уматывают. И отдыхать когда-то надо. Да ладно, мы с тобой каждый день видимся. Выберем время.

***

Таня жила в «обкомовском» доме сталинской архитектуры почти в центре нашего областного мегаполиса. Старый, с решетчатыми дверями, лифт выпустил нас на площадке шестого этажа прямо перед Таниной квартирой с  солидной, обитой кожей дверью. Таня быстренько справилась с двумя замками и мы оказались в просторной, дорого и добротно обставленной прихожей.

- Идём в мою комнату, я там всё приготовила.

Всё - это с кровати убрано всё, кроме простыни. А сама кровать отъехала от стенки почти на середину комнаты.  Рядом приставлен  маленький столик. Штора задернута, и в комнате приятный полумрак.

- Уютно у тебя. Кто ещё дома? Я же слышу.

- Бабушка. Но она нам не помешает. Ей всего шестьдесят два, но у неё очень тяжелая болезнь Альтцгеймера. Врачи сомневаются насчёт диагноза, но неважно, как это назвать. Очень тяжёлое старческое слабоумие. Ничего не помнит, не понимает. Недавно в её комнате делали ремонт, так она до сих пор ищет выключатель, там, где он раньше был. Поэтому я не поехала в Венгрию. Нельзя её оставлять одну надолго. Жалко её...

Я промолчал. Горе. Помочь не могу, а говорить сочувственную чепуху, утешать – не тот случай.

- Ладно, давай пока приготовлю...

Я выставил на столик пиалу на треножнике. Наполнил её маслом и зажёг двойную спиртовку.

- Это массажное масло. Бывают разные, но это я выбрал специально для тебя: смесь кокосового и розового. Кокосовое очень приятно и полезно для кожи, а розовое  повышает чувственность.

Таня слегка покраснела. Что-то она должна сказать, так оно прямо-таки из неё просится.

- Одна горелка сильнее. Она быстро нагреет масло и потухнет. А вторая будет поддерживать тепло. Бывают электрические, но я люблю живой огонь. Мистика, конечно, но что-то такое в этом есть.

Достал из сумки подставку, укрепил три ароматические палочки, зажёг.

Пока шли все эти приготовления, внимательно вслушивался в Таню. И слышал только любопытство и предвкушение. Волнение до лёгкой дрожи, смущение – да, нарастающее, и ни малейшего страха или агрессии. Что-то ей очень хочется рассказать.

- Ну, всё готово к празднику Эрота. Прошу Вас, жрица, на алтарь! Давай, я тебя раздену. Это праздуют в костюме Евы.

- Марик, я должна тебе рассказать. Понимаешь... я уже не девушка.

- Понимаю. Это совершенно естественно. Но ты же не превратилась в юношу. Это всё пустейшая условность, девочка.

- Это было несколько раз... Не так, как вот ты...

- Мысли читать не умею, но расскажу за тебя. Если ошибусь, поправишь, ладно?

Она кивнула.

- Была страстная и пылкая любовь. За стенкой кто-то был. И было темно. И вы были одеты. Не совсем, только сверху. Но всё он тебе расстегнул. Было быстро, неудобно, больно, стыдно. Сопение, пыхтение, слюни. Стыд и разочарование, досада. Кровь, слизь, страх.

- Да. Потом ещё, с другими. И ничего, Марик, ничего, понимаешь! Никогда и никому... этот стыд. Почему тебе? Это гипноз?

- Нет.

- Ты Другой. Ты меня не любишь. Я тебя обидела – тогда. Я тебя не люблю. Тогда почему всё это? Зачем? Я тебе нужна? Мой папа! Ты меня покупаешь – этим. Нет. Как я узнала нет? Ты же молчишь. Гипноз.

- Нет. Другое.

- Что?! Не понимаю. Мы одногодки, но ты старше на сто лет.  Я тебя не люблю, не люблю, не люблю же. Стой! Посмотри ещё раз так. Ты не колдун? Вот, поймала. В тебе нет зла. Совсем. Удивительно. Чего нет во мне? Ты мне это дашь. Я всегда знала: чего-то важного, очень важного во мне нет. Ты дашь, подаришь. За что?

- Праздника. Ты очень хороший человек, Танечка, очень. В тебе ещё не было Праздника. Будет! Он будет - твой Праздник! Дай руки.

- Поняла! Я всё поняла! Не надо слов. Нам с тобой не надо слов. Для главного – не надо.

Вот так и грохнулся мой план. В мелкие дребезги. За те почти два года, что я был знаком с  Таней, основательно изучил её. Не особенно выделяя среди прочих одногруппников и одногруппниц. Ну не фиг мне было делать на этих физиках и химиях. Из своей спецшколы я вынес больше. Поэтому отрабатывал практику того, чему учился у Оли. «Невербальная коммуникация» - так это называют в шибко умных книгах. А Оля учила ещё многому. Вот я и упражнялся. Волшебник – недоучка.

О Тане я узнал, что она хорошая. Бывают такие вот исключения из правил. Её родители – особенно отец – в областной верхушке сидели очень близко к верхушке этой верхушки. И ухитрились не протухнуть, остаться нормальными порядочными людьми. А их единственная дочка, Таня, пошла в них. Среди множества птенцов высокого полёта, которых хватало на нашем курсе, она была едва ли не самого высокого. И резко отличалась от них. Ни малейшего выпендрёжа. Ни в шмотках, ни в повадках. Вот прямо средне-эталонная советская студентка. Честная зубрилка-активистка. Я это понял и успокоился. Дальше не интересно. Почему неинтересно, придурок?! Потому, что сработал стереотип.

«Менчн фун ди гейхе фенстер» - так говорила моя бабушка. «Люди из высоких окон» по определению находятся за пределами множества хороших людей. Но они могут быть очень полезны, если с ними ладить, а уж дружить – мечта нанайца. Идеалистов у нас в семье не было и я таковым не был, с поправкой на возрастные особенности. Когда я прокололся с этой медсестрой из неврологии, естественно пришла «оригинальная» идея: «Кто нам мешает, тот нам поможет». Извлечь пользу из агрессивной зависти доцента Бокова  было бы совсем неплохо. Этому далеко не бездарному врачу, но отчаянному позёру и интригану – информация от мамы – позарез хотелось славы. Ну и бери, не жалко. Взамен я бы имел интереснейшую практику и непробиваемую защиту от всех будущих неприятностей. По крайней мере, до окончания института.

Тане, раз уж она оказалась передаточным звеном в этой истории, отводилась простая роль станции – ретранслятора, чьи сигналы усиливались бы термоядерной мощью её отца.

Нет, ну учит же меня, дурака, премудрая Оля: «Степеотипы пригодны только в производстве подшипников. И то, каждый шарик хоть чем-то, но отличается от других».

Или мне мешал информационный шум? Только оставшись пару раз с Таней наедине, чувствовал в ней что-то необычное. И что? Зацепился, разобрался? Хорошая девочка из верхушки общества, которую очень правильно воспитали очень умные родители. И всё?  А то, что они перестарались,  а ты не понял, что она без Праздника в душе? Балда! Неужели я уже начал бессознательно защищаться? Как тогда говорила мама: «вешать на себя человеческие судьбы  и не сломаться самому, не стать уродом».  Надо, чтобы Оля разобралась во мне.

Что мне Оля говорила о таких? Их опасно любить. Несчастны те, кто их любит. Кто успевает – бегут. А кто не бежит?

- Танечка, я спрошу странное. Ответишь?

- Ты Другой. Друг. Отвечу.

- Дедушка умер давно. Ты его даже не помнишь?

- Нет. Жив. Но я его не помню.

- Ты – бабушка? Да!

- Ты колдун. Добрый-предобрый колдун. Да.

- Она устроила твою первую любовь и заболела после. Ты поняла и пыталасть спасти. С теми, с которыми.  

- Я же никогда и никому... Марик, почему мне не страшно?

Бедная девочка. К дьяволу всех доцентов! Работаем.

Я обошёл её сзади, стал вплотную, почти прижался к её спине.

- Опусти руки. Ладони назад. Я подниму твои руки своими. Ты ничего не делай, просто пусть лежат на моих. Смотри на огонёк. Всё в этом мире не важно, а важен только этот синий огонёк... синий... синий... синий...

- Что это было, Марик? Я летала, кружилась... Я не спала. Стоя не спят.

- Гипноз. Самый обыкновенный. Всего десять минут. Понравилось?

- Десять минут?! Я выспалась! Как за целую ночь раньше... до. Мне легко!

Чмок!

- Дальше, Марик, дальше! Ещё!

- Беги, проведай бабушку. Сделай, чтобы она нам не мешала.

Таня исчезла за дверью, а я разделся и стал разминать пальцы, переключившись на слух. Потом повернулся лицом к двери и, влетевшая обратно, девушка уставилась на меня огромными круглыми глазищами.

- Ну, что тебе сказать? Глазами я вполне доволен. От тяжести в веках ты избавилась совсем. А вот от всего остального? Это всё, что тебе удалось? А ну, иди сюда. Всё я, всё я.  – стараясь ворчать как можно смешнее, стащил с неё розовую шёлковую комбинашку. – Дальше сама. Мне ещё много работать руками.

Ух ты, как она оживилась! Отскочила.

- Ты, колдун. Ты обещал мне праздник. А штора? А твои вонючие палки.

Половинки шторы разлетелись в стороны. У меня очень неплохая реакция, но с трудом удалось уследить, как распахнулось окно, туда пташками  упорхнули дымящиеся палочки, а с Танюшки исчезли оставшиеся тряпки. Сама она повисла у меня на шее.

- Марик, спаси меня! Спаси, пожалуйста!

Опять эта фраза. Что это у них, пароль?

- Праздник – это солнце и свет, и воздух! Но... я чувствую, это уходит. Задержи! Ты. Я верю. Что делать?

- Тебе – кайфовать. А мне – работать. Живо в кровать, мордой вниз, попой кверху.

 Я тоже забрался на кровать, расположился над вытянувшимся в струнку телом,  сделал «мягкие руки» и тихо попросил: «Расслабься. Не помогай.».

Медленно прошёл обеим руками от макушки вниз. И так же медленно вернулся, изучая и запоминая. Набрал из пиалы тёплого ароматного масла и медленными – медленными ласкающими движениями стал наносить его на прохладную кожу. Потом стал осторожно, разминать и разглаживать её, задерживаясь там, где тело было напряжено.  Таня не была ни красавицей, ни дурнушкой. Самая обыкновенная – это было бы наилучшее определение. Без особых примет. Но я старался, выполняя обычные массажные движения, передать через руки самое искреннее восхищение неземной её красотой. И это мне, похоже, удавалось. Когда я добрался до попы, она на мгновение напряглась, но расслабилась очень быстро. Танечке явно были очень приятны мои действия, но я не стал задерживаться и продолжил ниже, восхищённо обрисовал линию бедер... Добравшись до стоп, двинулся вверх, и от колен и выше уже смелее и отчётливее уделяя внимание внутренней поверхности. Я набрал масла чуть больше, и тонкая струйка тепла протекла вниз, между лоснившихся полушарий. Дыхание девушки изменилось, ноги чуть раздвинулись.  Я продолжил движения вверх, до шеи, уделил внимание рукам. Снова вниз. Таня прямо таяла в блаженстве.

Набрав ещё немного масла, размазал его уже по собственному телу и лег на неё, передавая только очень небольшую часть своего веса. Несколько секунд – её затумнившемуся сознанию необходимо время, чтобы понять – и я продолжил массаж, уже абсолютно откровенно чувственно лаская её всем своим телом. Снова мгновенное напряжение и через секунду я уже не мог поймать ни одного сигнала сопротивления. Хорошо! Что? Нет, не спеши, девочка. Всему своё время. Громко, и довольно-таки больно шлёпнул её по попе.

- А ну, красавица, проснись и каком вниз перевернись!

Пара секунд замешательства, и слишком высоко подлететь ей помешал мой довольно массивный организм. Поскольку во время стремительной перемены позы мои руки не прерывли контакта с её телом, получилось очень хорошо считать  стремительное возвращение общего тонуса, и весь спектр противоречивых эмоций. Небольшой такой урагачик в заплывшей илом бухточке. Слабоват, однако, ураганчик. А ила много, ох много. На полу толстый ковёр... Шмяк! Кошачий мяв с переходом от изумления к ярости. Моментально оказался, как бы это сказать, частично на ней, и тут же огрёб первоклассную плюху. Похоже, я недоценил возможности её мускулатуры. Откинулся на спину и коленкой подсказал ей дальнейшие действия. Понятливая особа. Уффф! Устала, наконец.

- Надменный бритт, закованный в булат,

Смущенный, отступает шаг назад,

Дивясь тому, как ловко и как метко

Его колотит голая брюнетка.

- Чтооо! Негодяй! Скотина!

- Ей богу, это не я! Это Вольтер. Когда он успел с тобой познакомиться?

Она сидела плотно и как-раз там, где надо. Сейчас поймет и...

- Не слезу! Терпи, гад!

- Ууууу! Ууууу!

Мои хорошо промасленные руки тем временем прослушивли всё её тело. Везде неплохо. Очень неплохо! Оп! Успел. Она очень легко приподнялась и заглянула вниз. Ни малейшего дисбаланса. И ни на тютельку смущения!

- Марик, тебе правда больно? Ты страдаешь?

- Очень. Я больше не буду.

- Будешь. И я буду.

Она улеглась на меня, удобно устроилась, немного повозившись. Всё-таки хорошо быть большим.

- Я буду тебя слушаться. Ты хороший.

- Только не влюбись.

- Уже чуть было. Но нет. Нам это не нужно. Мне это не нужно! Знаешь, что я чувствую? Знаешь. Ты всё знаешь, Другой. Ты столько знаешь, что не врёшь.

Она приподялась надо мной, давая себя рассмотреть.

- Ты совсем голый и я совсем голая. Я тебе показываю себя. Ты меня лапаешь, как тебе хочется. Свет ярче некуда, а мне не стыдно. Вот ни капельки! Как это? Я красивая?

- Встань и немножко походи, так мне не всё видно. Если хочешь, конечно.

Вот сейчас будет контроль. Она прислушалась к себе. Встала и очень свободно прошлась. Рассмотрела себя в зеркало.

- Что скажешь, Другой?

- Что не зря трачу на тебя кучу времени и сил.

- Я красивая?

- Очень обыкновенная.

- Знаешь, как улучшить?

- Знаю. Смотри.

Я поднялся с ковра, снова подвёл её к зеркалу, стал сзади.

- Плечи. На них груз всех прошедших эпох.  Руки на затылок, сцепи пальцы.  Локти и плечи назад. Напряги грудные мышцы – только их. Смотри, вот так. Тебя за макушку тянет вверх канат. Тянись.

- Здорово!

- Пока не очень. Можно намного лучше.  

- Научишь.

- Непременно. О чём я хочу спросить?

- Марк, ты всё-таки колдун! Я не вижу себя. Это не я. Мне не страшно. Не я, но мне от этого не страшно.

- Где радость?

- Очень глубоко. Но она там есть. Она утонет.

- Нет. Уже нет. Но ...

- Надо вытащить, приласкать, приручить.

- Надо?

- Нет! Хочу! Я хочу! Хватит меня исследовать! Я хочу!  Что у тебя на роже? Чего ты выжидаешь? Чего...

Она расхохоталась. Боги всемогущие пополам с чертями! Как мне понравился её смех!

- А вот я пить хочу. Дай чего-нибудь жидкого.

Движение к двери. Естественный «Ой» и растерянный взгляд. Наклонилась за комбинашкой – а симпатичная всё-таки девчонка – быстренько нырнула в неё и испарилась. Вернулась со стеклянным кувшином и двумя стаканами.

- Морс. Самое холодное, что нашла. И не говори, что хотел горячего чаю. Перебьёшься.

- Значит, поняла. Прошли ещё ступеньку.

- Так просто... Марк, к кому меня только не водили и не приводили. Что дальше?

- Мы сейчас поднимаем тебя. Даже не поднимаем. Ты когда-нибудь видела, как сносят старые дома? Подгоняют экскаватор. Вместо ковша – здоровенная стальная гиря. Ею разбивают стены. Для этого её раскачивают. Постепенно.

- Можешь не продолжать. Ты хочешь разбить стену, за которой упрятан мой Праздник. Мы хотим. Я хочу! Я так хочу!

- Когда гиря летит назад, это очень опасно.  А летит она обязательно. Остановить её сразу невозможно. Она снесёт всё. Но её можно постепенно остановить, просто не подпитывая её энергией, не раскачивая стрелу экскаватора после того, как стена уже разбита.  Но сначала разобьём стену. Ещё немного и мы её снесём к чёртовой матери.

- Как? Я поняла! Но я больше не хочу тебя бить. Мне тебя жалко. Только не скидывай меня больше  на пол.

- Лады.

Она деловито сняла свою комбинашку и устроилась на кровати.

- Давай, раскачивай свою гирю. Меня ещё никто так приятно не лечил. А спереди это будет совсем по другому?

Волны качаются раз. Волны качаются два. Волны качаются  три. Волны качаются четыре... Я уже здорово устал, втаскивая Таню на вершину возбуждения и погружая потом в блаженсто релаксации. А она прямо расветает под моими руками. Я же мужчина, туды твою в качель, хоть и Другой. Это будет, это необходимо, но не сейчас, ни в коем случае не сейчас! Ещё на пару циклов меня хватит...  Ракета вырвалась из чёрной глубины в туче пара, дыма, пламени, рванула вверх взмахом огненного меча и вспыхнуло, грохнуло, превратило Солнце в тень!

- Марик, я ещё жива? Что это было?

- А ты сама догадайся.

- А почему ты одет? Ой, стенка! Где миска с этим...? Ты всё убрал и поставил кровать на место. Со мной. Ну и силища у тебя. Сколько я проспала?

- Выспалась? Два часа сорок минут. Я тоже успел: и поработать, и отдохнуть. Если окончательно проснулась, надевай свою комбинашку и бегом на горшок. Проведай бабушку. Её нельзя оставлять без внимания.

- Дай мне вон там, с вешалки, халат.

- Пойдёшь в своей комбинашке. И при любой возможности ходить будешь в ней. Лучше – только в ней.

- Объясняй!

- Пока ты спала, я работал. С тобой работал и с бабушкой. А к комбинашке я кое-чего привязал. Не в прямом смысле. Это такая психотехника. Не спрашивай больше. Не отвечу.

- Ты меня...

- Нет. Это – завтра. То, что нам удалось сегодня, мне нравится. Пятилетку – в четыре года! Ладно, пока совсем не стемнело, я пошёл.

- Останься.

- Первое: тебе надо побыть одной. Это важно. Второе: ваш дом. Будь это другой дом, а тебя другой отец... Никак не может быть, чтобы дочь такого большого человека оставили без наблюдения. Над моим досье уже работают, не сомневайся. Если я останусь на ночь...

- Ты всё это одновременно держишь в голове!

- Другого места природой не предусмотрено. И вот ещё: давай встретимся завтра в Детском парке часов в десять. Романтично погуляем и пойдём к тебе.

- Что со мной было? Это был Праздник?

- Это мы проломили стену. Надо закрепить гирю, чтобы она больше не моталась и никого не искалечила. Всё, бегом на горшок, ты ж еле терпишь!

***

Этого момента я ждал. Сначала с изрядным страхом, а потом, когда проблема была основательно проработана «большой тройкой» в составе Оли, мамы и меня, многогрешного;  уже спокойно и с готовыми вариантами тактических ходов. Сначала Оля учинила мне страшную головомойку, а мама добавила с другого конца, причём в самом буквальном смысле. Маленькая хрупкая женщина – это не о ней. Но потом, утопив меня в эмоциях, высокие дамы вернули себе способность к рациональному мышлению и вынесли вердикт, первым пунктом которого было: супротив его природы не попрёшь. Вторым: в данной ситуации (оставив за скобками заоблачный  уровень папаши и принимая во внимание информацию о нём, добытую Олей через бывших учеников) я действовал методически правильно, совершенно успешно, и потому репрессий ждать не следовало.

- Ты так и будешь баб только парами спасать? Ткач-многостаночник, блин.

Третьим: из этой истории обязательно вытечет профит, не использовать который будет грехом смертным и неотмолимым. Но вот в чём он выразится?

- Марк, привет!

- Привет, игра природы! Летящей походкой ты вышла из мая, и этой походке завидует Майя!

- Какая?

- Плисецкая.

- Ты пошлый комплименщик. Но, поскольку это не комплимент, а твоя заслуга, прощаю. Папа очень хочет тебя видеть. Не изображай ужас.

- Пропуск будет у дежурного на входе?

- Если бы я не была совершенно точно уверена, что ты не дурак... Папа просил узнать, когда у тебя найдётся свободный вечер? Адрес ты знаешь.

А вот такого варианта мы не прорабатывали. Что там ты, Оленька, говорила про стереотипы? Для дяденьки такого ранга – это проявление наивысшей степени уважительной доброжелательности.

- Танечка, а вот это уже без шуток. Передай, пожалуйста самую почтительную благодарность за приглашение. Я сейчас посылаю все дела ко всем чертям, бегу домой и вооружаюсь телефоном. Часа за три я всё утрясу.  В котором часу прийти?

- В восемь вечера сможешь? Смокинг не обязательно. Просто семейный ужин. Потом он поговорит с тобой наедине. Марик, милый, не просчитывай варианты. Папа тоже – Другой.

- Какие цветы любят бабушка и мама?

===================
Триггерная точка, также триггерная зона, триггерная область (англ. trigger point, trigger sites, от trigger — «спусковой крючок») — фокус  сверхраздражимости ткани, болезненный при сдавлении.

Фибромиалгия (англ. fibromyalgia) — заболевание, встречающееся у 4 и более процентов населения. Существует несколько определений ФМ, одно из них — это диффузная симметричная мышечно-скелетная боль, носящая хронический характер. Название происходит от латинского fibro — «волокно», myo — «мышца», algos — «боль».
Если не очень по-научному, то это практически неизлечимая гадость. Диагноз, который ставят врачи, не способные понять причину боли и хоть как-то помочь.

Medicus medici lupissimus. - Медик  медику волчара.

 Маскированная депрессия  – это хроническое заболевание, при котором классические признаки депрессивного состояния отсутствуют или «маскируются» под симптомы телесныхзаболеваний или неврологических расстройств.

Вильгельм Райх  — австрийский и американский психолог, один из основоположников европейской школы психоанализа, единственный из учеников Фрейдa , развивавший возможности радикальной со­циальной критики: отмену репрессивной морали и требование полового просвещения.
Автор метода телесно-ориентированной психотерапии.

Идеомоторный акт (от др.-греч. ἰδέα — идея, образ, лат. motor — приводящий в движение и actus — движение, действие) — переход представления о движении мышц в реальное выполнение этого движения (иначе говоря, появление нервных импульсов, обеспечивающих движение, как только возникает представление о нём). Идеомоторные акты являются непроизвольными, неосознаваемыми и, как правило, имеют слабо выраженные пространственные характеристики.

Примеры использования способности к "чтению" идеомоторики - сеансы Вольфа Мессинга, Юрия Горного и других.