В белом камне Иерусалим.
В чёрных одеяньях толпы монахинь.
Русский магазинчик «Слава-Клим».
А в маколете поёт кассетный Хиль.
Парадоксов тут - калейдоскоп.
А чудес и несуразностей - парад.
Возле синагоги - русский поп.
На подворье русском - миштара.
В Старом городе армянский есть квартал.
В новом встретишь и арабов, и грузин.
Это чудо, что таким ты стал,
белокаменный Иерусалим!
маколет (иврит) - небольшой магазинчик
миштара (иврит) - полиция
>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Люблю Иерусалимский шук -
мир для меня здесь сюрреален.
Какими яствами завален!
И продавцы здесь, каждый - шут!
Своя тональность, свой сюжет
у каждого в гортанном оре.
И как в плохом, не спетом хоре
мелодии единой нет.
Стою, чудак, заворожён,
услышав зазывные трели.
Я в эту шуковскую прелесть
не по-олимовски влюблён.
Шук (иврит) - рынок
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Здесь не стоят, судача
о пустяке разменном.
Здесь, у Стены Плача
думают о сокровенном.
Наедине лишь с Богом,
а также с самим собою
ты не солжешь о многом,
не выпендришься перед Судьбою.
Людей - как на поле проса.
В каменных щелях записки.
И каждый у Бога просит,
больше всего о близких.
Я - для детей участья,
доброго покровительства,
благополучия, счастья
и умного всем правительства.
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Смешная нелепая радость:
петь песни о старом олиме,
которому вышла награда -
на старость в Иерусалиме
смотреть на Священную Стену,
где с Богом общаются души,
и здесь, став мудро-степенным,
себя, словно музыку, слушать,
листать убежавшие годы,
ища в них разумное что-то,
считать Иудейские горы,
как высшие в жизни высоты,
которых достиг я случайно.
А может судьбой на скрижалях
начертаны мне изначально
события, что пробежали
и что захлестнули сегодня,
что память мою утомляют,
и, если итожить угодно,
то в сумме всю жизнь составляют?
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Иерусалимские холмы
в огнях июльской ночи.
И среди этой кутерьмы
святой мадонны очи;
молитвы первых христиан
и горечь иудеев -
разграблен и разрушен Храм,
по всей стране Вандея.
Египет, Рим и пропасть лет
скитаний в муках, рабство;
терпение и вера в свет,
и чьё-то святотатство;
как апогей - двадцатый век,
манящий далью звёзд;
почти достиг их человек,
но через Холокост.
Над много видевшей страной
видения былого.
И это всё теперь со мной
в конце пути земного.
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Бывая в Иерусалиме,
люблю я в Мэа-Шаариме
по узким улицам столицы
бродить, заглядывая в лица,
и вспоминать далёкий Витебск,
где я почти такое видел
на фотографиях у деда
в его альбоме сокровенном.
Бывало, я после обеда,
забравшись к деду на колени,
забыв шкодливость и игрушки,
смотрел на пейсов завитушки
его дядьёв, отца и братьев,
на женщин в допотопных платьях,
как будто бы на динозавра,
не ведая, что будет Завтра,
что я живьём увижу лица
воскресшей жизни и традиций,
что буду в Иерусалиме
бродить я в Мэа-Шаариме.
Хоть кто-нибудь когда-нибудь
знал наперёд свой бренный путь?
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Я не вёл учёт, как Шиндлер,
список мой скромнее:
сколько уничтожил Гитлер
близких мне евреев.
В тусклой памяти хранится
тень - не обелиски.
Стёрты даты, стёрты лица
даже очень близких.
Деда, бабы, дядей, тётей,
всех моих сестричек.
Нет ни на одном погосте
памятных табличек!
Только души, только души
над землёй витают.
Боль потерь за горло душит.
Мысли угнетают.
И на них мне нет ответа.
Как такое сталось,
что сегодня старше деда
я встречаю старость,
и смотрю я здесь на звёзды,
как в глаза любимых,
и святой вдыхаю воздух
Иерусалима?
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
На каждой кочке - свой микрорайон.
А чуть подальше кочка - целый город.
Машинным гулом мир священный вспорот,
и новый быт глядит со всех сторон.
Но современный вид шикарных вилл престижнейших и дорогих районов с красотами расцвеченных салонов собою Старый город не затмил. |
Следы тысячелетий здесь видны
и святостью здесь дышит каждый камень.
Отражена прожитая веками
история евреев и страны.
Мечеть исламская и христианский храм
здесь со Стеною Плача по соседству.
Величие народа с болью бедствий
представлены во всём здесь пополам.
И видится, что никчемушен спор:
Чей будет Иерусалим?
Обязан быть он вечен, неделим
и быть еврейским, как и до сих пор.
Примечание редакции:
«На каждой кочке - свой микрорайон» - автор столь поэтично указывает на то, что Иерусалим находится на холмах.
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Гостю из России
Никогда об этом не мечтал:
пить вино с тобой в Иерусалиме.
Нынче за священные места
мы бутылку красного распили.
Я уже ко многому привык,
многое уже не замечаю.
Ты впервые здесь - счастливый крик
вырывался, радость отмечая.
Старый город ты с открытым ртом
обошёл, как будто добре принял.
Но меня ты поразил потом,
когда были в Меа-Шаариме.
С удивленьем праздничным смотрел
на героев ты картин Шагала.
От волненья даже ты вспотел.
«Боже, Боже, как же знаем мало
мы о людях этих, - ты сказал. -
От незнанья беды все на свете».
Русич мой, смотрел в твои глаза,
не хотелось глупостью ответить.
Но как был я за тебя счастлив
и доволен восхищеньем чистым,
ведь единожды край этот полюбив,
станешь ты его пропагандистом.
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Улица Бен Иегуды в Иерусалиме
Здесь не слышны машинные гудки,
зато увидишь в зной и даже в стужу,
как бриллианты, девичьи пупки:
такая мода - естество наружу.
Естественность я вообще хвалю,
и, здешнюю ментальность принимая,
уж сколько лет ходить сюда люблю,
как раньше на гулянья Первомая.
Как разнородна здесь людская речь!
Какую здесь не встретишь только моду!
Поток людской здесь продолжает течь
глубокой ночью даже в непогоду.
На лицах всех я вижу с давних пор,
нет, не беспечность, а пренебреженье
к тем, кто в Израиль нам несёт террор.
Во мне от этого восторг и удивленье.
И я хочу, чтоб был неведом страх
народу моему и всем, кто с нами!
И пусть во веки не сумеет враг
в евреев бросить смертоносный камень!
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>
Об ИЗРАИЛЕ
Перед очередной экскурсией
Раздвинул спросонья шторы,
трисы раскрыл на окне -
лежат Иудейские горы
ещё в предрассветном сне.
Утренняя прохлада
росами дышит в лицо.
... Мне ничего не надо
от жизни, в конце концов.
Только бы видеть эти
израильские просторы;
и поутру на рассвете -
в лёгком тумане горы
в пятнисто-зелёном наряде
лесов, убегающих вниз,
как часовых в наряде
по охране родных границ.
Только бы видеть неба
эту бездонную синь,
край, где отец мой не был,
а я, непутёвый сын,
не знаю, за что награда
такая досталась мне:
на старость с детьми и в радость
жить в этой святой стране.