«Бродвей нашей старости», как можно назвать странички своих путевых заметок, я по аналогии, позаимствовал у наименования популярной в конце прошлого столетия телевизионной передачи о днях нашей молодости, заменив слово «молодости» на «старости».
Под этим названием подразумевалась улица или определённая её часть - «стометровка» или «Бродвей» (на манер Нью-Йоркской улицы), определившаяся стихийно, выбранная по соответствию, а не выделенная местным муниципалитетом, а иногда и вопреки ему, в центре каждого города, где по вечерам тусовалась обычная или «золотая» молодёжь, совершали свой променад "крутые" парни, стиляги, «чувихи» и «чуваки», фарцовщики и интеллектуалы, зная, что можно встретится со знакомым, друзьями, побеседовать, выяснить отношения, познакомиться, а иногда попеть под гитару или даже послушать новые стихи, а также узнать советские и зарубежные сплетни и слухи...Сегодняшний бестранспортный Арбат и подобные ему улицы во многих странах и городах и стали наследием этих "стометровок"и "бродвеев"...
Это название сделали брендом довольно интересной передачи для воспоминаний о прошедших временах, наполнив её устаревшими или обновлёнными душевными мелодиями и песнями, стихами, темами для разговоров. Мы с женой вспомнили эту, взволновавшую нас ностальгическую передачу, стоя на настоящем Бродвее, когда ей уже было около, а мне за...
Broadway
Раньше побывать в Америке мы даже и мечтать не могли. Но здоровый, как и нездоровый, интерес всегда был, даже в те далёкие годы патриотического угара, которым была заражена почти вся страна. Нас влекло туда, как к запретному плоду. Нам очень хотелось увидеть её - эту загадочную страну, а не только читать о ней, просматривать картинки и вглядываться в экраны, вначале кино, а затем и телевизоров, отдавая преимущество более честным и откровенным видеозаписям, нежели даже прямым передачам отечественного телевещания.
Прежде мы кое - что узнали у Ильфа и Петрова об одноэтажной Америке, меньше знали - о многоэтажной. По рассказам пропагандистов, штатных и заезжих лекторов из общества по распространению и искажению знаний нам были немного «знакомы» трущобы Гарлема и нищета их бездомных обитателей, но мы читали и о финансистах, гениях и титанах у Теодора Драйзера. В юности мы даже побаивались Америку. Я, волнуясь, читал студентам - комсомольцам строки своих незрелых стихов:
«Чёрные силы готовят войну,
Снова хотят они крови и горя.
Пусть же дельцы с Уолл-Стрита поймут,
Что никогда не зажечь спичке моря!»
И я верил, что излагаю истину. Предстоял долгий путь познания и прозрения, пока не разуверился во всём, пока не дожил до падения колосса под названием СССР, пока, наконец, не уехал навсегда из моей страны в новую для меня, но не мою всё ещё страну моих доисторических предков. Израиль дал мне возможность и разрешение без обсуждения на парткоме посетить Америку и даже помог, за что я ему благодарен, как, впрочем, и за всё остальное в моей новой жизни. У нас виза на 10 лет, но, мне тогда показалось, что на вторую поездку нас может не хватить по всем статьям и срокам, но, слава Богу, ошибся...
А, посему, вперёд! За впечатлениями от знакомства с этой удивительной страной. Хотя начать удивляться пришлось ещё по пути и не в Америке, а в Тель-Авивском аэропорту. У нас там, в «дюти фри», исчезли два блока сигарет, забытые на прилавке, буквально, на несколько минут. А доказывать и искать их времени уже не оставалось, ибо посадка заканчивалась. Был такой старый анекдот, что, когда Александр Вертинский, возвращаясь из эмиграции, сошёл на перрон первой же российской станции, он произнёс: «Не узнаю тебя, матушка Россия!». Но как только у него тут же утащили чемоданы, он продолжил: - «Нет, я узнаю тебя, матушка Россия!». В Израиль много «русских» приехало и некоторые замашки привезли с собой, в том числе и, якобы, «не замеченный», забытый впопыхах на пустом прилавке наш кулёк с сигаретами...
В огромном аэробусе с превосходным обслуживанием всё же было очень утомительно просидеть в креслах 14 часов. Спать на спине я не умею, а лечь на бок, естественно, в полусидячем положении невозможно. Немного раздражала шум и суетня ортодоксальных евреев с их многочисленными чадами и в то же время умиляли их молитвы - качания по многочисленным различным уголкам салона, направленные к более близко находящемуся на высоте 11 км Б-гу.
Наши друзья встретили нас в аэропорту и отвезли к себе в Бруклин, где жили в многоэтажном кооперативном доме. Вокруг дома была обширная лужайка и насколько больших деревьев, по которым сновали белки, то и дело соскакивавшие на ухоженную зелёную травку, перебегая с дерева на дерево. Белки и чистота - это первое, что нас поразило вокруг обычного жилого дома. Этого не было в Союзе, и нет в Израиле. Не считая, естественно, богатых вилл с их ухоженными участками. Такой же поражающей нас чистотой отличались все дороги и все блестевшие ободы и накладки колёс грузовиков и трейлеров, которых не счесть было на всём пути нашего следования. А о дорогах и говорить не приходится, так как таких дорог я за всю свою жизнь не видел и по таким дорогам не ездил. Даже в Израиле, хотя они и здесь в отличном состоянии.
Не буду оригинальным, сравнивая совковое метро с американской подземкой, грязной, шумной, душной. Она не приветлива уже по своей неуютности, плохой освещённости. Особенно, по внешнему виду и даже одежде, неряшливой и небрежно надетой, у основного контингента пассажиров, в большинстве своём афроамериканцев, как их следует здесь называть, чтобы не произносить оскорбительное для них слово - негр. Они пользуются в Америке особыми привилегиями. Надо быть осторожными в обращении с ними. Нельзя повышать голос на них, нельзя в чём-нибудь обвинить, заподозрить.
Запомнилась сценка в каком-то бутике на Бродвее, куда мы забрели с целью знакомства с ассортиментом. Жена копошилась среди вывешенных тремпелей с одеждой, а я курил у входа на улице. Вдруг одна из продавщиц знаками подозвала жену и сказала, что у неё в сумке только что рылась стоявшая за ней черная женщина. И предупредила, чтобы жена не вздумала что-либо говорить или предпринимать, так как это может обидеть «воровку» и вызвать неприятные разборки с полицией и возникновение ситуации с расовым оттенком. Лучше промолчать, если ничего не пропало. Так мы и сделали. И правильно поступили, так как всего через какие-то десять лет президентом США стал афроамериканец, избранный большинством народа и внушающий надежду на улучшение жизни его, которая и так намного выше по уровню, нежели во многих странах мира.Возможно, что и социальное неравенство между белыми и чёрными американцами со временем уменьшится...
Следующим откровением для меня, впервые заглянувшего в казино в Атлантик Сити, была атмосфера погони за деньгами, за призрачным счастьем, за «синей птицей» возможного внезапного обогащения при помощи «одноруких бандитов» - игровых автоматов, рулетки, карточных столов. Нам, экскурсантам ещё в автобусе были выданы небольшие суммы металлических денег для участия в играх, и я ринулся в бой. Вначале проигрывал, потом внезапно мне повезло, но не потому, что научился, а совершенно случайно после моей очередной ставки, посыпались впервые увиденные мною, крупные по толщине и диаметру монеты серебряного цвета, достоинством в 1 доллар каждая. Целых 10 штук! А вкладывал я центы. Т.е. я был в выигрыше, но не ушёл естественно, а окрылённый успехом продолжал вкладывать уже доллары, но не выиграл ничего. Азарт игрока захватил и меня, хотя мои доллары таяли на глазах. Проиграл всё, даже выклянченную у жены часть её денег. С тем и ушёл. Наверное, будь я игроком, даже богатым, попади в Лас Вегас, продул бы всё.
Атлантик-Сити. «У одноруких бандитов» Спокойно! Авось повезёт?
Есть! Выиграл! "Идиотский восторг" на лице.. Неужели у всех такое выражение? Я наблюдал и более спокойные реакции, особенно у завсегдатаев, которые понимали, что удача эфемерна...
По дороге из местного аэропорта мы заехали в столицу штата Кентукки, город Нэшвилл, где впервые в жизни посетили стриптиз- клуб. Не будучи ханжой и в моральном плане чистоплюем и образцовым мужчиной, я не могу, однако, не признаться, что не испытывал некоторую стеснительность в откровенном разглядывании всех прелестей, демонстрируемых очаровательными девушками достаточно профессионально ( с моей точки зрения - «знатока» и «завсегдатая»). Кстати, среди девушек преобладали обычные студентки, подрабатывавшие для оплаты учёбы и экзаменов. Это была своеобразная не всем доступная по моральным или физическим данным работа. Она неплохо оплачивалась, особенно с учётом порой крупные чаевых (либо в данном случае - «сексовых»), закладываемых некоторыми возбуждёнными зрителями непосредственно в «трусики» подходившим девицам. В благодарность за мой первый доллар, подаренный одной из девушек за доставленное сексуальное виртуальное удовольствие, она, наклонившись ко мне, погладила мои щёки своими нежными грудями, которые мне очень хотелось потрогать, но в подобных заведениях касаться «экспонатов» не положено и строго запрещено. Но как врач, работавший в то время в клинике пластической хирургии, я не преминул задаться вопросом, какая же это грудь: своя, или замещённая и «сдобренная» силиконовым протезом. Другая «трудность» в познавании таинств стриптиза была связана с разглядыванием подробностей у очаровательной чернокожей девушки, что оказалось совершенно невозможным. Её шоколадная кожа как бы служила тончайшим бельём у танцовщицы ню, скрывая её сокровенные тайны.
После знакомства с "язвами общества, растлённого погоней за чистоганом и неприкрытым развратом" мы отправились в «глубинку», в штат Кентукки, в городок Бентон, обозначенный не на всех картах. Нас туда пригласила моя двоюродная сестра, эмигрировавшая из Ленинграда уже более 10 лет тому назад. Вернее сказать, она сбежала, воспользовавшись своей работой в туристической конторе, т.е. не вернулась из командировки в США. Помыкавшись, как и многие другие эмигранты в поисках удачи, денег, работы, она, наконец, встретила хорошего человека - вдовца, инженера-химика на пенсии, плейбоя по характеру, потомка ирландских пилигримов.
Сэр Дин Моррис (муж моей сестры) с любимым пёсиком Тото перед сном.
Сэр Дин Моррис - этот благородный викинг (гляньте на его лицо!) увёз блудную дочь еврейских родителей из славного города Ленинграда в свой потомственный семейный очаг в лесистой местности штата, где дома соседей не очень заметны сквозь деревья, а порой и вовсе не видны.Случайно встреченные прогуливающиеся соседи иногда здоровались, как в наших деревнях, но чаще редко интересовались новыми лицами. Более общительными были собаки, забегавшие к друзьям по соседству и облаивающие кошек, белок, птиц, среди которых преобладали вездесущие шумливые сороки со своей трескотнёй. Кучерявая псина неизвестной мне породы была очень приветлива и охотно подставляла свою больную спину, чтоб её погладили, изнывая от старческого остеохондроза, как я предположил, с уже наступающей слабостью в лапах. Она страдала и искала участия...
Соседская собака и массаж лысоватого "человечьего" доктора. На заднем плане дом сэра Дина Морриса и его супруги Софии, интерьер которого, поверьте мне, значительно респектабельнее и богаче...
В гараже, соединённого с домом внутренними переходами и дверями, стояли две машины новых моделей по количеству членов семьи с пистолетами в "бардачках". По всей квартире были расставлены посудинки с сухими лепестками цветов, чуть не удушившими нас своим приторным ароматом, назначение которого - быть дезодорантом. И много-много других признаков мещанского уюта.Там нет общественного транспорта, и только в «центре» городка были признаки муниципальных структур в виде почты, магазинов, кафе, ресторана, так называемый "Мол", куда надо ездить только на своей машине, чтобы сделать покупки или поесть, воспользоваться почтой или аптекой. А ежели ты в гостях и без транспорта, то должен подчиняться режиму жизни хозяев в смысле передвижения (когда тебя подвезут) и режима еды (когда тебя покормят).
Режим и ассортимент еды был для нас непривычным, но, подстраиваясь к заведенному здесь, мы вкусили маринованные крутые куриные яйца (впервые в жизни) и острейший суп «Чили», «ожог» слизистых рта от которого хозяин гасил любимым им пивом, чему научил и нас. Моя сестричка уже немолодой хозяйкой только начинала семейную жизнь, а посему я не мог привередничать и требовать другое меню. Но мы не страдали от голода.
Супруг сестры вручил ей в виде одного из первых подарков дамский пистолет для личной самообороны, который не беспокоил её, лёжа в бардачке машины. Этим он обеспечил её личную безопасность и подтвердил свою страсть к огнестрельному оружию, которым были напичканы и его дом, и дома его дочерей, соблюдавших семейную традицию. Там были не только охотничьи ружья, но и боевые винтовки всех образцов и калибров. В дом старшей дочери я насчитал около 25 стволов. Среди них были и «Винчестер» и автомат Калашникова. Разрешения на всё оружие, по словам владельцев, имелось. Да и как, живя в лесах, на отшибе, вдалеке от соседей не иметь защиты от лихих людей. А вторжение в частное владение, т.е. в собственный дом, в Америке разрешает применение оружия.
Какие американцы всё же сентиментальные и провинциальные там, в глубинке. На снимке - муж моей сестры сэр Дин Моррис, его (две из трёх) красавицы дочери и любимый всеми Тоби среди салфеточек, скатёрок, вазочек, хрусталя и кучи разных безделушек...В доме вообще было сочетание всего самого современного оборудования для стирки, мойки, отопления, приготовления, охлаждения и пр. с висящей и стоящей по всей кухне стариной блестящей медной утварью. Причём, старинной и перешедшей по наследству от их предков, чего нет у нас и не только в результате эмиграции. Это было истало разрушения уклада жизни после октбрьского переворота, войны и эвакуации...
У каждой из дочерей в окрестных лесах соседних штатов (Кетукки и Охайо) были выстроены более современные и более высокие и шикарные дома, оборудованные снаружи, вокруг и, естественно, изнутри абсолютно всем необходимым и даже более, учитывая их материальные возможности и наличие всех атрибутов и "прибамбасов", необходимых и просто модных. Камины, балконы - веранды, открывающиеся то ли в лес, то ли на его опушку, то ли на реку... Машины в закрытых гаражах - то ли рядом расположенных, то ли под домами, с возможностью входит, выходить, въезжать и выезжать не появляясь снаружи дома. Так что, "ни дождь, ни ветер..." и т. д., но не из той песни, как вы понимаете. Наверное, так же или ещё лучше и богаче можно сегодня обнаружить всё это и на Рублёвском шоссе и в других местах богатеющей России, но я описывал те дома, в которых жили не олигархи и не бизнесмены, я обычный средний класс тружеников (врачи, инженеры, строители, гуманитарии).
Почти все члены клана были охотниками (а не огородниками) и владели охотничьими домиками, аналогами наших совковых дач, но полностью готовыми к безбедному проживанию и удовольствию во время отдыха и охотничьего сезона. Я усиленно пытался вспоминать своих знакомых - врачей, даже профессоров и доцентов, инженеров, в том числе и химиков, каким был сэр Дин Моррис, но редкие из них имели машины, ещё реже - примитивные дачи. Но ни у одного из них не было чего-нибудь подобного охотничьему домику или такого дома с гаражом в комплексе. Тут то я и сопоставил жизнь и возможности нашего совкового инженера-химика, даже главного специалиста, проработавшего всю свою трудовую жизнь, с тем, чем владел, и что мог иметь наш гостеприимный хозяин. И понял, до какой унизительной нищеты довели нас партия и правительство, завершая строительство развитого социализма с бесчеловечным лицом...Ещё о тостах. Среди потомков переселенцев из Ирландии, куда относилась семья мужа сестры, во время встреч и застолий не было принято произносить тосты. Питьё начиналось не за столом, когда все рассядутся, как у нас. Выпивка в руках у каждого желающего появляется уже при входе в дом. Обычно - виски. Или бурбон по желанию.
Burbon
Потом с этим бокалом, стаканом, фужером ты расхаживаешь по дому, разговариваешь, прихлёбывая, доливаешь или получаешь очередной. Более слабые, чем привычная водка или портвейн, но более приятные напитки для неспешного пригубливания или выпивания, с которыми постепенно, как бы мимоходом, можно дойти до кондиции, без обязательных тостов и регламента в ожидании, когда все нальют. А когда садятся за стол, уже чуть набравшись, то следует и хочется закусить, поесть, а не выслушивать тосты.
Но меня тянуло высказываться. - Совок! Что поделаешь? А моя сестра, старавшаяся не ударить в грязь лицом во всём, что могло быть связано с её совковым происхождением, не давала мне разойтись и произнести тост. Но я всё же оторвался от неё и, с поддержкой одного из зятьёв, похожего на коренастого плотного рыжеватого (несмотря на чёрный цвет густых волос) русского мужичка, познакомившего меня с коварным «бурбоном» и напоившего меня им, произнёс тост. Ничего не произошло и через некоторое время, вслед за мной, уже тосты произносили и ирландские американцы.
Джимми внимательно изучал манеры совкового выпивохи... Напившись «Бурбона» и вернувшись домой, я плохо сориентировался в положении на одной из высоких кроватей и свалился на пол, пытаясь повернуться с боку на бок. Мало проницаемые для звука падающего грузного тела стены добротного дома, заставленного стариной тяжёлой мебелью и увешанного портьерами и коврами, позволили сохранить в тайне моё позорное падение. Я мог бы и не рассказывать об этом факте, но ведь назвал свои путевые заметки словами "Прикосновение к Америке", а это и было буквальное и тесное соприкосновением с ней...
А после американской глубинки были Вашингтон, Нью Йорк, Филадельфия, Бостон и, разумеется, Бруклин, Брайтон-Бич и Айсленд... Чтобы не вдаваться в банальность и не говорить о том, что многим уже хорошо известно, я только немного прокомментирую ещё несколько снимков, но уже в следующей части моих путевых заметок из США.