Об израильских котах нужен глубоко психологический роман, на который я не способен.

Я попытаюсь только рассказать о том, что было лично между мною и той загадочной незнакомкой...

В Израиле вообще все не как у людей. То же самое и с кошками...

ОДА КОШКАМ

Они у нас живут свободно, своим странным и таинственным племенем. Живут они под открытым небом: там любят, беременеют, родят потомство и сменяют род за родом.

В каждом городе иное племя. Например, хайфские, поджарые, типа древнеегипетских, короткошестные и иерусалимские, более пушистые, массивные, солидные. Особенно резко отличаются коты...

Обитают они в основном или возле, или внутри, или под огромными зелеными мусоросборниками, именуемые тут «цфардеот», что значит «лягушки», которые и вправду очень напоминают не только цветом этих не очень привлекательных земневодных, которые когда-то в далекой древности были посланы в виде одного из  десяти Ударов с Небес, как наказание египтянам, 210 лет мучавшим евреев в Египте страшными страданиями. Но это уже отдельный рассказ...

Кошки очень самостоятельны, самоуверены и в меру пугливы. Ведь надо выжить, когда в мусорницу неожиданно бросают тяжелый тюк, а ты как раз наслаждаешься содержимым ранее выброшенного. Не увернешься, пиши пропало.
Или вдруг подъезжает мусорная машина, краном подымает все огромное сооружение и одним рывком опрокидывает в ненасытное чрево мусоросборника, уже начинающего пережевывать огромными челюстями содержимое мусорницы. Проморгаешь и окажешься в чреве чудовища.

А то озорные ребятишки так и стараются попасть в тебя использованными бутылками. Хорошо еще, если они пластиковые. Но как больно и смертельно бьют по твоему поджарому телу полутора и двухлитровые зеленые толстостенные бутылки из-под виноградного сока, которым пользуются в Субботы и по-праздниками для Освящения и Разделения между святым и будничным...
Вот такая бутылка, даже одиночная, и может завершить твой жизненный путь...

А тут  еще мальчишки, не знающие что такое домашнее животное, даже если оно уже не совсем домашнее, начинают обстреливать тебя градом камней.

Не успеешь увернуться или спрятаться за толстым металлическим туловищем зеленой мусорницы, заскачешь потом на трех, а то, не дай Б-г, и позвоночник могут перебить. Особенно опасно для нашей кошачьей молодежи, еще не изощренной в житейских бедах.

И от проезжающих автомашин надо уметь увертываться. Нередко видишь заброшенные, высохшие трупики таких детей, застигнутых огромными шинами колес во время последней перебежки от помойки...

***

Происхождение иерусалимских кошек малоизвестно.

Видимо, местные тощие и поджарые скрестились с новоприбывшими...

Точно известно одно.

Многие бывшие «русские» привезли с собою не только собак и собачек, но и кошек.

У некоторых это было единственное живое существо для человеческого общения.

Первые дни, а, может быть, и пару месяцев их выдерживают взаперти дома, чтобы не общались с дворовыми ребятами. Но надолго карантина не хватает.

Форточка, раскрытое окно за решетками, приоткрытая дверь.

И вот уже русские кокетки на воле. А тут - сплошная любовь и мусорные джунгли...

Скрещение всяких породистых, чистопсовых и дворово-уличных привела к самому невероятному разнообразию размеров, мастей, фигур и мордашек: от невероятно симпатичных в обрамлении ни разу не мытой шерсти до бульдогообразных страшных харь.

Некоторые такие страшилища очень опасны.

По-правде, и они никого зазря не тронут, но вот если к ним приблизиться...

Многие доверчивые дети уже пострадали от их острых когтей. А самое главное, что пострадавшим надо делать болезненные прививки.

Обычно же уличные кошки, эти полудикие животные, опасливы и избегают тесного контакта с людьми. На расстоянии, ради Б-га, только брось в мусорницу пакет поаппетитнее.

Живут женщины, чаще одинокие, которые подкармливают котов, когда вместе со сбежавшей в прошлом домашней москвичкой или лениградкой, на выставляемую пищу сбегаются своры любителей полакомиться...  Там вьются кошачьи стаи.

***

В марте разносятся звуки кошачьих свадеб: такого хора, таких солистов, такого какофонического разнообразия мне не приходилось слышать нигде и никогда.

Шипение, страшное чихание, рычание пантер, жалобный вой шакалов, дикий визг, плач ребенка - все это производное гортаней иерусалимской вольной братии...

Морды котов истерзаны, обезображены царапинами, рваными ранами, вырванными клочьями шерсти и кусками свисающего мяса и издали выглядят, как коричневые маски.

Будто все они залезли мордами в какую-то жутко приставучую подливу.

Некоторые из них и просто падают жертвой любви...

Мартовские коты, пора любви и страстей...

Потом брюхастые кошки рыщут в поисках пропитания, подрагивая тугими боками и налившимися животами...

И вот уже где-то под заброшенной автомашиной, возле каменной ограды, под кустом, в зарослях или под «лягушками» раздается писк новорожденных слепышей-котят.

Матери как-то ухитряются прятать их, перетаскивая за шиворот, выкармливают...
Никто еще не подсчитал, сколько из новорожденных осталось в живых, но зато выживают самые сильные, отчаянные, храбрые и выносливые.

Их - предостаточно - армия иерусалимских кошек.
Они - неотъемлемая часть улично-дворового пейзажа.
Большая часть их жизни проходит у зеленых мусорниц...

Самая важная наука мусорных университетов это научить новое поколение вскрывать пластиковые мешки и пакеты ловким ударом когтей.
Иначе - останешься без пропитания...

Когда-то наш новый район, расположенный на горах-холмах окраин Иерусалима, был заполнен змеями, скорпионами, ящерицами, полевыми мышами и крысами.

Иерусалимские кошки давным-давно разделались с ними.

Слава кошачьему племени !...

***

ПОТЕРЯННАЯ ДУША

Она появилась совершенно неожиданно.
В сумерках промелькнула какая-то тень. Мы даже вздрогнули.

При свете уличного фонаря перед нами сидело грациозное существо все настолько в черно-белых крупных пятнах, что трудно было определись - это черное по белому или наоборот.

Премилая, ласковая мордашка в обрамлении пушистой шерстки, кокетливый взгляд, который она иногда отводила в сторону, горячие и говорящие глаза. Просто человеческие. Это было так поразительно, что меня даже пробрала дрожь, хотя всегда я был совершенно равнодушен к их роду.

Ловкие, плавные, текущие беспрерывным потоком эластичные и гибкие движения красивого стройного тельца. Она движениями как бы манила, звала, привлекала: «Иди же за мною». Она совершенно не обращала внимания на мою жену, как будто бы той вовсе и не существовало.

- Сейчас только мы: я и ты...
Становилось страшно от той открытой выразительности, кокетства и чисто женского призыва-движения. Она переливалась гибким телом, блестела серебристой шерстью. А то вдруг ласково приближалась к моим ногам, не дотрагиваясь в попытках приласкаться к ногам, вьюном вертясь вокруг ног.
Она манила меня куда-то...

Когда мы приближались к каменной лестнице высотою в 30 ступеней, она быстро обгоняла нас, усаживалась на вторую ступеньку, внимательно вглядывалась в глаза, как бы пытаясь что-то передать.

Ни разу она не произнесла ни звука...
Так продолжалось целых два года.

Ни непогода, ни дождь, ни однажды выпавший снег, не могли задержать ее внезапное появление из "ниоткуда". Сколько мы не пытались выяснить, откуда же она приходит и куда исчезает, ни разу нам не удалось этого сделать.
Всегда темно-белая молния, ласки, заигрывание, призывы...
Нам подчас становилось не по себе,  до жути...

Я даже рассказал об этом своему Раву.
Он долго молчал, а потом на одном из уроков вдруг стал учить с нами о переселении душ (реинкарнации), акцентуируя на том, что за грехи души иногда переселяются в животных... И тогда - самое страшное наказание-испытание.

Ведь и в теле животного, со всеми его особенностями, может жить живая, чуткая, понимающая человеческая душа...

В иешиве «Двар Иерушалаим» более года на урок Рава приходила кошка.

Это даже заснято на видеокассеты...
Рав проводил занятия во дворе в огромном шалаше (Сукка), оставшемся с прошлого праздника Суккот. Ровно в 9 утра плавной и независимой походкой дефилировала кошка.

Приблизясь к группе студентов, она ловким прыжком взбиралась на крыщу сукки и располагалась там.

Удобно уложив свое грузное тело между высохшими прошлогодними пальмовыми листьями, она опускала хвост вниз сквозь крышу сукки. Ровно, как раструб перископа, только наоборот не вверх, а вниз. Хвост жил своей жизнью, чуть-чуть подрагивая во время лекций Рава. Эта живая антенна работала весь урок...

Ровно по полудню «антена» бережно извлекалась из дыры в крыше, и кошка с достоинством спрыгивала в низ, удаляясь на соседний двор.
Это было точное время полуденной молитвы МИНХИ.
Никакого звонка, гудка или иного сигнала никогда не было.
Уже по хвосту мы говорили Раву:
- Пришло время Минхи, квод Гарав.

Рав и сам очень удивлялся, ведь это длилось в течение почти года, ежедневно...
Еще приходили слушать уроки Рава какие-то два кролика (кролики в центре Санедрии, иерусалимского района!), постоянными слушателями были и пара разноцветных голубей...

***

Загадочная незнакомка сопровождала меня почти ежедневно.

Так продолжалось долгих два года...
Интересно, сколько это по кошкиной жизни, если перевести на человеческие годы?
Мы с супругой долго говорили и размышляли над этим феноменом.
Чего же она хотела от меня? Именно от меня, игнорируя присутствие жены; мне даже иногда казалось, что женщина ревнует это существо...

Мы рассказывали многим друзьям и знакомым.
Некоторые были свидетелями этих встреч и даже спрашивали, это ли существо, о котором рассказывали.

Присутствие посторонних никак не отражалось на ее поведении.
Все внимание, взгляд, ловкие танцевальные движения были направлены только на меня, только для меня. Она, как талантливый мим, разговаривала движениями тела.
Это был очень выразительный разговор.

***

Однажды со мною прогуливалась сестра. Гладкая темная тень внезапно выросла перед нами, маня меня движениями, взор был устремлен прямо на меня.
Сестра задрожала всем телом; стуча зубами и заикаясь, она закричала:
- Пошла вон, негодница. Как перепугала! Чего ты от него хочешь?
Та лишь бросила снисходительный взгляд на женщину и стала извиваться-ластиться у моих ног.
На второй ступеньке она замерла и провожала нас взглядом, не сдвигаясь с места.

Сестра вся в холодном поту быстро взбежала по лестнице на третий этаж, и там обессиленная бросилась в кресло.

Жена стала ее отпаивать, успокаивать, расспрашивая о здоровье, но та только стучала зубами о край стакана и безнадежно махала рукой.
- Это какое-то привидение... как человек... а ведь - кошка...

***
Я однажды случайно застал ее в компромате. Какой-то дворовый кот-биндюжник по ранней весне оседлал ее, вцепившись зубами в загривок.

Она пыталась вырваться, убежать, но грузное тело и острые клыки не давали пошевельнуться... Тогда она прикрыла глаза, вся съежилась, вжавшись в холодный асфальт.
Я быстрым шагом удалился, делая вид, что ничего не вижу...

---

Только однажды я застал ее, разрывающей когтями мусорный пластиковый мешок, который она отбила у присутствующей здесь соперницы. Незнакомка, заметив меня, моментально исчезла, оставив так нелегко доставшуюся добычу. Спрыгнула с мусорницы и где-то растворилась...

---
Дважды я видел ее во главе процессии из череды котят, так похожих окраской на мать. Она быстренько увела их, оглядываясь и что-то ворча сквозь зубы (усы)...
***

Потом она пропала. И еще долго мы вспоминали это странное и загадочное существо.

---
Где-то через полтора года она (а может быть и не она) появилась вновь, также неожиданно представ передо мною. Я замер.

Это была и она, и не она. Облезшая шерстка, исхудавшее измученное тело, обтянутые скулы мордашки.
И вдруг она странно и жалобно замяукала хриплым голосом, так непохожим на кошачий.
Если принять во внимание, что НИ РАЗУ за те два года она не произнесла НИ ЗВУКА, то этот скрипучий звук, так не гармонирующий с ее прежним обликом, удивил нас.

- Смотри, она говорит... мяучит... Чтобы это значило?

После долгих бесед и лекций раввинов я уже кое-что знал, или это мне только казалось...

- Махуль лах, махуль лах, махуль лах...
(Прощено тебе, прощено тебе, прощено тебе!)

***