EN
Старый сайт
В России правит перверсив,
Дыханье тюрем пересыльных.
Слетала в космос Пересильд,
Ковид вакциной пересилим,
Народ в тоске и кураже
Глядит растерянно и храбро,
Но символ года есть уже —
И это швабра.
Она и есть тот стержень, та
Основа нашей вертикали,
Что в русском мире разлита;
Тот смысл, который все искали,
Не та опричная метла,
С какой боец в седло садится, —
Она орудие мента,
Мечта садиста.
Когда Савельев свой архив
Распространил неудержимо,
Одним движеньем обновив
Былые символы режима, —
Она добавилась к орлу,
Песцу, медведю, чупакабре:
Тогда сидели на колу —
Теперь на швабре.
Она не только у зэка
Во все отверстия продета, —
Она в структуре языка,
В словах вождя, в душе поэта!
Когда иной пропагандон
Несет свою абракадабру —
Я так и чувствую, что он
Надет на швабру.
Вот звук твой, местная душа:
Акулья челюсть, рыбья жабра,
И не Левша уже, а вша,
И не праща уже, а швабра.
Цивилизационный код!
Любуйся: что, нехороша, блин?
Не зря гриневский антипод —
Предатель Швабрин.
Народ, могучий исполин!
Отныне образ твой исправлен.
Неистребим, неопалим,
Своими бардами прославлен,
Ты озираешь с вышины
Свои проталины и топи,
Подняв кулак, спустив штаны,
Со шваброй…
Дыханье тюрем пересыльных.
Слетала в космос Пересильд,
Ковид вакциной пересилим,
Народ в тоске и кураже
Глядит растерянно и храбро,
Но символ года есть уже —
И это швабра.
Она и есть тот стержень, та
Основа нашей вертикали,
Что в русском мире разлита;
Тот смысл, который все искали,
Не та опричная метла,
С какой боец в седло садится, —
Она орудие мента,
Мечта садиста.
Когда Савельев свой архив
Распространил неудержимо,
Одним движеньем обновив
Былые символы режима, —
Она добавилась к орлу,
Песцу, медведю, чупакабре:
Тогда сидели на колу —
Теперь на швабре.
Она не только у зэка
Во все отверстия продета, —
Она в структуре языка,
В словах вождя, в душе поэта!
Когда иной пропагандон
Несет свою абракадабру —
Я так и чувствую, что он
Надет на швабру.
Вот звук твой, местная душа:
Акулья челюсть, рыбья жабра,
И не Левша уже, а вша,
И не праща уже, а швабра.
Цивилизационный код!
Любуйся: что, нехороша, блин?
Не зря гриневский антипод —
Предатель Швабрин.
Народ, могучий исполин!
Отныне образ твой исправлен.
Неистребим, неопалим,
Своими бардами прославлен,
Ты озираешь с вышины
Свои проталины и топи,
Подняв кулак, спустив штаны,
Со шваброй…
Бог говорит: вы почему молчите?
Вы вроде как относитесь к элите.
Вы вроде как на светлой стороне,
А вы ни звука. Объясните мне.
Они в ответ: да мы уже кричали,
Уже изображали торжество,
Тогда был русский мир ещё в начале,
А нынче все увидели его.
Тогда мы все от счастья окосели,
Казалось — будем завтра же в Брюсселе,
Вот-вот дойдём до Англии, до Франции,
И всюду будет русская весна…
А нынче мокрый снег, сплошные санкции
И в головах какая-то дрисня.
Теперь уж и у главного проказника,
Создателя большого артефакта,
Не возникает ощущенья праздника,
А всё выходит вынужденно как-то.
Бог к остальным: вы почему молчите?
Когда-то умоляли о защите,
О личности и об её цене,
А нынче — в тряпку. Объясните мне!
Они в ответ: мы потому и немы,
Тогда была агрессия и ложь,
А нынче только логика системы,
И разве против логики попрёшь?
Она обречена катиться танком
По нашим и соседским полустанкам,
Её саму давно уже не радует
Всеобщий страх, безумье и бардак,
Но велик же, когда не едет,— падает,
И с нашей суверенкой точно так.
У римлян, готов, варваров и ариев
С эпохи первых капищ и становищ
При всём стараньи нет других сценариев:
Напасть и пасть, и их не остановишь.
Так стоит ли протестовать, натужась?
Есть ужас без конца и просто ужас,
И коль на этот путь встаёт страна,
Она надёжно приговорена.
Она устроит мерзость без изъянов,
И это будет крайний самострел,
И только жалко, что профессор Янов
Всё предсказал, а сам не досмотрел.
Вы были все от радости косые,
А он писал о Веймарской России…
Господь: и мне такой исход не глянется,
Всё можно отложить на пару лет,
Но путь один. Системы нет без Гляйвица
(Без Нюрнберга, замечу, тоже нет).
Что говорить, мне тоже жалко Янова,
Он всё предрёк — и Путина, и путчи…
Но я его, прилежного и рьяного,
Забрал туда, откуда видно лучше.
феврaль 2022
Дмитрий Быков о войне. Фото: Юрий Лев.
Из цикла «Невольные переводы»
Из Эриха Кестнера
Из цикла «Невольные переводы»
Из Эриха Кестнера
Была б моя лира первейшей из лир —
Мечтаю я полночью вешней, —
Когда бы ужасный свой внутренний мир
Я смог опрокинуть во внешний.
Когда бы в родном и соседнем краю,
В клубах ядовитого дыма,
Твердыню,
Гордыню,
Пустыню мою
Явил я зловонно и зримо.
Когда бы слова, беспощадно остры,
Открыли друзьям-фарисеям
Все трупы,
Воронки,
Обломки,
Костры,
Которыми мир мой усеян.
Пейзаж моей жизни — презренье и тлен,
Кровавые стычки и стачки,
Солдатские толпы, бредущие в плен,
Хронический поиск предательств, измен,
Вставанье с колен
На карачки.
И смятая, словно бумага, броня,
Клочок обгорелого флага храня,
И страсти позор,
И доверья херня,
Кишки и кровавые лужи —
Всё то, что воняет внутри у меня,
На миг оказалось снаружи.
И вот бы явить это миру как есть,
В величии подлом и полном,—
Какая была бы ужасная месть
Всем тем, кто меня недопонял!
Вот это — искусство.
Всё кроме — отстой.
Вот это была бы расплата
С врагами, друзьями, роднёю — и с той,
Что более всех виновата.
А вы?
Что вы делали восемь-то лет,
Что были мне смерти тошнее,
В которые я превращался в скелет,
В тирана,
дракона,
кощея?
Но чтобы души моей адский пейзаж
Явить равнодушным планетам,
Глядящим из бездны на выводок наш,—
Я должен бы стать не-поэтом.
Я должен бы стать слепошарым кротом,
Отборною тварью соборной,
Которая, спрятавшись в сталь и бетон,
Таится от мира в уборной.
И смерти моей, молодой человек,—
Что признак опять-таки гения —
Желали б не семь с половиной калек,
А семь миллиардов.
Не менее
Мечтаю я полночью вешней, —
Когда бы ужасный свой внутренний мир
Я смог опрокинуть во внешний.
Когда бы в родном и соседнем краю,
В клубах ядовитого дыма,
Твердыню,
Гордыню,
Пустыню мою
Явил я зловонно и зримо.
Когда бы слова, беспощадно остры,
Открыли друзьям-фарисеям
Все трупы,
Воронки,
Обломки,
Костры,
Которыми мир мой усеян.
Пейзаж моей жизни — презренье и тлен,
Кровавые стычки и стачки,
Солдатские толпы, бредущие в плен,
Хронический поиск предательств, измен,
Вставанье с колен
На карачки.
И смятая, словно бумага, броня,
Клочок обгорелого флага храня,
И страсти позор,
И доверья херня,
Кишки и кровавые лужи —
Всё то, что воняет внутри у меня,
На миг оказалось снаружи.
И вот бы явить это миру как есть,
В величии подлом и полном,—
Какая была бы ужасная месть
Всем тем, кто меня недопонял!
Вот это — искусство.
Всё кроме — отстой.
Вот это была бы расплата
С врагами, друзьями, роднёю — и с той,
Что более всех виновата.
А вы?
Что вы делали восемь-то лет,
Что были мне смерти тошнее,
В которые я превращался в скелет,
В тирана,
дракона,
кощея?
Но чтобы души моей адский пейзаж
Явить равнодушным планетам,
Глядящим из бездны на выводок наш,—
Я должен бы стать не-поэтом.
Я должен бы стать слепошарым кротом,
Отборною тварью соборной,
Которая, спрятавшись в сталь и бетон,
Таится от мира в уборной.
И смерти моей, молодой человек,—
Что признак опять-таки гения —
Желали б не семь с половиной калек,
А семь миллиардов.
Не менее
* * *
* * *
Уехало британское посольство,
Потом американское посольство,
Теперь эвакуируются финны —
Хотя при чём, казалось бы, тут финны,
От нас же получившие свободу,
Как и поляки, да, как и поляки,
Без нас тут ничего бы не стояло,
Но все они, скоты неблагодарные,
Свои увозят флаги лучезарные,
И только русским некуда уехать
От этого ужасного соседства,
Которое нас прямо соблазняет,
Морально и физически терзает,
Садически покоя не дает,
Особенно тому, кто патриот.
Я, помнится, гулял с одной девчонкою,
Такой красоткой в бежевом плаще,
Причём она настойчиво подчеркивала,
Что я неинтересен ей вообще.
Я был готов побить её, однако,
Я был готов напасть из-за угла,
Она бы превратить меня в маньяка
Холодным равнодушием могла,
Я был готов убить её — во сне хоть:
Мужская страсть — начало всех начал.
Но им ума хватило переехать.
С тех пор её я больше не встречал.
Куда эвакуировать Россию,
Своих детей любимую тюрьму?
Куда эвакуировать Мессию
От недоумков, вверенных ему?
Нам некуда бежать от Украины,
Как прутьям от родного помела,
Мы с ней географически едины,
Чего она ещё не поняла.
При этом мы бы так тебя любили!
Мы лучше знаем, как тебе удобно,
Мы понимаем, что тебе съедобно,
Мы все поём укрáинские песни —
Вот, мы поём укрáинские песни:
«Ты пидманула», «Гоп!» и «Ой, нога!».
Мы любим все вареники и сало —
Вот, мы едим вареники и сало!
Без нас тут ничего бы не стояло,
Без нас бы не горело ни фига!
Не пахло бы ничем, не подгорало!
Без нас бы вас ничто не собирало,
Вас просто нет без внешнего врага,
Который всё грозней, всё низколобее,—
И то, что Русь для вас не дорога,
Лишь проявленье вашей русофобии,
Обидной для родного сапога.
Увы, геополитика-паскуда!
Ты никуда не денешься отсюда,
Меня конкретно и Отчизну-мать
Ты так и будешь вечно соблазнять,
Ты так и будешь вечной провокацией —
Своею европейской ориентацией,
Ты так и будешь вроде той девчонки —
Наличьем в магазинах запрещёнки,
Ты так и будешь месяцы и годы
Дразнить меня иллюзией свободы,
А я, у всех границ сбирая рать,
Тебя всечасно буду задирать,
Весь мир я буду вечно шантажировать
Тем, что тебя назавтра захвачу,
И некуда меня эвакуировать,
Да и тебе сбежать не по плечу,
И это будет вечная мелодия —
Для всех уже забавная, n’est ce pas?—
Твоей красы и моего бесплодия,
Льняной косы и ржавого серпа,
Такая украинская рапсодия
Для «Искандеров», «Буков» и попа.
Все так и будут мне смеяться в спину
И умолять: «Довольно, генерал!» —
И я никак себя не передвину
Из этой смычки, как бы ни орал,—
Вот разве что сбегу на Украину,
Чем и кончает русский либерал.
14.02. 2022
Потом американское посольство,
Теперь эвакуируются финны —
Хотя при чём, казалось бы, тут финны,
От нас же получившие свободу,
Как и поляки, да, как и поляки,
Без нас тут ничего бы не стояло,
Но все они, скоты неблагодарные,
Свои увозят флаги лучезарные,
И только русским некуда уехать
От этого ужасного соседства,
Которое нас прямо соблазняет,
Морально и физически терзает,
Садически покоя не дает,
Особенно тому, кто патриот.
Я, помнится, гулял с одной девчонкою,
Такой красоткой в бежевом плаще,
Причём она настойчиво подчеркивала,
Что я неинтересен ей вообще.
Я был готов побить её, однако,
Я был готов напасть из-за угла,
Она бы превратить меня в маньяка
Холодным равнодушием могла,
Я был готов убить её — во сне хоть:
Мужская страсть — начало всех начал.
Но им ума хватило переехать.
С тех пор её я больше не встречал.
Куда эвакуировать Россию,
Своих детей любимую тюрьму?
Куда эвакуировать Мессию
От недоумков, вверенных ему?
Нам некуда бежать от Украины,
Как прутьям от родного помела,
Мы с ней географически едины,
Чего она ещё не поняла.
При этом мы бы так тебя любили!
Мы лучше знаем, как тебе удобно,
Мы понимаем, что тебе съедобно,
Мы все поём укрáинские песни —
Вот, мы поём укрáинские песни:
«Ты пидманула», «Гоп!» и «Ой, нога!».
Мы любим все вареники и сало —
Вот, мы едим вареники и сало!
Без нас тут ничего бы не стояло,
Без нас бы не горело ни фига!
Не пахло бы ничем, не подгорало!
Без нас бы вас ничто не собирало,
Вас просто нет без внешнего врага,
Который всё грозней, всё низколобее,—
И то, что Русь для вас не дорога,
Лишь проявленье вашей русофобии,
Обидной для родного сапога.
Увы, геополитика-паскуда!
Ты никуда не денешься отсюда,
Меня конкретно и Отчизну-мать
Ты так и будешь вечно соблазнять,
Ты так и будешь вечной провокацией —
Своею европейской ориентацией,
Ты так и будешь вроде той девчонки —
Наличьем в магазинах запрещёнки,
Ты так и будешь месяцы и годы
Дразнить меня иллюзией свободы,
А я, у всех границ сбирая рать,
Тебя всечасно буду задирать,
Весь мир я буду вечно шантажировать
Тем, что тебя назавтра захвачу,
И некуда меня эвакуировать,
Да и тебе сбежать не по плечу,
И это будет вечная мелодия —
Для всех уже забавная, n’est ce pas?—
Твоей красы и моего бесплодия,
Льняной косы и ржавого серпа,
Такая украинская рапсодия
Для «Искандеров», «Буков» и попа.
Все так и будут мне смеяться в спину
И умолять: «Довольно, генерал!» —
И я никак себя не передвину
Из этой смычки, как бы ни орал,—
Вот разве что сбегу на Украину,
Чем и кончает русский либерал.
14.02. 2022
* * *
/Безумная война России против Украины продолжается ...
* * *
Андреевский Александр 
Буторин Николай 
Аимин Алексей 
Тубольцев Юрий 
Андерс Валерия 
