Рушклион Элке Шломовне...
Есть больное наследство, есть стихи на столе…
Михаил Розенштейн
из наследства галутного русский акцент и бальзам
в поцарапанной временем рижской бутылке из глины,
в дополнение к выцветшим серым еврейским глазам.
родовую печаль пересыпав слегка нафталином,
сохранить не удастся сезам от скрипящих дверей
местечковых гешефтов прогнившего временем детства.
эсик-флейш первомайский остыл, а других алтарей
маме-лошн не содержит. грошовое старое средство
(как овца на закланье, прищурившись из катаракт,
натирать до причудливых трещин бутылку бальзама
в ожидание джинна) очистит блатной артефакт
постсоветской эпохи. посмотрит загадочно мама
с ироничной улыбкой, похожей на мамы её…
никакие джоконды подобных сезамов не стоят…
на стоянке у сгулы глумливо кричит вороньё…
на ашдодском балконе на донышке джин перестоян…
*****
за синагогой неспроста
большая дюна
волками прочно обжита.
по ветру плюнуть
к ерушалайму полчаса -
в обетованной
на расстоянье колеса
все б-жьи манны.
порою мочатся в латрун
барашки с неба
и ждут евреи полных лун.
и ширпотребом
то христианский монастырь,
то синагога,
то минарета лютый штырь…
ни капли б-га…
пешком до моря полплевка навстречу ветру.
воспоминанья с молотка барыжат щедро
гончарным, рудней, спартаком, слепящим снегом
страны, в которой босиком по хлебной бегал,
в которой рос не "в у…" легко - на украине…
хотя житомира того уж нет в помине
ни за окном, ни за стеной чужой хрущёвки…
в ашдоде бабушка…
со мной…
на книжной полке…
*****
1/05/24