никогда больше - לעולם לא עוד?
וַיְהִי-עֶרֶב וַיְהִי-בֹקֶר
и был вечер, и было утро.
i був вечір, і був ранок.
аnd there was evening and there was morning.
da ward aus abend und morgen.
и они были для всех, кроме нас.
глагол וַיְהִי - будущее время, обозначающее прошлое - другой взгляд на мир: взгляд, в котором прошлое не альтернативно в угоду моде на путиных, зеленских, трампов, аллахов и триединых.
в угоду нашим страхам и желаниям угодить всем и всюду.
сегодня вечером наступит йом ха-шоа.
каждого второго из нас убили только за то, что он еврей.
все и везде.
убивали, насиловали, сдавали немцам и полицаям.
все и везде.
закрывали границы, лишали права быть людьми.
все и везде.
под христом, под аллахом и без оных.
все и везде за редким исключением в мире, который по привычке нас не замечал.
очень редким. редким и сейчас.
никогда больше - לעולם לא עוד - хотелось бы сказать сейчас, но после симхат тора не говорится в малоизменившемся мире.
вечная память 

"не судите!" смирней, чем авель, падай в ноги за хлеб и кров...
ну, писал там какой-то бабель, и не стало его - делов! ©


мурлычет ветер, крики воронья.
над синагогой небо в лишаях.
февраль соплив. стоянка в грязных лужах -
хотя для маарива вряд ли нужны
жара и солнце? робкая звезда,
луны огарок и чужие лица
вполне подходят. вечного суда
бояться срулю глупо, а молиться,
когда уж угораздило влюбиться,
немного поздно… хочешь напишу
что правда, а что ложь. карандашу
доверить проще тайну. и бумаге.
мне снилось, маня, что сплетались наги
коленками… и громом: хенде хох! –
и смех, и крики, и стрельба, и слёзы.
проснулся сразу. горизонт просох.
и гансов нет, и авитаминозом
дыхание твоё и б-г тверёзый
не ровня прежним выпившим богам
у синагоги жаловался нам,
что люди странны злобны и жестоки,
а он больной сморщившийся до срока
смешной еврей, бормочущий кадиш
в перебродившем виноградном соке -
за всем на свете разве уследишь.
поэтому порой так одиноко
и хочется любви, не экивоков…
закончился всевышний монолог.
поверил я? насколько, маня, смог.
тяжёлым равнодушным серым смогом
садилось небо послесловьем б-га
на дюны - карачун накрыл творца,
евреев, шахариты и миньяны
неистово. до самого конца
наперекор всему останусь пьяным
тобой. дороги зарастут бурьяном.
к тебе пути расчищу, а не в рим…
за дюнами дремал ерусалим.
до жути страшно, маня, просыпаться,
чтоб, засыпая, с нового абзаца
искать тебя и пробовать укрыть,
где даже солнце пробует укрыться
в тени луны и ставит магарыч
ж - и - дами миру: лица, лица, лица…
и ты средь них. и хочется напиться…
любовь пьянит и ненависть пьянит.
и слепы обе. я давно не брит.
не любишь ты. точнее, не любила.
я не сужу – судей и мир на мыло.
в квадратный мир немытое окно
бессонница давно разбила всуе
молиться в небо перестал давно,
но, маня, я тебя ещё ревную
коленки на ночь сладкие целую…
просящему воздастся, говорят.
пытался. лгут. по осени цыплят
считают от матфея – он из наших.
из мешумадов - заварили кашу:
восьмой десяток где-то тихо спишь.
другие - не из наших - богатеют
какой-то думкой. у меня кадиш.
до боли… как положено еврею…
ивритом… в шма привычно лицедею,
хотя, упившись вдрызг, другим богам
и шекеля погнутого не дам.
гротеск людьми, не сверху сочиняем,
а я себе нисколечко не каин.
писать не знаю с нового листа,
нарочно не зализываю раны,
и не живу случайным от болта.
простил? навряд ли, но мои изъяны
оплачены тобой в пространстве рваном.
лишь маме лошн никак. на их похож…
на нём к нему в губах твоих был вхож…
другой не будет. скоро у порога
ты будешь ждать. возможно, рядом с б-гом.
возможно - он… в комоде сто бирюлек
для наших не родившихся детей.
письмо в комод - там много… грусть сутулит.
и годы… звёзды реже и скупей…
скулю. до скорой встречи, маня.
срулик…

           * * *
маарив - вечерняя молитва
шахарит - утренняя молитва
миньян - десять мужчин евреев
мешумад - еврей сменивший веру, отступник
кадиш - поминальная молитва
шма - одна из основных молитв в иудаизме. шма - услышь меня, всевышний.
маме лошн - идиш, мамин язык.