ЭЗРА - ЧЕЛОВЕК И ПОМОЩЬ
Стоянка такси, громкий ивритский говор пока свободных и ожидающих клиентов таксистов:
- «Эй, Джонни!» - обращается к пожилому водителю более молодой его коллега,
- «Ма нишма?» (Что слышно)
- «А коль беседер!» (Всё хорошо) - отвечает с улыбкой его товарищ.
Встретились, обменялись приветствиями, и продолжается ожидание пассажиров со строгим соблюдением очерёдности. Имя пожилого таксиста, приехавшего давным-давно из Ирана, не Джонни, а библейское - Эзра, но среди коллег его привыкли называть этим американизированным именем. Возможно, по причине лёгкого коммуникабельного характера, типа этакого ковбоя, или длинным седым волосам, а может и по иным качествам. Его характер и манеры подходили к его кличке, на которую он отзывался по сотовому телефону с центральной диспетчерской - Джонни. Так повелось и он даже не помнит почему.
В переводе с языка иврит слово «эзра» означает буквально - помощь. Отсюда - первая помощь - «эзра ришона», скорая помощь - «эзра мэгира». Эзра - довольно нередкое имя среди евреев сефардов, выходцев из Испании, рассеявшихся потом в Азии на Ближнем Востоке и в Северной Африке Это и поэты средневековья Моше ибн Эзра, и Авраам ибн Эзра и визир испанского короля Альфонсо Иегуда (Ибрагим) ибн Эзра, отец его возлюбленной Ракель, знакомые нам по замечательному роману Лиона Фейхтвангера «Испанская баллада».
А я узнал о водителе такси, которого зовут просто Эзра и который оправдывал своё имя, отнесшись не формально, а вполне душевно, по-человечески, к жене моего однокашника, когда она болела и проходила курс лечения в больнице, далеко расположенной от места её жительства. Впервые именно он, в порядке очереди на обслуживание клиентов, совершенно случайно, приехал за пациенткой, чтобы отвезти её на процедуры или анализы. И прибыл в точно обозначенное время с обычным вопросом: - «Такси вызывали?».
Эзра добродушный израильский мужичок из тех, которые долго остаются скорее пожилыми, но не старыми, в силу своей активности, подвижности, суетливости, разговорчивости с преобладающими положительными эмоциями и доброжелательностью. Его не раздражают надоедливые, дотошные и неразговорчивые угрюмые клиенты. Он может даже таких разговорить и заставить улыбаться. Приветливость таксиста всегда выигрышный и располагающий приём, особенно, если он ещё и не разыгрываемый, а присущ вообще природе данного человека.
Эзра не высокого роста, скорее коренаст, несколько тщедушного телосложения, но, отнюдь, не выглядит заморышем. Его седая, но ещё не совсем посветлевшая пышная шевелюра обрамляет круглую голову с таким же округлым широкоскулым лицом, улыбка с которого не сходит ни на минуту общения. Этому способствует также застенчиво улыбающиеся лица русскоязычных пассажиров и взаимное стремление понимать речь друг друга, ибо кроме нескольких обычных дежурных слов на русском со смешным их выговором, Эзра им не владеет. «Харашо», «спасибо», «да свидания», «давай», «пошли» вместо «поехали» и т.п. Свою, часто обслуживаемую клиентку, он смешно называет «Авгенией», а не Евгенией. Несколько раз совпадало так, что именно очередь Эзры подходила тогда, когда поступал вызов от Евгении для поездки по одному и тому же маршруту. Оплату поездок обеспечивала больничная касса, так как диагноз заболевания был достаточно серьёзен, а страховка больной покрывала эти расходы. Возникшая взаимная симпатия облегчали контакт водителя и пассажира. Это было весьма важным фактором, ибо душевное состояние её в тот период было далеко не спокойным и вежливое, предупредительное обхождение с ней водителя было уместным и помогало ей в дорогое, отвлекая порой от ненужных мыслей. Он старался успевать, открывая перед ней двери, помогал садиться и уложить небольшую сумочку, спрашивал, удобно ли, закрыть либо приоткрыть окно, осторожно объезжал ограничительные наплывы на асфальте на городских дорожных покрытиях.
Со временем, по её просьбе, но в нарушение установленного порядка, Эзра сообщил ей номер своего сотового телефона с тем, чтобы Евгения могла обратиться к нему в случае необходимости даже тогда, когда его приезд не был обусловлен медицинскими показаниями, в порядке частного вызова. К этому времени необходимость в регулярных процедурах отпала, и больничная касса перестала оплачивать выезды такси. Конечно, Евгения расплачивается с ним за услуги согласно тарифу, чего Эзра при их расчётах никогда не нарушал. Тёплые отношения между водителем и клиенткой сопровождались, углублением знакомств очных и заочных и иной раз возникавшими непредвиденными контактами с членами их семей. Так Евгения знала, что его жену зовут Сара и что у них двое детей и есть внуки, которым Евгения передавала детскую одежду быстро подраставшей внучки. А Эзра видел её дочерей, когда какая-нибудь из них провожала маму в очередную поездку то ли в больницу, то ли в гости к друзьям, родственникам или знакомым. Тем более, что заботливые и нежно любящие мать дочки, не разрешали ей ездить в автобусах и настаивали на вызове такси, но обязательно с водителем Эзрой.
Так иранский еврей Эзра стал, как бы «личным водителем» украинской еврейки Евгении, оказывая ей помощь по первому требованию, чем оправдывает своё имя Такая вот история об израильском таксисте по имени Эзра, имя которого в переводе с языка иврит на русский означает «помощь»...
К сожалению нет уже ни Евгении, ни Эзры. Она скончалась от прогрессирования злокачественной опухоли, а он - от настигшего его кровоизлияния в мозг в относительно молодом возрасте. Но до самой кончины в семьях дочерей Евгении всегда знали, что любая помощь будет обеспечена добрым таксистом по имени "Помощь"...
АРАБКА
В автобус вошла молодая арабская женщина, в длинном до пят однотонном, тёмного цвета платье. Голова её почти до бровей была повязана таким же платком, но подбородок оставался открытым. Это был хиджаб, которым покрывают головы арабские женщины, соблюдающие традиции, где бы они ни жили. Купив билет, и не поднимая глаз, не глядя по сторонам и не меняя серьёзного выражения лица, она выбрала и села на свободное место, рядом с которым также не было никого. Она была целиком погружена в себя и не замечала или не желала видеть никого вокруг.
Небольшую правильной формы голову женщины плотно облегал платок, свидетельствуя о гладко причесанных волосах, цвет которых оставался за кадром. Скорее всего, они были чёрные. Её красивые чёрные глаза напоминали одновременно и еврейские, и цыганские, и индийские. Над ними - чётко очерчены, как арки, две аккуратные чёрные дужки бровей. Смуглое, как после равномерного загара, красивое лицо, маленький носик и срисованные по форме стрел Купидона губы, смыкавшие небольшой рот. Ухоженные руки с нежной кожей, чистые ногти, покрытые скромным маникюром. Всё остальное, как и цвет волос, являлось интригой. Но при движениях через ниспадающие ткани одежды можно было разглядеть контуры изящной фигуры молодой арабки. Может быть, я пофантазировал, а может, действительно, когда ещё стояла или двигалась, рассмотрел округлость груди, очертания талии, форму бёдер. Всё говорило о совершенстве её тела, скрытые свободным платьем. Мне кажется, что эта женщина выглядела бы не хуже наших красоток с распущенными волосами, оголёнными плечами и животом, в короткой юбке или в обтягивающих фигуру джинсах. Но это была арабская женщина, и видеть её прелести мог только муж. Своей закрытостью она была лишена возможности получать удовольствие от восхищённых взглядов других мужчин и от собственного ощущения своей красоты, мало видимой со стороны.
Так же, как и вошла, не замечая никого вокруг, она вышла из автобуса на своей остановке. И исчезла, оставив возможность проанализировать эту встречу. На множестве пожилых и старых арабских женщинах, закутанных в свои широченные одежды, мой взгляд не останавливается, и детализировать впечатления мне не приходило в голову, но эта молодая женщина, прячущаяся от взглядов людей, как в скорлупу, вызвала у меня любопытство, сожаление, сочувствие и естественный интерес.
КОМУ В ИЗРАИЛЕ ЖИТЬ ХОРОШО
«С «гулькин нос» страна моя родная,
Мало в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так счастлив русский человек».
(«Песня об Израиле». Юлий Ким)
Хорошо живётся в Израиле русскому корейцу, прекрасному барду и композитору-песеннику, Юлию Киму. Во всяком случае, имея двойное гражданство России и Израиля, он так утверждает. Ему легко дышится и творчество не увядает.
Вспомнил я о нём по аналогии с живущим здесь и прекрасно себя чувствующим, другим успешно абсорбировавшимся в Израиле «русским» греком, нашим добрым приятелем и земляком, по имени Нестор. Предки его, бог весть когда, попали в Украину, расселившись по причерноморским и приазовским степям из греческих колоний на побережьях. Среди прибывших со всего света в нашу маленькую благословенную страну евреев, немало и не евреев - членов смешанных семей и полукровок. Так и названные мною личности стали гражданами Израиля благодаря их жёнам или бабушкам, имеющим все права на возвращение по строгим законам этой страны. О том, что они принесли немало пользы принявшей их новой стране и говорить не приходится. А пишу я о моём приятеле в связи со сложными перипетиями в его жизни, с довольно необычным сочетанием в его биографии семейной национальной мешанины.
Всё это не помешало греку из Украины, инженеру по профессии, выучить и освоить иврит в такой степени, что он смог не только работать по специальности, но и преподавать студентам - израильтянам, читать лекции и проводить практические занятия, не вызывая у них затруднений в понимании и общении с ним.
Другой уже совсем немолодой русский мужик, крестьянского вида, предки которого жили где-то в средней полосе России и оставили ему в наследство "оканье" и напевную русскую речь, поздно женившийся, уехал с женой-еврейкой, потянувшейся за детьми и внуками в Землю Обетованную. Мечта тщедушного мужичка с редкой бородёнкой и негромким тенорком в голосе, была проста: походить с внуками «с посОхом», как он говорил, делая ударение на втором слоге, в руке по святым местам, ибо был он христианином, уважавшим иудеев за первородство их мировоззрения.
Бродить не получилось, так как надо было зарабатывать шекели и помогать тем же внукам расти, учиться и обретать почву под ногами. Да и самому с женой не бедствовать, пока руки способны трудиться и силы ещё не иссякли. Перейдя с русского языка на иврит в общении с работодателем и со товарищами по работе, мужичок стал израильтянином, но не евреем и уж, конечно, не иудеем. Он живёт и чувствует себя вполне комфортно на этой земле.
Русские жёны двух родных братьев, будучи по специальности преподавателями и методистами-логопедами, казалось, вообще здесь будут не ко двору и им работа по специальности и не светит. Но, приложив немало труда и вполне рациональной заинтересованности, понимая отсутствие альтернативы для сохранения своей профессии, они не только прекрасно освоили иврит и преодолели все квалификационные препоны и рогатки, получив в итоге разрешение на работу и педагогами, и логопедами. И не только для сохранения и исправления дефектов дикции у русскоязычных ребят, но и среди коренных израильтян. Ну не парадокс ли это!? Тем более, что, для контраста и к примеру, один из братьев - евреев, вернувшийся в страну предков почти ничего не добился, едва одолев минимальный набор слов, дающий ему возможность подрабатывать сторожем, да и с этой работы он был уволен при первом удобном случае за незнание языка.
А его русская жена - востребованный логопед среди израильской ребятни... Таким же высококвалифицированным логопедом трудится и жена второго брата, родившаяся и выросшая в русской семье одной из деревушек на Валдае. Встретились они, когда были студентами в Ленинграде. Художник еврей и русская учительница-логопед. Вот как бывает и как складываются, вопреки логике, судьбы людей в эмиграции. Всё наоборот или житейской логике вопреки.
Так кому же, спрошу я вас, в Израиле живётся хорошо?
(Фотографии взяты из интернета)