«...Родительский дом - начало начал,
Ты в жизни моей надежный причал.
Родительский дом, пускай много лет
Горит в твоих окнах добрый свет!...»
 (М. Рябинин - В. Шаинский)

К сожалению, этот напев оказался нереализованным рефреном в моей жизни. Она прошла по другой стезе, обусловленной теми катаклизмами и переменами, которые произошли в мире и от меня не зависели. А я оказался пешкой, переставляемой по обстоятельствам на соответствующую и вынужденную клетку жизненной «шахматной» доски...

Завидую людям, родившимся и прожившим всю жизнь в своём доме, или как говорили прежде, да и сейчас - в своём родовом гнезде, в отчем доме. В таких домах сохранялись дух семьи, традиции, обстановка, кухонная утварь. Такое можно увидеть в Америке, Англии, Нидерландах, Швейцарии, не затронутых войнами других странах планеты. Но такое почти не сохранилось в России, в Украине и в Белоруссии, где революция и войны в ХХ веке всё перевернули и почти всё истребили.

Сгорели и развалились заброшенные помещичьи усадьбы - очаги самого родовитого и образованного слоя настоящих хозяев земли русской. И миллионы арестантов, проведшие лучшую часть жизни в ГУЛАГ-е, выселенные и сосланные, лишились всего, а вернувшиеся начинали всё сызнова. Миграция населения из африканских и азиатских стран в Европу и Америку привела также к потере ими своего дома, своей Родины.

Эмиграция, иммиграция, эвакуация, выселение, переселение, бегство, изгнание, вынужденная по той или иной причине перемена места жительства - всё это звенья одной и той же цепи утрат и новых начинаний почти или, буквально, с нуля. Появились беженцы, лишённые своих домов и имущества и растёт их число во всём мире.

Дважды за свою жизнь я покидал свой дом, терял почти всё, что меня окружало, начинал жить и приспосабливаться к новым реалиям - во время эвакуации и в результате эмиграции. Был я беженцем, стал репатриантом, то есть - эмигрантом. Первая человеческая трагедия коснулась нашей семьи во время второй мировой и Отечественной войны, когда отец ушёл на фронт, но, cлава Богу, или случаю, вернулся живым и здоровым после её окончания, а мы с мамой, бросив всё, и с парой жалких чемоданов эвакуировались в Казахстан. Эвакуированные или беженцы - это особая группа людей, которая должна жить там, где придётся, часто рядом, либо, буквально, у чужих людей, порой стесняя их, пользоваться чужими вещами для личных нужд, так как приобретать что-нибудь, кроме мелочей первой необходимости, было им накладно и бессмысленно. Война ведь всегда, рано или поздно, кончается. И люди живут ожиданиями и надеждами, испытывая массу трудностей, унижений и неприятностей. Вернувшись в пустые стены нашей государственной квартиры, наша семья начинала вновь приобретать всё то, в чём нуждаются люди для жизни. Но ничего из прошлого не сохранилось и осталось только в памяти, а потом и стёрлось из неё. Получив диплом, я не мог остаться в родном городе и уехал по направлению туда, куда решили за меня партия и правительство. Ибо я не был свободным человеком, как и все мои сограждане, жившие при тоталитарном режиме.

И я пытался создать новые условия для жизни своей семьи, перемещаясь по стране в поисках работы. А наши постаревшие родители снова оставили свою привычную обстановку и переехали в город, где мы жили, чтобы иметь опору на склоне лет. Говорят, что переезд на новую квартиру по потерям, сопровождающим это перемещение, равно как и по стрессу, равносилен пожару. Убеждался не раз в справедливости народной мудрости. О каком родовом гнезде, о каком отчем доме можно было говорить, исходя из приведенных фактов жизни нашей семьи, типичной для советской действительности. В нашей, уже, наконец-то, приватизированной квартире накапливались вещи, оставленные нам нашими ушедшими родителями, давно нажитыми, приобретёнными всеми членами семьи. Для наших детей это уже был отчий дом. Но вновь настала пора перемен, особенно после распада Союза. К этому времени дети уже покинули свою Родину и уехали жить в Израиль. Переезд на постоянное место жительства в другую страну, репатриация на Родину далёких предков в Израиль, по сути, являлся самой настоящей эмиграцией со всеми присущими ей чертами человеческих потерь. Особенно ещё и потому, что эта эмиграция выпала на наш пенсионный возраст и денег заработать на приобретение квартиры или дома у нас не было и уже не будет. А накопить их честным путём в СССР полностью исключалось.

Снова без своего собственного дома и теперь уже навсегда, до конца жизни. Единственное утешение, что государство помогает оплачивать съёмное жильё. Либо слабая надежда дождаться социального ещё при жизни... Но не будет оно наполнено знакомыми и дорогими сердцу старыми вещами, предметами мебели, убранства, кухонной утвари и всяким другим, что обычно олицетворяет пристрастия и интересы хозяев. И не только потому, что социальное пособие ограничено, но просто уже не хватит времени на приобретение того, что накапливается со временем, с годами жизни. Да и желание приобретать их теряет свою актуальность, ибо время для этого ушло безвозвратно. Дети, которые молоды, полны надежд и сил, с немалыми трудностями вжились в другую для них среду, новую реальность и, самое главное, преодолели языковый барьер. Они купили квартиры, машины, имеют работу и растят своих детей, наших внуков, которые, возможно, не узнают что такое эвакуация и эмиграция. Хочется пожелать им прожить свои жизни без таких разительных и разрушительных перемен. Стабильно и благополучно. Без войн с эвакуацией и без перемен страны проживания... А на нашу жизнь они достались обе.

И всё же хочется закончить свой небольшой очерк по иному, оценить случившееся в нашей жизни под другим углом, оптимистически, уменьшить горечь и показать положительные стороны этих катаклизмов лично для каждого из нас.

Не случись эвакуации, мы, скорее всего, не остались бы живы, ибо судьба почти всех евреев Винницы, включая моих бабушку и дедушку, окончилась трагически в общей братской могиле на окраине города, где теперь стадион. А мы. Закончив свой трудовой путь и став пенсионерами, не решившись на репатриацию, вслед за детьми, продолжали бы жить ущемлёнными в своих правах произволом, пусть не власти, но укоренившимся в чиновническом бюрократическом аппарате и в части народа привычным негативизмом, по-прежнему, в галуте, в атмосфере ксенофобии в ставшей нам чужой стране. Так что всё хорошо и правильно, но не много ли перемен на одну человеческую жизнь? Этот риторический вопрос я задаю себе. И ответа на него нет... Только утверждения, что всё путём или - ОК!