Общий вагон пассажирского поезда на Станиславск был почти пуст.
Редкие пассажиры расселись по всей его длине, подальше друг от друга.
Когда поезд тронулся, шмыгающая носом Лена, положила голову ему на плечо и почти сразу уснула.
Он довольно долго терпел неудобство, но от неподвижности заныла спина и он осторожно, подстелив под голову свою вязанную шапку, уложил Ленку на деревянную скамейку. Ее короткая юбка слега задралась, приоткрыв бедра со стрелками на колготках. Он поморщился от неприятного вида бедного Ленкинного белья, снял с себя плащ и набросил его на ее ноги.
До Станиславска четыре часа езды. Он подумал, что впервые им придется так долго обходится без поцелуев и прочего, находясь так близко друг от друга, хотя интима с ней ему сейчас не хотелось: на пероне перед посадкой  опухшая от слез Ленка, вся в черном, смотрелась ужасно.
Конечно, ей далеко до ее мамаши, кассирши тролейбуса с хриплым прокуренным голосом и толстым пористым носом. Но может, пока далеко.
- Aнгличанка наша мне говорит: "Видела вашего сына с девушкой. Извините, но такая уродина", - как-то сказала ему мама.
Их мучительная для него связь длилась уже три года. Оба учились на вечернем отделении местного университета на одном факультете, только он на курс старше.
После занятий он провожал ее домой, они заходили в подъезд соседнего с Ленкиным дома и "безумствовали" на батарее парового отопления, прикрывшись его плащом на случай внезапного появления на лестничной площадке кого-то из жильцов.
Иногда Ленка приезжала на окраину города к нему на сахарный завод, где он работал в ночную смену. Он встречал ее на задворках, долго вел по подъездным железнодорожным путям и через один из задних входов в огромное, ревущее турбинами, центрифугами и паровыми котлами помещение, нервно оглядываясь, приводил к себе в крошечную каптерку под самым потолком. Никогда не раздеваясь полностью из-за страха быть застигнутыми врасплох, они сразу ложились на покрытые телогрейкой нары. Их нервный секс был прост и быстр. Затем он, опять пугливо озираясь, выводил ее из помещения и, оправдываясь тем, что его уже ищут, убегал. Обратный путь по рельсам ей приходилось проделывать в полной темноте одной.
Однажды, когда он вел ее по железной, испачканной машинным маслом винтовой лестнице вниз, его действительно нашли. Они столкнулись с дежурным технологом Грищенко, невысоким плотным брюнетом лет тридцати пяти, слывшим любителем пышных баб, приезжающим на завод из окрестных сел на сезонные работы. Тот сразу сообразил цель Ленкиного визита, алчно взглянул на нее и заорал:
- Развлекаешься! Пока ты развлекался, в самописце на расходомере газа кончилось чернило.
Хотя кратковременное отсутствие чернила в расходомере считалось, если не совсем мелочью, то ничем из ряда вон, впрочем, как и совокупления на рабочих местах, он смутился и растерянно пролепетал, сгорая от стыда:
- Я сейчас, сейчас, только вот..
На узкой лестнице трудно было разминуться.
Ленка почти прижалась к технологу, ничуть этого не стесняясь и тихо произнесла одно слово:
- Извините.
Когда он вернулся, Грищенко с завистью в голосе сказал:
- Не может быть, чтобы она тебе дала.
Он понял, что Грищенко хотел сказать "чтобы такая тебе дала".
Ленка могла выглядеть по разному и часто - секс бомбой. Среднего роста, стройная, но без худобы, с пухлыми слегка выпяченными губами на веснущатом лице и густыми рыжеватыми волосами она не производила особого впечатления на мужчин, пока не начинала говорить. У нее был мягкий, какой-то льющийся голос, который накрывал собеседника волнами заботы и нежности. А в глубине этого потока дразняще мерцал огонек страсти, обещающий разгореться до настоящего пламени. Ну или что-то подобное. Фантазия у каждого парня была своя, но он видел, как у его друзей блестели глаза, когда они смотрели на болтающую Ленку. Уж не ему ли было не знать, что порождало этот блеск!
Однако, не смотря на свою кажущуюся чувственность, у Ленки до него был всего лишь один мужчина.
В маленьком сквере, где росло всего несколько деревьев, она стоя отдалась высокому черноволосому украинцу по фамилии Палий. Они вместе занимались в секции стрельбы из пистолета. Выбив в рыжей мишени "десятку" и постреляв в свое удовольствие еще несколько месяцев, Палий отбыл в родную деревню, где удачно женился на смуглявой дочке председателя сельсовета.
Было ли поведение молодого гуцула столь циничным или нет, он не знал, но хотел так думать после того, как Ленка легкомысленно рассказала ему подробности своего, как он считал, падения. Первый раз с какой-то деревенщиной в кустах, да еще стоя! Проходить каждый день через проклятый сквер, который, как назло, стоял на пути к университету, было для него сущей пыткой.
Однажды, своими "исследованиями" Ленкиного сексуального прошлого, он довел ее до слез. Oна, видя его терзания, разрыдалась, полная сочувствия к нему, к наивному романтику чуть старше двадцати лет, женщин знавшему только по книжкам. Позже, ему было стыдно за свою глупую маету и он очень по-мужски ненавидел Ленку, за то, что она была тому свидетельницей.
"Что это она все спит и спит?" - подумал он с раздражением .
Ему самому спать не хотелось.
Монотонная сменяемость голых перелесков за окнами, непромерзших из-за необычно теплой и сырой ноябрьской погоды болотец, изъезженных колхозной техникой нешироких дорог меж полями с остатками ботвы вгоняла его в уныние. Он сожалел, что не смог найти достойного повода для того, чтобы остаться дома. Желание не вникать в Ленкиным семейные проблемы преобладало у него над состраданием и даже доходило до брезгливости.
- Да, поезжай, - неожиданно сразу согласилась с ним мама, когда он сбивчиво, не желая показаться сентиментальным идиотом, рассказал ей о Ленкиной просьбе.
Ленка жила в самом центре города на заднем дворе дома с красивой арочной архитектурой в квартире, состоящей из одной длинной комнаты с маленьким окном в конце. Дом был старой добротной посторойки.
Комната, где жила Ленкина семья, как просветили Ленку старожилы дома, предназначалась для своза и хранения мешков с рассыпным товаром для фасадной лавки. Мать и две старшие сестры обитали в глубине, а Ленке была выделена передняя часть у самой застекленной двери. Семью разделяла маленькая кухонька.
Сестры были мало похожи друг дружку, так как имели разных отцов.
О папашах Ленка рассказывала скупо. Старшая, большегрудая брюнетка, рождена от какого-то еврея.
Кто был отцом средней, высокой плоской скандинавского типа девицы, он так никогда и не узнал, а Ленкин отец служил в Станиславске милиционером и состоял в каком-то приличном чине, но в каком точно Ленка не знала. Он никогда не спрашивал была ли Ленкина мать когда-либо замужем за отцами дочерей. Один раз прозвучала история о фронтовой любви между медсестрой и офицером, который считал свою жену погибшей. Жена оказалась живой и офицер вернулся к ней после войны, оставив медсестру на сносях. По возрасту дитем окопной страсти могла быть только старшая из сестер, но Ленка туманно намекала на себя. Получалось, что офицер то ли жену не сразу отыскал, то ли медсестру не забывал еще десять лет после великой победы.
- Мне тетя Женя завонила. Ты знаешь, она заведующая пекарней и потому общается со всяким сбродом, - тетю мама недолюбливала. - Ну ей один из этих сказал, что видел тебя с Леной. Ты, вроде, из приличной семьи, а девушка ... Он ее старшую сестру знает. Спит за деньги со стариками.
Его же семья была вполне приличная. Мать - заслуженная учительница, завуч в школе. Отец так вообще, директор текстильного комбината. Люди в городе известные и уважаемые. Роман с Ленкой явно затянулся и приближался моменту принятия решений. Конечно, он считал, что женитьба исключена, но иногда дразнил себя видениями их свадьбы, на которой рядом с его утонченной мамой будет восседать ужасная, плохо одетая билетерша с беломориной в зубах. А клиенты Ленкиной сестры, подвыпив, начнут стрелять глазами в ее сторону и шепотом делиться с отцом скабрезными воспоминаниями.
- Мама поехать не может. Там его жена, дети. А я должна проститься с ним, - Ленка неожидано для него разрыдалась. Он не думал, что они с отцом были настолько близки.
- Ты мог бы поехать со мной? Mне будет тяжело одной в дороге.
Это была ее первая серьезная просьба за три года и ему она показалась ловушкой. Езды-то было всего несколько часов. Само сопровождение не составило бы труда для него, но обьяснение с родителями, их презрительное недовольство были бы для него непереносимы.
Наконец-то приехали.
Измученная Ленка не просыпалась и ему пришлось растормошить ее.
От вокзала они доехали на автобусе до тихой, засаженной тополями улицы.
За заборами виднелись большие двухэтажные особняки, на которых еще остался налет досоветской фешенебельности. "Интересно, сколько семей теперь живет в каждом из них?" - подумал он.
- Ну я пошла. Спасибо тебе, - Ленка быстро поцеловала его в губы и сразу отпрянула. И правильно сделала. Он был готов прижать ее к себе и легонько сжать зубами мочку уха. Обычно этого было достаточно, чтобы она задышала прерывисто и взгляд ее стал почти безумным. День на пустынной улице Станиславска начался бы с того, чем обычно заканчивался их вечер на лестничной площадке спящего дома. Его широкий плащ, скрывавший их от непрошенных взглядов, был при нем.
Оставшись один, он ощутил удовлетворение от выполненного долга и воодушевление, которое, наверное, свойственно всем молодым мужчинам, прибывающим в незнакомый город. Он бодро зашагал в сторону центра, намереваясь исследовать его. До обратного рейса у него было шесть часов. Осмотрев несколько церквей и длинный плотный ряд крашенных в мутно-оранжевый цвет домов с ажурной лепниной и балкончиками, он почувствовал голод и поел в дешевой столовой.
Солнце в этом городе вместо того, чтобы выполнять свои прямые обязанности, похоже, предпочитало дремать где-то за серой пеленой. Ветер играл старой газетой на холодной брусчатке. Он сидел на скамье перед старинной ратушей пока не продрог. Затем побрел в сторону уже знакомой улицы.
На втором этаже дома горел свет, мелькали тени. "Поминки," - понял он.
Ему захотелось увидеть за окном Ленку. Это желание разрасталось и настолько овладело им, что он даже попытался влезть на  достигающий своей кроной окон тополь. Его ботинки заскользили по гладкой от осенних дождей коре, он оцарапал щеку о голую ветку и понял глупость своего намерения.
Прижавшись спиной к стволу тополя, он неотрывно смотрел на заветный светящийся прямоугольник.
"Неужели она не пытается высмотреть меня?" - с обидой подумал он.
Он несколько раз уходил и возвращался. Пора уже было двигаться в сторону вокзала.
Взглянув на окна в последний раз, он повернулся, чтобы уйти окончательно, но заметил, как внизу дома распахнулась дверь и черная фигура бросилась к нему:
- Я увидела, увидела, - зашептала Ленка, бешенно целуя его.
"Кроме нее мне в этой жизни ничего не нужно, - с нахлынувшей на него безмерной радостью, подумал он.
- И как я мог не знать этого раньше? Как я мог сомневаться?"

Несколько лет спустя, когда он привез сына из школы, мать отвела его в сторону и тихо, чтобы не услышала жена сказала:
- Звонила Лена. Она в городе. Хочет с тобой встретиться в известном тебе сквере.
- Какая Ле... - вырвалось у него, но он тут же осекся.
В пустом осеннем скверике он сразу узнал её.
Она поблекла. Губы утратили свою сочность и уже никак не выделялись на худом лице. Веснушек почти не было видно, кожа потемнела и приняла коричневатый оттенок.
У ее ног ковыряла совком землю щуплая девочка, лет примерно трех.
- Работаю учительницей физики в..., - она назвала какой-то город, о котором он никогда не слышал, (та ещё дыра, наверное, - подумал он).
- Муж служит. Старший лейтенант.
В ее голосе он не услышал прежних льющихся звуков.
И почувствовал облегчение, когда уходил.
Эта неприметная женщина была ему незнакома, а тревожить себя воспоминаниями ему не хотелось.
Чувство непонятной ему вины не оставляло его несколько дней после встречи с Ленкой, но потом оно исчезло.

     /фото из сети