ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО
В моей коллекции восемь образов выдающегося автора. Это лучшая половина.
НЕ НАДО РАЯ
Владимир Высоцкий вошел в мое жизненное пространство в юности. Вернее ворвался хриплым голосом из окон соседних домов. Магнитофон «Комета» у меня появился в 1970 году после первого стройотряда. На него ушло половина заработанных денег – 200 рублей.
Первые записи – «Битлз», «Песняры», «Самоцветы» и конечно Высоцкий. Его знали наизусть и народ выдергивал из его песен забойные фразы. Типа:
Уж если я чего решил –
То выпью обязательно!
Ходили и четверостишия, но мы не знали, кто их автор:
Все зависит в мире оном
От тебя от самого:
Хочешь — можешь стать Буденным,
Хочешь — лошадью его!
Все мы его считали юмористом и рубахой-парнем
Для моряков и геологов, лагерников и альпинистов он был своим в доску.
И для нашей дворовой шпаны он был понятен и близок:
Ну, о чём с тобою говорить!
Всё равно ты порешь ахинею.
Лучше я пойду к ребятам пить,
У ребят есть мысли поважнее.
У ребят серьёзный разговор —
Например, о том, кто пьёт сильнее.
У ребят широкий кругозор —
От ларька до нашей бакалеи.
Поэтому его образ тогда виделся таким бесшабашным и веселым:
НАШ ГАМЛЕТ
В 70-х Высоцкий разрывался между театром и поэзией. Трагическая судьба наших гениальных поэтов угнетала пророчеством. Тем, кто вставал на пути власти и элиты она ничего хорошего не сулила.
Поэты были наделены повышенным чувством справедливости и часто выражали скрытые чувства народа, который часто «безмолвствовал».
Высоцкий осознавал это и был готов вступить на этот опасный путь и для здоровья и для самой жизни.
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
и режут в кровь свои босые души.
Он стал опасен народным признанием, хотя и выдавал свои мысли через своих сказочных и бытовых персонажей своих песен – от Ваней:
Чуду-Юду я и так победю!
Захожу я в бакалею –
Сыра нет – одни евреи.
Его прижимали, ему мешали, за ним следили. И старательно замалчивали его личность – ни званий, ни признания таланта и заслуг.
Это был переломный период. Даже военная тематика не была признана, хотя всех трогала до глубины души.
Он знал, что он не угоден и при любой возможности его или втопчут в грязь или уничтожат.
Нас всегда заменяют другими,
Чтобы мы не мешали вранью.
Когда его подбивали уехать на Запад – там комфорт, шикарные авто и фирменные шмотки, он даже и в мыслях не держал, хотя и понимал, что народ ведут не туда и писал:
Я согласен бегать в табуне —
Но не под седлом и без узды!
Высоцкий не терпел предателей. Об этом его знаменитая «Песня о друге», Тянулся к хорошим людям. Но люди это понимали неверно. Чисто по-русски, пытаясь угостить его от всей души:
И вновь отправляю я поезд по миру.
Я рук не ломаю, навзрыд не кричу.
И мне не навяжут чужих пассажиров —
Сажаю в свой поезд кого захочу…
А поезд был уже переполнен. Это устраивало его недругов и завистников. Не исключено, что кто-то поддерживал его вредные пристрастия по заданию сверху.
Высоцкий допускал это, и не входил ни в какие группы. Чувствовал, что его планида бороться в одиночку, как его главный герой – ГАМЛЕТ, так никем и не понятый.
Высоцкий был беспощаден к предателям, трусам, к мелочности и ханжеству. Чувство несправедливости довлело и вырывалось строчками и монологами его многочисленных героев. Лишь позже всем стало понятен этот образ одинокого рыцаря.
ВСЕВЫШНИЙ ПРАВИТ
Наконец, к Высоцкому пришло запоздалое понимание:
Зачем мне быть душою общества,
когда души в нем вовсе нет!
Череду своих мимолетных связей Высоцкий решил прервать самым сильным из благородных чувств – с помощью любви. Хотя сам в это до конца не верил и потому часто писал о любви со скепсисом.
Красивых любят чаще и прилежней,
Веселых любят меньше, но быстрей.
И молчаливых любят, только реже,
Зато уж если любят, то сильней.
Он верил и не верил в нее:
«Mы живём в мире, где улыбка уже не значит хорошее отношение к тебе. Где поцелуи совсем не значат чувства. Где признания не значат любовь. Где каждый одинок и никто не старается это изменить. Где слова теряют всякий смысл, потому что несут ложь».
И в то же время, что хотел верить в то, что любовь способна творить чудеса. Мужики не жалели себя на поле боя, любящие женщины готовы терпеть и прощать многое. В это он верил и искренне завидовал тем, кого посетило это чувство.
Но с его максимализмом и независимостью найти идеал было проблематично и он просто надеялся и ждал:
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом – не хочу,
а в будущем – не знаю.
Ему нужно было что-то недостижимое, сногосшибающее и оживляющее:
Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!
Вот тут уже вопрос неясен было ли это послание Божие? Но из буяна и хулигана вдруг получился Поэт лирик во всей красе.
Свой идеал он, несомненно, выдумал, чтоб спастись от одиночества и дурных мыслей. О суициде он думал не раз и не два.
Люблю тебя теперь – без пятен, без потерь,
Мой век стоит сейчас – я вен не перережу!
Во время продолжение, теперь –
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Границы и расстояния между ним и Мариной Влади сделало эту любовь более длительной.
Взлетят наши души, как два самолета,
Ведь им друг без друга нельзя.
Но болезнь души уже вступала в критическую фазу.
Именно тогда он вдруг стал другим. Он приблизился к Богу. Верил, что Русь православная возродится:
Вот от копоти свечек уже очищают иконы.
И душа и уста – и молитву творят, и стихи.
ПО РЕКЕ ВРЕМЕНИ
Есть такое поверье, что человек становится философом после сорока. Сорок лет никогда не отмечают как юбилей. А сорок поминальных дней отмечают.
Это число никогда не чтили, но оно всегда вертелось на языке. У Высоцкого тоже есть строки:
На берег тихо выбралась любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков.
Мысли о смерти в этом возрасте посещают чаще –негласная середина жизни а дальше финиш. Сначала у Высоцкого финишная черта подавалась с юмором:
Стремится ввысь душа твоя,
родишься вновь с мечтою!
Но если жил ты как свинья,
останешься свиньёю!
Позже он стал подбадривать и себя и других:
Подумаешь – с женой не очень ладно,
Подумаешь – неважно с головой,
Подумаешь – ограбили в парадном, –
Скажи еще спасибо, что – живой!...
И признание того, что остается только терпеть:
И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья
И лишь шептал: «Спасибо, что живой».
Поверить в загробную жизнь – у него явно не получалось. Он был прагматик и фаталист:
Мне скулы от досады сводит:
Мне кажется, который год,
Что там, где я, – там жизнь проходит,
А там, где нет меня, – идёт.
Судьбу тех, которых славили при жизни и потом легко забывали, он примеривал и на себя:
Мы многое из книжек узнаем,
А истины передают изустно:
«Пророков нет в отечестве своем» –
Да и в других отечествах – не густо…
…Открылся Лик – я стал к нему лицом,
И Он поведал мне светло и грустно:
«Пророков нет в отечестве своем –
Но и в других отечествах – не густо»…
Он еще пытался шутить по поводу загробной жизни, но получалось грустно:
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу…
Его баллада « День без единой смерти» не стала выдающимся произведением.
Но ее первые строки:
Секунд, минут, часов – нули.
Сердца с часами сверьте!
Объявлен праздник всей Земли:
«День без единой смерти».
Вход в рай забили впопыхах,
Ворота ада — на засове,
Без оговорок и условий–
Все согласовано в верхах.
Забиваются последними, предчувствием собственного финала:
Он просто умер от любви.
На взлете умер он, на верхней ноте.
* * *