ПОМИНАЛЬНЫЙ ПАЁК И ГРОБ
(Житейские истории)
Сапожная мастерская Абрама Измерли находилась в самом центре Керчи. Место бойкое, народу всегда много, так что недостатка в клиентах не было.
Мало кто не знал здешнего сапожника.
К нему шли с мелким и крупным ремонтом - гвоздик загнать в подмётку, каблук заменить, купить шнурки или предложить вполне добротные голенища от износившихся сапог.
Иногда заходили к сапожнику и без всякого дела - рассказать новый анекдот или просто "за жизнь" поговорить. А уходили с хорошим настроением, потому что Абрам умел старика уважить, понять его проблемы, женщине - сделать комплимент, молодому человеку - совет добрый дать.
А однажды утром свою мастерскую Абрам не открыл. Накануне вечером он возвращался с работы, когда совсем уже стемнело. Буквально в нескольких шагах от своего дома он оступился и упал в канализационный люк. Дождь со снегом, как часто бывает в Крыму, пошёл внезапно, и горе-сантехники, не задвинув на место крышку люка, разбежались по домам.
Холодная вода сводила ноги, поясницу. Дотянуться до края люка Абрам не мог - промокшая одежда тянула вниз. Кричать и звать на помощь он тоже был не в силах - спазм не давал выхода голосу. Лишь тихие хрипы его пугали редких прохожих. Люди не могли, а, может, и не пытались разобраться что же случилось.
Кто-то, почти пробежав мимо, бросил в темноту:
- Держит же земля таких забулдыг...
- Сдох бы лучше, - пожелал Абраму чей-то женский голос, и в шуме дождя растворились ещё какие-то недобрые слова...
Абрам потерял чувство времени. Ему казалось, что прошла вечность, прежде чем его спасли. Это были соседи.
Сильное переохлаждение и стресс сделали своё дело. Абрам тяжело заболел, всё реже выходил из дома.
Часто навещал Абрама его сын Михаил , бросал все дела и приезжал в Керчь проведать больного отца. Прошло более двадцати лет, как отец ушёл из семьи и живёт в другом городе, с другой женщиной.
Но Михаил по-прежнему любит его и с тоской вспоминает себя двенадцатилетним парнишкой. Тогда маме трудно стало одной воспитывать троих детей и старшенького она отдала в школу-интернат. С тех пор жизнь Мишки потекла совсем по другому руслу. Хотя он всегда был присмотрен, накормлен, одет и обут, ему не хватало семейного тепла. Тосковал по дому, по младшему брату и маленькой сестрёнке. Он мысленно возвращался к маме на кухню, где всегда пахло её стряпнёй. Ничего не было для Мишки вкусней, чем родные крымчакские кушанья, к которым привык с детства. Эти дурманящие запахи горячего кубете (слоёный пирог с мясом), сузме (вареники с мясом под ореховой подливкой), шорва (постный суп с красной фасолью и лапшой, нарезанной квадратиками) ну, просто сводили с ума и он, всякий раз вспоминая это, глотал голодную слюну.
Дни считал до каникул - сколько их там осталось?.. Стойкая детская память долго ещё сохраняла и родные запахи отца. Его руки пахли кожей, клеем, воском. Мишка приобщался к сапожному мастерству, но после школы поступил в институт, стал инженером.
В свой очередной приезд Михаил застал отца совсем ослабевшим. Тот уже не вставал с кровати, почти ничего не ел, а через несколько дней сердце остановилось, и он тихо ушёл из жизни, оставив близким не только боль утраты...
- Первое, что надо сделать, - сказал себе Михаил, - это позвонить в "скорую".
Телефона ни у кого из соседей по дому не оказалось. Он вышел на улицу и стал искать телефон-автомат. Ни одного действующего не нашёл - все были разбиты, поломаны, помяты, а с иных трубки были отрезаны вместе с проводами.
Пройдя всю улицу Петра Алексеева, возмущаясь и негодуя, он свернул на главную городскую площадь имени Ленина. Надежда оставалась на телефон-автомат у здания главпочты.
- Умер, говорите? - переспросил равнодушный женский голос дежурной "скорой помощи". - Ну, так что же вы нам, товарищ, звоните-то? Покойнику наша помощь уже не нужна!
- Ну, как же, - растерялся Михаил, - а засвидетельствовать?..
- А это уже ваша проблема. И потом ... В курсе, наверное, что бензин нынче в большом дефиците? Так что без особой надобности машину не гоняем.
Михаил ещё что-то хотел сказать, но дежурная "скорой" посоветовала не терять времени, а идти с паспортом покойного в поликлинику и там взять справку о смерти.
Частые короткие гудки, оповестившие о том, что разговор окончен, вернули Михаила в тяжёлую реальность. "Может, она по-своему и права, отца не воскресить, - рассуждал он, - хотя на памяти немало случаев, когда медики реанимировали людей. С другой стороны, бензина нет - это беда всеобщая. В стране дефицит всего. И чуткости тоже".
Он не шёл, а почти бежал. От безысходности глаза наполнялись слезами, а голову сверлили разные мысли - одна нелепее другой. "Как же так, - задавал он себе вопрос, - эдак явись с любым паспортом в поликлинику и объяви о том, что его владелец ушёл в мир иной, тебе выдадут свидетельство о смерти? Ну, и времена! Выходит, так любого можно "похоронить"?".
Утром следующего дня документ был уже на руках. А по нему в специализированном магазине можно купить продукты для поминок. Не откладывая это на потом (кто знает, какие порядки будут завтра), Михаил направился в магазин, у которого выстроилась длинная очередь - отоваривались по разовым месячным талонам только пенсионеры и инвалиды.
- Товарищи, пропустите, пожалуйста, - обратился к унылым лицам Михаил. - Мне продукты на поминки купить. Отец у меня... - Комок подступил к горлу, и он не смог договорить.
Очередь недовольно повернула головы, и равнодушные взгляды застыли, холодно взирая на просителя.
- Известное дело, - вдруг прозвучало в хвосте очереди, - все там будем. Проходи, проходи, дорогой. А нам пока особо торопиться некуда...
Из магазина Михаил вышел с тремя тощими курицами в перьях и с десятью бутылками водки. Это всё, что разрешалось купить по предъявлению свидетельства о смерти.
Он, было, направился к дому, но решил не терять времени и по дороге завернул в похоронное бюро, чтобы сразу же и гроб заказать.
- Закончились у нас гробы, молодой человек, - ответила служащая бюро. - Израсходовали весь запас, который был. А поставок древесины давно уж нет. Так что, извините, помочь ничем не могу.
- ???
- А вы сходите по месту работы покойного. Путь там подсуетятся...
Навьюченный своими поклажами, Михаил со слезами на глазах стоял перед директором фабрики индпошива и ремонта обуви.
- Ну, что вы! - ухмыльнулся руководитель. - Мы обувь тачаем, а не гробы... Право, не знаю чем могу помочь. Хотя...
Он вывел Михаила во двор и показал ему свалку досок-горбылей, оставшихся после ремонта производственных помещений.
- Хочешь? Бери. Бесплатно отдам, - по-свойски обнял он Михаила. - Да, и сообщи нам, пожалуйста, когда похороны. Участие примем.
Время неумолимо утекало. В родном Симферополе рядом с Михаилом непременно были бы в эту трудную минуту друзья и знакомые. Помогли бы всё организовать, а тут...
Он понимал, что из этих древесных отбросов гроб ему не сколотить и ушёл, пока ещё не зная куда. Под тяжестью своей печальной ноши он остановился отдохнуть.
- О! Где водку-то взял, браток? - поинтересовался мужичок средних лет. - Продай бутылочку. Не обижу.
- Отец у меня вчера умер, понимаешь? - готовый поделиться своим горем ответил Михаил. - А гроба нет. И купить негде. Я сам приезжий, никого тут не знаю. Не поможешь ли, а?
- Считай, мужик, что тебе повезло. На стройке я работаю. Доски, знаю, у нас имеются. Пойдём к прорабу - он что-то придумает.
По дороге разговорчивый строитель поведал Михаилу, что не только доски у прораба имеются, а готовый гроб уже есть. Михаил от радости (когда бы не было так грустно) чуть не выронил из рук свой поминальный паёк.
- Представляешь, вчера из милиции позвонили, что срочно гроб нужен, мол, человека убили. А стражам порядка кто же откажет?..
Михаил вопросительно посмотрел на попутчика. Выходит, что гроб этот предназначен конкретному покойнику?
- Да, дело тут, понимаешь, такое вышло, - подходя к столярной мастерской и оглядываясь по сторонам, открыл тайну строитель. - Били там, в ментовке, мужика. Думали, что забили до смерти. Вот и заказали гроб. А несчастный, представляешь, выжил. И теперь гроб этот дожидается другого своего хозяина. Иди-ка сюда, посмотри...
Дверь мастерской была заперта, но сквозь внушительную щель Михаил увидел на верстаке новенький гроб.
- Прораб припрятал его. Ты иди к нему и проси. Но не говори, что видел. У нас тут вся бригада про этот случай в курсе. Всем интересно, что будет с "левым" гробом, - заговорщески напутствовал отзывчивый строитель.
- Здравствуйте, - вежливо поздоровался Михаил с прорабом. - У меня к вам огромная просьба, - заикаясь объяснял он. - Отец мой скончался. Гроб нужен. В похоронном бюро отказали...
- Нет у меня гробов, - раздражённо ответил прораб и отвёл взгляд.
По тону Михаил понял, что вежливость здесь не уместна и напористо продолжил диалог:
- Продай!
- Идите вон, а не то - милицию вызову!..
Михаил, подобно танку, напрягаясь под тяжестью водки и кур, пошёл прямо на прораба. В это время дверь распахнулась и в прорабскую ввалилась бригада. Мужчины оттеснили Михаила и медленно, сверля взглядами своего начальника, стали приближаться к нему. Тот попятился к стенке.
- Да вы что, братцы? - вытянул перед собой руку хозяин помещения. - Вы что это, в самом деле?..
И уже Михаилу:
- Ладно, чёрт с тобой, бери, - побагровев от злости, сказал он.
А когда уже бригада дружно подталкивала в кузов грузовика вожделенный гроб, пробурчал:
- Чтоб ты провалился.
Наверняка он подумал, что "левый" гроб, тем более сделанный по спецзаказу милиции, оплате не подлежит, возьми же за него деньги, неприятностей потом не оберёшься. А тут ещё и дерзкий вопрос нахала:
- Сколько должен заплатить за гроб?
- Да чтоб ты сдох в этом гробу, - сплюнул в злобе прораб и захлопнул дверь.
Не осознав до конца свою удачу, Михаил закинул в гроб авоськи с курами и водкой, а сам, пока, не дай, Бог, прораб не передумал, легко поднял на вытянутых руках крышку гроба, посадил её себе на голову и сгоряча помчался вон со двора стройки.
Пока мужики, готовые ехать по адресу, умащивали в кузове грузовика гроб с "гуляющими" по нему авоськами, Михаил успел уйти довольно далеко.
Прохожие сторонились, обходя странного пешехода с гробовой крышкой на голове, удивлённо пожимая плечами. А он всё ускорял шаг, то и дело спотыкаясь о тротуарные выбоины. В людском водовороте всё тяжелее становилась его необычная ноша, и он перешёл на проезжую часть. Теперь же его оглушали короткие и протяжные автомобильные сигналы.
Остановился Михаил как раз в тот момент, когда его догнал знакомый грузовик, везущий гроб с поминальным пайком.
- Ты что, парень, спятил? - высунулся из кабины водитель. - Мы что, нЕлюди? Давай сюда свою крышку, и поехали...
Михаил расплатился с бригадой строителей двумя бутылками водки.
Помятуя о чуткости простых работяг, он рассказал мне об этом много лет спустя. И вспомнилось то далёкое время восьмидесятых годов, когда все мы переживали развал экономики на нашей бывшей Родине, перестройку не понятно чего и прочие процессы, повергнувшие страну в неразбериху, бесхозяйственность, дефицит. Помню, как на одном из совещаний руководителей цехов и подразделений металлургического комбината имени П.Л. Войкова его генеральный директор Яков Михайлович Аптер сказал: "Ну, что, братцы, мы должны взять под своё внимание всю социальную сферу. Как это ни печально, а думать приходится не только о живых. Надо, чтобы на комбинате всегда были в наличии гробы".
Вообще комбинат был ведущим предприятием города. Его социальные службы обеспечивали металлургов продуктами питания, одеждой, обувью, бытовыми электроприборами - в общем всем необходимым. Потому что, как тогда любили говорить по-горбачёвски, "во главу угла" руководитель ставил человека. В тот сложный период Яков Михайлович баллотировался на пост президента Крыма. По всем показателям победа ему была обеспечена. Случайно это случилось или нет, но кандидат в президенты вместе со всей своей командой поддержки погиб в автокатастрофе.
Однако, вернёмся к нашим гробам.
Не успел Михаил внести в дом гроб для отца, как прибежала женщина из соседней пятиэтажки.
- Дорогие мои, - плакала она, - скажите, где достали? У меня покойница в квартире, не можем похоронить...
Михаил развёл руки. Что он мог ответить на слёзную просьбу? Но соседка не унималась, причитала, а потом стала просить, чтобы уступили гроб, мол, этот покойник ещё "свеженький", вчерашний, а её - уж три дня, как "дожидается"...
И вновь встают передо мной картинки того тяжкого времени, которое мы переживали и принимали как данность все тяготы бытия и связанные с ними парадоксы. Так вот, выполнив задание генерального директора, снабженцы завезли-таки на комбинат большую партию гробов. Узнав о том, что таковые имеются, расторопная комендант общежития, которое заселяли уже неработающие пенсионеры, выписала на складе сразу несколько гробов и разместила их на одном из балконов общежития. Мол, пусть будут. На всякий случай. Люди проходили мимо и удивлялись, неужто массовый мор начался?..
Между тем, подготовка к похоронам Абрама Измерли шла активная. По предъявлению свидетельства о смерти (без специального талона или соответствующего документа в то время "достать" что-либо было невозможно) Михаил купил в универмаге ткани, рюши и всё необходимое для обивки гроба.
Подготовили тело покойного, чтобы проводить его в последний путь. Вместе с только что приехавшим из Новороссийска братом Леонидом Михаил стал укладывать тело отца в гроб, а ноги не помещаются. Кое-как с трудом втиснули, закрыли крышку. В этот самый момент в дверь позвонили. На пороге стояла экстравагантная дама.
- Я из городской партийной организации, - с достоинством представилась она. - Покойный был членом партии. А по новому положению, хоронить коммунистов надо с красным знаменем, чтобы гражданская панихида была, ну, там, речь прощальная, сами понимаете...Я предварительно хотела бы поговорить о покойном, чтобы текст написать...
Какой-то ответственный партийный работник придавленным голосом, но с пафосом артистично читал по бумажке эту речь.
Михаил, полный тяжелых и печальных дум, почти ничего не слышал. Только время от времени застревали у него в ушах привычные штампы: "примерный труженик", "верный коммунистическим идеалам", "страстный пропагандист советского образа жизни"... Они возвращали Михаила в то время, когда он с партбилетом отца обивал пороги горкома партии. Ему, активному комсомольцу, отказывали в приёме в ряды КПСС - пятая графа не подходила. "Национальность у вас какая-то непонятная" - мотивировали отказ в приёмной комиссии. И партбилет отца тогда не помог. "Ошибка тут, - настаивали вершители судеб, - нет такой национальности - крымчак"!
Около тридцати лет прошло со времени тех печальных похорон. Но до сих пор часто снится Михаилу один и тот же сон: кладбище, у свежевырытой могилы под красным знаменем городской партийной организации справляется театрализованная панихида, а его отец, иронично улыбаясь, проходит мимо.
Лариса Мангупли.
2009 год.