Медленно и осторожно жизнь вела к какому -то рубежу, а мне все время было тесно в этой жизни, все время, разрывая границы, я продвигалась куда-то, не зная сама, но ощущая, что без этого не возможно.

В ресторане Патио -Пица много людей. Престарелый француз кричит на плохом английском девице, которую только что «снял» : « Вот из ю нэйм? Нэйм? …» ( « Как твое имя? Имя? » прим. автора), и щелкает пальцами в такт музыке. Музыка гремит, беременная официантка приносит минеральную воду и спрашивает: « Вам понравилось?»

Я вижу в окне свое отражение, - в платье с белым воротником и белыми манжетами. Манжеты чуть высоковато, так, что можно разглядеть полоску на краю кисти руки, - там был ремешок от часов,  и теперь остался след. Платье подарила мне Тереза, отвела « на гуру» ( на второй этаж, - прим. автора ) и дала примерять. Она, зачем- то, хотела подарить мне это платье. Я одела...Можно- бы и подлинней.., но решила не обижать ее. То ли мудростью своей, то ли сердцем своим она все приняла, и растворилась в этом, смогла удержать  и защитить Его на время от той жизни, которая оставила мне светлую полоску кожи на смуглой, загоревшей руке.

Пройдет и этот загар из той жизни, которую теперь я всем сердцем пытаюсь извлечь из небытия…

Почти что год тому назад позвонила адвокат из Белостока и сказала, что обязательно нужен представитель на конференции. Я пыталась найти кого ни-будь вместо себя, но в самый последний момент выяснилось, что у кого -то нет паспорта, у кого- то заболел ребенок.

Ночной автобус, грязные вокзальные туалеты, мучительные процедуры досмотров на таможне при прохождении границы, декларации, штампы, паспорта… В Белосток приехали в 4 утра , потом автобус в Миколайки… Огромный отель на берегу озера - целый город со своими бассейнами, ресторанами, магазинами, игровыми залами…

По случаю нашей конференции имша ( служба у католиков) в маленьком и уютном костеле. Холодно, малопонятно. Но чудо уже случилось...

Он говорил легко и красиво, меняя интонации, выделяя ту или иную фразу, подчеркивая мысль. Окончив служить имшу, - попросил всех задержаться, потому, что хотел пожать каждому руку при выходе из костела. Белый с голубым орнат, улыбка, морщинки вокруг глаз, сильные и большие руки… Он вообще весь казался сильным и большим. Я что- то сказала про Беларусь, он что -то ответил … На этом бы все и закончилось, но…

На конференцию я привезла экземпляр своей книжки и как- то сразу почувствовала, что именно он сможет оценить такого рода подарок. Я знала, что его пригласили вечером на ужин к нам в отель, но он не придет, потому, что начались коленды - праздничные посещения в дни Рождества домов и обмен подарками. Ксендз во время коленд по вечерам объезжает дома прихожан, поздравляет их с Рождеством, беседует с каждым, смотрит, как живут люди.

В отеле, между тем, дух разгула и праздности становился все более пьяным и прилипчивым.

Я взяла книжку и ушла в темноту искать дорогу к костелу.

Дорога была долгой и не знакомой. Но я почти сразу нашла его в заснеженной тишине и позвонила в двери. В костеле горел свет, дети репетировали колендные песнопения. Какой то мальчик открыл мне дверь и указал на плебание - рядом стоящий двухэтажный старинный домик. На калитке табличка « Осторожно - острый пес » и изображение головы овчарки. Острый - по - польски значит опасный. Хорошо, что в этот момент того самого пса не было на улице. Потом огромный и всех отпугивающий пес - овчарка по кличке Цезарь стал моим лучшим другом, и облизывал мне лицо и руки, но это потом, а тогда, кто знает, как обернулось бы наше знакомство в тот вечер, когда я впервые шагнула за эту калитку и позвонила в двери плебания. Дверь открыла невысокая седоволосая полная женщина в фартучке, ее руки были в муке.

- Заходите.

На кухне тепло и пахнет печением. На столе раскроенное на куски тесто, на плите шипит сковорода с маслом.

- Ксендза декана сейчас нет, а я тут пеку хрустки, он их любит. Приедет поздно, после 21, и огорчится, что вы его не застали. Я передам вашу книжку. Может чаю?

Я пила чай с лимоном в старинном стакане с подстаканником, а пани Тереза показывала мне фотографии.

- Вот ксендз декан и ксендз Ежи Попелушко, как раз в тот момент, когда ксендз Ежи служил имшу святую « За ойчизну», а ксендз декан стоял у него за спиной и охранял, - как- бы закрывал его сзади, держал крест у него над головой. Потом ксендза Ежи зверски убили за эту его преданность Ойчизне, и тело бросили в реку. Они были друзьями с ксендзом. А ксендзу декану тоже досталось, за то, что он во время «Солидарности» поддерживал и проповедовал дух свободы: напали на нас, умертвили газовым баллончиком собаку - овчарку, которая дом охраняла, ксендзу пистолетом разбили левое ухо - оно теперь не слышит, дом ограбили, машину угнали. Их потом нашли, мы ходили в суд, свидетельские показания давали, так нас- же и унижали, а тем бандитам ничего, - вот что коммунисты делали.

Я передала ей надписанную свою книгу, и оставила там- же мои телефоны.

Через несколько недель в офисе раздался телефонный звонок. Было плохо слышно, или он говорил тихо, но я слушала с напряжением.

Для меня тогда было тяжелое время - умер кот, совсем разладилось в отношениях с человеком, казавшимся до того близким и нужным. Словно ушла частичка прожитой жизни и вырвала что то из меня. Наступила депрессия.

С тех самых пор, как мы приехали с Юго Запада в нашу теперешнюю квартиру, с тех пор, как мы остались втроем - мой сын Митя, я и кот, с тех пор жизнь не менялась в своем основном русле. Нас было трое, был домашний очаг, был хранитель очага - кот, хозяин дома, и мы при нем. Он любил нас так, как может любить бессловесное животное, прощая наши слабости и помогая выживать. Было хорошо знать, что он встречал и провожал нас каждый раз, когда мы топтались в прихожей. Было хорошо знать, что он запрыгивал на колени, когда я садилась почитать или поработать на компьютере. Было хорошо засыпать с ним рядом - теплым и мягким, утыкающимся мне в лицо своим мокрым носом. Он ушел так же деликатно, как жил, стараясь не досаждать нам.

В тот день утром, уходя на работу, я как обычно посадила его на задние лапы в кресло на кухне, и погладила ершик на его голове. Он сидел с какой то особенной покорностью. Потом внезапно, не выдержав, перешел в туалет на газету, куда мы приучили его ходить, его тошнило… И все таки он вышел проводить меня, с трудом сидел на коврике в прихожей, выполняя обычный долг, или ритуал. Все это было в последний раз. Я видела его сидящим в прихожей... Ничего не предвещало горя.

В этот день мы с Сашей ездили в город Жодино и воевали там за мальчика Артема. Артема подобрали в электричке, когда он ехал в Минск, в дом Саши, у которого жил, потому что в доме родной матери не было ему места с тех самых пор, как в доме появился отчим и маленький братик. А Саша, верующий человек, собирал таких детей, и они жили у него дома, в тепле и любви. Теперь Артема хотели отобрать в приют и насильно поместили в больницу для обследования, а мы пытались отвоевать его у казенной системы, зная, то ребенок переживает еще один шок. Суды, чиновники, озлобленные и ненавидящие, целый день в попытке доказать простое и ясное : ребенку нужен дом и любовь, а не казарма. Любовь ведь подвластна законам сердца, прежде всего, а не государственным актам.

Домой я вернулась внутренне «растрепанная», и сразу- же прошла на кухню готовить ужин, что- то «хватала», проголодавшись… Звонил телефон, люди говорили, спрашивали… Митя пришел позже, принес продукты. Я забрала у него сумку и понесла ее на кухню. Нашла вафлю, и, с удовольствием,откусила.

- Мама, иди сюда…

Митя сказал это таким тоном, что я все поняла, сразу… Это настигло как ожог…

Кот лежал на боку на Митином диване, под вытянутым хвостом у него была лужа, глаза приоткрыты.

- Митя, а ты его трогал, он точно умер?..

- Да.

Я не решалась подойти, боялась, хоть и пережила уже смерть отца, матери…Наконец я подошла и дотронулась. Это было ледяное окаменевшее тельце, покрытое шерстью. Я не помню, что я говорила в тот момент, но я закрыла ему глаза: так надо. Митя подошел и обнял меня за плечи. Мы вместе оплакивали нашего кота…

В какой то момент я вспомнила, что горит газ и надо его выключить.

- Я уже выключил, - сказал Митя.

Что же делать? Надо распорядится как- то этим … Надо найти машину, чтобы отвезти его за город, во дворе мы его не закопаем, земля замерзшая и сырая, снег глубокий.

Я позвонила тому, кто был ближе:

- У нас несчастье: умер кот. Мы не были готовы, испугались, растерялись…Можно попросить машину…

Машина приехала минут через тридцать. Было страшно взять с дивана холодное окоченевшее тельце, и положить его в сумку. Подходящей коробки не нашлось. Сумку поставили в багажник. Мы с Митей сели на заднее сиденье.

Земля в лесу открылась без проблем и приняла ту самую сумку, содержание которой с торчащими вверх лапами еще недавно было теплым и живым. Он был не старым: всего 11 с половиной лет. Тайна его ухода не перестает меня занимать. Мне было так тяжело убирать его тарелки на следующее утро, газету в туалете, какие то предметы, которые он любил, даже кусок минтая в холодильнике, доска, на которой резали ему рыбу - все полетело в ведро.

И вечером, и следующим утром мы с Митей были молчаливы и предупредительны. Я посидела с ним до тех пор, пока он уснет: обычно он ложился спать с котом, и кот выполнял функцию баюна. Утром я встала пораньше и стала готовить завтрак сыну. Встречать Митю утром на кухне всегда было задачей кота...

Из нашего дома ушло что то особенное, какая -то неотделимая его часть. Ушел хранитель уюта и тепла. С ним ушла та жизнь, которую мы «притащили» из прежнего дома, ушел кусок молодости, разочарований и надежд. Ушло чувство страдания последних дней , а может и последних месяцев. Пик нервного напряжения нарастал все последние дни. Возможно кот ушел потому, что взял на себя этот накал, эту внутреннюю боль. Он словно поставил меня в другое положение по отношению к миру и ко времени. Он забрал с собой боль, - и оставил меня с миром. Он сделал это так деликатно, что я и не заметила, или не поняла.

Стало как- то по другому, как - то пусто на душе, как- будто сняли тяжелый груз переживаний о ненужном, и это место осталось не заполненным ни чем . Это была не та легкость, от которой хочется летать или радоваться, это была иная, поднимающая над суетой, возвышающая страданием , приобретенная с болью, опустошающая часть меня. Жизнь потихоньку входила в свое русло, но иначе, с другого бока, на фоне всего происшедшего.

Я пылесосила квартиру от шерсти кота, и выбрасывала старые вещи. Мне казалось, с уходом этой части старого дома, необходимо очищение даже на таком уровне. Кот словно дал мне старт для нового подхода к жизни, он как- будто закрыл период затянувшегося тяжелого и устаревшего существования.

Тот, кто закапывал яму в лесу сказал мне : « Говорят, что у котов души нет». Так в Библии написано.

Мне не хочется верить в это. Произошло то, что должно было произойти. И это лишь подтверждало, что у нас есть Хранитель.

Мягкий, живой, теплый

Утром , - к ночи стужа…

Умер наш кот - кот ли?

Стынет ничей ужин…

Слушаю все сразу:

Звуки - не то , пусто…

Только одну фразу, -

Только одно чувство…

Поздно вечером в нашем доме зазвонил телефон.

- Приезжай, - сказал ксендз Станислав, - я покажу тебе «ковалок» Польши, «погадаем» тут…

Я тогда еще не знала, что « гадать» по- польски означает:

«болтать, разговаривать », - и очень удивилась, что ксендз собирается со мной гадать, что противоречит канонам религии.

Это было странное и внезапное предложение. И я, не раздумывая, согласилась.

У меня еще есть силы:

Не остаться, не удивиться.

У меня еще есть силы:

В темноте узнавать лица,

По ночам открывать двери,

Убирать со стола крошки...

Я уже не могу верить

В бесконечную жизнь кошки.

И в уютное невезение,

Когда жизнь навсегда рушит...

Я уже на скажу : «Милый»,

Но: « Спаси, - молю, - наши души…»