Баварцы – народ общительный, и, даже если в кабаке достаточно свободных мест, не упустят случая подсесть к столу и познакомиться. Удостоверился в этом сразу же в первый день работы в больнице в Эберсберге, посетив популярное в городке заведение «Куглеральм». Едва я успел в тот вечер занять место на скамье у печи, облицованной темно-синим кафелем, - люблю сидеть спиной к стене, чтобы не упустить интересное – и сделать заказ, как два вошедших в просторную комнату здоровенных молодца, несущих букет запахов сельского двора, спросили разрешения присесть и, по моему кивку, шумно опустились на стулья. Уплетая свиную поджарку с картофельной клецкой на темном пивном соусе и запивая эту прелесть темным пивом, я из уголков глаз изредка посматривал на соседей по столу. Переговорив о новом тракторе, они, широко улыбаясь, осведомились на смачном местном диалекте: «Вкусно?». Стоило мне ответить, как посыпались вопросы: Кто такой? Откуда? Где устроился?

Услышав, что я работаю хирургом в городской больнице, один из них посмотрел с уважением и протянул огромадную ручищу:
- Хуберт.
И тут же рассказал анекдот:
- Идет операция. В зале раздается такое затяжное Миаааууууу. Хирург сурово спрашивает: Кто впустил кошку? Среди ассистентов гробовая тишина. Вдруг хирург чувствует, как что-то теплое трется о правую ногу. И видит огромного черного кота. Глядит на него несколько секунд, копошится коротко во вскрытом пациенте и бросает кусочек на пол. «На! И пошел отсюда!»

Смеялись не только за нашим столом. Узнав, что я устроился на севере Мюнхена, в Фреттманинге, новые знакомые многозначительно переглянулись. Хуберт посоветовал возвращаться вечером домой по дороге 2080. Мол, чуток дальше, зато в город пробок поменьше.
С видом заговорщика он придвинулся ко мне и полушепотом произнес:
- Но тут есть одно «но». Там, на повороте посреди леса, стоит маленькая часовенка. Много лет назад прямо перед ее входом какой-то лихач сбил ночью молодую велосипедистку и смылся, оставляя бедную беспомощную умирать. Как стемнеет, она иногда появляется на том месте. И останавливает машины. Будто вылавливает виновного.
Хуберт оглянулся и, уже шепотом, прибавил:
- Упаси господь, конечно! Но если тебе случится, то лучше остановись. Она сядет рядом, может что скажет насчет «помедленней» и через пару минут исчезнет. А вот если не остановишься, то появится на заднем сиденье, начнет страшно смеяться и хвататься за руль. Там уже всякое бывало.
С соседнего стола ворчливо донеслось:
- Ох, балбесы, нового белой дамой пугаете! Знали бы, о чем говорите!
- Это наш Эрих. Он ее уже подвозил, - под всеобщий хохот сообщил второй молодец, Зепп, глазами указывая на пожилого мужчину, игравшего за соседним столом в шафкопф.
А тот повернулся к нам и молча посмотрел с укоризной, но добродушно.

Теперь, каждый раз, когда запоздно еду по дороге 2080 из Эберсберга на Форстиннинг через Эберсбергер Форст, я притормаживаю перед единственным на этой лесной трассе поворотом, чтобы разглядеть сквозь чащу, не светится ли за ним, рядом с часовней Св. Хубертуса, белое.

С тех пор я стал в «Куглеральме» завсегдатаем. Перезнакомился со всеми и заглядываю сюда регулярно, чтобы побаловать себя вкусненьким баварским, далеко не диетическим. С Хубертом и Зеппом мы зачастую обсуждаем политику, футбол и наши разногласия в вопросе беженцев. Хорошие кабаки имеют терапевтические свойства. Здесь мысли материализуются. Их можно повертеть и осмотреть со всех сторон. Отсечь ненужное. Если, конечно, не перебарщивать с пивом и обстлерами.

Однажды, после затянувшейся до 22:48 операции, я решил наведать моих знакомых. Кабак был туго набит шумящим людом. Хуберта и Зеппа еще или уже не было. Иоганн, хозяин заведения, праздновал День рождения и пытался лично обслужить гостей. Время от времени летящее в публику сообщение, что следующий раунд напитков идет за его счет, вызывало прилив громко выраженных положительных эмоций. Мне же хотелось немного расслабиться, и я с удивлением и радостью заметил, что стол у печи, за которым я некогда в первый раз, а затем многократно сиживал, свободен. Почти.

На стуле у окна, напротив моей скамьи, сидела симпатичная молодая женщина. Светло-русые волосы и нежное лицо – до чего же природа иногда тонко ваяет – четко выделялись на фоне длинного темно-серого пальто и потемневшего со временем дерева, покрывавшего стены высотой в человеческий рост. Пред нею не было ни напитка, ни еды. Казалось, она зашла сюда ненадолго. И кого-то ждала. Едва заметным кивком она разрешила занять место, не отрывая глаз от стола, видно продолжая размышлять об очень важном.

До того, как Иоганн явился принять заказ, оставалось немного времени, достаточного, чтобы внимательней рассмотреть милое визави. Бесспорно, господь поусердствовал, придавая черты, полные тонкого неброского женственного изящества. В таких случаях говорят не о красоте, а об олицетворенном обещании любви, какой еще не было и, быть может, никогда не будет. Иными словами, она вызывала непреодолимое желание познакомиться. И я, напрягшись отодвигая присущую мне по отношению к женскому полу скованность, пригласил ее выпить что-либо по желанию.

Легкая улыбка скользнула по лицу. В глубоких раскосых глазах, цвет которых трудно было определить, я ее не нашел. А тихий, едва пробивающийся сквозь заполнивший все галдеж приятный грудной голос произнес:
- Я люблю просекко.

Принимая поздравления и заказ на кружку темного пива и просекко, Иоганн поблагодарил, слегка обескураженно глянул, но молча вернулся к барной стойке. Буквально через пару минут предо мной стояли напитки, а хозяин «Куглеральма» поспешил к другим гостям. Правда, вел он себя странно. То и дело оглядывался. А когда я осторожно придвинул бокал незнакомке, он замер со слегка открытым ртом, мотнул головой и устремился в работу. «Навеселе. На грани. Ну, в День рождения можно,» - определил я и уделил вновь внимание более интересной особе, сидящей напротив.

Предмет моего интереса не дотрагивался до бокала. Она лишь с улыбкой наклонилась к нему, позволяя шипящим пузырькам освежать лицо ароматом, напоминающим о ягоде, нашедшей в нем свое воплощение.
- Вы верите богу? – улыбка исчезла. Проникающий в глубины души взгляд искал во мне ответ.
Именно там, в глубине, колыхнулось беспокойство. И прежде, чем я смог промолвить слово, послышалось:
- А вы верите, что нам всем воздастся по деяниям?
В вопросе не было вопроса. В нем и в голосе присутствовало непоколебимое утверждение.
- Да, - выдавил я из себя, пытаясь собраться с мыслями.
На что не было времени. Красавица не давала передышки:
- У вас есть дети? – и сама же продолжила. – Дети – это хорошо. Они твое продолжение.
Она с неописуемой нежностью смотрела в окно, будто разглядывая чьи-то лица:
- У меня их двое. Мальчик и девочка. Они уже большие.
Сказала и, поникнув головой, умолкла.

У каждого в жизни бывают мгновения, когда случайное знакомство начинает обременять. Вот и у меня. Оно стало каким-то ненужным. В ней происходило что-то, участником чего мне никак не хотелось становиться. Вдыхая полной грудью, я обвел взглядом веселящихся собравшихся, и остановился в глазах Эриха. Пьяные, они смотрели, не мигая.

Тут Иоганн взлетел на стул и громко крикнул в хмельную гущу:
- Двенадцать! Через полчаса я вас всех выгоню! Могу я на День рождения хоть раз в году выспаться?!
В ответ из гудящего собрания вылетели недовольные «А как же оборот?», «Не ломай гулянку!», «На том свете выспимся!». Не обращая внимание на мнение общества, Иоганн бросился принимать последние заказы.
«Пора!» всплыло в голове.

- У вас красивая машина. Вы давно на ней ездите? – тихий голос вернул меня к столу.
Уже настроенный на ритуал прощания, я все же многословно ответил:
- Полгода примерно. Купил у молодого парня на авторынке в Мюнхене. За смешные деньги. Он сказал, что она у него так и так простаивает, а в связи с переездом ему срочно нужны деньги.
По милому лицу пронеслась тень. Но моя собеседница очаровательно улыбалась:
- Вы, случайно, не едете в сторону Форстиннинга? Вы могли бы меня подвести?
Не решаясь отказать даме в просьбе, я согласился. И с восторгом солгал:
- С удовольствием!
Она тут же встала и вышла.

Когда поздним вечером выезжаешь из Эберсберга в северном направлении, то, приближаясь к черте города, еще освещенный его огнями, начинаешь угадывать – нет, не видеть, а именно угадывать - приближение темного массива. И через считанные секунды врезаешься в наполненный тишиной сгусток мглы. Она поглощает мгновенно, захлопывая за тобой непроницаемую миром дверь.

В окропленном мелким нудным дождиком черном полотне дороги отражался свет фар.
Вырванные им из темени деревья летели на встречу. Шуршание колес только усиливало молчание леса, проникшее в салон машины.
У знака поворота я убрал ногу с педали газа и по привычке вытянул шею, всматриваясь в еловую стену.
- Да, тут лучше помедленней! – голос с заднего сиденья нарушил тишину.
Последовал короткий смешок.
- Сейчас ее там нет!
И не успел я промолвить слово, как сзади донеслось:
- Остановитесь, пожалуйста, рядом с часовней! Я тут неподалеку живу.

Мягко остановив машину на укатанном гравии уходящей вправо дороги, я собрался выйти и распрощаться с моей попутчицей. Но дверь открылась, впуская неповторимый запах мокрого ночного леса,
- Спасибо!
и захлопнулась.

Несколько минут я сидел, уставившись в свет лампочек табло и изредка поглядывая в темные зеркала.
В этом вечере что-то не складывалось.
Рука потянулась к ключу, повернула, и мощный двигатель вызывающе заурчал. Рычаг нашел гнездо первой скорости, и машина медленно двинулась в сторону асфальта.
Дикий крик фанфары проносящегося мимо 40-тонника вырвал меня из туманного оцепенения.

 
Следующий день можно было, не раздумывая, отнести к разряду тех, о которых говорят «Лучше бы я не вставал.» После бессонной ночи все валилось из рук. А за полчаса до обеденного перерыва ко мне подошел главврач отделения и с сочувствием произнес:
- Вы вчера допоздна трудились. Езжайте-ка домой! Отдохните. А завтра с утра, со свежими силами за работу!
Он был прав.

Быстро переодевшись, я спускался в приемный холл и краем глаза заметил тень, отделившуюся от мягкой скамьи по правую сторону лестницы.
- Эрих, здравствуйте! Какими ветрами? Надеюсь, вы ко мне не как к хирургу.
У подножия лестницы стоял сгорбившийся старик и смотрел в мою грудь. Из перекошенного страданием рта спешно скользили слова:
- Значит, вы ее тоже видите! Вы подвезли ее до часовни? А вы знаете, что там в лесу лишь один дом. И тот пустой. Много лет назад его покинул овдовевший фермер с двумя детьми.
Сложилось. Я ухватился за перила.
- Продайте мне вашу машину!
Из опущенных глаз по изрезанному жизнью лицу заструились слезы. Сморщенный подбородок ещё пытался сдержать уже неизбежное. А сквозь дрожащие губы вырвалась неудержимая более боль:
- Мой сын... Мой сын… Это никогда не кончится!