День пятый

Предстояло добраться до Сиены, затем отправиться во Флоренцию, а ночевать Ольга планировала в Монтекатини Терме.

            И в этот день солнце не захотело сжалиться над заезжими северянами.

            В автобусе наши с Натальей законные места позади Джанфранко заняла та самая досужая «педагог» со своей подружкой. Не замеченная в общении с  соотечественниками, с водителем она беседовала довольно часто. Возможно, её задели знаки внимания, которые итальянец уделял не только ей, и она решила «брать быка за рога».

            После известной сценки с выяснением планов на вечер мы с Натальей относились к этой даме неоднозначно и, сделав вид, будто ничего страшного не случилось, сели чуть дальше.

            – Она думала – я стану скандалить, – прошептала умница-Наталья, с достоинством проходя мимо неприятной туристки.

            Джанфранко подошёл ко мне на первой же стоянке.

– Почему ты не села туда? – показал на первые места. – Я хочу тебя видеть.

Пришлось объяснить, что не хочу выяснять отношения и нарываться на скандал.  Джанфранко понял всё правильно. Может подумал, что ревную и успокоил: «Мы с ней иногда болтаем, но это – просто так». И смешно изобразил: «Бла-бла-бла». Приобнял за талию и зашептал о желании встретиться вечером.

            – May be, – ответила я.

            – Not , «may be», but «yes», – сердито поправил итальянец и пошёл на своё место. Пора было двигаться дальше.

            Обожаю настойчивых мужчин! Несомненно, столь упорное ухаживание возымело действие: красавец-водитель волей-неволей стал занимать мои мысли. 

            Вот и Ольга в дороге, как-то очень кстати, начала рассказывать о Джанфранко: давно работает в туристическом бизнесе, знает пять языков, опытный, классный специалист. Иногда брал с собой дочь и сына. Самый длительный тур в его карьере назывался «За полярным кругом» и продолжался двадцать один день.

Почему-то было ужасно приятно услышать о Джанфранко так много хорошего, хотя понимала: это обычная практика, в турфирмах принято знакомить клиентов с сотрудниками. Чувствовалось, Ольга говорила от души. Она часто болтала с теми, кто сидел рядом доверительно, без микрофона. Её приятный голосок умиротворяющим фоном лился ровно и спокойно, а рассказы об итальянской семье, о житье-бытье в маленьком южном городке приятно скрашивали время в пути.

Сиена… Сиена… какую-то знакомую ассоциацию вызывало в памяти название города.

Ну, конечно! Сиена – это светло-коричневый пигмент, который не раз встречала среди тюбиков с краской у брата-художника.

И впрямь, в колорите городских кварталов, удивительным образом сохранивших дух средневековья, доминировал именно этот тёплый, приглушённо-рыжий оттенок.

            Сиена знаменита местной традицией – скачками без правил. Каждый год на бескрайней Пьяцца дель Кампо собираются наездники-смельчаки со всей Италии, чтобы развлечь публику зрелищем, не уступающим по накалу страстей испанской корриде. Перед этим гладкие булыжники мостовой посыпают сиенской землёй и песком. Говорят, это мало помогает уберечь наезника от травм, если конь, не дай бог, споткнётся.

Мы с Натальей стояли на краю площади, похожей на гигантскую чашу, пытаясь поймать в кадр местные достопримечательности: Палаццо Пубблико с высоченной башней и знаменитый фонтан Радости.

Неожиданно до слуха донеслась барабанная дробь, зародившаяся где-то в дальних улочках противоположной стороны. Усиленные эхом, звуки неведомой первобытной силы заполнили пространство площади. Заворожённая, я попала под влияние мощного ритма и чуть не пропустила появление колонны барабанщиков, марширующих в красных старинных камзолах. Музыканты почти сразу же свернули в ближайший переулок и исчезли из вида. Звуки постепенно затухали, теряясь в уличных лабиринтах.

Не в силах усмирить любопытство, под нещадно палящим солнцем я перебежала огромную площадь, поднялась наверх в надежде догнать колонну. Усилия были не напрасными, я застала хвост процессии. Для вожделенного снимка пришлось прибавить скорости и обогнать шествие, плотно окружённое туристами.

Вблизи музыканты выглядели не столь бравыми, им явно не доставляло удовольствия маршировать по раскалённым улицам в бархатных костюмах с тяжеленными барабанами наперевес.

            Что ж, мне тоже пришлось попотеть, бегая за ними.

Воистину, тяжела, ты, доля туристическая. Зато фотография получилась классной!

            До отъезда из Сиены оставалось часа полтора.

Обойдя площадь, мы с Натальей с трудом отыскали место для съемки главного собора – как и большинство древних базилик, здание было зажато в узких улочках.

Приближалось время обеда. Я вспомнила, как аппетитно рассказывала Ольга о местной гастрономической достопримечательности, своеобразной визитной карточке – необыкновенно нежном мясе молодых чёрных бычков, которые выводятся на здешних фермах.

– Typical loсal beef, please, – фраза была моментально понята официантом маленького ресторанчика и минут через десять я наслаждалась долгожданным обедом, обошедшемся всего в двенадцать евро.

На сочных листьях салата лежали приготовленные на гриле красно-коричневые, с тонкими прожилками жира аппетитные ломти говядины, приправленные хлопьями крупно наструганного пармезана – как же без него! Мясо оказалось настолько вкусным само по себе, что было очевидно, почему к нему не предложили никакого соуса.

Наталья решила не экспериментировать и довольствовалась пиццей.

Около пяти вечера мы добрались до Флоренции.

В галерее Уфиццы с нами была итальянка, кривлявшаяся, словно маленькая обезьянка, её излишний темперамент раздражал и сильно мешал восприятию информации.

Работа гида не шла ни в какое сравнение с экскурсиями, к которым мы привыкли в наших картинных галереях. Флорентийка слабо владела русским языком и откровенно халтурила. Как и коллега в Помпеи, злоупотребляла подробным изложением бытовых подробностей и акцентировала внимание на эротических сюжетах. Вместо раскрытия замысла и описания особенностей творчества художников нам подавались нехитрые истории о том, кто из изображённых персонажей чьим был любовником или любовницей. Впрочем, примитивность изложения можно было объяснить плохим знанием русского языка.

            До начала экскурсии я поинтересовалась, насколько велика галерея в сравнении с другими музеями, например, с Эрмитажем. Вопрос флорентийку явно озадачил: ей хотелось подчеркнуть значимость коллекции Уфиццы, но и погрешить против истины не могла, сообразив, что перед ней хорошо информированная туристка.

– Галерея Уфицци меньше Эрмитажа по размерам, но здесь больше настоящих шедевров, – выкрутилась гид, стараясь придать голосу уверенности. И добавила, – в Италии сосредоточено от шестидесяти до восьмидесяти процентов всех мировых шедевров.

Смутили эти самые проценты, кто и когда из подсчитывал?

По-видимому, имелись в виду недвижимые предметы искусства и архитектурные памятники. Всё, что можно было вывезти: живописные полотна, скульптура, книги оказались разбросанными по всему миру.

            Посещение знаменитого музея немного разочаровало, ожидала увидеть более обширную коллекцию итальянской живописи эпохи Возрождения.

Из окон галереи удалось сделать чудесные снимки двора и панорамы реки Арно с каскадом мостов, исчезающим далеко за горизонтом.

            Уже в сумерках вернулись к ставшему родным автобусу со спасительным кондиционером и улыбчивым водителем. Двинулись к месту ночлега, городку Монтекатини Терме.

Приходя в себя от впечатлений, народ расслабился, разговорился. Кто-то высказал Ольге нелестное мнение об экскурсоводе. Та пыталась защитить коллегу, однако её доводы не убедили. Никому неинтересно, что флорентийка – квалифицированный специалист, доктор истории, автор многих исследований и публикаций.

Туристам нужна профессионально проведённая экскурсия.

Ольге пришлось согласиться: не каждый  интеллектуал обладает талантом общения со слушателями, не каждому научному сотруднику дано быть хорошим педагогом или экскурсоводом.  

            Техническую остановку устроили возле магазина, ассортимент которого был явно рассчитан на туристов. Продавщицы активно предлагали попробовать вино, ликёры, местные деликатесы: джем из помидоров, приправы из знаменитых чёрных трюфелей. Опять ждало открытие: оказывается, деликатесные грибы произрастают не только во Франции.

Джанфранко ходил за мной, как привязанный, поедая глазами. У выхода преградил дорогу, нашёптывая неизменное: «Bella, bella», и опять попросил о встрече. Второй раз за день. Я пролепетала что-то неопределённое.

«В конце концов, мы взрослые люди, сколько можно заниматься словоблудием? Если хочет встретиться, пусть назначает место и время. Можно же просто погулять по улицам?» – размышляла я, не принимая всерьёз страданий кавалера.

Наблюдая третий день обоюдные, но не имеющие продолжения переглядывания, Наталья недоумевала: «Слушай, итальянец не сводит с тебя глаз. Не понимаю, почему бы ему не подождать тебя после ужина в фойе?».

И впрямь, поведение Джанфранко сильно отличалось от грубоватых, но привычных и предельно ясных попыток наших мужчин привлечь к себе внимание. Может, итальянцы вынуждены именно так ухаживать за женщиной – ходить следом и талдычить комплименты –  дабы не попасть под статью о сексуальном домогательстве?

Как ни крути, говоря научным языком, экспериментальных данных для статистической обработки и окончательных выводов явно не хватало.

По неведомой мне причине дальше разговоров у Джанфранко дело не двигалось, однако его настойчивость приносила плоды, я ловила себя на мысли: уже жду комплиментов, всё чаще поглядываю в его сторону.

            Мне не приходилось испытывать с иностранцами «fall in love», хотя замечала симпатию ко мне зарубежных коллег. Ни им, ни мне деловая этика не позволяла скатиться до фривольных поступков. Теперь в Европе я в качестве туристки, а не бизнес-партнёра и совершено не представляла, как нужно реагировать на внимание мужчины…

Гостиница курорта Монтекатини Терме оказалась очень даже милой, с кондиционером и современным дизайном. Помимо туристов из России в зале ресторана ожидала ужина семья итальянцев: пожилой импозантный мужчина, дородная супруга и их взрослые дети – все с интересом посматривали в нашу сторону.

            Вышколенные официанты, сервирующие столы с достоинством графов, не оставляли сомнений: ресторан при отеле имел достаточно высокую категорию. Было очевидно: здесь туристам воды не дадут даже из-под крана. Очевидно для меня, но не для Светы из Саратова и, к сожалению, не для моей Натальи, обе сидели с обиженным видом, недоумевая, почему на столах нет кувшинов с водой.

            – Безобразие! – громко возмущалась Наталья, наблюдая за официантом, невозмутимо стоящим возле стола и не реагирующим на вопли русских клиентов. – Стоит как истукан, трудно что ли принести воды?

Мои объяснения не имели успеха, подруги считали себя правыми, их основной аргумент звучал так: «Но ведь в Риме нам воду давали!»

Сколько ещё нужно тётенькам поездить по «европам», чтобы понять образ жизни и менталитет жителей западных стран? Это на родине можно и так, и этак и, если нельзя, но очень хочется, то… всё-таки можно. В путёвках было указано и многократно повторялось устно – никакой воды за ужином не будет, значит, это нужно принимать, как должное.

Подыгрывая соседкам, Миша решил подхохмить над чопорным официантом,  подозвал и на ломаном английском попросил принести воды. Тот на просьбу о бесплатной услуге ответил отказом.

Боже, какой стыд, неужели не понятно: именно такие эпизоды дают иностранцам поводы для насмешек.

            Мы привыкли, что вечерняя трапеза состояла из супа или пасты, салата, мясного или рыбного блюда и десерта. После подачи первого Ольга вышла в центр зала и объявила, что можно подойти к салат-бару и самостоятельно наложить себе овощей.

На полках рядом с горками салата и крупно нарезанными варёной морковкой и луком-пореем обнаружились фрукты и десерт в вазочках. Все кинулись расхватывать лакомства, облепив стойку, словно пчёлы улей. Толкались, пытаясь дотянуться до выбранного десерта. Зажатая в угол хрупкая девушка жалобно звала на помощь – руки были заняты яблоками и стаканчиками с кремом, видимо, набрала на всю компанию.

            – Мадам, вы чего застряли? Набрали – отползайте! – скомандовал Миша.

Бедняга согнулась от хохота, с трудом удерживая добычу.

За шутками отступила неловкость, туристы с ещё большим воодушевлением продолжили набеги. За столами царили оживление и смех.

Не спеша, с достоинством ужинавшие неподалёку итальянцы смотрели на русских с нескрываемым презрением. Глава семейства стал громким шёпотом выражать недовольство: галдящая толпа в опасной близости маневрировала с тарелками, полными еды, грозившими при любом неловком движении свалиться на головы домочадцев.

            – Подумаешь, итальянский мафиозо, дон Корлеоне… – прокомментировал Миша презрительные гримасы дородного главы семейства.

            На второе официант принес огромную отбивную.

            – Ну вот, а я уже десерт съела, – бросила наша юная соседка по столу, успевшая после овощей проглотить и сладости. И ушла, обиженная. На кого, интересно?  

            Джанфранко к ужину припозднился. Трогательно, по-отцовски обнял Ольгину дочку, подвёл её к салат-бару. Кроме остатков овощей, там ничего не было – туристы подчистили всё, до последнего яблочка.

Было ужасно неловко…

Вечерний город манил долгожданной прохладой. Мягкий свет фонарей подсвечивал кроны деревьев и окрашивал листву в фантастические оранжево-фиолетовые оттенки. Цветы в палисадниках разливали дурманящий аромат.

В поздний час улицы курорта оставались оживлёнными, отдыхающие заполнили открытые террасы кафе. Мелодичные звуки итальянского языка ласкали слух. Впервые за поездку я пожалела, что не понимаю его.

            Мы с Натальей набрели на детскую площадку, где малышня с оглушительным ором резвилась на надувных горках. Шёл десятый час вечера, но родители и не думали загонять любимых чад домой, только зорко следили, чтобы те не ушиблись. И никаких окриков и шлепков. Трогательное, полное уважения отношение родителей к детям.

            Неподалёку маленькие лавочки манили огнями: торговцы и вечером не желали упустить своей выгоды. Наталья занялась любимым делом – принялась выискивать среди турецко-китайского хлама ведомые только ей одной, совершенно бесполезные вещи.

            Мне же с каждой минутой становилось всё яснее – Джанфранко опять не найдёт нас или, что больше похоже на правду, искать не собирается...

            Как-то, рассказывая о флорентийском футболе, Ольга откровенно призналась:

– Итальянцы очень любят различные соревнования, быстро увлекаются, но проходит несколько месяцев и они даже не вспоминают о победителях. Кумиром для них можно стать на очень короткое время.

И так во всём: они быстро загораются и быстро остывают.

            Интересно, имела ли она в виду и увлечение женщинами? Скорее всего, да.

День шестой

Утром я надела купленную в Риме белоснежную индийскую юбку ручной работы и легкомысленную, очень открытую маечку – решила окончательно сразить итальянца.

            Дорога до Пизы прошла в размышлениях.

            «К чему эти его сентенции по поводу встреч – что они означают, коль не принимает конкретных шагов? – пыталась я осмыслить поведение Джанфранко. – Неужели обиделся на мой отказ пойти с ним в номер в первый же вечер?».  

            Итальянец не переставал бросать в мою сторону взгляды, полные обожания. Ошибки быть не должно: я ему по-прежнему нравилась. Возможно, вчера счёл несолидным бегать за мной по ночным улицам?

            Все-таки, этот мужчина добился цели – заинтриговал своим странным поведением. Верю, что не обманывал, жалуясь на одиночество – было в его облике что-то трогательное и вызывающее сочувствие. Впрочем, находясь вне дома три недели из четырех, не мудрено  одичать и выработать привычку прибиваться к любой даме, показавшейся симпатичной.

С другой стороны, вспоминая ольгин вердикт по поводу итальянских мужчин, было бы обидно предположить, что он уже остыл ко мне...

Ход мыслей прервал рассказ Ольги о местных традициях захоронений.

Мы подъезжали к городу Пиза, знаменитому своей падающей башней и уникальным древним кладбищем Кампосанто.

            – В маленьких поселениях жителей оповещают о смерти специальными листовками с указанием имени умершего и времени отпевания, которые расклеивают в общественных местах, – голос Ольги звучал ровно и бесстрастно. – На кладбище гроб с покойным хоронят в могиле. Вернее, не в могиле в нашем понимании этого слова, а во временной яме на срок от двух до двадцати четырех лет. Длительность захоронения зависит от местности. Так, на кладбище в Пизе есть место, где полное разложение трупа проходит за считанные месяцы. Через определённое время служители кладбища сообщают родным покойного дату извлечения останков из земли. При вскрытии гроба присутствуют родственники, близкие люди. Затем следует особая процедура: все вооружаются специальными инструментами, кисточками и очищают кости от остатков плоти, промывают их.

От этой слишком натуралистической картинки стало немного жутковато.

            – Далее очищенные и промытые кости помещают в небольшой гробик-саркофаг, – продолжала Ольга свой страшный рассказ. – И затем уже проводят окончательное захоронение, так сказать, на веки вечные. Именно это, второе захоронение и считается настоящей могилой человека.

            Гид настоятельно советовала посетить погост в Пизе, где, по её словам, нисходит особое умиротворение. Из-за нехватки времени проверить это утверждение не представилось возможным: что может быть нелепее, чем в спешке носиться по кладбищу? Лучше потратить время на город, населённый живыми людьми…

            Мы с Натальей двинулись к главной цели сегодняшнего путешествия – в гости к Пизанской башне. На пути к этому чуду света нам встретились не менее впечатляющие объекты. На просторной ярко-зелёной лужайке Кампо-деи-Мираколи красовались изящные, как фарфоровые статуэтки, беломраморные здания: невесомый, словно сделанный из венецианского кружева, собор Санта Мария Маджоре и крестильня-Баптистерий.

            Напоминавший издали пасхальный кулич, Баптистерий Святого Иоанна, оказался строением весьма внушительных размеров. Когда-то давно всех младенцев, рождённых за год, крестили в один день. Просторное помещение стало насущной необходимостью. Лишь несколько веков спустя церковными указами разрешили проводить обряд в любое время года.

«Поле чудес» показалось настоящим раем, даже полуденный зной отступил перед разлитой здесь особой благодатью.

С большой неохотой выходили мы за ворота, за которыми нас ожидала совсем другая, реальная жизнь. Вдоль обочины дороги, ведущей к автобусной стоянке, шумел стихийный уличный рынок: арабы, индусы, афроамериканцы на все лады зазывали купить дешёвый китайский ширпотреб.

Нас нагнал запыхавшийся, но сияющий от удовольствия Миша, похвастал удачным приобретением – часами за десять евро, внешне не отличимыми от дорогущих «Ролексов».

– Они же не ходят... – заметила я, осмотрев покупку.

От волнения лицо Миши приобрело серо-зелёный оттенок. Он посеменил назад, искать негра, впарившего испорченный товар. Времени до отхода автобуса оставалось совсем немного.

– Куда это он помчался? – удивилась Ольга, заметив, с какой скоростью обычно вальяжный Миша пронёсся мимо.

– Поменять часы «Ролекс»: купил за десять евро, а они не ходят.

– Часы за десять евро и не должны ходить. Если бы они стоили хотя бы двадцатку,  может быть, тогда послужили… совсем недолго… – и добавила строгим тоном. – Мы его ждать не будем, пусть добирается до Флоренции на электричке.

Разумеется, Ольга никогда бы так не поступила с Мишей, не владевшим ни одним из европейских языков. Слава богу, пока подтягивались остальные, незадачливый покупатель примчался к автобусу теперь уже красный, как рак, от жары и поднявшегося давления.

Стоянка автобуса располагалась на выжженном от солнца пустыре без признаков растительности.

Ожидая пассажиров, Джанфранко прятался в тени автобуса.

Заметил меня и стал наблюдать за моими попытками отвязаться от негра, норовившего повесить мне на шею связку бус.

По-доброму насмешливый взгляд был полон нежности и обожания.

            – Давай увидимся сегодня вечером… пожалуйста, – произнёс он так проникновенно, что у меня внутри что-то оборвалось.

            «Сколько можно вот так обмениваться взглядами, – мысленно согласилась с ним. – В конце концов он же мне нравится, мы взрослые люди. Не прощу себе, если всё закончится ничем».

            – Хорошо. Сегодня после ужина буду ждать тебя возле отеля, – произнесла я медленно и чётко, чтобы он понял наверняка.

            Джанфранко понял. И просто опешил. На лице было написано: не ожидал.

            «Ничего, дорога длинная, будет время прийти в себя», – подумала я, наблюдая за реакцией итальянца, который, весело подшучивая, приглашал всех в салон.

            Долгожданная прохлада и мерное, убаюкивающее покачивание во время движения сделали своё дело – в автобусе меня охватило знакомое чувство блаженства.

На этот раз я наслаждалась не только комфортом, каждая клеточка ликовала от сознания: здесь, совсем рядом находится мужчина, который обрадовался, как ребёнок, получив согласие на свидание, и только мне, мне одной дарил добрую улыбку и обжигающий взгляд. Как никогда раньше я чувствовала его близость. Было радостно от связывавшей нас маленькой тайны.

Разве этого мало, чтобы почувствовать себя счастливой?

            За окном проплывал живописнейший, неземной красоты регион Тоскана. Среди ухоженных полей и виноградников трогательно и уютно белели маленькие каменные домики. Никаких оград не было и в помине...

            – Я смотрю: у них практически нет необжитых мест, на каждой горе кто-нибудь живёт, – задумчиво изрекла Наталья.

            – Здесь везде хорошо – благословенный край, – откликнулась я.

По служебным делам мне приходилось подолгу жить и работать во Франции. И теперь невольно сравнивала её с Италией. У стран много общего: мягкий климат, прекрасная средиземноморская природа, курорты мировой известности, промышленно-развитые северные регионы и преимущественно сельскохозяйственный юг, богатая история, интересные памятники культуры и искусства, прекрасная кухня, сложившиеся традиции виноделия.

            Но очевидны и различия. Прежде всего, очень разные люди. В отличие от прагматичных и заносчивых французов, жители Аппенин более деликатны и ранимы, немного безалаберны и легко увлекаемы. А главное – открытые и простые в общении, приветливые с иностранцами.

Случаи отдельных проявлений местечковой нетерпимости редки и порой смешат своей искренней наивностью. Справедливости ради нужно сказать: к «понаехавшим» молодым гостьям из России неоднозначно относились и в других европейских странах.

            Но самое приятное открытие для меня – Италия – настоящая колыбель европейских культурных традиций, принятых далеко за пределами страны. Даже спесивые французы почерпнули на Аппенинах немало для себя ценного: в мирное время монаршие особы привлекали на службу великих итальянских художников и архитекторов, а во время войны вывозили всё, что можно было вывезти. Не раз обращали свои взоры на Италию и русские самодержцы – достаточно вспомнить фамилии создателей архитектурных шедевров Санкт-Петербурга и Москвы...

Мы вновь вернулись на родину итальянского Ренессанса – Ольга постаралась дать как можно более полное представление о Флоренции.

По городу нас водила то ли чешка, то ли болгарка по имени Власта.

У входа в францисканскую церковь Санта-Кроче, считавшуюся обителью строгих религиозных канонов, туристок в шортах и с обнажёнными плечами попросили закутаться в палантины.

Базилика служила итальянцам вторым по значимости пантеоном, под её плитами упокоились гении, заслужившие мировую славу: Макиавелли, Микеланджело, Галилео Галилей, Россини. Готический интерьер, украшенный фресками и скульптурами Джотто, выглядел торжественно и аскетично, лишь неутомимые солнечные лучики нарушали строгость убранства; струясь сквозь разноцветные витражи, напоминали: за стенами своим чередом идёт обычная земная жизнь…

По узким средневековым улочкам добрались до кафедрального собора Санта-Мария-дель-Фьоре, ориентиром служил возвышавшийся над крышами красный купол – своеобразный символ Флоренции. Ни издали, ни вблизи охватить взглядом собор было невозможно, зажатый в тесноте кварталов, он напоминал огромного, нелепо раскрашенного динозавра, попавшего в ловушку.

            После экскурсии мы с подругой спустились к реке Арно, заглянули на древний мост Понте-Веккьо, облепленный многочисленными ювелирными лавочками. По привычке Наталья кинулась к прилавкам, но, к моему истинному удовольствию, вернулась разочарованная – цены на роскошную мишуру «Золотого моста» оказались неподъёмными.

В оставшиеся до отъезда полтора часа, сойдясь во мнении – нам нужно, наконец, напитаться истинным флорентийским духом, – просто бродили по тенистым переулкам.

– Хей, Мыкола, ты иде? – послышалось неподалёку.

Гарный украинский хлопец хвастал по телефону, как не хило заработал на укладке

плитки.

– Вот вам и флорентийский дух с украинским акцентом, – засмеялась подруга.

Возле рынка «на счастье» потерли до блеска отполированный нос бронзовой хрюшке. Долго стояли на площади Синьории, заворожённые звуками гитары уличного музыканта.

Несомненно, самое значимое место для флорентийцев и гостей города – уголок возле статуи Давида, пребывавшей на том самом месте, которое определил для неё великий Микеланджело. Здесь, среди дворцовых фасадов и совершеннейших скульптур наслаждались прохладными струйками фонтана и неспешно прогуливались толпы разноязыких туристов. Молодёжь живописными стайками располагалась на ступенях лоджии Ланци. Лица светились умиротворением и покоем, казалось, появись малейший повод, все станут брататься и клясться друг другу в любви.

А красавец-Давид глядел на людей со своей недосягаемой высоты, загадочно улыбаясь и снисходительно принимая восторженные взгляды: привык к ним за долгие годы...

Я люблю европейские города, совсем маленькие, аскетичные, как в Голландии и  Скандинавии или пышные и вальяжные, как Вена, Лондон, Париж. Они ухожены, полны очарования и интересны каждый по-своему. Их жители, словно соревнуясь между собой, стараются наполнить каждый уголок достойным содержанием, привнести в родные места красоту и гармонию. Стремление к совершенству даже в повседневной жизни, в любой мелочи – разве это не признак культуры?

Любуясь заграничными красотами, невольно вспоминаешь наши российские городки и посёлки с пыльными улицами и серыми домами-коробками, неулыбчивыми жителями, озабоченными лишь выживанием. Тут уж не до красот.

Как далеки от настоящей культуры и высоких материй люди, родившиеся, выросшие и ушедшие в мир иной в этих заброшенных местечках с заросшими палисадниками и непроходимыми в непогоду ухабистыми дорогами, где жизнь еле теплится возле магазинов или рынка и на каждом шагу можно натолкнуться на грязь или самостийную помойку.

Местные поэты с упоением воспевают трели соловья и старые ракиты у реки, но тонкие поэтические души почему-то не трогают горы мусора на берегу и не кошенные заросли во дворах. Им невдомёк, что красота может выглядеть по-другому?

Незавидна и участь жителей больших городов, прозябающих в лабиринтах однообразных домов, задыхающихся от безысходности и невозможности хоть что-то изменить в окружающей жизни.

            Сколько душевных сил и труда нужно потратить, какие титанические усилия необходимо приложить обитателям этих мест, не осенённых ни благодатью, ни красотой, ни сохранённым историческим прошлым, чтобы стать по-настоящему цивилизованными людьми? Родные стены в этом им точно не помогут.

            Одни только лозунги про великую державу, патриотизм и святую Русь почему-то не вызывают желания холить и лелеять родную землю. Недаром говорят: хозяева украшают тот дом, который считают своим…

Время,  выделенное  на прогулку по Флоренции, показалось ничтожно малым.

Но – дисциплина превыше всего. Было жалко видеть Ольгу, вечно волнующуюся по поводу  наших опозданий. Иногда её беспокойство переходило в настоящую панику.

Однажды гид поведала о вопиющем случае из своей практики. На одной из стоянок семеро русских туристов не вернулись в автобус, решив остаться в Италии. Их дальнейшая судьба Ольге неизвестна, но она ещё долго помнила допросы в полиции и проблемы в туристической компании.

Чаще всего её доводили до серьёзного стресса опаздывающие молодые люди, явно не обременённые воспитанием. И группа теряла драгоценные минуты в ущерб экскурсиям. Не раз задерживался Сева-ботаник, потом извинялся за рассеянность: милый самокритичный юноша признался, что не смог бы служить в армии – относился к категории людей, не способных жить по команде. Однако в группе имелись персонажи, слишком любившие себя и намеренно не желавшие напрягаться ради других…

            Наш автобус двигался через Аппенинский перевал к очередному ночлегу, в отель неподалёку от Венеции. Красота пейзажей за окном превосходила всё, увиденное раньше. Я пребывала в прекрасном настроении от впечатлений, полученных во Флоренции, от волнующего предчувствия вечера, который обещал стать необыкновенным, внутренне ликовала от собственной смелости и, – теперь уже не было никаких сомнений, – от близости желанного человека.

            В городок Одерцо въехали в сумерках. В номере я сразу же кинулась в душ, стала торопить Наталью, в результате на ужин мы явились одними из первых.

За столом волнение только усилилось, я вертелась, не в силах успокоиться, интересовалась, почему так долго не подают еду – уходило драгоценное время, отпущенное для свидания. Напротив меня сидела разнаряженная в пух и прах та самая «педагог» и не сводила глаз с кого-то за моей спиной. Дама просто плавилась от обожания. Было нетрудно догадаться: взгляды предназначались Джанфранко – обычно он располагался таким образом, чтобы было удобно наблюдать за мной. Оглянувшись, убедилась в своей правоте.

«Зря стараешься, голубушка, – подумала с удовольствием, – этот вечер мой».

            Разумеется, я опять потащила Наталью погулять. На улицах провинциального городка не было ни души. Уютные домики тёмными силуэтами виднелись за зеленью палисадников, освещённых редкими уличными фонарями.

            Мы дошли до маленькой часовенки, повернули назад к отелю. Меня била дрожь, которую не смогла усмирить даже размеренная ходьба. Холодным ужасом разливалась по телу мысль: не дай бог и этот вечер закончится так же, как предыдущие, то есть, ничем. Казалось, сойду с ума, если не услышу от Джанфранко слов обожания, не почувствую его нежных прикосновений.

            Слава богу, мой итальянец стоял возле гостиницы, оживлённо беседуя в компании туристов.

            Мы с Натальей расположились на скамейке неподалёку. Он нас заметил.

            Мне было плохо: внутри тряслось и клокотало что-то противное, желеобразное, от напряжения слегка подташнивало. Я пребывала в полуобморочном состоянии, для истерики было достаточно малейшего повода.

            Не зная, чем заняться, Наталья стала теребить руками цветы, спускающиеся из кашпо, восторженно приговаривая: «Посмотри, какая красота, сколько здесь разных сортов пеларгонии!».

            – Сколько можно! Ты уже в десятый раз восхищаешься этими цветами! – словно фурия, налетела я на бедную женщину, не в силах сдержать эмоции.

Но, заметив, как стушевалась подруга, пробормотала:

            – Извини.

            Наталья была в курсе готовящегося свидания, поняв моё состояние, попрощалась и ушла в отель.

            Джанфранко тут же покинул компанию и поспешил ко мне. На глазах у всех. 

            Мы пытались разговаривать.

            Он сказал, что не нашёл меня в прошлый вечер, потому что ночевал не в отеле, а в гостях у друга. Впрочем, он мог говорить всё, что угодно, продолжая находиться в состоянии транса, я с трудом воспринимала окружающее, казавшееся кадрами какого-то кино.

            Откуда-то издалека до меня доходило: Джанфранко, наконец-то, был рядом, и на нас смотрели все, кому не лень. Он почувствовал моё состояние, волнение передалось и ему.

Умница, принял правильное решение – предложил пройтись.

            Мы двинулись по той же улице, где только что гуляли  с Натальей. Городок  оставался  совершенно безлюдным, погружённым в тёплый провинциальный вечер. Тело приятно ласкал лёгкий ветерок.

            Я была парализована ощущением важности происходящего.

Удаляясь всё дальше от отеля, воплощавшего собой реальную, но оставшуюся в прошлом жизнь, мы с каждым шагом приближались к давно ожидаемому, только нам ведомому будущему. И эта тихая улица провинциального городка теперь служила водоразделом, поделившим жизнь на «до» и «после».

            – Никого нет на улицах, – начала я разговор.

            – Все на море, в отпусках, – эхом отозвался он.

И опять нависла мучительно долгая пауза.

            Неподалёку зашумела вода – поливали измученные дневным зноем растения. Капли воды немного окатили и нас.

            – Поливают цветы, – сказала я.

            – У меня тоже есть маленький сад, – сказал Джанфранко.

            Миновали часовенку.

Джанфранко взял мою руку, попытался пропустить свои пальцы меж моих. С трудом ему это удалось. Мы шли, держась за руки. Прикосновение сильных рук помогло справиться с бившей меня дрожью и немного успокоиться.

Джанфранко постепенно разговорился.

            Признался, что всюду следил за мной и думал обо мне, даже если не видел.  

            Я кокетничала: «Ты обманщик».

            Он обиженно замолчал.

            Никогда не понимала слов: «женщины любят ушами». Наверное, я неправильная женщина: верю только поступкам. Многословие ухажёров не убеждает, наоборот, раздражает.

Вот и сейчас долгие паузы казались правдивее и слаще любых речей.

            – Пахнет морем,  – произнесла я тихо, чтобы не нарушить очарование близости.

            – Море недалеко, в пятнадцати минутах езды, – отозвался Джанфранко.

            – Здесь, по-видимому, сельскохозяйственный район, много полей с кукурузой и подсолнечником, – решила продемонстрировать знание английского языка. Почувствовав, что разговор уходит куда-то в сторону, спросила:

            – А ты помнишь, кем я работаю?

            – Да.

            – Really? – иронизировала, чтобы расшевелить Джанфранко.

Хотелось понять, почему так получилось, что со дня нашего последнего разговора наедине прошло целых три дня.

            Уловив мою игривую интонацию, он ответил, смеясь, что да, всё помнит, при этом сильно, почти до боли, сжал мою руку.

            Мы дошли до освещённого перекрёстка. Перед фасадом небольшого магазинчика виднелась обложенная камнями клумба.

            Джанфранко замедлил шаг, видимо, размышлял, что делать дальше.

            – У меня тоже есть камни в саду, – сказала я, поглаживая булыжники, живописно разложенные среди цветов.

            – Really? – решил поддеть Джанфранко, не оставаясь в долгу.

            – Да, да, действительно, – затараторила  я.

А он, смеясь, стал меня целовать. Прямо под фонарями.

            Чувство реальности окончательно покинуло меня.

С трудом собравшись, я попыталась отстранёно, как зритель, взглянуть на происходящее, всё больше походившее на красивый киношный сон.

И сама себе удивилась: неужели это я здесь, в Италии, на улице незнакомого городка, целуюсь с человеком, которого знаю несколько дней? И, что поразительно, ужасно хочу этого!

Поцелуй был долгим.

Сильными руками, бережно, но властно он прижал к себе, будто желая слиться каждой клеточкой. Я испугалась не за него – за себя.

Так получилось: с трудом представляю, как выглядит та самая, пресловутая женская холодность, о которой любят распространяться авторы популярных изданий для женщин. И почему-то не верю в страдания любвеобильных супругов, мучающихся в браке с фригидными жёнами. Якобы каждый раз, уговаривая свою «половину» заняться сексом, бедолаги изобретают чудеса эротической стимуляции и испытывают стресс вместо того, чтобы расслабиться и получить удовольствие.

Разумеется, с учёными не поспоришь, им виднее.

Собственный же опыт постоянно подкидывает примеры совсем другого толка. За редким исключением наши мужчины не владеют искусством настоящей чувственной любви, зажаты и подобны роботам, выполняющим заданные программой движения. Исправить ситуацию могла бы самая малость, но, видимо, для них трудно достижимая – способность видеть в женщине не сексуальный объект, а личность. А ещё лучше – божество, мадонну... и тогда всё получится...

Но это – всего лишь мечты.

«Ага, ещё чего, это моя-то Валька – божество?» – так и слышится мне возражение нашего российского мужичка, прочитавшего выше написанное.

В фильмах меня не убеждают сцены, где любовная прелюдия слишком затянута – удивляюсь, как можно так бесконечно долго и страстно целоваться – это же добровольная пытка. Напротив, кажутся естественными эпизоды, когда влюблённые после непродолжительных ласк начинают срывать друг с друга одежду.

Откровенно жалею парней и девушек, целующихся взасос на улице или в транспорте, будто дразня окружающих, мол, смотрите, какие мы счастливые, завидуйте нам. А у меня одна только мысль: несчастные фригидные ребята...

Полная гармония в отношениях наступает, если друг друга найдут две равнозначные по темпераменту половинки. Однако процесс поиска может затянуться на годы, а то и вовсе ни к чему не приведёт. Стоит посмотреть вокруг – так редко встречаются по-настоящему счастливые пары…

            – Мы стоим прямо под фонарями, – прошептала я.

            – Идём туда, там темнее, – ответил Джанфранко, с трудом оторвавшись от меня. И увлёк в сторону от тротуара. Неподалёку еле-еле различалось какое-то поле. Остановились возле дерева, увитого жёстким плющом.

            Жарко шепча моё имя, итальянец впился в губы и опять притянул к себе.

            У меня подкосились ноги, когда почувствовала, что сделал с ним поцелуй. Охватила жаркая волна желания и радость от сознания – темперамент Джанфранко был мне близок.

Я ликовала, предчувствуя дальнейшие шаги. Он продолжал ласкать, но не торопился, ни ему, ни мне не хотелось провести первую встречу так бездарно и некрасиво, на заднем дворе какого-то магазина.

            – Ты знаешь это место? – спросила, надеясь, что вопрос приведёт его в чувство и заставит что-то предпринять.

Джанфранко не ответил, остановить его, казалось, было уже невозможно. До него не сразу дошёл смысл сказанных мною слов. Находясь в плену его ласк, я и сама находилась в полуобморочном состоянии. Лишь где-то далеко, в подсознании, билась мысль: неужели восторг сменится разочарованием – так не хотелось, чтобы всё быстро кончилось...

            Джанфранко пришел в себя первым:

            – Пойдём в отель, я хочу всю тебя.

            Я нащупала в темноте упавшую сумку.

– Мы ведём себя, как подростки, – пошутила, приводя в порядок одежду.

            В тот момент я была бесконечно благодарна моему итальянцу за принятое решение   насладиться близостью в полной мере.

            Ускоренным шагом мы двинулись обратно – не терпелось быстрее добраться до места.

Не знаю, что думал он, я же про себя сокрушалась, ну почему, почему мы так далеко ушли и теперь вынуждены почти бегом нестись к желанному отелю?

            – Раньше я боялась тебя, а теперь – нет, – задыхаясь от быстрой ходьбы, произнесла,  чтобы хоть как-то разрядить напряжение.

            Джанфранко показал бирку с номером 214 на ключе, трогательно объяснил: это второй этаж. Я кивнула. Возле самого отеля поинтересовался, не забыла ли я номер комнаты.

            Слава богу, в фойе гостиницы никого не было. Я забрала ключ от своего номера и полетела по пустым коридорам к милому Джанфранко.

            Встретив на пороге, он засуетился, из освещения оставил только ночник. Бережно осыпая поцелуями, стал снимать платье.

Не спешил с главным – долго любовался, восхищаясь, словно божеством. И чудо произошло – нежные ласки дали почувствовать себя принцессой, прекрасной, необыкновенной. Словно гениальный музыкант, пробующий чуткий инструмент, итальянец начал с прелюдии, нежно касаясь губами каждого уголка моего тела. Постепенно движения становились всё смелее, увереннее, вызывая шквал эмоций и восторга…

            Два часа жизни превратились в одно мгновение.

            Позднее, пытаясь воспроизвести и пережить события того дня, я вновь и вновь убеждалась: всё отлично помню, но ровно до этих минут. Что случилось потом, возможно, знает кто-то другой, но только не я. Удивительно, могу воссоздать каждый эпизод, но не под силу выстроить целую картинку.

Обидно сознавать: проведённые с Джанфранко часы провалились в чёрную дыру безвременья. До сих пор не укладывается в голове, почему отключилось сознание? Почему не хотелось ничего говорить, лишь любоваться улыбающимися в темноте глазами.

Почему во время близости с любимым человеком так предательски, не в нашу пользу действуют законы относительности? Неужели первобытный, животный страх потерять любимого запускает некий защитный механизм, переносящий из действительности в иные временные рамки, тем самым, охраняя от сумасшествия, от неистового, мучительного желания продлить прекрасные минуты?

Бережёт от горького осознания скоротечности мгновений счастья?..

            Во всех отелях, где останавливались, стены были тонкими, «картонными», как однажды сострила Наталья. И эта гостиница не явилась исключением: я понимала, что подвожу любимого, тщетно пытающегося уговорить меня не кричать. И ничего не могла с собой поделать…

            В тот день Джанфранко проехал по горным дорогам Аппенин полтысячи километров, а ночью выпил меня без остатка.

Для меня он стал божеством.

Я ликовала, находилась на небесах, интуиция меня не подвела, – это мой мужчина.

            Он тихо заговорил, мешая английские и итальянские слова:

            – I love you very much, very, very much. You are amore, amore, amore mia.

            Я наслаждалась близостью его тела и блаженствовала от бережных касаний моих век, скул, кончика носа. Нежно, словно заклиная, он продолжал твердить: «Аmоre».

            – Мне всё это очень нравится. Понимаешь, это всё именно для меня очень красиво. Именно для меня, – шептал он.

             И спросил после паузы:

            – А ты меня любишь? – от волнения голос прозвучал хрипло и глухо.

Интонация не могла обмануть: вопрос задан не из праздного любопытства.

            Я ответила не сразу. Не ожидала. В любом случае, ответом были бы слова, только слова. Неужели ему нужны слова?

            – Иначе я никогда не была бы здесь. Я люблю твои руки – большие и сильные, – ответила я, взяв его ладонь.

            – Не уезжай, побудь здесь ещё несколько дней, – произнёс грустно, заранее зная ответ.

            – Не могу, у меня взят билет на послезавтра, и нет визы. 

            Всему приходит конец. 

– Время ложиться спать, – сказала я не без сожаления, понимая, что Джанфранко первым этого не скажет.

            – Да, тебе нужно отдыхать. Я не устал, а тебе нужно, – добавил он.

            Помогая мне одеться, задал вопрос, который уже прозвучал в первый вечер знакомства в Риме.

            – А в Москву, действительно, можно приехать?

            – Да, конечно, – неожиданный вопрос немного развеселил.

            Но никаких конкретных обещаний и уточнений не последовало, в тот момент я была уверена: мы в любое время сможем обсудить наши планы. Ни к чему спешить и суетиться именно сейчас. Не хотелось разрушать очарование ночи деловыми разговорами.

День седьмой

Утром, несмотря на раннее пробуждение, я вскочила бодрая и, к удивлению, чувствовала себя вполне отдохнувшей.

            В первый раз за всю поездку завтрак оказался съедобным: булочки мягкими, кофе похож на кофе, апельсиновый сок именно такой, каким должен быть.

            – Сок непонятный, грейпфрутовый что ли? – манерно произнесла Света из Саратова, отпив глоток и сморщившись.

            – Это и есть настоящий апельсиновый сок, – объяснила я.

            – А почему же он горчит?

            – Потому что настоящий, – наш диалог сопровождался еле сдерживаемым смехом девушки из Ростова.

По-видимому, Света была знакома лишь с дешёвыми сладкими соковыми суррогатами, наводнившими российский рынок и натуральный сок пробовала впервые.

            Во дворе отеля Джанфранко помогал пассажирам загружать багаж в автобус. Увидел меня, подбежал, подхватил чемодан.

Автобус тронулся. Стал накрапывать дождь.

Было странно видеть Италию такой серой и печальной.

Сквозь стекающие по стеклу капли дождя я пыталась рассмотреть улицу, казавшуюся вчера вечером такой красивой и так много для меня значащей...

            Вот и перекрёсток. Тот самый магазин.  

            Интересно, о чём в тот момент думал Джанфранко? Неужели ночное приключение было для него рядовым?

            По дороге в Венецию образовалась пробка: неподалёку случилась авария. От материка на остров шла «дорога жизни», проложенная по дамбе длиной в четыре километра. Наш водитель безуспешно пробивался среди следовавших из Балкан огромных фур и заметно нервничал. Несмотря на все усилия, автобус тащился еле-еле. Я смотрела на макушку Джанфранко и чувствовала,  как он  переживает: мы теряли  время, а значит, могли  что-то не увидеть, пропустить.

Ольга уже звонила в турбюро с просьбой перенести время начала экскурсий.

            От автобусной стоянки к причалу пришлось бежать. Маленький катер за пятнадцать минут домчал до Славянской набережной, где царила настоящая вокзальная суета. Толпы туристов сновали взад-вперёд, суетились, собирались в группы, ручейками растекались по городу.

Я не верила своему счастью: вот она, та самая вожделенная картинка, много раз виденная в кино и на полотнах художников, и я, её живой персонаж, хожу, смешавшись с толпой по реально существующим улицам и площадям.

Огромная, величественная Сан-Марко оказалась уютной и вполне обжитой, правда,  настоящими хозяевами здесь себя чувствовали голуби. Наглые птицы, избалованные подачками туристов, норовили сесть прямо на голову.

Дождь понемногу стихал, тучи отступали, нехотя, по кусочкам освобождая синеву неба и вдруг неожиданно, будто спеша подтвердить слухи об изменчивости венецианской погоды, выглянуло и стало припекать солнце. Дворец Дожей окрасился в тёплые охристые тона и засияла филигранная резьба собора Святого Марка на фоне всё ещё хмурого неба, словно венецианское кружево на сером платье старой девы.

Город-мечта, город-фантом постепенно забирал в плен.

Всё здесь казалось странным и необычным и, в то же время, завораживало спокойствием и гармонией. Дома и дворцы органично существовали меж двух стихий – морской и небесной, их отражения в плотной зеленовато-сизой воде, сверкавшие на солнце  драгоценными камнями, казались какой-то неземной субстанцией, живущей своей отдельной жизнью.

Важно и горделиво, словно дожи, возвышались на корме изящных гондол красавцы-гондольеры. Снисходительно наблюдая за восторженными пассажирами, они виртуозно, буквально в сантиметрах от стен, проводили огромные лодки по узким каналам и под низкими арками миниатюрных мостиков. Туристы делились впечатлениями деликатным шёпотом, сохраняя магию тишины, нарушаемую лишь плеском волн. Иногда вдоль каналов гулким эхом разносились звуки гитары или аккордеона, или голос гондольера, исполнявшего баркаролу.

На площадях и возле церквей гнездились фонтаны и фонари-колодцы – всё миниатюрное, уютное, милое. А из окон и с балконов любовались городом ухоженные досужие старушки. Преданные стоящей на семи ветрах, пропитанной влагой Венеции, они  ни за что не хотели меня её на более комфортное жильё на материке.

Город притягивал к себе художников и поэтов, торговцев и простых обывателей и, сознавая своё исключительные предназначение: удивлять и покорять красотой, свободолюбивым нравом и роскошью богемной жизни, стойко сносил создаваемую гостями суету. С достоинством царской особы сохранял свой размеренный, многовековой уклад.

            В Венеции нам с гидом повезло: соотечественница рассказала о своих любимых местах без лишних слов и ненужных эмоций. Ничто не раздражало и не отвлекало от повествования и от созерцания достопримечательностей. На маленькой уютной площади полюбовались богато декорированным домом небезызвестного Казановы. По преданию, неподалёку жила дама, ставшая прототипом Дездемоны. В отличие от литературного персонажа, в реальной жизни венецианка не была столь невинной и получила по заслугам от мужа, вернувшегося с войны. Венецианцы не отличались пуританскими нравами: праздность и богатство располагали к раскованной жизни и сомнительным развлечениям.

            Экскурсию закончили на набережной посещением музея венецианского стекла. Размякшие от красот сердца туристов окончательно покорил ремесленник-стеклодув, создавший на наших глазах всего за несколько минут изящного оленёнка. В неспешных, отточенных движениях мастера чувствовался природный артистизм и достоинство состоявшегося в жизни человека. Стеклодув поставил на стол готовую скульптурку и бросил на неё кусочек газеты. Бумага моментально вспыхнула, у зрителей непроизвольно вырвалось: «Ах!», а мастер, словно премьер, удалился под аплодисменты и крики: «Браво!».

            В Венеции не встретишь ни машин, ни велосипедов, только лодки и тележки: все грузы с материка перемещаются на ручной тяге. И потому цены здесь выше, чем в других регионах Италии. Наталья обходила магазины, с тоской глядя на ценники. Однажды не удержалась, потащила к ближайшей витрине.

– Глянь, какая красивая маска, и стоит всего два евро!

– Ага, как же! Два евро стоит только сфотографироваться с ней или возле неё, – перевела я текст на лежащей рядом бумажке.

Нам ничего не оставалось, как только бродить по улицам, не отвлекаясь на прозу жизни, чему я была несказанно рада.

На обратном пути мы любовались с палубы катера удаляющимся городом. Сошлись во мнении: есть в характере Венеции что-то неуловимо схожее с нашим Питером. И пришло понимание, почему меня сюда так тянуло – Венецией, действительно, можно заболеть, всерьёз и надолго...

            Теперь навсегда неповторимая аура города слилась для меня с воспоминаниями о незабываемой ночи и согревающим чувством: неподалёку, за заливом, в нескольких минутах езды на катере, есть, существует и ждёт меня Джанфранко… 

Автобуса на причале не было. Ольга отыскала машину на парковке, но водитель в салоне отсутствовал. Джанфранко отыскался в каком-то подсобном помещении, вышел бледный, заспанный.

            – Товарищи, нет ли у кого-нибудь лекарства? – обратилась Ольга к пассажирам. – У Джанфранко прихватило желудок.

Совершенно не разбираясь в недомоганиях такого рода, я только мысленно посочувствовала любимому. 

            На технической стоянке в придорожном бистро на последние еврики решила попить кофе. Следом со своей чашкой увязался Миша, как обычно что-то бормоча себе под нос.

            Отчего-то внезапно навалились тоска и усталость, возможно, давали о себе знать бессонная ночь и полный впечатлений день. Но, скорее, выбило из колеи осознание: итальянская сказка вот-вот закончится, всё самое интересное уже позади.

            Неспешно, не замечая ничего вокруг, я подошла к высокому столику, повесила сумку на крючок, стала помешивать сахар в капучино. Почувствовав на себе обжигающий взгляд, подняла глаза.

Прямо передо мной за соседним столиком стоял Джанфранко. Следил за каждым моим движением, смотрел так пристально, с такой болью и силой, что казалось, хотел   впитать, втянуть в себя, отпечатать в подсознании.

Никто и никогда ещё так на меня не смотрел…

            Так вот кто транслировал эту тревогу, вот откуда свалилось на меня опустошение, предчувствие конца и неизбежного расставания.

            Джанфранко рассеянно отвечал Севе-ботанику, назойливо пристававшему с какими-то вопросами – любознательный юноша не хотел упускать шанс поболтать по-французски.

А сам взглядом поедал меня.

            Притулившийся рядом со мной Миша попытался завязать разговор. Я его не слышала и не видела, уткнулась в чашку, стараясь не смотреть в сторону Джанфранко. Наконец даже мой «тёпленький» собеседник заметил пристальный взгляд итальянца и махнул рукой, приглашая за наш столик. Тот только покачал головой, было видно: он не в себе.

            Возле Джанфранко нарисовалась дама «педагог». Поздоровалась, желая в очередной раз подружиться – её приветствие в конце дня было настолько ни к селу, ни к городу, что обычно вежливый Джанфранко, небрежно повернувшись вполоборота, ответил, мол, уже видел её сегодня. Бедняге пришлось ретироваться ни с чем.

            Итальянец продолжал смотреть на меня, в пол-уха слушая выгнутого бананом долговязого Севу, болтавшего теперь уже почему-то по-русски о предстоящей прощальной вечеринке, о том, как нынче вечером гостиница загудит от русских туристов.

Вскоре даже Севе стало очевидно: Джанфранко поглощён только моей персоной, а я почувствовала, что пора поддержать беседу, чтобы снять напряжение.

– «Уно, уно, уно ун моменто»... – подхватила я шутливую песенку из кинокомедии, которую вспомнил Сева.

Обстановка немного разрядилась.

Разговор плавно перешёл к теме дружбы и общности менталитета русских и итальянцев.   

            – Да, ментально мы очень близки, – закончила я беседу и двинулась к автобусу, не в силах больше выносить безмолвный разговор со мной Джанфранко.

            О чём он думал тогда, мой  итальянец?

            Вспоминал счастливые мгновения, когда, провалившись в вакуум безвременья, мы каждой клеточкой принадлежали друг другу? Или пытался понять, была ли с ним искренней, придавала ли значение случившемуся вчера?

            Всю дорогу я смотрела на макушку Джанфранко, в висках стучало: «Amore, amore, amore, amore mia» с интонацией любимого, когда он повторял эти слова так настойчиво, будто заклинал свои чувства.

            К гостинице возле Римини, той самой, что приняла нас в первую ночь, автобус подъехал очень поздно. Все мечтали поужинать и поскорее добраться до моря, расслабиться после напряжённого дня.

В компании Натальи, Светы и Миши я полежала на волнах, полюбовалась разноцветными огнями набережной. Купание не принесло большого удовольствия – мысленно я была с Джанфранко.

Отказалась прогуляться по берегу: меня магнитом тянуло к отелю.

            Долго бродила взад-вперед по улице. Слава богу, не встретила знакомых туристов. Лишь на балконе гостиницы несколько раз появлялся портье, наверняка заметивший мои челночные перемещения. Было страшно неловко: казалось, он отлично знает, кто я такая и кого жду...

            Подошла Наталья, уговорила пойти спать.

Впервые за всё время в Италии спалось очень плохо. Как и в других местах, в отеле была феноменальная слышимость. Часа в два ночи в коридоре послышались лёгкие женские шаги. Вскочила, потихоньку выглянула в коридор. Откуда-то возвращалась молоденькая девушка из нашей группы, проскользнула в свою комнату. Меня обдало жаром.

            «Ну, конечно, она была в его номере, где же ещё!» – бредовая догадка не давала покоя. В тот момент разгорячённую голову не посетила мысль о вечеринке, упомянутой Севой. Не вспомнила я и о недомогании Джанфранко…

Всё, приехали. Я влюбилась. Начался натуральный психоз. Обострилось чувство собственницы того, кого ещё не получила...

            Остаток ночи прошёл в изматывающем полусне.

Наступил восьмой, последний день в Италии

За завтраком мы с трудом соскоблили с тарелок ломтики колбасы и сыра толщиной с папиросную бумагу. Возмущённая Наталья не могла взять в толк, как можно умудриться так тонко нарезать продукты.

            – Это специальная машинка, её так настроили, – без энтузиазма объяснила я.

            Шутить не хотелось. Давала о себе знать бессонная ночь.

            Утром я не видела Джанфранко, наверное, отсыпался.

            До отъезда в аэропорт оставалось почти три часа. Было грех не воспользоваться последней возможностью погреться на солнышке, тем более, совсем рядом плескалось тёплое море, манил чистый песчаный пляж.

Наталья, выучив, наконец, нужную фразу: «How much?», решила напоследок побегать по магазинам без меня.

            По дороге к морю я примкнула к парню и двум девушкам из Ростова-на-Дону. Угадав в нас русских туристов, служащий пляжа потребовал перейти с оборудованной грибками и лежаками территории на её дикую часть. Мы не расстроились, расстелили взятые в гостинице полотенца, чудесно позагорали, покупались и пообщались друг с другом.

Неподалёку, в тени зонтов расположились дородные матроны с внучатами, не желавшие, как и мы, тратить десять евро за место под солнцем. Степенно покрикивая на детишек, пожилые итальянки коротали время за обсуждением знакомых и выяснением наилучших рецептов приготовления мяса в вине – смысл разговора перевёл ростовский парень, немного понимавший итальянский язык. 

Наши девчонки-ростовчанки смотрелись настоящими красотками, но на этот раз со стороны добропорядочных синьор мы не заметили каких-либо неприязненных взглядов. Напротив, услышав, как мы старательно изучаем по-итальянски счёт от одного до десяти, соседки удостоили дружелюбными улыбками: увидели в нас проезжих туристок, а не охотниц за итальянцами.

            Я наблюдала за разновозрастными супружескими парами, прогуливавшимися вдоль прибоя – даже в преклонном возрасте местные мужчины выглядели более подтянутыми и моложавыми в сравнении со своими спутницами. Быстро увядающие итальянки в большинстве своём имели бесформенные «бутылочные» фигуры и некрасивые, опаленные жарким солнцем, лица. Невзрачные жёны с обречённым видом семенили рядом со своими «мачос», привычно стреляющими глазами налево и направо в поисках хорошеньких женщин.

Нет, ну, просто тенденция какая-то! И ничего ведь не поделаешь – стремление ко всему прекрасному – прямо-таки национальная черта жителей Аппенин.

Возможно, не самая плохая…

            Плеск волн и приятно убаюкивающие, журчащие звуки итальянского языка создавали  атмосферу спокойствия и умиротворения, лени и благодушия. Так не хотелось покидать это обласканное солнцем и морем место! Каждая клеточка вопила: останься, останься…

Было дико сознавать: сказка вот-вот закончится, через считанные часы окажемся в холодной, деловой и суетной Москве.

            Время поджимало, мы с сожалением собрали пожитки. Песок, похожий на мелкий белый порошок, плотно облепил ноги, ничего не оставалось, как идти в город босиком. Решив обсохнуть по дороге, не стали натягивать майки на мокрые купальные топы, одели лишь шорты и юбки.

Появление полуодетых блондинок на городских улицах произвело настоящий фурор: машины на перекрёстках притормаживали и долго не двигались с места, водители провожали симпатичных курортниц изумлённо-восхищёнными взглядами.

Неисправимые итальянцы с их вечной «дольче вита» в голове!

            Наше шествие ещё раз подтвердило: местные мужчины не могут равнодушно пройти мимо красивых женщин.  

            Почему-то вспомнились слова Севы, оценивавшего итальянских девушек на улицах:

            – Ой, ну ничего хорошего, в массе своей – страшненькие.

Возле гостиницы наш автобус уже стоял наготове. Рядом, как раненый зверь, метался Джанфранко.

Издали заметил нас, замер, сделал вид, что занимается машиной. Когда подошли поближе, как бы нехотя оторвался от дела и произнёс деланно-равнодушно, обращаясь почему-то к молодому человеку:

            – А, вот где вы были – в море купались…

При этом сверлил меня взглядом.

            Мы поспешили в отель. До отъезда оставалось пятнадцать минут.

            «Вот и всё», – стучало в висках.

Для московской погоды я на всякий случай захватила жакет.

Джанфранко подхватил мой чемодан, привычным жестом положил в багажник.

            – Вчера я гуляла возле отеля, ждала тебя, – произнесла я.

            – Я искал тебя сразу же после ужина, где ты была? – вспыхнул он.

            Смех и грех. Будто кто-то специально позаботился о том, чтобы нам не встретиться.        Продолжать разговор было неловко: подошли туристы.

            Ольга понеслась в отель поторопить остальных. Джанфранко медленно, с обречённым видом, словно жертва на эшафот, вошёл в салон автобуса. Я заняла своё любимое место – за его спиной.  

            – Tutti? – спросил меня по-дружески небрежно, будто старую, всё понимающую  знакомую.

            – Ольга в отеле пересчитывает ключи, – ответила я.

            Он жадно смотрел на мои губы.

            Что означает на итальянском слово «tutti» – «все», то есть все ли собрались или «всё» – конец, всё кончилось? Что хотел сказать мой Джанфранко? В очередной раз захотелось уточнить. Придётся выучить итальянский.

            Наконец, тронулись. Настроение было похоронным.

Джанфранко поставил диск любимого Челентано: что-то из последнего, сильное и глубокое, сентиментальное, отличное от привычного репертуара. В голосе певца уже не звучала молодецкая удаль и даже исчезла характерная хрипотца.

            – Кажется, Челентано на старости лет потянуло на лирику, – поделилась я с Ольгой.

            – Да, итальянцы его очень любят, – откликнулась она.

            И мы стали обсуждать творчество и личную жизнь певца.

            Догадавшись о теме разговора, Джанфранко рассказал, что Челентано живёт со своей женой актрисой Мори свободным браком. Они не разводятся, но живут порознь – им так проще, иначе много чего пришлось бы делить. Однако вместе готовят альбомы и концерты, он без неё никуда.

            – Вроде няньки, – заметила я.

            – Вы попали в самую точку, – подтвердила  Ольга.

            Слушая музыку, я наслаждалась последними минутами рядом с Джанфранко. Мучительно хотелось дотронуться до его макушки, погладить волосы. Стоило только протянуть руку...

            – Он что-то бормочет себе под нос, словно читает молитву, – сообщила Наталья, тоном заговорщицы, понизив голос.

Подруга прониклась трагичностью момента и по-своему нам сочувствовала. Как-никак, а весь роман развивался на её глазах.

            Последняя наша поездка окончилась неожиданно быстро.

Идиллию оборвали слова Ольги: «Мы  прибыли в аэропорт города Римини. Туристическая фирма  прощается с вами и желает счастливого пути».

            Вот тут-то до меня дошло окончательно: всё, действительно, всё закончилось. Не нужно больше по-дурацки кокетничать, никому это уже неинтересно, никто не будет искать меня взглядом. Через считанные минуты я перестану видеть Джанфранко.

            Внутри что-то больно оборвалось, я с трудом подавила желание закричать: «Нет, не хочу, не хочу уезжать! Я здесь останусь!».

            Джанфранко вышел, открыл один багажник, перешёл на другую сторону машины. На ватных ногах я поплелась следом. Сердце отчаянно билось, неожиданно для себя я выплеснула:

            – Джанфранко, я люблю тебя.

            – Я тоже люблю тебя, – ответил он просевшим от волнения голосом и пошёл к кабине. Долго что-то искал, спустившись, протянул визитную карточку, сильно сжал мне руку.

            На мгновение стало легче – теперь он никуда не исчезнет.

Вокруг уже стояли туристы, ожидая свои вещи.

            Как сомнамбула, я двинулась прочь – не было сил смотреть на Джанфранко.

            – Ликёры, забирайте ликёры, – услышала крики.

Боже, совсем забыла про купленный в Сан-Марино ликёр. Вернулась, взяла из багажника пакет с бутылкой, взглянула на Джанфранко. Он продолжал подавать вещи, отвечая на прощальные слова туристов...

            У меня не было сил подойти к нему и попрощаться – боялась сорваться.

Мы просто смотрели друг на друга без слов. Я снова медленно поплелась к аэровокзалу. 

            У меня была его визитка. Мы не будем прощаться. Мы не расстаёмся. Просто ненадолго побудем порознь. И скоро опять увидимся.

            Регистрацию проходила, как во сне.

К стойке протиснулся Миша  –  он оставался в Римини ещё на три дня.

            Смущаясь, подошёл и стал что-то говорить, глядя так искренне-печально, что захотелось ободрить.

            – Миша, слушайтесь гида, а то потеряетесь и пропадёте без нас, – пыталась я шутить, хотя у самой на душе скребли кошки...

Москва встретила серым небом.

Наваливались сумерки.

В багажном отделении простилась с Натальей, с Севой. Дама «педагог», пройдя мимо, демонстративно отвернулась.

– Кажется, мы где-то уже встречались? – попытался напоследок заигрывать со мной Николай из славного города Королёва.

Но его запоздавшее рвение совершенно не тронуло. Моё сердце осталось в Италии.

            – Увидимся опять где-нибудь в Европе, – отозвалась я.

Первые три дня я ходила по дому, как тень, отчётливо представляя себе лицо Джанфранко. Спустя некоторое время в памяти остался лишь размытый образ – широкоплечий силуэт, спокойно лежащие на руле сильные руки.

            Никогда не думала, что воспоминания можно не только хранить в воображении, но и совершать с ними реальные, конкретные действия: пить их, как вино, вкушать, как деликатес и чувствовать вкус; их можно ощущать кожей и наслаждаться ароматом.

Можно брать с собой в постель и получать в своё распоряжение всего Джанфранко...

            С трудом выдержав несколько дней, позвонила на мобильный. Звонок застал его в пути, он вёз туристов.

            Родной голос с хрипотцой вновь перенёс меня в Италию, в автобус, на моё любимое место за его спиной.

            – Я еду  в Венецию, – произнёс многозначительно мой мучитель. – С группой русских туристов.

            – Много красивых женщин? – постаралась придать голосу весёлости.

            – Нет, таких  красивых, как ты, нет… нормальные, – засмеялся итальянец.

Обещал приехать в Москву, как только сможет вырваться – пик туристического сезона ещё не миновал.

            – I love you, –  прокричал итальянец.

            – I love you too...

Удивительно, но с каждым днём, отдаляющим меня от Италии, я всё явственнее, во всех подробностях, могу представить всё, что было с нами, каждую минуту, проведённую вместе. В транспорте, на работе, дома стоит только закрыть глаза – переношусь, куда пожелаю: в автобус, где Джанфранко крепко держит руль и мчит по прекрасной Италии, на улицу маленького городка по дороге в Венецию или в гостиничный номер 214...

            Вспоминаю, как трогательно просил меня сесть неподалёку, чтобы видеть в зеркало и твердил, что постоянно думает обо мне. Я ощущала его присутствие повсюду, ловила взгляд, даже если не смотрела в его сторону.

Нет, он не мог играть со мной, это слишком жестоко, это сродни инквизиторским пыткам!

            Иногда накрывает чудовищная мысль – мы больше не увидимся. Становится страшно, боюсь сойти с ума и сама себе придумываю тысячи причин невозможности такого исхода. Ночи проходят в полусне-полуяви. Почти до ясновидения обостряются чувства. Сомнения раздирают на части. В распалённой паникой горячей голове возникают мучительные

картины измены Джанфранко, а с ними пугающие своей бессмысленностью планы мести.

Вспоминаю рассказы о магическом влиянии светловолосых славянок на любвеобильных средиземноморских мачо. Не даёт покоя предположение: Джанфранко не случайно выбрал профессию «вечного странника», чувствовал тягу к вольной жизни, яркой короткой любви. Как удобно – закончился тур, пришло расставание, получилось всё естественно, само собой, претензий нет, а воспоминания быстро рассеиваются, вытесняются другим увлечением. В конце концов полно отдыхающих женщин, которые не прочь развлечься проходными курортными романами.

Или вкус к кочевой жизни проявился с годами. Нескончаемый поток белокурых красавиц невольно превратил его в любителя сладкого и доступного десерта. И стало привычкой в каждом новом туре с первых дней, поскорее охмурить хорошенькую женщину. Со временем отточены и приёмы обольщения, проверено действие незатейливых ловушек.

Чего стоит один только вопрос: «Хочешь жить в Италии?».

Редкое сердечко жительницы хмурого северного края не затрепещет, услышав его из уст итальянца. И можно сэкономить кучу времени, не заморачиваясь дальнейшей болтовнёй, только сообщить о себе: разведён, имею дом, ламборджини и двух лошадей. Чем больше у избранницы появится лучезарных надежд, тем скорее наступит момент для любовных утех.

            Если для Джанфранко случилась обычная интрижка, если все его слова – искусно разыгранный спектакль, – бог ему судья.

            Всё это может иметь право на жизнь. Такая она сложная, эта жизнь.

            Только почему в ней так до обидного мало настоящих, не придуманных чувств?!

            А пока… довольно здравых рассуждений, пока есть надежда, буду верить в безумную мечту – встретиться с ним вновь!

Боже, как всё это знакомо по молодым годам, когда сама себе напридумываешь всякой ерунды, всё насочиняешь, а потом удивляешься, почему всё не так, почему не получилось?..

Джанфранко молчит второй день.

Ладно, хорошо. Пусть всё пройдёт, пусть, но только потом, потом когда-нибудь, не сейчас!

Сколько времени дано продлиться этому безумию? Хочу подольше не выходить из сумасшедшего состояния – и больно, и сладко находиться в собственноручно созданной западне. Не могу расстаться с воспоминаниями и чувством душевного комфорта: в моей жизни случились чудесные мгновения и страстное признание в любви.

Всё уляжется, успокоится, но останется навсегда. Господи, спасибо тебе за такие встречи!      

            Несомненно, любовь – это болезнь, но недуг столь желанный и необходимый.

            Гениальный Джанфранко…

            Он встряхнул, оторвал и увёл меня от рутины, нескончаемой беготни и разговоров ни о чем. Он вытащил на свет простую истину: женщина должна быть желанной и любимой и  распускаться, как цветок, под взглядом мужчины – в этом её смысл и  предназначение.

            Бесспорно, умение любить – это талант.

            Он опять в рейсе, мой любимый, мой хороший, возит туристов по Италии и Европе. 

            Господи, храни его!».

                                                                       ***

– Соседка нашла эти записки в столе у дочери, которую потеряла недавно в автокатастрофе, – пояснила Галина Петровна, когда спустя некоторое время поинтересовалась впечатлением от текста. – Хочет издать в память о ней. Сама понимаешь, я не могла отказать…

Я посочувствовала горю.

Грусть сменилась тихой радостью: в судьбе погибшей случилось счастливое событие, подтверждающее истину – жизнь не измеряется прожитыми годами, бесконечной чередой серых будней и сомнительной суетой.

Нет, конечно же, нет! Жизнь состоялась, если украсилась хотя бы одним таким ярким эпизодом…

Текст пришлось подредактировать, но только совсем чуть-чуть.

                  *  *  *