О СЕСТРОРЕЦКЕ, О ЗОЩЕНКО И ВООБЩЕ

Сестрорецк – чудесный город – расположен на берегу Финского залива, омывается его волнами, пронизан его ветрами.
Как естественный космический спутник отдалён от своей планеты, так Сестрорецк отброшен от мегаполиса к северо-западу.
С Приморского шоссе Сестрорецк всегда предстаёт неожиданно.

Всякому городу естественно иметь свою биографию. И чем она обширней, чем глубже уходит корнями в историю своей страны, тем город интересней. Достопримечательности и музеи – необходимейшие атрибуты любого города. А если их нет, если нет биографии, то это не город, а обыкновенное поселение: рабочий посёлок, мещанский посёлок, что хотите, но только не город.

Многие ли знают, что Блок не единожды совершал пешие прогулки из Белоострова в Сестрорецк?
Да, да, Александр Александрович Блок, великий поэт, с тростью, в запыленном костюме под палящим солнцем, под дождём из Белоострова в Сестрорецк! И это запечатлено в его дневниках. Как драгоценно сознавать это. И такой эпизод не входит ли в золотой фонд культуры и истории Сестрорецка? В его биографию?

Как Тихвин связан с Римским-Корсаковым, Гатчина – с именем Куприна, а Комарово – с Ахматовой, так Сестрорецк неотделим
от имени Зощенко.

Как-то я специально приехал в этот город, чтобы посетить кладбище и поклониться могиле Зощенко.
Был пасмурный летний день, беспрерывно моросил дождь. На кладбище – ни души. Не у кого было даже спросить, в каком направлении начать поиск. Жутко ходить одному среди бесчисленных могил и разветвлённых троп. Когда дождь ослабел, в дали кладбищенской аллеи обнаружилась одинокая фигура. Я с великой надеждой ускорил шаги навстречу бесценному привидению и… Едва не напугал бедную женщину. Она шла с цветами в чёрном платке и, увидев меня, как-то стала сторониться и сбавила ход. Интеллигентно и подробно она рассказала мне о дороге к Зощенко.
Бедный Михаил Михайлович! Вот где Вы обрели свободу и покой…Опала, травля, унижения – вместе с плотью – всё погребено здесь. А дух – жив! На могиле скромнейший памятник. И это спустя тридцать лет после смерти! Рядом – жена, сын.

Когда я, посетив дом 14-а по Полевой улице, с застывшей дурацкой улыбкой оскорблённого современника, стал медленно ретироваться, на лиственничную аллею с улицы зарулила шумная ребячья стайка и засеменила навстречу мне.

– Вы куда, ребята?

– Грибы собирать, вон, в дом Зощенко…Подберёзовики вчера там были.

Полная заброшенность, запустенье, забвенье – такие чувства я уносил с собой.

Обойдя дом и сад (сделать это несложно – забора и калитки нет) , признаюсь честно, подберёзовиков я не нашёл, а вот свинухи в сгнившем крыльце при веранде и опята у берёзового пня при входе видел. Здесь явственно сочеталось старое доживающее великолепие с чудовищным равнодушием сегодняшнего дня.

Дом Михаила Зощенко в Сестрорецке

Великолепие – это прежде всего дом, огромный и беспечный, с распахнутой створкой оконной рамы, с ржавыми толстыми бочками для слива дождевой воды, с подвешенной как-то наискосок лестницей на торцевой (наиболее гнилой) стороне дома. Это колодец с оторванной крышкой, опутанный сеткой паутины, доступный и для небесной влаги, и для осенней листвы. Это подсобное строение рядом с сараем. Это сад с умирающими яблонями и кустами крыжовника. Это лиственницы по краю сада и аллеи. Это дубы, величественные тополя, старые берёзы…(Подбор деревьев – свидетельство высокого вкуса!)

Равнодушие – это трава в человеческий рост, это разбитые стёкла окон, это заросшая, невидимая, всё ещё слабо пружинящая под ногой клумба, аккуратно окаймлённая врытыми кирпичиками возле обрушившегося столика и полусгнивших скамеек напротив веранды. Это полуобвалившийся балкон. Это – с трёх сторон наглухо стиснутый белым кирпичом подсобных строений Пограничного госпиталя участок дома. Это, наконец, – стыдно сказать! – какое-то странное пепелище с вбитым чёрным (обгорелым) крестом посередине сразу при входе на участок и изодранными и размётанными листами журналов. Что это? Агрессивность невежества? Тупое злопамятство обывателя? Символ?! Поставили крест на Зощенке?..

Я удалялся от дома, а неестественная улыбка всё больше и больше искажала моё лицо. Знаете, когда человека оскорбят  и он остаётся один на один с собой, он на лице своём вдруг обнаруживает улыбку.
Вот с такой улыбкой оскорбления, предшествующей ярости, я уходил от дома…

                    -  1988 г.

Вид на Сестрорецк со стороны залива

* * *