РЫБАЛКА. КАРТИНЫ ДЕТСТВА
Днепр, широкий, более километра весенний разлив великой реки. Где-то посередине узкой песчаной косой белеет чудный пляж в голубовато-серых потоках течения. Легкий утренний туман прозрачным покрывалом стелется над гладью верховья могучей реки. Одинокая чайка нырнула в чистую воду, увидев в прозрачных струях плывущую рыбу, свой вкусный завтрак. Солнце еще не вышло, его красноватый огненный шар вот-вот покажется из-за бескрайней водной дали...
Всё постепенно пробуждается после короткой летней ночи. В голубой выси над заливными лугами трепещет жаворонок, хрипло пробуя свой голосок - зовет подружку... Хорошо и спокойно в природе...
Два рыбака стоят по колено в воде, подвернув повыше штанины. Они увлечены. Напряженный взгляд пристально следит за поплавком. Вот он дернулся, нырнул. Теперь надо вовремя подсечь и извлечь из речной глубины пойманную рыбу. С резким свистом вылетает леска с пустым крючком на конце. Опять - сорвалась. Мальчик и молодой мужчина молча, понимающе переглядываются. Рыбалка любит тишину...
Тихий свист забрасываемой удочки. Тишина. Штиль, покой. И только легко покачивается поплавок. Подросток украдкой смотрит на отца. Его взгляд излучает гордость и любовь...
***
Отец, мама
Еще на Казанке, где мы были в тот незабываемый день с отцом, получившим отпуск на сутки из госпиталя, он, видя мои попытки показать, как я "плаваю", сказал мне: "Обязательно научись хорошо плавать. К сожалению, я скоро ухожу на фронт и не смогу тебя этому научить"...
У нас сохранились несколько фотографий на Днепре. На одной из них в напряженной позе стоит отец с удочкой. Видимо, рыба "клюет", и он собирается ее подсечь, чтобы через миг та заполыхала живым серебром, отражая солнечные лучи, отбрасывая отблески на речную гладь, обдаваемую брызгами трепещущего тела пойманной рыбы.
Я редко бывал с отцом на реке. Чаще мои воспоминания связаны с мамой, которая любила и хорошо умела плавать. Мама - на Казанке, на Волге, на Днепре, на Тивериадском озере, на Средиземном море, на Красном море под Эйлатом. Мне казалось, что отец боится реки, хотя он умел неплохо плавать.
***
Большой и маленький мужчина на реке
К той рыбалке мы готовились несколько дней: на огороде и в навозных кучах накопали червей, которых содержали в железной банке из-под консервов; намочили гороха; напарили пшеничных зерен и еще прихватили буханку хлеба - это для приманки. Удочки мастерили сами, заготовив длинные удилища, лески, крючки, грузила. Все это делалось основательно и с любовью. Отец и в этом деле был мастером. Он даже соорудил одну удочку с "живцом" и вращающейся катушкой для наматывания лески...
И вот наступило долгожданное раннее утро. Сумерки неуютно сереют в легком предутреннем тумане. Мы еще окончательно не проснулись. Довольно прохладно. Идем, насупившись, молчаливо неся все рыболовные снасти. Улицы совсем пустынны - Речица спит. Изредка встречаются одинокие и тоже еще сонные бездомные собаки. Мы шагаем рядом, отец поглядывает на меня. Я чувствую его взгляды. Прошли Карла Маркса, свернули на Советскую. У старого парка спускаемся с обрыва к самому берегу Днепра, идем вверх по течению в поисках укромного «рыбного» места.
Легкий туман дымкой застилает горизонт над заливными лугами противоположного берега, сливается с темной полоской дальнего леса. Жизнь - пробуждается.
Первые, еще розовые лучи раннего восхода струнами сказочной арфы ненадолго заиграли в туманной дымке, переливаясь теплыми отсветами в зеркале реки. Какие-то пичужки щебетали и весело пиликали, бегая по берегу реки, одинокие речные чайки приступили к своему рыболовному промыслу, тихо паря над поверхностью плавно текущей воды.
Мы закатываем штанины и быстрым шагом идем по песчаной кромке, изредка заходя в воду, чтобы через заливчик сократить путь. Снаряжение, запасы пищи и питья оттягивают наши плечи, затрудняют движение...
Но вот уже у цели. Сложили все пожитки на берегу повыше, чтобы не захлестнуло волнами, накатываемыми полуденным ветром. Приготовили удочки и насадки, сделали "куканы" для еще не пойманной рыбы, привязав к концам крепкого шпагата по спичке, и уселись перекусить. Нам было очень хорошо. Совсем молодой мужчина 34-х лет, уже прошедший жестокую войну, и его 12-тилетний первенец. Круто сваренные яйца, посыпанные крупной серой солью, кусок белого хлеба, намазанный сливочным маслом, головки очищенного лука. Ах, как вкусна еда на свежем воздухе на просторе безбрежной глади реки!
Как мы рыбачили, сколько и чего поймали - уже и не помнится. Главное, что мы целый день были только вдвоем. Ведь так редко выпадало нам быть вместе. Отец постоянно был в заботах о содержании немалой семьи, в неприятностях, что постоянно подстерегали его, а я был углублен в свой замкнутый, такой сложный и нелегкий мир подростка трудных послевоенных лет. Этот день не забыть. Голубые с легкими облачками небеса, простор реки, рыбачий азарт, легкий прохладный речной ветерок. Купание в теплых днепровских волнах с последующей "просушкой" на горячем сахарно-желтом песке под раскаленными лучами солнца. Все это создавало необычную идиллию. Да еще с отцом.
Кажется, мы все-таки наловили немало рыб и рыбешек, так как мама потом нажарила для всей семьи полную большую сковородку.
Мы говорили обо всем и ни о чем. И сейчас слышу звук родного голоса, ту незабываемую рыбалку на равных с отцом, немногословное мужское общение...
***
Об умении плавать
На одном из "перекуров", когда мы совсем утомленные сидели и уничтожали запасы провизии, отец начал рассказ:
-Каждый должен уметь плавать. Так написано в наших святых книгах. Меня, к сожалению, отец не смог этому обучить. Довелось учиться самостоятельно. Я всегда ждал рождения сына, чтобы с радостью выполнить эту обязанность. Но судьба распорядилась иначе. Когда я мог тебя учить, то был на фронте. По возвращению с войны ты уже умел плавать, и мне досталось только постараться доучить тебя правильному стилю. Помнишь? А сейчас ты плаваешь лучше меня. Я смотрю на тебя в воде: ну просто как дельфин...
Умение плавать не раз спасало мне жизнь на фронте. Один случай был на Днестре. Запомнился и другой эпизод. Мы должны были форсировать Одер. Со своей ротой пехоты я должен был занять противоположный берег на высотке и держать оборону, пока другие части будут переправляться. Уже потом соорудили понтонные мосты. А мы должны были перебираться вплавь. Даже завалявшейся лодчонки не было у нас. Кое-как соорудили небольшой плотик, на который взгромоздили станковый пулемет с патронными коробками, часть нашего стрелкового оружия, и еще до рассвета стали переправляться прямо в обмундировании вплавь. Намокшая солдатская форма мешала движениям, сапоги, наполненные водой, тянули вниз. Хорошо, что я умел плавать. Остальным было не сладко. Особенно помню одного ловкого узбека из роты разведчиков, который вообще не умел плавать. Он прицепился к плотику и направлял его с оружием к противоположному берегу. Плыли тихо, без единого всплеска. Когда стали приближаться к противоположному берегу, уже немного рассвело. Немцы нас засекли и открыли перекрестный пулеметный и автоматный огонь по нашей группе. Правда, огонь вели издали. Пули бороздили гладь реки, фонтанчиками разрезая поверхность. Со страху узбек отпустил край плота и стал тонуть. Я подплыл к нему. Не дал ему схватиться за мои руки, это был бы конец обоим, а заставил осторожно двумя руками держаться за плечи сзади. Мы медленно продвигались вперед, стараясь догнать плот, уносимый течением, ведь там было почти все наше вооружение...
Внезапно солдат за моей спиной тихо охнул и стал погружаться в глубину. Как щипцами он схватил мертвой хваткой мои плечи вместе с гимнастеркой. И вдруг я почувствовал острую боль в ноге. Что делать? Он не отвечает, руки судорожно вцепились в мои плечи, мы оба идем ко дну.. Нечеловеческим усилием мне удалось освободиться из его цепких клещей.
Ах, как прекрасен был первый вдох-глоток свежего воздуха Сильная боль в ноге заставила меня оглянуться, и я увидел вокруг красное пятно, расходящееся по воде. Понял, что ранен. Видно, боец своим телом заслонил от автоматной очереди, только одна пуля вошла в ногу.
Я плыл из последних сил, работая руками и здоровой ногой. Боялся погибнуть от кровотечения из раны. Каким-то чудом настиг плот, ухватился за него одной рукой. Второй зажал раненую ногу, хотя это сжатие было настолько болезненным, что я чуть не потерял сознание. Мы были почти у берега. Ковыляя на одной ноге по мелководью, я толкал плот с оружием...
Потом позвал на помощь ранее переплывших бойцов из моей роты. Они вытащили и плот с вооружением, и своего раненого командира. Наложили жгут, перевязали. Дальнейшее я помню плохо, видимо, потерял много крови. Еще успел передать командование ротой одному старшине.
Умение плавать спасло мне жизнь, дало возможность бойцам выстоять с оружием в руках и привело к успеху форсирования Одера. Операция удалась. Меня наградили боевым орденом Красной Звезды...
Я с открытым ртом внимал рассказу отца. Он так редко рассказывал из своей боевой жизни, впрочем, как и большинство настоящих фронтовиков...
------------------------------
Вода - очень удивительное химическое соединение, состоящее из двух несовместимых элементов: водорода и кислорода. Без воды нет жизни на земле. Большая часть земного шара покрыта водой. В нашей традиции вода сравнивается с Торой. Имеются понятия: "живая вода", "живой источник", "наша вода" (На Песах для приготовления мацы). В Израиле существование всего живого и сама жизнь людей связана с водой, которая поступает только от дождей. Поэтому с наступлением осени, после Суккот и до Песаха в молитве мы дважды добавляем просьбу о дожде.
Я бы мог без конца писать о моих чувствах и переживаниях, связанных с морем, которое я люблю до безумия. И это я, выросший так далеко от моря, увидевший его впервые в 17 лет. Видимо, в генах была заложена тяга к Средиземному морю (Ям Тихон), омывающему все западное побережье Эрец Исраэль.
ПРИМЕЧАНИЯ (по просьбе читателей)
Мой ДНЕПР
...Я обожал Днепр, всю молодость мечтал стать моряком.
Я любил замерзшую ширь Днепра, на льду которого виднелись тропинки пешеходов, переходивших по льду реку, одинокие проруби, возле которых можно было видеть терпеливого зимнего рыбака, закутанного в тулуп, в валенках, часами сидящего над прорубью с коротеньким удилищем в руках, поземку, несущую колкий снег по рябоватой глади замерзшей воды. Особенно мне нравился ледоход, когда ледяная спина Днепра горбилась, вздымалась и начинала стрелять разрывами льда. Огромные льдины продолжали путь вниз по течению, сталкиваясь, как фантастические чудовища, налезая одна на другую, ломаясь на более мелкие глыбы. Не раз мы подвергались опасности, перепрыгивая с льдины на льдину во время ледохода, добираясь до быстротечного поворота. Но больше всего я любил Днепр летом, с его плавным, широким течением между берегов. Справа был крутой обрывистый берег, на котором и стояла Речица с легендарным парком над Днепром. Слева - бескрайние заливные луга, то зеленеющие густым ковром трав, то желтеющие скошенными стогами сена, где где-то в дальней дали синела полоска леса...
Летом на середине Днепра всегда образовывалась песчаная мель. Такого песка, такого пляжа я никогда и нигде в жизни не видел, хотя имел возможность сравнивать. А может быть, вся наша юность ни с чем не сравнима, как и та желто-бело-песочная полоса пляжа посреди реки.
Или просмоленные баржи с разными грузами. Или же катер с капитанской рубкой наверху, где в призывной позе стоял рулевой, уверенно держась за большой деревянный руль с такими же коричневатыми, цвета мореного дуба полированными рукоятками-спицами.
Я завидовал, я мечтал о дальних неведомых странах, о которых читал в увлекательных приключенческих книжках. Этот безумно манящий запах речной влаги, смешанный с расплавленной смолой, ароматом жгута от свернутых в буксы причальных канатов, выброшенных на берег разлагающихся водорослей и свежей рыбы в садках рыбаков...*
Я стоял над обрывом, глубоко дышал свежим днепровским ветерком, жадно оглядывая все пространство, расстилавшееся передо мною, вырвавшись из душащей школьной атмосферы. Днепр со всеми его красотами медленно тек внизу, сливаясь с еще не просохшими заливными лугами противоположного берега, уходящими за синюю даль. Дышалось легко и свободно, и я вновь фантазировал, как бы сейчас взлетел над рекой, если бы были у меня крылья.
В детстве, а потом и в юности, мне часто снился один и тот же сон.
Вот я стою на подобном обрыве над Днепром. Я знаю, уверен, что могу летать. Подпрыгиваю, обрушивая свое невесомое тело вперед и вниз. И вот я уже зависаю в воздухе, а потом плавно парю по уклону вниз. Иногда я мог и взлетать не очень высоко и парить над рекой, городом в медленном и плавном полете. Я слышал, что полет снится во время роста. Но как-то уж поздно я продолжать расти, так как эти сны повторялись и в студенческой юности. Я тоже мечтал летать. И когда, лежа на спине (неважно где, часто это могло быть среди отдыхающих на пляже), я смотрел на облака, то часто мечтал летать. Их беззвучный полет, изменчивость, самые фантастические, невообразимые фигуры, за которыми можно было наблюдать часами, забывая об окружающей действительности. Хотелось лететь вместе с легкими облаками, с парящими в небесах птицами, лететь в самые дальние и заманчивые уголки земли...
Актер речичанин - Ефим КАПЕЛЯН
Когда говорят слово Речица, то открывают двери в мое самое заветное, хотя юность и зрелые годы были накрепко (навсегда, наверное) связаны с моим любимым городом на Неве.
Вот имеется сайт Речицы, где мои земляки организовали на форуме мой уголок.
http://rechitsa.info/modules.php?name=Forums&file=index
И я там поместил многое, связанное с моей (той) Речицей.
Когда-то, играя в групповках на ЛЕНФИЛЬМЕ, столкнулся с ведущим актером театра Горького Ефимом Капеляном. ТОт почему-то подозвал меня, угостил чем-то в киностудийском буфете и говорит:
- Что-то знакомое в вас, молодой человек... Признавайтесь, откуда вы родом?
- Ну, вы, наверное, не знаете, - есть такой городок возле Гомеля...
- На Днепре?
- Да. Речица это...
- Ре-чи-ца,..- голос ведущего актера охрип, глаза подозрительно блеснули в уголке, он опустил голову на сжатые кисти рук. Потом глянул на меня, приблизился и горячим шопотом:
- Земеля ты мой родной, дай я тебя обниму...
Потом уже, когда врачом я вернулся в Ленинград и окончил театральную студию нар.артиста Эстонии Винера, мы встречались с великим артистом не только на Ленфильме, но и у него в театре...
А после, когда я учился на режиссерском у Г. Товстоногова и был частым посетителем нашего театра, то всегда при встречач Ефим Капелян тепло здоровкался со мною, и все вспоминал... нашу Речицу