МОТЯ ГИРШ

ГРУЗИНСКИЕ МОТИВЫ

БАРБИЗОНСКОГО БАЛЕТА

Профессионалов и любителей толкования текстов и

вытаскивания на свет Б-жий различных фобий или

«клубнички» предупреждаю: в данном случае автор

ничего не подразумевает и не разогревает.

Частные наблюдения на фоне быстро изменяющихся

товарно-денежных отношений. Sine ira et studio.

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ БАРБИЗОНСКОГО БАЛЕТА

Давно это было. Много мутных вод извилистая Кура пронесла мимо скал и нагорных храмов красавца Тбилиси. Времена, когда безвестный еврей доставил в Сакартвело из Иерусалима Хитон Господень, снятый с Христа перед распятием, и даже те, когда 100 000 грузин, - мужчины, женщины, старики и дети, - одновременно приняли мученическую смерть, не пожелав перед завоевателями осквернить собственные иконы, - те времена давно канули в Лету.

Мне достались другие, - благословенные восьмидесятые, когда тысячи подпольных цеховиков одновременно выскочили наружу, надёжно прикрытые законом о Кооперации. Я сотоварищи, в том числе. Правда, в цеховиках мы не значились, хлеб наш насущный добывали на сибирских просторах тяжелым отхожим промыслом.

Советским царькам, районного масштаба, в границах их совхозов и колхозов, делали красиво, - улучшали быт, укрепляли культуру.

А тут, - на тебе, - Михал Сергеич Горбачёв, без отступного, даёт нам вольную. Сколотили кооператив, обзавелись печатью, юной секретаршей, движением бедра сражающей заказчиков, строгим бухгалтером, возвращающим их в чувство. Пополнили состав исполнителей и развернулись на услугах дизайна во все частные и государственные руки. С уклоном, сами понимаете, в частные. Для простоты расчётов в обход фискальных органов.

Но что-то далековато я от Грузии удалился, в перечислении тех преодолений и болезненных завоеваний. Давайте туда вернёмся.

Грузия шагнула в жизнь, как только открылась в Новосибирске выставка «Сибирская Ярмарка», где мы приобрели отдельный стенд и продемонстрировали на нём свои немалые достижения.

Вечнозелёная страна степенно подошла в составе брачной пары, гармоничной и солидной. Мужчина был осенён предпоследней красотой знатного грузинского рода, что подтверждала молодая лысина. Жена была красавицей, ну, совершенно безупречной.

Перезнакомились, - Георгий, Нина, - Анатолий, - сели за стол переговоров, получили исчерпывающую информацию о наших взаимных возможностях. И в лёгкой беседе, мягко переходящей в дружескую, определили сногсшибательный заказ, - украсить дачу Георгия и Нины нашими высоко профессиональными усилиями. С доставкой на место материалов, фрагментов оформления и сборкой на объекте в лесной зоне дивных пригородов Тбилиси.

Вам не надо объяснять моё состояние, когда названные суммы расходов, в среднем приближении, не вызвали у них никаких эмоций. - Составь калькуляцию и договор, Анатолий, (мы уже перешли на «ты»), не забудь включить транспортные расходы, а вечером подпишем и отметим. Какой ресторан у вас лучший?

- В гостинице «Центральной», - промямлил я, всё ещё не веря в открывающиеся перспективы.

- Мы, как раз, там поселились. Ждём в девять вечера. Ты женат? Ждём с женой.

Судьба, до того, не сталкивала меня близко с представителями этой, безусловно, великой нации. (Отношения с Вождём и Учителем всех народов мира близкими не назовёшь, памятуя судьбу отца). Имена других всуе поминать не будем, но общее впечатление от прочитанного, увиденного в кино и напетого Вахтангом Кикабидзе, - героическая история, родовая гордость, несгибаемое достоинство, широта души и щедрость кармана.

- Вот они, благородные потомки знатных фамилий, - ликовал я, составляя калькуляцию, мурлыча себе под нос, - «Чито - брито, чито маргарито…» и прикидывая дивиденды.

В назначенный час праздник души продолжился, особенно во время знакомства наших жён. - Нина, - и я Нина, - изумлённая пауза и бурные, взаимно восхищённые объятия.

Стол ломился, тосты не смолкали, «Псоу» и «Цинандали» текли рекой, и нашли продолжение в номере «люкс» гостиницы. Все расходы, как водится, за стороной принимающей, но после долгих прений и уговоров. Под занавес оставили автографы в договоре. Обмен адресами, «Не пой, красавица при мне ты песен Грузии печальных…», объятия, поцелуи, - До встречи в Тбилиси.

Тбилиси… Знай я тогда, как суждено проведению развернуть российско - грузинские отношения (а «сапёрные лопатки» уже были испробованы) и в какие хитросплетения событий они меня затянут… Впрочем, всё по порядку, но без дат. Даты выпали из памяти напрочь. Остался период: 1990 – 1995г.г.

И приблизительный порядок действий.

Действие первое и первое недоумение.

Мы с Нинулей, обвешанные тубусами с проектными набросками и сувенирами Сибири, звоним Георгию из аэропорта Тбилиси. Отвечает жена, неожиданно надтреснутым голосом и как-то суховато, - Да, Анатолий, Нина, здравствуйте. Я в курсе ваших договорённостей. Ждите у выхода, Георгий едет встречать вас.

- Это Нина? – решил я удостовериться.

- Да-да, Нино. Ждите у выхода, он скоро подъедет.

Да-то, да, но что-то не склеивается. Как это, «в курсе», когда мы за одним столом… Можно сказать, по-родственному… И почему на «вы», после трогательного братания?

Делюсь сомнениями с женой, но вот и Георгий, как из табакерки.

- Анатолий, дорогой, Ниночка! Гамарджоба на земле Грузии!

И уже в авто, ведомом мрачноватым бородачом, открывается, -

Я надеюсь, дорогие, что маленькая тайна не повлияет на нашу дружбу и деловые отношения. Да? Трудно сохранить в семье гармонию, да? Когда жена старше тебя, а ты ещё полон желаний. Я верно говорю, Ниночка? – берёт он в адвокаты мою любимую.

А Нинуля, притомлённая долгим перелётом, уже дремлет на плече моём, и я осознаю, что наша пятнадцатилетняя разница когда-нибудь тоже скажется. И, разумеется, не в пользу. Знать бы всё наперёд…

Богатый человек Георгий, большой начальник или именитый наследник. По дому видно, по ноздреватым вековым камням, из которых он сложен, по чугунным литым решёткам, охраняющим его покой и неприступность. По кротости жены, уступившей его крутости свою родовитость. Она, кстати, не Нина, - она Нино, сдержанная породистая дама, как бы, отдыхающая в угасающей княжеской красоте и стати.

Первый стол уже накрыт, - только закуски. Кувшин вина прошёл от гостей по кругу. И длинный, с мягкой хрипотцой, тост хозяина дома. В честь гостей и вековой дружбы наших народов. Никто не против, - пир открыт, - гоми, лобио, чанохи, фасоль с орехами, зелень, мцвади в баклажанах, чахохбили, хинкали, кутабы, харчо из осетрины, шилаплави, чихирма…

С грустью вы думаете, будто я запомнил, что есть что, и как это выглядит. Я это, на всякий случай, записал, но навсегда забыл. Отчётливо помню лишь одно, - мцвади, - это шашлык. Причём, второй стол, - горячие блюда, - ставится поверх первого, на закуски. Меняются только приборы. Исполняет это прислуга, - легконогая безгласная, в рыжих веснушках, осетинка.

Чай подан во дворе, в тени дерев курчавых. Не тот грузинский чай по 46 копеек за пачку. Совсем не тот… У мрамора фонтана степенно топчется, лениво переговариваясь, чета павлинов.

Нино и Нина нашли общую тему и в ней уже шепчутся. Мы с Георгием составляем расклад и расписание на завтра. Солнце алеет, бросает на крыши последние краски заката и мгновенно сваливается в провал между горных вершин…

К ночи мы доставлены на площадь Руставели в небольшую, ещё хранящую строгий советский уют, гостиницу «Мерани». Цены кусаются, но, - Все расходы, - за мой счёт, - успокаивает Георгий, - включи в общую калькуляцию. Отдыхайте. До завтра, дорогие!

Ну, что ж, - до завтра! Быстренько под душ, - в махровую ласку казённых халатов, - по бокалу «Хванчкары», - и у нас ещё хватает сил… И мы ещё… И засыпаем в объятиях лунного света…

Действие второе и вторая неожиданность.

Луна нас убаюкала, - разбудило солнце. В сводчатое окно номера било цветное, пёстрое, суетливое, крикливое грузинское утро. Площадь перед гостиницей гудела как разоренное осиное гнездо. Толпы, группы, кучки, частично вооружённые, митингуют, вопят призывы и шлют проклятия власть имущим, но чаще, друг другу. Выплёскивают горячий южный темперамент, постреливая в небо.

Георгий запаздывает, и мы ещё успеваем насладиться «красывым грузынским обычаем». Как в кино. Напротив гостиницы, с диким визгом тормозов, петляет чёрная «Волга», из неё выскакивают двое дюжих разбойничков, хватают за волосы и тащат в машину, двух вопящих, белокурых девиц. Одной чудом удаётся отбиться, вторая, уже в крови на коленях, скручена, затолкана на заднее сидение и увезена в неизвестном направлении. Кра-си-во!

Мы в шоке, а грузинам, – забава. Отвлеклись воины Гамсахурдия чуть-чуть от политики, и давай пулять из стволов по воробьям.

Пять толстых ленивых милиционеров, зевая, собрались в кучу, посудачили с оставшейся девицей, пожалели её, отправили восвояси и, нехотя вернулись бдеть политический экстремизм.

Концерт по заявкам окончен.

На прибывшего, с неприличным опозданием, Георгия известие о случившимся впечатление произвело мимолётное, - Это всё такие мелочи, да? Дикий народ, - горцы. Давайте, не будем отвлекаться от наших козлов.

- От наших баранов, - решил поправить я.

- У вас, - от баранов. У нас, - от козлов, - разграничил Георгий.

В машине нас ожидали мрачный бородач и Нина, - красавица из Новосибирска. Расцеловались с ней, как с родной. А что делать? Необходимо следовать предпочтениям и выбору заказчика, чего бы это ни касалось. Таков непреложный закон серых (скрытых) экономических взаимоотношений.

С тем и помчались в район приложения усилий.

И поехало мимо нас, понеслось…

« Там, где сливаяся, шумят струи Арагвы и Куры,

Был монастырь…»

«На Мцхету падает звезда,

Крошатся огненные волосы,

Крича нечеловечьим голосом,

На Мцхету падает звезда…»

Светицховели, Самтавро, Джвари…

Уносящаяся в близкое небо и протыкающая его остроконечными шлемами храмов, гордая история Сакартвело. Эти седые камни, схоронившие под собой непокорившихся царей Грузии и зорко следящие за тобой глазами Спасителя, где бы ты ни стоял.

А за ними, выше, выше, - прочно схваченные кольцами туманов, искристые зубья Главного Кавказского хребта. Кр-р-расотища необыкновенная! Дух захватывает от перелёта по узким вековым каменным мостам над зверским рёвом клокочущих водопадов.

И вдруг, вот они, контрасты, - на выезде из очередного тоннеля, - райский пейзажик. Серебристая змейка плавной прозрачной речки, укрытой ивами. Редкий лесок, подкрадывающийся к ней от окрестных гор, раскачивается ленивым ветерком. Утомлённый перезвон певчих.

Шагах в пятидесяти от берега, - обитель покоя, - загородный дом Георгия ещё в строительных лесах. Цель достигнута, мы на месте приложения наших знаний и умений.

На крыльце дворца нас встречают: неулыбчивый сторож, очень похожий на бородатого водителя, его застенчивая жена (или подруга?), два огромных восторженных пса неизвестной породы. Меж четырёх платанов уже накрыт и благоухает стол…

Но сначала, - дело. С раскрытыми картами наших предложений мы обходим дом (два этажа, мансарда на обе стороны, подвал, подземный гараж). Архитектура, - что сказать? - без фантазий и современных изысков. Не шедевр, не «застывшая музыка», но поражают объёмы. Вплоть до бассейна в ванной комнате.

В обсуждении эскизного проекта активное участие принимает Нина (не жена). Планирует, видимо, себя на роль новой хозяйки. Не спеши, милая, поглядим кого, в конце концов, предпочтёт победоносный Георгий…

С небольшими изменениями и дополнениями в сторону роскоши, проект наш, принимается. Составлены и подписаны соглашения на изготовление всей этой красоты в натуре, транспортировку сюда и сборку на месте. Пиршество духа и братства переходит в щедрые пиры Бахуса…

Той же ночью мы были разбужены в гостинице разразившейся за стенами войной. Лёгкое постреливание по воробьям сменилось нешуточной целенаправленной пальбой и разрывами.

Первая, вступительная часть Барбизонского балета заканчивалась мощными аккордами.

ЛИРИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ БАРБИЗОНСКОГО БАЛЕТА

Утром, ни свет, ни заря, под грохот канонады, в номер ворвался Георгий, - Анатолий, Ниночка, ничего не случилось, всё под контролем, отправляетесь отдыхать в Боржоми.

- Лучше бы, в аэропорт, - разумно предложила Нинуля.

- Аэропорт временно закрыт, а в Боржоми тихо, вода целебная, виноград, вино домашнее. Отдохнёте на всём готовом.

- Но лучше бы, в аэропорт…

- Ай, не надо, не грустите, Ниночка. За пять дней всё кончится.

Дикий народ, - горцы. Постреляют и разойдутся. Срок пришёл виноград собирать, новое вино ставить.

Хозяин – барин, спасаясь от непредсказуемых разворотов и боёв Великой Грузинской революции, едем в Боржоми, к жене его нелюдимого водителя. Бывшей жене, как позже выяснилось.

Что сказать, - райским уголком слыл когда-то. От былого покоя

и величия сановных лечебниц остались разорённые гостиницы и тишина запустения. Воды ещё не кончились, в их фонтанчиках жила ещё целебная сила, но ушла, растворилась в том лихолетье былая аура места, где гуливали царствующие семейства России

и князья Грузии. Вокруг купели, в которую окунали они свои сиятельные тела, - битые бутылки, окурки и чего похлеще. Благо, строчки не пахнут… Впрочем, всё это обнаружилось позже, в ходе неторопливого освоения мест пребывания.

А доставлены мы были в дивный нагорный посёлок, утопающий в мандариновых садах над пологим ущельем и протоптанной в нём дорогой к святилищу здоровья.

Приземистый прочный дом, сложенный из камня, в отличие от окружающих вылизанных новостроев. Замшелый мощеный двор, благоухающий загон для коз, в котором мелко блеет суетное потомство, беседка, оплетенная сочной виноградной лозой, - вот место нашего постоя на смутное время закавказских перемен.

Две женщины встретили нас на крыльце дома. Старшая, по всем признакам, мать в длинном чёрном платье, красно - оранжевый платок через лоб на затылок. Высокая, статная, горделивая, глаза непроницаемые, горячие, - что-то там плавится противоречивое, даже гневное. И дочь, с распахнутым на нас взором, - красавица голубоглазая, бледнолицая, простоволосая. Тоже вся в чёрном, охвачена пуховой шалью, и в инвалидной коляске.

Неловкость первого знакомства (мать - Софико, дочь - Тамара, вполне сносный русский), преодолевается обычным методом, -

К столу! Снова за круглое ристалище пиров (не халдейского ли царя Валтасара?) в беседке, под сладкий дурман свисающих из-под крыши зрелых виноградных гроздьев. Всё начинается с того, тем и заканчивается. Время остановилось и развернулось вспять.

Десятилетие нашего брака мы встречали в тиши запустения на зарастающих тропах холмов Грузии, которые, если и вели к Храму, то путём мучительным и долгим. Нас с Нинулей и вовсе, - весёлыми ногами назад, к истокам познания, прозрения и любви.

Высокий лес, раскачивая в своей колыбели, расстилал нам чистое журчание, укрывал сонным щебетом, ласкал бархатным голосом обмана, лёгким прикосновением надежды, манил неразборчивым шёпотом судьбы.

Крутая каменистая дорога подняла нас к странному сооружению.

Ржавый канатный подъёмник, одна кабинка которого желающих никуда не поднимала. Наоборот, опускала к основанию дороги и возвращалась обратно пустая. Двух дряхлых лошадиных сил его двигателя только на то и хватало. Управлял этим усталым аттракционом неторопливый старец – ровесник века. Дрёма и скука краснели в полузакрытых глазах горца, тускло серебрилась седина усов, щетины, прожитые годы мутно светились в початой бутылке домашнего вина.

- Гамарджоба, отец. Сколько стоит это удовольствие? – решил я.

- А-а-а… Бэз вина - пят, з вином - дэсят, - встрепенулся он.

- Вино для храбрости?

- Храброст свой должен быт. Вино дла лёгкост. Да? Эта такой модэл жизн. Поднялса трудна, долга, - спустилса быстра, весела. Да? Давай десят, - налей вина твой красывый женщин! И садыс, спускайся пожалуста.

- Нам рано вниз, - за двоих решила Нинуля. Мы выпили вина и взобрались по склону выше, откуда увидели прошедшую вместе жизнь. Прошло уже десять лет с того дня, когда она сказала мне, - Не дождётесь, Мотовилов. Но я дождался. Нам оставалось пять, но мы ещё не знали этого и были безмятежно счастливы.

Гостеприимный Амфитрион расстелил нам роскошный ковёр и шепнул, - Возлюбите и возлюбимы будете. И мы не возразили…

…потом мы долго лежали полуобнажённые в высокой траве на покатом плече горы. Нинуля дремала, я запоминал краски заката, а винторогие горные козлы изумлённо и настороженно изучали нас с отвесной скалы.

В сумерках спустились к диковинному подъёмнику. Хозяин его отсутствовал, но на столе стояла бутылка вина и банка для денег. Мы воспользовались и тем, и другим.

Сейчас не вспомнить, по обычаю или по случаю сбор винограда был назначен на субботу. Назавтра была суббота, сбор урожая и закладка нового вина. Мы были переодеты во что попало, нам были вручены подручные средства, стремянка и доверена полная свобода действий. Не поскупился на тот год урожаем верховный бог Грузии, товарищ Гмерти. Жестокой мерой достался нам адов труд и праздник плодородия! На дрожащих, подгибающихся ногах сползли мы с крыши беседки, когда остывшее солнце уже отходило ко сну, ныряя под лохматое одеяло туманов. Однако, грозная Софико не дала нам долгой передышки. Лёгкий перекус, и мы до звёзд отплясывали лезгинку в дубовом чане. В кровавой жиже будущего вина. А скованная инвалидной коляской, Тамара хохотала, тайком смахивая слёзы невольной зависти и бессилия.

Лирическая часть барбизонского балета была исполнена скорым вином, лёгкой грустью и печалью предстоящего расставания.

ДРАМАТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ БАРБИЗОНСКОГО БАЛЕТА

ОНА ЖЕ, - ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ

Политический прогноз Георгия осуществился с необыкновенной точностью. Очередная революция уложилась в обозначенные им сроки. Закралась мысль, не он ли, иже с ним всем этим воротили?

Через пять дней сплошных удовольствий и открытий он снова водворил нас в объятия и вернул в перебесившуюся столицу. Она ещё местами дымила и кое-где постреливала, но в основном от переизбытка счастья и преданности вновь обретённому вождю. Впрочем, это приметы наднациональные, и нечего тут с больной головы на здоровую…

Здоровая голова Георгия рассудила так: пока открыт аэропорт, и большой русский брат принимает рейсы, нам надо сматываться. Не важно, что наши обратные билеты были просрочены, - он всё устроит. Не беда, что в магазине «Воды Логидзе» у меня украли лопатник с деньгами и паспортом, - он выбил в милиции справку.

Да, в этой неразберихе не до взаимных расчётов, - он всё оплатит, когда положение стабилизируется. И если не гора, то Магомет… И, вы лучше вспомните Ювенала,- «деньги не знают отечества».

- Свобода стоит некоторых личных потерь, - сформулировал он во время скромного прощального ужина. Не уточнив, однако, кому свобода, каковы и чьи потери. И мы не прикопались. А зря.

Утром следующего дня Георгий доставил нас в аэропорт, прямо к борту тепло урчащего ТУ, поднялся в салон, провёл там минут десять и, выйдя на площадку трапа, широким жестом пригласил нас занять места, согласно простой договорённости. Или не простой. Мы обнялись и расстались до лучших исторических времён. О какой-то, хотя бы частичной, оплате наших творческих усилий речь не шла. Унести бы ноги. Калькуляции, куда я заносил все основные, накладные и транспортные расходы, мгновенно утратили смысл, перевоплотившись в неизгладимые воспоминания о солнечной стране и её гостеприимном народе.

Через час салон забит был до отказа. Современные деловые витязи, сменившие тигровые шкуры на костюмы европейского кроя, летели, стоя, как в троллейбусе, вложив персты в язвы.

Потом было…

Полгода напряжённой работы, - коллектив капиталистического труда выполнил весь прописанный заказ, упаковал и отправил его по требуемому адресу, в страну разбитых цепей и грядущих «красных роз». Ответ получил не сразу. Года через два, после очередного переворота, Георгий позвонил из… Минска, как будто вчера расстались. Слегка посетовав обстоятельствам, он сообщил, что рассчитается за всё товаром, и предложил на выбор: вагон цветных телевизоров «Минск» или четыре вагона картошки. Я взглянул в окно, увидел там позднюю сибирскую осень и выбрал телевизоры. Ещё через месяц пришли два вагона замёрзшей и сгнившей картошки. Пришлось нанимать рабочих на разгрузку и платить за вывоз на свалку. Расчёт был окончен.

До сих пор не возьму в толк, - как они на меня выходили? Воля случая, при высокой частоте обломов, - жалкое самооправдание. Нет, господа, тут что-то неизлечимое в генетике и неисправимое в воспитании. Папа виноват, - усталую еврейскую кровь смешал и в лагерях сгинул. И мама виновата, - в детстве драла не часто.

Так что, - удивляться нечему.

Впрочем, нет большого худа без крошечного добра. Спустя год в границах России нашёлся другой денежный мешок, за полцены скупивший и воплотивший наши идеи нашими же натруженными руками.

Но пока, измученный непосильной ношей, лайнер уносил нас в Россию, и бархатный голос Вахтанга Кикабидзе пророчил:

«Я часто время торопил

Любил во все дела впрягаться

Но только денег не нажил, -

Мои года - моё богатство.

Я часто время торопил,

Но только денег не нажил…

Мои года, - моё богатство».

(благодарю Семёна Талейсника за появление этих небесспорных мемуаров)