Положение первое. Для начала, кроме поэзии Пушкина и Надсона, Тютчева и Фета, Брюсова и Пастернака, Мандельштама и Хлебникова, Ходасевича и Блока, Цветаевой и Заболоцкого, Слуцкого и Смелякова, Берггольц и Вознесенского, Пригова и Евтушенко, кроме произведений Гоголя и Достоевского, Чехова и Толстого (Льва Николаевича), Булгакова и Зощенко, Довлатова и Войновича, Веллера и Пелевина, Набокова и Сорокина, неплохо было бы вкратце ознакомиться и с произведениями зарубежных писателей и поэтов, Мольером и Дидро, Бодлером и Свифтом, Голсуорси и Моэмом, Фейхтвангером и Моруа, Фришем и Воннегутом, Мураками и Кобэ... Этот список далеко не полный, он, в сущности, не составляет и десятой части славных и достойных имен мировой литературы. Каждое из произведений представленных авторов следует прочитать вдумчиво, смакуя слова, обращая особое внимание на стилевые обороты, которыми пользуются светочи. Желательно вдоволь насладиться предлагаемыми произведениями в возрасте, с 11 до 20 лет, чтобы приобретение вкусов и пристрастий в области литературы происходило именно в период наиболее активного формирования интеллекта, как базы для последующего продуктивного творчества. В противном случае все ваши представления о словесности будут выглядеть достаточно жалко и наивно.
Положение второе. Следует подробнейшим образом ознакомиться с работами Писарева и Белинского, Сельвинского и Аннинского, других известных литературоведов. Если ваш разум позволит вам определиться в наиважнейших приоритетах общественной мысли, в направлениях созидательного творчества, Бог вам в помощь. Смело перенимайте эстафету литературного знамени и несите его достойно и высоко.
Положение третье. Язык желательно постигать в возрасте, с 2-х до 10-11-ти лет, причем, параллельно с правильной речью окружающих и правил школьных полноценных учебников, совсем нелишне черпать знания из прекрасных детских и юношеских книг, Чуковского и Барто, Родари и Носова, Верна и Дюма. В этом случае, общие тенденции и представления о речи, не станут предметом для обсуждения, разве что с представителями иноязычной среды, формальными носителями языка.
Положение четвертое. Воспитание непоколебимости в характере и уверенности в собственных необыкновенных возможностях должно производиться под присмотром внимательного и доброжелательного психиатра, дабы начинающий критик и литературовед не перешел той зыбкой черты в собственном сознании, за которой начинается необратимый процесс. Необратимость процесса изменений в психике выразится, прежде всего, в том, что человек, абсолютно не колеблясь, начнет считать себя вправе оценивать литературные произведения других авторов. Он позволит себе смело подвергать критике то, что ему покажется неправильным. А с другой стороны, как же критику без сего обойтись?
Положение пятое. Подвергать критике можно все. Манеру держаться, походку, одежду, особенно, если человек чуть выделяется среди прочих. Выделяться нельзя, выделяться - это моветон, общество строго наказывает таких. Так и в литературе, если обороты "режут слух" своей непривычностью, если автор стремится использовать найденные им, свежие и неизбитые словосочетания, это тут же будет замечено критиками, воспитанными в литобъединениях, в "литтусовках", коим ныне несть числа, и каждое из которых опирается на мудрость и непогрешимость своих собственных кумиров.
Положение шестое. Коньком всех начинающих литературоведов, их опробованным и безотказным приемом, можно считать претензии к грамматике. Если автор допускает описки, не очень внимательно относится к расстановке запятых, можно считать, что ему не повезло. Если о содержании, стиле и форме произведения можно было бы еще поспорить с критиком, то против фактов грамматических ошибок и синтаксических казусов автору выставить будет нечего. Автор будет смят, раздавлен, уничтожен. Причем прилюдно и безжалостно. Строго в соответствии с принципами Дарвина о природе естественного отбора.
Положение седьмое. Взяв на разгром произведение автора, обязательно проверьте его на предмет повторов слов. Как бы ни был умен и хитер тот или иной автор, он обязательно допустит повторы своих излюбленных слов, соотносящихся с темой или же с основными мыслями произведения. Тут можно сразу брать быка за рога и гневно вомущаться тем, что русский язык достаточно могуч и велик, чтобы в нем не допускать повторов. И пусть кто-нибудь посмеет тут вам что-либо возразить! С помощью умелых и правильных манипуляций вышеупомянутыми пунктами критического разбора, вы сможете без особого труда, эффектно и изящно, расправиться с любым произведением любого автора. Сии методы и приемы откроют вам манящие пути к собственной славе и непререкаемому авторитету, вас начнут уважать, бояться и ненавидеть все, без исключения, авторы, перед вами станут лебезить и заискивать даже вполне состоявшиеся и авторитетные литераторы.
Хор всеобщего почитания сладко коснется изнеженного вашего слуха, титулы и звания, как из рога изобилия, обрушатся на вас, вы будете зажигать новые яркие звезды на небосклоне литературной славы и, недрогнувшей рукой, гасить в самом зените тех, кто не люб вашему сердцу. И когда вы добьетесь всех мыслимых и немыслимых высот и гордо воссядете грозным и непоколебимым судией всех пишущих на Парнасе, когда легкокрылый Пегас станет покорно брать корм из вашей сановной ладони, вспомните о скромном и незаметном авторе этого опуса, который подвиг вас на этот славный путь, который помог вознести вас к вашим заоблачным высотам,
о раболепствующем перед вашим величием, о трепещущем перед вашей славой, о преклоняющим свои колени перед вашей непререкаемой волей,
недоучке, дешевом любителе, произрекателе наибанальнейших сентенций, сочинителе омерзительнейших пасквилей на, великую и непогрешимую, светлую и прекрасную, действительность, о навозной мухе, воссевшей на отбросах псевдолитературы, о псе, грызущем обглоданные и выброшенные кости негодной литпродукции, о тяжком ярме на шее благозвучия, об оковах на чистых дланях словесности,
плачу и преклоняюсь, в горе безутешном рву пейсы и осыпаю седины пеплом,
Сенька По-Шапкинд.
2005.10.27.