Большая, синяя  тень  от вертолета   стремительно  скользила   по  заснеженному, белому  полю. На нем не было ни то, что  каких либо деревьев - ни одного кустика, ни какого-нибудь  чахлого островка высохшей, прошлогодней травы. Сплошная белая равнина.  Только далеко на горизонте едва просматривалась  чернеющая стена леса. Туда  же, далеко за горизонт уходили линии  высоковольтных   электропередач. Они   бесконечно  тянулись за   иллюминаторами вертолета. Он летел параллельным курсом, вдоль  этих  провисших  проводов.   На безопасном от них  расстоянии. 
Тень вертолета,  как тень  огромной диковинной птицы, повторяла все  неровности поля. Все  его  низины и возвышенности.  Кроме этих столбов, почерневших от дождей и времени,  зацепиться глазу  больше  было не за что. Абсолютно голое поле и такое же голое небо, по которому летел вертолет с  охотниками. Скучное  было поле.  Похоже, что эта  полевая  скука  проникла и в вертолет.  Люди   летели,  и их скулы ломило от зевоты. Они летели и скучали. Их было четверо, а пятым был  пилот. Каждый из них в душе надеялся, что предстоящая охота  с лихвой компенсирует им это вынужденное безделье, эту долгую дорогу в небе  между редкими облаками над тоскливым  полем. Каждый из них думал, что   охотничий азарт, преследование зверя, пальба, запах пороха, и известная доля  риска  впрыснет в  кровь приличную порцию   адреналина. 
Они летели и мысленно уже  делили шкуру неубитого медведя. Летели в предвкушении  яростной   медвежьей охоты. Наконец, тишину в салоне  нарушил  инспектор налоговой службы  Пронин.

            -Ну, где ваши медведи, охотники доморощенные? - отвернулся он от иллюминатора. - Спят они, что ли все? Хоть бы зайчишку какого подстрелить! Представляю выражение лица Светки. Скажет: «Ну, что, Пятачок завалил зверя?». Скажет:  «Да ты медведя видел только в детстве на обертке конфеты «Мишка на севере». Марш мыть ноги и спать, Аника-воин!  Ты охотник только на  сало   и водочку!».

             -Зимой  не все медведи находятся в состоянии гибернации, -   выглянул из-за перегородки артист областного драмтеатра Бабаян. - Те, у кого кончается жир,  необходимый  для нормальной зимовки, вылезают из своих зимних квартир и шатаются, где ни попадя в поисках пропитания.  

           -В каком  состоянии? Прострации? - прапорщик Рыжов ковырялся в носу и внимательно изучал содержимое конца пальца. Он   работал  на   аэродроме то ли комендантом, то ли  водителем - автозаправщиком. Это он выклянчил у  начальства аэродрома вертолет для охоты.

                  -Не в  прострации, а  ги-бер-нации, - повторил по слогам Бабаян. - Спячка по-научному. А те, кто не спят -  шатуны. Им свойственно особое, как говорят биологи, "стрессовое" состояние обусловленное, прежде всего отсутствием жировых запасов.

          -Ну, так я же и говорю про прострацию,- сказал Рыжов. - Когда я голодный, неведомая  стрессовая  сила шатает меня  по кухне в поисках пропитания. Лучше этого никому  не видеть! В такие минуты из-за  малого запаса калорий и жира собственную жену могу задрать не хуже медведя.

           -А при чем здесь моя жена! -  насторожился  Рыжов. - Что значит , "кстати сказать"?  И  это - с кем  "спячка"? 

            -Ваша жена не при чем! Успокойтесь! Просто, к слову пришлось.
Хайкин  уже пожалел, что открыл рот. Рыжов, что-то  устрашающее бормоча, недовольно отвернулся к иллюминатору. Когда бы они не встретились,  прапорщик  всегда испытывал некую  необъяснимую неприязнь к доктору Хайкину. А Бабаян, между тем продолжал.

               - Медведь-шатун, господа, - это зверь-смертник, обреченный на гибель. Он никогда не доживает до весны.   Поэтому, строго говоря, шатуна можно встретить только   ранней зимой, как сейчас.

          -Ну, так, где он  шатается?- заерзал в  кресле  Пронин. - Летим  уже  почти пол дня!   Меня тоже сейчас от голода начнет по вертолету шатать.

Он достал из рюкзака  огромный  бутерброд с салом и стал громко чавкать.   В салоне  остро   запахло чесноком.

           -Хотите, случай расскажу, который был однажды со мной,- проглотив слюну, сказал Бабаян. Он заворожено смотрел на бутерброд. Между  двух ломтей ржаного хлеба  свисало  толстое красное  мясо. Воображение Бабаяна   далее  рисовало  розовое  сало.   Он с трудом отвлекся от    чужой жратвы.

             -Однажды мы приехали с шефскими концертами на линию строящегося тогда  газопровода  Уренгой-Ужгород. После  концерта, где я был конферансье,  я имел  большой успех.

           -Если больше некого иметь остается иметь  только успех, - съязвил  прапорщик  Рыжов.

              - Господин прапорщик, вы можете  меня   не перебивать! Да, я имел успех! - настаивал  Бабаян. - Дал автограф  одной симпатичной  узкоглазенькой то ли казашке, то ли узбечке. Понятно вам, умник!

               -Поговори мне, конферансье!  Сейчас высажу. Вертолет я зафрахтовал! Я в  нем хозяин. У меня  такой  склад  ума, что хоть сторожа нанимай, - прапорщик потянулся рукой за  бутербродом  Пронина, но   тот  дал ему только  откусить. Пока прапорщик  откусывал, все ждали. Оторвались от иллюминаторов и  смотрели, как Рыжов мычит, мотает головой, укусив  приличный кусок.                 

            -Не отвлекайтесь  вы на  это  постыдное обжорство, Артур Араратович,- сказал  Хайкин,- рассказывайте дальше.

              -Короче, расписался я  на листочке казашки   и чувствую, что она готова  дать мне больше, чем я ей  автограф, - снова сглотнул слюну Бабаян. - Крутится и крутится возле меня, плечиками подергивает, глазки свои  узенькие  строит, приглашает погулять по  тайге. Ну, пошли мы с ней дефилировать   вдоль газопровода. А дело было  уже к ночи. Прохладно стало, стемнело быстро. Накинул я ей пиджак на плечи, обнял  за талию  и  любимые стихи читаю.   Бабаян тряхнул кучерявой головой и  стал вдохновенно читать:

Целый день стирает прачка,

Муж пошел за водкой.

На крыльце сидит собачка

С маленькой бородкой. 

         -Где же такие собаки водятся с маленькими  бородами? - облизывая  после  сала жирные пальцы, уставился на артиста  прапорщик. - Что за порода? 

           -Судя по тексту, такие собаки водятся в городе Тарусе,- ответил Бабаян. - Беспородные. Там где жил поэт Заболоцкий. Я почти все его  стихи девушке   прочел. Притомились, и присели у трубы последней.  Далее стройка обрывалась.  Мой  пиджачок соскользнул с ее плеч на травку.  Мы  аккуратно  на него присели. Прижалась она ко мне. Пальчики тоненькие, глазки узенькие, плечики узенькие. И, как поется в одной старой  песне  «И вот когда от вожделенья уже кружилась голова...»  вдруг в отверстие трубы,  откуда ни возьмись,  высунулась  здоровенная  голова. Я  только успел  подумать:  «А чего это мужик в коричневом плаще  в  трубу  залез? Что он там потерял? А "мужик" как фыркнет, как рявкнет  и  на четвереньках  ко мне пополз на глазах превращаясь в  очень  бурого и очень голодного   медведя.

        - Да вы что? - всплеснул руками  и даже привстал с кресла Хайкин. - Медведь из трубы! Что он там делал?

Бабаян  не успел открыть рот, как его опередил инспектор Пронин.            

             - Что он там делал? Артиста ждал. За автографом косолапый  вылез. Он тоже автограф захотел Бабаяновский иметь! Чем он хуже  казашки! Вы дали  ему автограф?  Все засмеялись, а  Бабаян  ответил:

            -Нет, не дал. У нас ручки  не было. А если серьезно то, как  дохнул, как фыркнул этот  бурый  на меня! А из  пасти его такое амбре!!!  Я чуть сознание не потерял!

               -Так он на концерт     ваш   опаздывал! Зубы забыл почистить,-  снова нашелся   Пронин.

                 -Сейчас смешно вспоминать,-  улыбнулся артист,- а я тогда  подумал  труба мое дело!  У самой трубы!

             -А что ж девушка ваша? Как казашка себя проявила в этой ситуации?- спросил  доктор Хайкин.

            -Я еще с пиджака не   успел  вскочить, а она  уже  летела сломя голову, как лань, как антилопа, как горная газель!  Вопила на  ходу, как ненормальная:  Беги армянин, спасайся армянин!

               -Ну, и что же   армянин? - выглянул  из своей кабины летчик  Иванов.  Улыбка у него была на все лицо.

               -Армянин   уже   летел  впереди нее    с единственной мыслью, что если выживет,  в жизни больше никаких любовных утех на стороне  искать не будет! Мысленно  клятву дал  своей Кате, что никогда больше не   будет  соблазниться  на  чужих  девушек.   

                 -Ну и как? Держишь слово? - подморгнув инспектору Пронину,  спросил прапорщик Рыжов.

                              -Не ваша забота, господин прапорщик. Медвежья охота, господа, совсем  не повод грязными сапогами вламываться в чужую частную жизнь,- над головой  Бабаяна  как будто засветился нимб благородства и порядочности. Он   ожидал,  каких либо реплик. Но охотники молчали. Рыжов   стянул свои хромовые сапоги   и стал рассматривать подошвы на предмет грязи. Запах чеснока в салоне вертолета  быстро сменил другой - солдатский, казарменный, неприятный  одним словом. Запах  чеснока  в сравненье с ним -  французский одеколон  Aramis.

                    -Во всяком случае,   с тех пор автографы больше казашкам не  даю! - закончил Бабаян  и полез в карман за сигаретами.

  -Медведь! Вижу медведя! - закричал вдруг  летчик.

          -Да какой это медведь, Саня! Мужик  на столб залез! Сдурел он что-ли!  - локтем   тер  иллюминатор Пронин.

 -Электромонтер, наверное. Линию электропередач проверяет, - сказал   доктор. - Рисковая работа.  Ни стремянки, ни лестницы.

                              -Да не на столбе! Куда вы смотрите!  Медведь под столбом! - летчик даже  привстал из кресла. - Мужик на столбе сидит со страху! Его туда медведь загнал!  Зверь  его  караулит!

  -Делай  вираж, Санек!  Снижайся,- крикнул он летчику. - Мужики, подстрелите  его с лету!

      Оружия  у прапорщика  своего   не было, он только выклянчил у начальства вертолет.
- Цельтесь по голове! Шкуру не испортьте! Шкура целой должна быть! Саня! Открывай дверь! - суетился, метался по салону  прапорщик и хватался за все  дверные ручки.      

              -Да о шкуре ли сейчас речь! Мужика на столбе надо спасать - щелкнул  откидным стволом  своей  старенькой  ИЖ-18 Бабаян.

                -Так  грохнем медведя - человека спасем! - Пронин дрожащими руками запихивал пули в свою старенькую  двустволку.     

                   - Ниже! Ниже снижайся, Саня! - повернулся он  пилотской кабине.                        

               -Некуда   ниже!   Вы хотите провода лопастями  зацепить!-  отозвался  Саня. - Трагедии  хотите? 
Трагедии  никто не хотел, хотели  только  в медведя стрельнуть  хорошенько, чтобы  несчастного  выручить.  Вертолет   низко завис  над  проводами.  Так низко, что было  хорошо видно вытоптанное место   под столбом.   Ветер от лопастей вертолета гонял по снегу какую-то бумагу, какие-то газеты   и    другие    предметы.        

               -Отойдите  от входа!- крикнул пилот. В направлении двери Бабаян и Пронин наставили свои пушки. Щелкнул какой-то механизм, задвигались засовы и,  дверь дрогнула, приоткрылась. В салон ворвалась струя холодного, морозного воздуха.

Бабаян  повалился на пол, уперся ногами в кресло и стал целиться. 

         -Держите меня за плечи! - повернулся он к Хайкину. Тот  с готовностью    схватил  его  сзади за спину. 
- Это шатун!- завизжал Бабаян, не отрываясь от прицела. - Он у меня на мушке!

Медведь как будто услышал артиста, задрал в небо  голову.      Охотникам показалось, что он  лапой сделал кулак  и грозит  им. В этот момент раздался  выстрел. Это  Пронин, стоя  за Хайкиным, пальнул, особенно  не целясь.

               -Ах ты...! - инспектор вспомнил  известную мать,  потому что не попал. Медведь  только еще свирепее  зарычал и  закачался из   стороны в сторону.  
Пронину показалось, что он показал ему язык.

              -Убейте его! - донес  порыв ветра  голос со столба.   - Охотнички, родимые! Спасите!

Бабаян затаил дыхание  и взмолился: «Именем католикоса всея Армении  и главного  армянина   Гарегина II....»  он тщательно   прицелился и нажал на курок.  Грохнул выстрел.  До  ушей охотников  сквозь   свист   лопастей, шум  ветра и гул  мотора вертолета   донеся звериный крик медведя. В ту же секунду он рухнул как подкошенный  на  снег, дрыгая  лапами.

               -Попал, попал! - вскочил Бабаян  на ноги. - Я убил его! Мужчина!  Спускайтесь со столба!- надрывался  и махал руками артист,  как будто   человек слышал его.  С горящими, восторженными глазами Хайкин  пожал   руку Бабаяну.

         -Учитесь, любители свинины! -  бросил  он   прапорщику   Рыжову и инспектору  Пронину.  Любители  свинины   недовольно  хмыкнули, но  сдержались  возражать что-нибудь  доктору Хайкину.  Между  тем шасси вертолета  коснулось  земли, лопасти замерли, охотники спрыгнули на снег и бросились к  медведю. Он лежал  совсем, как человек поджав под  себя лапы.    Бабаян и тут  не утерпел   просветить   друзей.

              -Осторожно! Не подходите! Подходить к зверю нужно со спины, потому что медведь запросто может притворяться и в  последний момент может прыгнуть на охотника.

Но  те  уже обступили  трофей.  Только пилот Саня задрал  голову и  смотрел, как со столба спускается  намаявшийся там,  на верхотуре человек.   Им оказался  местный  почтальон. Охотникам стало  теперь понятно,  почему  повсюду   валялись газеты,  журналы,  письма и другие  ценные   бумаги.

 Медведь   в ярости разорвал почтальонскую сумку, когда   почтальон,  спасаясь,  сбросил ее, прежде чем вскарабкаться  на столб. Теперь он,  бормоча слова благодарности, озирался вокруг в поисках лыжных палок, а лыжи  были у него на валенках.

                         -Так вы что же   с  лыжами на ногах залезли на столб?- доктор Хайкин не мог в это поверить.

                - Нет, пристегнул их на столбе,- шарил  почтальон глазами вокруг.   - Чтоб  скучно не было!  Посмотрел бы я на вас, когда за вами медведь гонится! Перекреститься и то времени не было! Почтальон  покрутил в руках разорванную в клочья сумку и в сердцах швырнул ее  под ноги.

 Пилот Саня  растер   ему   спиртом  синие, бесчувственные пальцы  и  пол стакана заставил выпить. - За ваше спасение, - кивнули ему охотники. Они тоже   наполнили свои кружки, чокнулись и выпили. Почтальон  сказал, что три  с половиной  часа просидел на столбе и уже мысленно попрощался с жизнью, потому что руки обессилили, пальцы он уже не чувствовал и готов был сигануть вниз на съедение медведю. «Мне вас сам Бог  послал, дорогие охотнички. Спасибо вам».  Он  пожал руки  спасителям, плюнул в сердцах  в  сторону  убитого медведя  и засобирался в обратную дорогу.

         -Как же вы  без палок  пойдете? - спросил его Бабаян.

         -Господь с ними с палками. Тут до районного центра рукой подать. Хуже, что без почты. Начальство выволочку  устроит. И премиальные не получу.

 Он  поднял с земли шапку ушанку, нахлобучил ее на голову и,   не оборачиваясь, шустро  заскользил по лыжне. Скрылся вскоре за ложбиной. А охотники  обступили  убитого медведя.

            -Особое внимание, господа, надо обратить на уши зверя, если они стоят, то медведь жив, - осторожно  склонился над ним Бабаян, пристально его рассматривая.

               -Ты между  нижних  лап ему  загляни. Не стоит ли там чего?- посоветовал Рыжов.- Первым делом это признак жизни.

         - Бросьте вы свой казарменный юмор, прапорщик!- отозвался Бабаян. - Помогите  лучше затащить тушу в вертолет.

Пилот Сеня  притащил здоровый кусок брезента, охотники  перевалили на него медведя и потащили к вертолету,  радуясь, что на шкуре нет  и ни намека на дыру от пули.

                -Я ему  в  голову    попал, - без ложной скромности  объяснил Бабаян.- В салоне  шерсть разглажу, покажу,  куда пуля вошла.

Но  когда взлетели,  на  охотников  вдруг  навалилась такая усталость, что  Рыжов и Пронин дружно похрапывая,  заклевали носами. Хвастаться им особенно было не чем.  Медведя свалил артист Бабаян.  А тот   достал из рюкзака  малосольный  огурец и  захрустел  им.

         - Нет ни какого сомнения - ваша шкура,- сказал ему доктор Хайкин.  - Это же надо с первого выстрела свалить шатуна!     

                 -Повесьте шкуру  у себя в театре, на сцене. Это такой реквизит, что в любой пьесе будет кстати.

            На этих словах прапорщик Рыжов открыл глаза.

        - Я давно, доктор, хотел тебе сказать, что твоя фамилия не Хайкин, а Хуйкин! Сиди и молчи в тряпочку,  а то  посажу, как почтальона на столб!                     

                      - Прекратите ваш  солдатский юмор, прапорщик! Вы не в казарме!  Я не допущу   ваш антисемитизм  на борту вертолета МИ - 8! - взорвался Бабаян.

Он вскочил и уцепился за  воротник  Рыжовского бушлата.  Прапорщик зарычал, как медведь и схватился с  артистом.

                 -Негодяй! - пыхтел  Хайкин  и   кулаком  попытался достать до красного носа прапорщика. Вот-вот могла начаться смертельная драка, как вдруг  медведь, бездыханно  лежащий  у  их ног  открыл глаза, шумно  засопел и стал подниматься. В неописуемом ужасе охотники оцепенели.

                    - А-а-а-а!- завопил  Рыжов,- медведь живой! Он живой! Нам всем кранты! Бабаян, сука! Стрелок Ворошиловский! - орал  прапорщик, забившись в пилотскую кабину,- убей его! Убей его, зараза!

                      -Не стрелять!- тоже завопил  пилот Саня. - Продырявите машину - нам тогда действительно кранты!

А медведь уже встал на  задние  лапы, страшно рычал  и  водил белками безумных глаз как будто выбирал на кого набросится.  Из хвоста вертолета выскочил Хайкин. В руках он держал какую-то толстую, длинную дубину  похожую на полосатый шлагбаум.

        -Саня! Летчик! Открывай двери! Мы попробуем его  выпихать на свежий воздух,  выбросить к чертовой матери!

Бабаян и Пронин стали стеной, яростно  размахивая перед мордой зверя  стволами  своих оружий.  Инспектор  успевал строить ему  страшные рожи,  и топать ногами. За  медвежьей спиной  раздалось  клацанье разных запоров, и дверь открылась. Порывы  ветра вздыбили на нем   шкуру, с  клыков  капала слюна.  Шатун   лапами нехотя отмахивался от  охотников, видимо готовясь  для решающего прыжка. Он замешкался и в этот момент получил по зубам страшный удар,  который увесистым шлагбаумом нанес ему  доктор. Медведь взвыл, заревел, опрокинулся на спину, хватаясь когтями за обшивку вертолета. Не  переставая, замолотили по  его голове  стволом  и прикладом   артист  и инспектор. Медведь попятился  назад, пол его толстой задницы уже выглядывала наружу! Хайкин что было мочи ткнул его шлагбаумом  в шею  и  зверюга  ужасный  провалился  в проем. На мгновение  мелькнули его огромные лапы с когтями, и  в салоне стало тихо, как будто и не было никого. Только свистел пронизывающий  ветер и надрывно гудел двигатель вертолета. Бабаян  осторожно подобрался  к проему и,  взявшись  за вентиль,  потянул  дверь на себя.  Из пилотской  кабины выглянуло бледное лицо прапорщика. Он только было открыл рот, но Бабаян опередил его.            

         -Только пикни, трус презренный,- сказал он. - Сядь в углу и усохни!  Иначе  тут же полетишь  из своей вертушки вслед за медведем. Пронин, дайте   ему сала, чтобы его поганый рот был занят.

                 -Да нужно мне ваше сало, как  медведю  триппер,- виновато  пробормотал  прапорщик и  забился  в своем кресле, отвернувшись к иллюминатору.

            -Жаль! Как  жаль!  Такая  шикарная шкура медвежья сорвалась! -   с  досадой громко  хлопнул  руками  по коленям  Пронин.            

                   -Зато свои спасли! - пилот Саня выглянул из кабины  и  показал охотникам большой палец. - Молодцы! Трудно представить, что сейчас могло быть! Но  почему он оказался живой?

Охотники не  знали почему.  Они   молчали. Каждый по-своему переживал случившееся. Бабаян был в шоке, недоумевал: «Как? Каким образом? Почему зверь оказался жив? Он же попал ему  в лоб! Мистика какая-то». Доктор Хайкин  как будто прочел его мысли.

                   -Такое  случается! Зверя  контузило! Лобная кость оказалась такой прочности, что пуля срикошетила! Не лоб, а броня! Рыжов презрительно хмыкнул и, покрутив  пальцем у виска, махнул в сторону Хайкина рукой. В полной  тишине летели минут десять. Доктор все еще сжимал в руках  шлагбаум,  вероятно,  на нервной почве.  Он  громко  прочитал:

                                        Уронили Мишку на пол,

                                        оторвали Мишке лапу.

                                        Растет во поле   березка -

                                        за борт на хрен отморозка! -

отозвался из пилотской кабины Саня  Иванов.

                                                      *    *    *

Пол стакана  спирта, выпитого почтальоном, делал свое дело.  Человек,  не чувствуя  усталости, сноровисто скользил по лыжне  без палок.  Даже  немного  вспотел на  морозце. Всю дорогу мысленно  благодарил его величество случай, который послал ему ребят  спасателей. Подушечки  пальцев то побаливали, то слабо покалывали.  «Чувствую,  значит, не отморозил пальцы. Только  потерянной  почты жалко.  Ничего, расскажу,  что случилось со мной  и  буду прощен»,- думал почтальон.  Незаметно начало смеркаться.  Вдали   показались крыши  районного центра и желтые пятна окон трехэтажных домов. Вдруг какая-то необъяснимая сила заставила его поднять  голову и посмотреть в небо.  В ту же секунду перед глазами  мелькнуло бесформенное темное пятно  и, с душераздирающим ревом на лыжню    грохнулась  туша медведя.    Все естество почтальона издало  не менее  душераздирающий  рев!  Он рванулся в сторону и в мгновение ока оказался на  придорожном  столбе.  Благо  некий опыт взбираться на  столбы в тот день он приобрел.  Этот был сильно покосившимся, и  почтальон легко, как мартовский кот  взлетел  на него.  Высоко  ухватился  за  ствол. В метрах   трех   от земли. Говорят - медведи неповоротливые, неуклюжие. Этот  вскочил на задние лапы не менее сноровисто, чем почтальон на столб.
Он вскочил, как вскакивают по тревоге солдаты со своих коек. Стремительно и ловко. Почтальону даже показалось, что он нагнулся  и стряхнул снег с колен. В считанные секунды зверь оказался у столба и сделал несколько попыток   допрыгнуть, вцепиться  в  тулуп  своей жертвы.  Но  безуспешно. Жертва узнала своего мучителя, и сдаваться  по-прежнему  не собиралась. Тогда медведь  неуклюже прислонился   спиной к столбу,  сложил на груди  лапы и  приготовился ждать, когда тот упадет,   как созревшее  яблоко.  А  человек   на всякий случай подтянулся на столбе повыше и, обхватив крепче ногами ствол,   уставился  в небо.  Не летят ли спасатели - вертолетчики?