Рассказ написан под впечатлением эссе Семена Талейсника «Парусник с именем ведьмы» и реальной житейской истории...

                   -1-

- Нравится?

- Не то слово, - ответила я и осторожно провела рукой по черному корпусу парусника. На моей ладони остался серый след музейной пыли. А на  гладкой поверхности корабля вдруг заплясал солнечный зайчик. Через приоткрытую форточку чувствовалось сладкое дуновение весеннего ветра, и паруса невольно вздрагивали от каждого вздоха шутника-зефира. Еще секунда и, кажется, корабль расправит свои крылья, гордым лебедем поплывет  к неизвестным берегам и растает где-то там, в белизне  горизонта на глазах восхищенной публики.

- Это работа одного народного умельца, - ответила сотрудница музея. - Жаль, давно он к нам не заходит. Интересный человек. Он  покорял сердца наших девочек романтичными морскими сказками.

- Нос корабля украшает деревянная фигурка девушки,  - осторожно заметила я. - Наверное, это знаменитая Ассоль... Хотя взгляд какой-то дерзкий. Интересно, какая счастливица позировала мастеру?

- Вы не думайте. Это не Ассоль и не древнегреческая богиня. - Рассмеялась хозяйка экспозиции. - Это ведьма! Да,да... ведьма!  Коварная обольстительница из шотландских преданий. Она погубила многих моряков. По словам мастера,  дерзкую хозяйку болот любили в свое время изображать художники на  полотнах...  Кстати, Рафаэль Викторович, автор модели дивного корабля, не из наших будет. Он приезжий. Раньше он работал экскурсоводом в Крыму. Отсюда и его безграничная  любовь к морю.

- Каким же ветром мастера занесло в наши края?

- О, это совсем другая история! Не менее романтичная! Рафаэль Викторович влюбился в одну из своих экскурсанток. И, представляете, в один прекрасный день  он бросил семью, двоих детей и отправился  на поиски своей возлюбленной. А нашел он ее здесь, в нашем приграничном городке. Тут и живут они вместе, по сей день.

- Изумительная история, - улыбнулась я и достала блокнот с ручкой. - Ну, вот, кажется, я и отыскала главного героя своей новой статьи. А у вас наверняка где-нибудь записан  номер  телефона Рафаэля  Викторовича...

- Конечно, конечно! Директор нашего музея все тщательно хранит, в том числе  адреса и номера телефонов.

         Музейная работница протерла платком стекла своих старомодных очков в толстой оправе и скрылась за дверями подсобных помещений.

         У меня оставалось еще немного времени, чтобы полюбоваться красотой корабля, никогда не видавшего морских простор. Парусник, словно уставший странник, невозмутимо пришвартовывался к фантазиям случайных прохожих, искал в чужих глазах пристанища своим несбывшимся мечтам. И  запах дерева, и игра солнечных бликов на палубе подтверждали, что это не просто выразительный памятник былым воспоминаниям. Эта целая жизнь с непредсказуемым началом и долгим запутанным продолжением.

         Я вдруг представила руки мастера - сильные, грубые, выпачканные лаком и клеем. А потом мое воображение переключилось на другую картинку. Я увидела на борту корабля статного красавца-капитана. Он уверенно держал штурвал, всматриваясь в  тонкую линию далекого незнакомого берега. Он стремился туда, где живет его любимая.

-2-

-Ну, и зачем вас принесла нелегкая? - неожиданно, из темноты дверного проема появилась высокая  грузная женщина средних лет. - Ах, да... Наш Рафаэльчик журналистов к себе нынче приглашает. Совсем из ума выжил старый алкоголик.

Я с удивлением рассматривала незнакомую женщину, так не любезно встретившую меня на пороге своего дома. В потертом трико и выцветшей грязной безрукавке она была совершенно непохожа на миниатюрную корабельную скульптурку девушки. Вместо  золотого водопада локонов на макушке  недоброй хозяйки торчал скупой пучок нечесаных волос. А ее маленькие поросячьи глаза, подпертые темными мешками,  искрились неподдельной злостью.

- Вы должно быть Людмила Алексеевна? - Несмело переспросила я. - Я вас немного не так представляла.

Хозяйка тут же окатила меня ядовитым раскатистым смехом:

- Я себя тоже до сих пор другой представляю... Вот что делает с нами, с женщинами, несчастливая доля. Мой вам совет, милочка, никогда не связывайтесь с творческими людьми. Вся жизнь наперекосяк пойдет. Они ведь все лентяи. Вон, и мой думал, в кораблики всю жизнь играть будет. А кому эти кораблики тут нужны? У нас и морем не пахнет, и туристов нет. Короче, не кому  все эти цацки  «збагривать». У нас тут вкалывать надо... А вы входите раз уж пришли, входите...

         И я протиснулась в душную коридорную клетку. Квартирный полумрак добавлял в захламленность и неаккуратность  маленькой квартиры горький привкус уныния.  Делая осторожные шаги, я боялась наступить на одну из  небрежно брошенных на пол вещей. Хотя ничего ценного видимо под моими ногами и не было.

- Вот он, собственной персоной. - Торжественно, с оттенком фальшивой радости, произнесла хозяйка и театрально вытянула руку вперед. На диване, уткнувшись лицом в несвежую наволочку маленькой подушки, спал мужчина. По его  давно нестиранной куртке и потемневшим от грязи бежевым брюкам  можно было догадаться о многом - сорвался человек, не смог перестроиться на новую жизнь и оказался за бортом суровой повседневности...

         Жаль, что во время бросить спасательный круг было не кому. Одинокий романтик, в чьих руках простая деревяшка обретала красивые формы, становилась чудом, удивляла и звала в далекие фантастические путешествия,  оказался  неспособным удержать в руках штурвал своей собственной жизни.

         Я молча и долго созерцала эту печальную картину, остро чувствуя как хозяйка ждет моего решения. Я представила, как через мгновение за мной может закрыться  чужая скрипучая дверь - маленькая тропинка к чужому  непонятно- горестному миру.

- Он проснется через часа два, - наконец-то не выдержала долгой паузы хозяйка. - Ждать бессмысленно, тем более угощать мне Вас нечем. Так что не теряйте своего драгоценного времени.

- А где я потом могу найти мастера? - попыталась в последний раз  зацепиться я.

- Где, где... В подвале нашего дома... Третья дверь направо. Он там обычно пьет...

-3-

         Тонкий лучик света просачивался сквозь обветшалую, грубо сбитую из   неровных досок дверь. Я стучаться не стала - уверено потянула за ржавую ручку. Рафаэль Викторович сидел ко мне спиной. Я опять не видела его лица. Лишь по сутулым плечам да длинным курчавым волосам поняла, что не ошиблась адресом.

- Вы из музея? - тихо, но четко  произнес он.

- Да... - соврала я, с удивлением разглядывая расписанные в небольшом подвальном помещении стены. Белая пена морей со сладкими коктейльным оттенками, изумрудная глубина непокоренной водной стихии, кажется, давно поглотили холодную серость подвальных стен. И крохотные модельки кораблей, аккуратно размещенные на самодельной этажерке, на фоне этой морской идиллии выглядели гордыми красавцами.

Нет, эта подвальная комнатушка не была предназначена для веселого времяпровождения  горе-выпивохи. Скорее всего, она была убежищем для воспоминаний и сосредоточенных раздумий. Тут Рафаэль  похоронил свою мечту, и каждый день приходил сюда помянуть ее.

         Я наконец-то уловила усталый взгляд мастера. Его морщинистое лицо было затенено печалью. И в  болезненно воспаленных глазах таились подозрительность и страх.  Смутно улыбнувшись, он поманил меня сухой дрожащей рукой.

- Я давно ждал Вас... - прохрипел он, - я знал, что Вы придете... Вы наверное видели ее?

- Да, я видела... Изумительная модель. Вы большой мастер. -  дружески прикоснувшись к плечу Рафаэля Викторовича, восторженно произнесла я.

- Я не про корабль..., - упавшим голосом произнес мастер. - А про жену свою. Что она про меня говорила?

- Ничего такого...

- Не правду говорите, сударыня...  Я алкоголик... И руки у меня трясутся... И я больше не способен создавать прекрасные модели.

         К своей великой досаде, я не знала, что ему ответить.

  Внезапно ворвавшись в чужую жизнь, я словно  получила от обстоятельств завуалированный выговор, и теперь, в  замешательстве топталась на месте. Моя храбрость куда-то пропала. Я боялась, что мой взгляд покажется ему немилосердным, но и в моем сочувствии, как видимо, он не нуждался.

- Я давно ждал вас, сударыня, - опять повторил он и попытался встать. Получилось по-стариковски неуклюже. Тогда Рафаэль  Викторович болезненно вздохнул и  тяжело опустился на стул, после чего небрежно  махнул рукой в сторону самодельной ширмы:

- Уберите ее, сударыня...

Я осторожно отодвинула ситцевую вылинявшую занавеску и   замерла... Перед моими глазами находился точно такой же клипер, как в музее, только меньших размеров. От этого каждая деталь корабля казалась более утонченной. Четкость форм и сложность линий изумляли своей величавостью. И я вдруг почувствовала как мало место этому морскому великолепию в сыром подвале.

- Вы заберете его..., - с надеждой в голосе попросил Рафаэль Викторович. - Жена если найдет этот корабль, то  обязательно за копейку продаст... А он ведь бесценный... Очень хотелось бы, чтобы моя последняя работа была у всех на виду, а не где-то там, на полках  богатых коллекционеров... 

         Глубокие страдальческие морщины на лице мастера задрожали, и под  гнетом чужого скорбного взгляда я отвела глаза в сторону.  Мне не хотелось обманывать Рафаэля Викторовича, и в то же время я не могла  отказать ему. Миниатюрный клипер должен был выйти из длительного заточения и, кажется, только я могла теперь помочь ему покинуть остров печали и одиночества...

 - Я забираю клипер и обещаю Вам, что ваше творение увидят многие, - твердо сказала я  и взяла в руки модель корабля.

- Спасибо, - коротко и сухо ответил мастер и тут же зашелся в кашле.

         ...Навсегда покидая этот причал уныния, я думала о том, как редко мы замечаем муки чужого отчаяния, и равнодушно проплываем мимо, торопясь и надеясь на тепло и уют своих далеких пристанищ.

 В моих руках палуба клипера залилась блеском  озорных лучей, и белыми бабочками ожили на ветру паруса. Прохожие, не скрывая восхищения, смотрели на мою необычную ношу. На фоне  мелькавших в толпе тяжелых авосек  игрушечный кораблик был  жемчужиной. И я чувствовала гордость и радость от того, что плыву вместе с ним в людском суетливом потоке.

Прошло много лет, а модель корабля по-прежнему стоит на подоконнике в моем кабинете. Широкое окно одноэтажного старого здания  не смутишь взглядами случайных зевак. И все-таки так приятно, что среди тысяч затененных гардинами окон любопытный взгляд выбирает мое, приютившее творение чьих-то талантливых рук.