EN
Старый сайт
(публикуется впервые)
В середине лета Геннадий прилетел в столицу, но остановился не у нас, а на окраине Москвы в Матвеевском - в Доме ветеранов советского кино. Нет, Савицкий не был ветераном. Но любой член Союза кинематографистов СССР, независимо от возраста, мог приобрести туда путевку, чтобы вдали от шума городского целиком отдаться творчеству. Писать сценарии и мемуары, заявки и научные труды. А, может быть, и просто созерцать окрестные леса и перелески, Кунцевскую рощу, зажатую многоэтажками и заводскими корпусами. Здесь ничто не отвлекало от киношной суеты и прочих городских соблазнов.
Ветераны, приехавшие сюда на ПМЖ, вели патриархальный образ жизни.
В коридорах стояла тишина. Только изредка проскрипит протез пожилого ветерана, да из какой-нибудь ближайшей комнаты раздастся хриплый кашель немощного классика. И снова тишина…
Путевка у Савицкого была на восемнадцать дней. Официальная версия пребывания в Матвеевском объяснялась работой над кандидатской диссертацией в относительной близости к Москве (институт искусствознания). Подлинная версия – побег от супруги Славы хотя бы на восемнадцать дней, чтобы вместе со мной сочинить пьесу-комедию из сельской жизни. Почему-то этот сюжет казался нам особенно смешным.
Я ежедневно, как на службу, приезжал к товарищу. Мы устраивались за письменным столом в его тесной комнатушке и начинали сочинять. Пьеса наша часто буксовала, и тогда, чтобы взбодрить фантазию, мы открывали тумбочку и доставали загодя припасенную бутылку. Как результат, моментально появлялась мысль - где бы срочно раздобыть вторую. И вот тут возникала серьезная проблема.
Дело в том, что в Матвеевском, в отличие от других творческих Домов, отсутствовал буфет с алкогольными напитками. Табу на крепкие напитки объяснялось возрастом престарелых постояльцев. «Как же так?! – негодовал Савицкий. – В Доме, где живут работники кино, нельзя приобрести бутылку»…
Приходилось, жертвуя научной и творческой работой, ехать двенадцать остановок в ближайший винный магазин. А что, если туда третий день не было завоза? А если был, то исключительно портвейн? Когда Савицкий попросил у продавщицы «Хванчкару» (как я писал уже, портвейн и водку он с детства презирал), то был освистан мужиками и позорно изгнан. Нужно было добираться до платфомы, дольше часа дожидаться электричку и двадцать пять минут тащиться на Киевский вокзал. Потом в метро – до «Смоленской кольцевой». Гастроном… Винно-водочный отдел... Алкогольная Голгофа...
В Матвеевское Савицкий возвращался только к ужину, а бывало, что и позже. Обессиленный и злой. О творчестве не было и речи. Не хватало сил не только откупорить бутылку, но и приподнять стакан. Пить приходилось прямо из горла.
Но, не прошло и недели, как проблема с алкогольными напитками была успешно решена. В винном магазине Савицкий познакомился с интеллигентным алкашом-пенсионером, неким Михаилом Ильичом (бывшим мастером осветительной аппаратуры местного Дворца культуры). Михаил Ильич за незначительную плату взялся доставлять Савицкому вино. По вторникам, четвергам и пятницам. Для конспирации бутылки в сумке прикрывались книгами. На вахте Михаил Ильич докладывал:
- Я к товарищу Савицкому из 35-й комнаты. Принес ему литературу.
- Проходите, я предупрежден, - строго отвечал вахтер. – Он с семи утра вас дожидается.
В Доме ветеранов Михаила Ильича прозвали книгоношей.
Поджидая книгоношу, Савицкий, словно зверь в вольере, нервно вышагивал по комнате. Подбегал к окну, поглядывая в сторону ворот.
На письменном столе рядом с незаконченной комедией уже стояли три свежевымытых стакана и разложена закуска.
Открывалась дверь, и на пороге появлялся Михаил Ильич.
- Ну, наконец-то! – восклицал Савицкий и бросался к сумке. – Заставляете нервничать, коллега!
Из сумки кувырком летели книги по эстетике, трехтомник Аристотеля, хрестоматия под редакцией академика Баранова. Рука Савицкого все глубже проникала в глубь баула.
- Хванчкару достали? Что с Напариули? – Торопливо спрашивал Савицкий. – Да что вы говорите? Пришлось мотаться в Малоярославец?! Не беспокойтесь, Михаил Ильич, расходы за проезд я оплачу.
Книгоноша пересчитал стаканы на столе:
- Кто-то ждем?
- Соавтора. Мы с ним пьесу вместе пишем.
- Понимаю, - философски заключил алкаш-интеллигент. – В одиночку пьесу не осилишь. Тут напарник нужен.
И тут появлялся я.
- А вот и третий! – приветствовал меня Савицкий.
С Михаилом Ильичем у нас завязалась крепкая творческая дружба. Бывший установщик света оказался не только профессиональным собутыльником, но и придирчивым критиком.
Разогретый винными парами, Михаил Ильич запальчиво кричал:
- Уважаемые авторы, вы искажаете действительность и допускаете неправду!
- Ваши обвинения надуманны! – Отвечали мы. – Приведите факты!
- Вам необходимы факты? - Михаил Ильич выхватил из-под тарелки с винегретом рукопись и лихорадочно ее листал. - Вот, нашел! Скажите, в какое время происходит действие?
- В наши дни.
- А конкретнее?
- Восьмидесятые.
- А еще конкретней? – дожимал нас Михаил Ильич.
- Вы буквоед! – вспыхивал Савицкий. – Пусть будет 84-й!
- Вот я и прищучил вас! – Торжествовал оформитель сцены. – На шестнадцатой странице, второй абзац с конца, у вас ремарка:
«Забегаловка «Эльбрус» на Пятницкой. Боязливо озираясь, входит НИКОЛАЙ. Из-под куртки выглядывает горлышко столичной. Николай проходит к стойке, берет стакан компота. Пригнувшись, как под артобстрелом, пробегает к столику в углу. Прячется за фикусом. В один присест разделавшись с компотом, в освободившийся стакан наливает водку и быстро выпивает. Приникает к фикусу, занюхивает сорванным листком. Резко поднимается и выбегает из «Эльбруса».
- Ну, и в чем же вы увидели неправду? – спросили мы.
- А неправда в том, - отчеканил Михаил Ильич, - что вашей забегаловки на Пятницкой к 84-му уже в помине не было! Ее снесли 13 ноября 82-го.
Савицкий ошарашенно посмотрел на книгоношу:
- Гиляровский вам в подметки не годится!
«Гиляровский» осушил второй стакан. Продолжил:
- Помню, как сейчас, 12-го ноября на Пленуме ЦК Андропов избирается генсеком. Мы с дружком отправляемся в «Эльбрус» отметить эту историческую дату. На следующий день приехали продолжить. А «Эльбруса» нет. Снесли Эльбрус. Под корень! Мужики Андропова винили. Там сейчас опорный пункт милиции стоит… - Книгоноша помолчал. Потянулся к третьему стакану.
- Теперь откроем тридцать пятую страницу…
- Давайте лучше выпьем, - предложил Савицкий.
- Одно другому не мешает. – Михаил Ильич в одной руке зажал стакан, другой принялся отлистывать нужную страницу. – Вот, нашел. Вы пишете:
«Полевой стан колхоза «Буревестник». За накрытыми столами по случаю «Дня животновода» собрались мастера машинного доения. Старший зоотехник КОСТЯ поднял фужер с «Мартини» и произнес короткую торжественную речь».
- Ну и что?! – вскипел Савицкий. – Животноводы не имеют права отметить свой профессиональный праздник?
- Имеют-то, имеют, - согласился Михаил Ильич, - но какой дурак- животновод станет распивать «Мартини»? Коровам на смех!
Савицкий согласился:
- А ведь критик прав…
- Жизни вы не знаете, господа писатели! От народа далеки! А вот еще образчик. Открываю девятую страницу…
Лицо Савицкого налилось кровью, он кулаком ударил по столу:
- Прекратите! Будете на худсовете выступать! Налейте лучше!..
За дверью в коридоре послышались шаги. Мы притихли. Голос кастелянши Лизы осторожно произнес:
- Вторые сутки обсуждают … Трудоголики…
Через четыре дня я снова навестил Савицкого.
- Ну, какие новости? Рассказывай…
- Плохие новости, - сообщил Савицкий. - Помнишь язвенника Хайкина?
- Девятый стол?
- Восьмой, - уточнил Савицкий.
Я всполошился:
- Не пугай меня. Он умер?
- Хуже…
- Что может быть хуже?
– Хайкин дизертировал.
- Что значит дизертировал?! Когда и как это случилось?
- Сегодня утром. В столовую пришел минут за двадцать до начала смены. Стал тарабанить в дверь. Требовал открыть. Старика уважили, впустили. Хайкин нервничал, перепутал столик. То и дело доставал карманные часы. Куда-то торопился. Насторожило, что впервые за пятнадцать лет пребывания в Матвеевском нарядился в выходной костюм. На пиджак надел значок «Отличник кинематографии». Но главное - заказал двойную рисовую кашу, сыр, яичницу, отварную курицу, биточки с макаронами, четыре блинчика с повидлом и молочный мусс. Такого никогда с ним не случалось. Раньше – чай с лимоном и булочка с изюмом. А тут - запил двумя стаканами кефира и моментально смылся.
- Куда?!
- Судя по тому, как капитально он заправился, думаю, что далеко.
- Да ведь ему восемьдесят восемь! – воскликнул я. - Ему в рай давно пора, а не в самоволку.
- Он решил до юбилея дотянуть. А тут, в неволе, долго не живут. Вот он и сбежал.
- В розыск объявили?
- А толку? В милиции сказали, что таких не ищут. Не умрет, мол. Старики до жизни жадные. Умирать не любят.
- Ну и что теперь?
Савицкий растерянно пожал плечами:
- Ума не приложу. Весь Дом на уши поставил. Митяеву-Куперник криз разбил.
- Митяева-Куперник? Это та, которая еще у Протазанова снималась?
- Та самая.
Я поразился:
- Разве она не умерла?
Савицкий нервически расхохотался.
- Старуха нас с тобой переживет. Она сейчас готовит Катерину в нашем любительском театре.
- Какую Катерину?
- Из «Грозы» Островского.
- Но погоди, ведь Катерина – молодая девушка!
- А что поделаешь? Здесь моложе не найти.
- А если вдруг Куперник окачурится, не доведи Господь?
- Введут в спектакль кастеляншу Лизу.
- Да ведь ей уже за сорок!
- Рядом с Митяевой она еще девчонка.
Домой я возвратился ночью. Не мог заснуть. Перед глазами маячил беглый Хайкин. На следующее утро я снова был в Матвеевском.
- Ну что? – спросил я у соавтора.
Савицкий отвернулся и насупленно молчал.
- Ну, говори же, не тяни!
- Нет, не привозил еще. Я с шести утра не сплю.
- Это ты о ком? – не понял я.
- Я о книгоноше. А ты о ком?
- Я о Хайкине!
Савицкий чертыхнулся:
- Да приехал Хайкин! В двенадцать ночи заявился.
- Живой?
- Нет, в катафалке подкатил…
Сразу по приезде Хайкина потащили на Общественный совет.
- Где вы пропадали, уважаемый?! - негодовал председатель Совета, заслуженный артист Российской Федерации Нечаев. – Мы обзвонили все вытрезвители и морги!
- Против моргов я не возражаю, случиться с каждым может, - согласился Хайкин. - Но искать меня по вытрезвителям?! Я творческий работник, а не какой-нибудь алкаш-киномеханик!
Нечаев возразил:
– Поверьте мне! На своем веку я столько повидал пьющих творческих работников!
- Это злой навет на работников кино! – возразил Хайкин. - Я семьдесят два года отдал киноискусству, но выпивающих коллег встречать не приходилось! Я работал с Эйзенштейном, но даже он не пил!
- И все-таки, уважаемый Илья Миронович, признайтесь, где вы были? Примирительно спросил Нечаев.
Хайкин гордо заявил:
- Я ездил на Потылиху, на «Межрабпомфильм»!
- Сейчас это Мосфильм… - заметил кто-то.
- Возможно, - согласился Хайкин. – Чтоб вы знали, я отвозил сценарий цветной, звуковой, полнометражной фильмы!
- И как вас встретили? – спросил Нечаев.
- С восторгом. Вся кинофабрика сбежалась. Сценарий долго обсуждали. Дали ряд серьезных замечаний. Фильму обещали вставить в план девяностого года…
Пока Савицкий рассказывал о Хайкине, в дверь осторожно постучали. Геннадий порывисто сорвался с места.
На пороге с двумя тяжелыми баулами стоял наш книгоноша.
- Ну, наконец-то! – бросился к нему Савицкий.- Я уже не знал, что думать! Книги привезли?
Михаил Юрьевич обиделся:
- Когда я подводил вас? И шеститомник Хванчкары привез, и пять томов Киндзмараули... Все, как вы просили. Читать вам, не перечитать!
- Я до чтения охочий! – Савицкий расставил на столе стаканы и громко произнес. – Предлагаю выпить за здоровье Хайкина и за его цветную звуковую фильму!
