Не в оленя корм.

Из чума вышли все лишние, кому там не следовало быть. Вершилось таинство рождения человека,  поскребыша в семье Анагуричи. Взрослые ожидали прибавления работника в хозяйстве, а заинтригованные дети просто ждали, чем дело кончится. Но роды оказались трудными. Измаялась роженица в муках. Стенания в чуме напрягли социум  и распугали собак. На злобу дня с гиканьем, подгоняя оленей длинным разрисованным -  хореем, прикатил скорой помощью служитель культа. С достоинством, но и не медля, шаман принялся за ритуал.  Вперился  глазами в роженицу, вогнал себя в транс и под грохот бубна с пляской начал вычищать злой дух из мученицы. Роженица скоро утихла и только тужилась с мычанием. Местная  акушерка, старая, многоопытная тётка Марья, наконец-то вытянула мальчика из нужного места. Тот пронзительным воплем объявил миру, что жить начал! Ожидающие за чумом улыбались, переговаривались, оценивали по крику будущую удаль молодца. Появился оленевод на радость уставшей матери и притомленному в ожидании отцу.

            Назвали малыша простым ненецким именем Ваня. Дитё росло здоровеньким. Коренастый фигурой, широкий лицом, с приуженными глазами – весь копия отца. Но больше внимания ему полагалось от матери, она и подкармливала сына грудью до пяти лет. А когда молоко иссякло, отец арканил важенку, валил олениху наземь, связывал ей ноги и Ванюшка присасывался к вымени.

Так и рос он около родителей в традициях своего народа. Кочевал со всеми за оленьими стадами, и в его жизни это была единственная перспектива со всеми особенностями бытия, исходящими от предков.  

Но над всем этим была и внутренняя политика государства, в котором ему жить довелось. Кочевому народу полагалось своих детей учить в школе, и это было показателем обязательного среднего образования в стране. Детей вездеходами, когда и вертолётами,  забирали от родителей из мест кочевья, и весь учебный год они жили в школе-интернате, постигали не очень нужную многим науку.

Образованные педагоги и психологи, приехавшие на работу из центра,  приучали детвору к цивилизованному этикету в обществе. Не всё, якобы, можно, а только это и только так. Трудно привыкал Ванька к новым понятиям, чужими ему были наставники. Но среди сверстников чувствовал себя комфортно. Общие игры, разговоры, мучения над уроками.

 Кормили детей, что называется, «от пуза»!  Как и положено, все три блюда, выпечка, сладости, да ещё и добавку предлагали. А традиционный могучий кусок сливочного масла на тарелке посреди стола – это как дань горемычному происхождению воспитанников. «Только кушайте! Неизвестно ещё, когда будет у вас такой стол».

 Саму школьную науку принимал Ваня в меру умственной наследственности. Себя не мучил головной болью над учебниками и по общему состоянию был здоров, как бычок.  А вот к пятому классу проявилось беспокойство в организме, которое в чумах не скрывалось от детей совершенно. Но у воспитателей в школе был свой взгляд на эти отношения, зорко следили за контингентом и немедленно растаскивали в спальнях мальчиков от девочек.

Все каникулы дети проводили с родителями в чумах. Параллельно постигали науку жить в тундре, пасти оленей, охотиться. Но червячок соблазна сытой и спокойной жизнью в душах уже обосновался.

Настало время, и призвали Анагуричи Ивана в армию. Что уж там, грызла его  тоска по тундре, родителям и оленям. Но потом смирился, служил смирно, взысканий не имел.

В батальонном клубе смотрел учебные, художественные фильмы и новости по телику. Был как все, нареканий от командиров не было.  И хоть лычек на погоны так и не заслужил, но профессиональные знания получить принудили. Стал «механическим» человеком, дёргал кочерёжки на армейском тракторе и обслуживал вверенную ему технику. 

 В угоду армейскому поветрию на запястье сослуживцы выкололи Ивану татуировку - солнышко над тундрой. Но друзьями он так и не обзавелся, да никто и не предлагал ему тёплых отношений. В увольнении один ходил по городу, лизал мороженое, с упоением поглядывал на красивых девушек с голыми ногами. Мир оказался много шире их стойбища, и жизнь интриговала не опробованными  возможностями.

А жизнь шла своим чередом, и демобилизовался Анагуричи Иван согласно приказу. Приехал в свой национальный округ. В парадной форме явился с докладом в военкомат. Ему как специалисту ненароком предложили работу в аэропорту. Прикинул солдат «за» и «против» и решил приобщиться к вольной, соблазнительной городской жизни.

            В пожарной части стоял бесхозным трактор, который дожидался его, Ивана. Работа оказалась привычной, зарплата устраивала, и жил посему не тужил новоиспечённый пожарник.

Однажды с оказией, от приехавших земляков из становища, получил весточку, что семейное стадо оленей разбрелось в тундре и старому отцу уже трудно собрать его. Ничтоже сумняшеся, Иван тут же сел к гостям в нарты и помчался в тундру вершить дела кровные, близкие ему, как рубашка к телу. …

            Не ведал, сколько времени бродил с собаками-оленегонами по тундре, но собрал-таки олешек в гурт.  Не всех. Часть дикие олени увлекли за собой, да и полярный волк не дремал.

Стадо – это хорошо, но в городе документы, место в общежитии, журнал «Плейбой» в койке под матрацем. Да и трактор ждал хозяина к исполнению своего долга. 

 Явился Иван под строгие очи своего начальства. Увы! Не прониклось оно  объяснением пожарника, его  оленеводческой душой. Уволили с работы по самой оскорбительной формулировке в приказе.

Жизнь подсказывала логичный поступок: перебрался Ванюшка в своё  стойбище. Это уже не было поселением в чумах как когда-то. Построили  для ненцев дома в один и два этажа из деревянного бруса, и предложение переселяться туда оленеводам было абсолютно свободным, без всякой очереди. Опять-таки, социальная инфраструктура: магазины, больница, аптека и даже участковый милиционер в опорном пункте.  По периметру жилых и административных зданий широкие бетонные отмостки. У крыльца сооружены лавочки. И совершенный изыск для ненцев - телевидение «Орбита» со всеми столичными программами.

 Принимали оленеводы этот дар божий с недоверием, привычки оставались родимыми пятнами. Особо неуёмные разводили костры в центре квартиры. Так вот и жили, пожары тушили. Но специалисты в становище были нужны, и принял Иван решение  «вбить колышек» на жительство тут.

Прижился быстро, нашлись знакомые и даже родня. Достиг уважения в обществе скоро. Частные услуги его ценили и в благодарность подарили ношеную, но вполне приличную фетровую шляпу. Головной убор предполагал видимую респектабельность, поэтому щеголял в ней даже зимой, если не пуржило. … Обрастал помалу утварью в хозяйстве и купил, наконец-то, телевизор как показатель благосостояния. Купил и увяз постепенно в нём по самую маковку. Телеманство стало диагнозом, и это сгубило парня.

На экране каждодневно что? Сплошной криминал!  Волосы дыбом от всех злодеяний нехороших людей. Хамство, мордобой, кровь, убийства – это было всё до ужаса непонятным, но и увлекало до мурашей по телу. А когда случилась беда, когда телевизор сломался вдруг, то Иван немедля отыскал  знающего корифана и усадил того за ремонт.

 Специалист разобрал технику и, морща лоб, собрал её вновь. Увы, телевизор  молчал, что-то не сложилось. Работник не страдал флегматизмом, эмоции плеснули через берега.  

     Пострашнел лицом,  хряпнул кулаком по корпусу телевизора, разразился тирадой в образном народном стиле. Рывком поднялся со стула, в глазах бешеная страсть по стакану. Но аффект Иван не оценил как надо, и не в шкаф полез за бутылкой. В памяти ворохнулись телевизионные страшилки, и он был логичен в инстинкте. В ужасе, не помня себя,  схватил шляпу, вспорхнул на подоконник и полетел из окна  прямо на бетон.

Мастер выглянул в окно, когда заказчик уже стоял на ногах и стряхивал головной убор о колено. Вокруг его народ суетился, прибежала медичка из больницы и увела прыгуна - экстремала в белы стены на осмотр его организма. Зачем – было непонятно. Ничего не болело у Ивана. Если и была дрожь в коленях, то это от пережитого в своём доме.

Развели вокруг него канитель. Прощупали кости и суставы. Без диагноза после такого прыжка было никак нельзя, обследование неизбежно.

Надо – так надо. Стал Анагуричи больным со всем вниманием к себе медперсонала.

В палате оказался не один. Старожил валялся в койке, мычал песню о добром олене и злом голодном волке. Предполагались скучные больничные будни. … Ан нет! Вошла медсестра с большим шприцем, поглядывая с интересом на новенького. Ох, как боялся Иван уколов! Вид громадного шприца опять помутил ему разум. Сдёрнул с вешалки головной убор, вспорхнул на подоконник и сиганул прямиком  на тот же бетон. Приземлился благополучно, бормотнул своё сокровенное, метнул шляпу вдоль по улице.  Махнул рукой на вопли медсестры из окошка и пошёл своей дорогой.

      Куда? Хватит судьбу испытывать!  До чёртиков захотелось в родной родительский чум! Где матушка хлопочет у костра. Где собирается на праздники шумная толпа родственников. Где собаки греют во сне под боком. Захотелось тёплого парного мяса и запивать его кровью. Мчаться,  куда глаза глядят  в нартовой упряжке,  орать песни для оленей, для птиц, для бабочек и комаров,  для всей большой тундры!

       А какое вкусное молоко у важенки прямо из вымени!