EN
Старый сайт
Евгений Денисов
(первый вариант)
Советские люди, когда нас прижмет...
или
Второй автобус с афганцами
- Да, мы советские люди: когда прижмет, когда доходит до дела, всегда ведем себя именно так, как и полагается нам, советским. Дóма, на кухне, мы можем слушать «вражеские голоса», ругать правительство. Но когда встает вопрос, налево или направо, мы поведем себя правильно. Именно так и поступил мой муж. И это решение было тогда единственно верным!
Прежде чем начать говорить, она выдержала паузу. Мне уже показалось, что вообще на мой вопрос ничего отвечать не будет, а просто повернется и уйдет. А если и ответит, то разве что услышу отмашку типа: «Ничего не хочу об этом говорить» или «Спроси его сам». Поскольку вопрос, который задал ей тогда, был даже не просто деликатный, но и болезненный. Говорила она спокойно. Создалось впечатление, что она поступила бы и сама точно также, если б носила не юбку, а брюки. Имею в виду, если бы ее, а не мужа разбудили в ночь на 27 декабря 1979 года военкоматовские посланники, создавая первую группу для десанта в Афганистан. Эти самые первые дивизии формировались в Средней Азии. Ведь в таких случаях очень важен эффект неожиданности. Да и акклиматизации никакой особенной не надо. Поэтому, видимо, все они и были из Средней Азии. Вероятно, исключительно из республиканских столиц. Хотя, возможно, еще областные центры и ближайшие к столицам райцентры это затронуло.
Один за другим мои друзья и знакомые начали исчезать и потом возвращались совсем другими людьми. Когда начинал говорить с ними, с вернувшимися оттуда, то казалось, внутри их что-то безвозвратно умерло. На городском кладбище появился отдельный участок, обреченный распухать от новых, совершенно идентичных, добротных могильных памятников с фотографиями молодых ребят и без указания места их смерти. Казалось бы, прямого отношения к войне в Афганистане я не имел, но она понемногу становилась составной частью и моей жизни.
Мы стояли с ней перед зданием Академии Наук Таджикистана, в котором располагался и наш Институт истории, на проспекте Ленина, ныне уже переименованного в проспект Рудаки, хиёбони Рудаки, в честь родившегося на территории современной республики первого из великих классиков таджикско-персидской литературы. Сейчас уже прошло так много времени с тех пор, не меньше двадцати пяти лет. После развала Союза пять лет республику трясла и перекорчевывала жестокая гражданская война. Практически все европейцы - русские, немцы, евреи, украинцы - уже навсегда уехали, покинули страну, в которой большинство из них родились, страну, что была их родиной.
Таня была архитектором по образованию и работала в археологических экспедициях на обмерах и как художник. Она была недурна собой, темноволосая, с короткой стрижкой и большими глазами, очень пластичная. В Западной Европе вполне могла бы быть принята за итальянку. Многословной никогда не была, голос певучий, низкий и очень женственный. На щеке довольно крупная темная родинка, которая вовсе ее не портила, но только подчеркивала, что это - именно она, а не другая, лишь внешне похожая на нее девушка. Когда-то, давным давно, я тоже, да и не один я, был увлечен ею. Слегка увлечен. А может быть, и не слегка. И даже один Новый год, 1979-й, встречали с ней вместе.
Был тогда уже разведен. Бывшая жена, оставив мне сына, улетела к себе в Ленинград. Чувствовал себя с непривычки одиноко. Может быть, еще немного, и что-то произвело бы на меня особое впечатление, и влюбился бы в нее всерьез, и вся жизнь сложилась бы совсем иначе. Возможно, предложил бы в конце концов Тане руку и сердце. Скажи она, например, что-то особенно тонкое и умное или соверши некий, пусть небольшой, красивый жест или поступок. Ведь когда мы молоды, так мало нужно, чтобы жизнь повернула совсем в другую сторону. Новый год мы встречали в квартире у моих высоколобых друзей, по-настоящему интеллигентных и успешных, быстро защитившихся и в теперь преподающих на филологических факультетах. Мой сын оставался дома с бабушкой.
Наступившей затем весной жена прилетела в Душанбе сдавать сессию. Ей супруга моего высоколобого друга рассказала, что я встречал Новый год у них с Таней. Формально мы уже были, как сказал, с женой в разводе, но еще делали потуги восстановить семью. Хотя, возможно, это только я один думал о потугах-попытках, а для нее уже все было решено. Кто знает? Чужая душа - это чужая душа. Рассказ о встрече Нового года послужил дополнительной пищей для упреков: «Признайся, вы с ней спали?! Нет? Ну признайся, это же было совершенно очевидно! Все это поняли именно так». Возможно, это послужило для жены дополнительным основанием, когда решала, разъезжаться ли. На самом деле не помню, целовались ли мы с Таней когда-либо, может, и не целовались, так и не дошло до того. Честное слово, не помню!
А уже в наступившем году, летом семьдесят девятого, мы с моей женой расстались окончательно. Она улетела в Ленинград, забрав навсегда нашего сына.
Перед моими глазами встает голый афганский пейзаж. Высушенные беспощадным летним солнем маленькие ручейки, невысокие холмы-адыры, жухлая короткая желто-рыжая трава. Над ней - белесое небо. Петляющая дорога, по которой едет небольшой задрипанный автобус типа наших советских ЛАЗиков, разукрашенный ярким незамысловатым творчеством провинциальных живописцев в перемешку с арабской вязью. В автобусе звучит из радиоприемника шофера песня про необычайно прекрасные черные глаза, которые пронзили насквозь сердце поэта, написавшего эту песню и сделавшего его навсегда рабом обладательницы этих глаз. Навстречу едет наш советский окрашенный защитным цветом ГАЗ-66 с открытым кузовом, где стоят, время от времени подпрыгивая на рытвинах, изнывающие от жары, обливающиеся потом и покрытые слоем пыли, советские солдатики.
Когда автомобили встретились, из окна автобуса вдруг неожиданно появляется автомат и солдат обливают пулями. Те открывают ответный огонь, все пассажиры автобуса гибнут. Из автобуса стрелял только один. Но имеет ли большое значение, что остальные - невиновны? Ведь война есть война! Надо ли говорить здесь о предсмертных воплях, описывать, как выглядели трупы, о потоках крови? Не обижу ли этим читателя? Он ведь и сам может все это представить...
ГАЗ-66 останавливается. Солдаты должны были оказать первую помощь: перевязать своих раненых, оглядеться... И в эти минуты на горизонте начинают появляться клубы вездесущной центральноазиатской пыли. Еще чуть позже уже стало возможно разглядеть маленькую темную точку, спустя еще некоторое время превращающуюся в отчаянно фыркающий крохотный и беззащитный автобус. Мало того, что автобусик был такого же типа, что и первый. Но даже и певец, песня которого раздавалась в нем, был, похоже, тем же. Да и исполняемая им песня, казалось, была точно той же, как и в первом случае. Да, собственно, много ли надо европейскому уху, чтобы обычная восточная песня показазалась той же! Пусть даже и «полуевропейскому», если вспомнить, как к советским или СНГэшным людям относятся в Западной Европе. Пусть даже и «полуевропеец» этот всю свою жизнь прожил в Средней Азии.
О, если бы этот второй автобус просто быстренько проехал мимо, если вообще можно было объехать эти два автомобиля. Но я сам более сорока лет прожил на Востоке. И знаю, что в Центральной Азии означает «тамошо», зрелище. Это - нечто совершенно обязательное, чего необыкновенно трудно себя лишить. Не думаю, что такая альтернатива вообще рассматривается. Убежден, что водитель, когда проезжал мимо, если не остановился, то, во всяком случае, стал ехать очень медленно. О, насколько лучше было, если б он повернул автомобиль и поехал в обратную сторону!
На кузове ГАЗ-66, рядом с солдатиками, был и муж Тани, Володя. Светленький, среднего роста, с хорошим, открытым лицом, хотя и не без интеллигентности. Он попал в Афган уже после дневного истфака, служил офицером. С Володей мы были немного знакомы - он тоже, будучи историком, несколько лет участвовал в наших раскопках. Советскую власть, кстати, в этих экспедициях, действительно, поругивали достаточно часто. Среди погибших был и хороший друг Володи. Только что он был жив - и на тебе! Когда этот, следующий автобус, поравнялся с ГАЗ-66, то Володя заметил в лицах пассажиров симпатию к погибшим землякам и враждебность к его сотоварищам по оружию. Может быть и услышал что нибудь типа «падари налад» (проклятие твоему отцу), «чушкаhо» (свиньи) или что-то подобное. В Северном Афганистане ругаются практически также, как и в Таджикистане. Офицеру полагается реагировать быстро, брать ответственность на себя. Володя cхватил автомат и расстрелял всех пассажиров этого второго автобуса. В благодарность он получил от начальства побывку домой.
Правдива ли та версия, о которой знаю? Об этом спросил Таню, когда мы стояли перед Академией наук. Получалось, что именно так все и было. Может быть, и медальку какую-то ему за это дали - не знаю.
Сожалеет ли, страдает ли Володя сейчас, вспоминая эту историю? Не уверен. Мне приходилось слышать чем-то немного похожую историю от советского офицера. Он приказал в 45-м году расстрелять всю семью в одном венгерском хуторе. Его взвод не спал несколько дней. Расстреляли: «Мы же должны были выспаться. А если бы мы этого не сделали и легли спать, то эти венгры ведь могли сообщить немцам, немецкие войска были неподалеку. И нам бы всем была крышка!» Для него это было из цикла «суровой правды войны».
Хорошо все-таки, что у нас с Таней ничего не получилось. И не только потому, что надо быть довольным тем, что у тебя есть, ни о чем не сожалеть. Рано или поздно поняли бы, что мы - совсем разные люди.
26 октября 2010,
Берлин
P.S. Почему советскому человеку, хоть бы и ура-патриоту, а тем более критически относившемуся к властям, следовало расстреливать мирных афганских обывателей? На вопрос, почему все произошло именно так, а не иначе, я попытался ответить, когда писал о том, что второй автобус был похожим на первый, и что из него звучала очень похожая музыка. В ее рассказе эти детали отсутствовали.
Галущенко Влад 
Танов Мутуш 
Талейсник Семен 
Вайнер Ирина 
Борисов Владимир 
Петя-вася Придурок 
Дорман Валентин 
Михальска Стася 
Демидов Вячеслав 
Кравченко Валерий 
Мастинская Фаина 
Андерс Валерия 