Друг Вольдемар
В новой палате, куда меня перевели, лежал худой, лысый и совсем не разговорчивый мужчина лет около семидесяти. Несколько часов он молчал, вернее, привыкал ко мне, потом спросил, как у меня дела и, получив ответ, - что лучше не бывает, - снова впал в спячку. И так целый день. Просыпался, смотрел на стенку и засыпал снова. Вечером к нему пришёл посетитель. Пожилой, но довольно крепкий мужчина. Они о чём-то говорили, но скорее всего о чём-то постороннем, так я всё время слышал обрывки слов - «сосиски», «кофе», «пойду в магазин».
Мой сосед по палате молчал и вскоре уснул.
- Пусть поспит, - он должен набраться сил, - сказал посетитель и ушёл.
Просыпался мой сосед всегда с кашлем. Потом он что-то бормотал, надеясь, что я не пойму, и успокоившись, смотрел в стенку. Телевизор его не интересовал, книги тоже. Кожа на его теле была скорее похожа не на кожу, а на дерматин. Всё тело исколото, лысый и усталый он напоминал живую мумию.
Разговаривать со мной он не собирался, и я с ним тоже. Говорить нам было не о чём.
Но однажды, после очередного визита его посетителя, он сказал:
- Это мой друг Вольдемар. Ему восемьдесят четыре года. Мы живём вместе уже сорок три года. Жены и детей у меня нет, мне уже шестьдесят восемь лет.
Он замолчал, посмотрел в мою сторону. Я кивнул, мол, всё понял, не дурак.
Хорошо сказать не дурак, но понять моего соседа по палате я не мог. Сорок три года прожить с мужчиной под одной крышей, спать в одной кровати, только от одной мысли мне становилось не хорошо. Но это не моё дело, - уговаривал я себя, ему так нравится, а мне всё равно.
Вольдемар приходил каждый день. Сядет возле своего друга и начинает что-то рассказывать, а его друг замученный химиотерапией, закрывал глаза и засыпал. Вольдемар смотрит в мою сторону:
- Устал он, пусть отдохнёт, а мне ещё в магазин надо сходить, на почту, потом к доктору. Забывать я многое стал, боюсь, что скоро забуду, что у меня друг есть. Вот ношу на шее табличку. Там моё имя, адрес и телефон и фото нашей кошки. Детей у нас нет. А кот есть. Хотели мы ребёнка усыновить, но нам не разрешили. Сказали, что закон не разрешает, а кота держать дома можно. Мы кота Морисом назвали, в честь моего брата, он на войне погиб. Не удивляйтесь. У меня, кроме, - он посмотрел на спящего друга, и Мориса - никого нет. В общем, буду собираться, мне ещё многое нужно успеть.
Он наклонился, поцеловал друга, посмотрел на меня:
- Не удивляйтесь, есть в жизни вещи, которые объяснить трудно, да и надо ли, это же дело каждого, или у вас другое мнение?
Я криво улыбнулся, и он это видел.
Несколько дней Вольдемар не приходил, а только звонил. Потом мой сосед по палате сказал, что его другу на днях стало плохо, и он сейчас лежит в больнице. И ему очень жаль, что навестить Вольдемара он не может, и детей у них нет, чтобы за ними приглядеть, и скорее всего Вольдемара заберут в дом престарелых, ведь ему восемьдесят четыре года. Теперь он не знает, с кем оставить Мориса.
Потом он внимательно посмотрел на меня: - может, вы возьмёте кошку?
Я ответил, что у меня есть дети и внуки, и времени смотреть за кошкой у меня нет.
Может быть, я ответил немного грубо, может, нужно было улыбнуться, - мол, времени действительно нет, или сказать что-то другое.
Но я сказал, как сказал, и не жалею об этом.
Больше мой сосед по палате со мной не разговаривал.
Пока горит свеча, всё можно изменить.
Сегодня меня отпускают домой. Ровно год как я попал больницу со страшным диагнозом - рак.
Год лечения не прошёл даром. Волосы выпали, кожа стала коричневой, зрение ухудшилось, нервы расшатаны, глаза просят пощады.
Год лечения, чтобы услышать долгожданные слова - болезнь остановилась. То есть её не победили, но остановили, как немцев под Москвой.
Теперь нужно ждать, время лучший доктор, а за моей спиной - жена, дети, внуки и родственники с друзьями, с помощью которых я год боролся с «врагом». Значит и им придётся ждать.
Вы скажете, что мне повезло? С чем? С болезнью? Да, повезло, могло быть и хуже. Но, с чем мне точно повезло, так это с моей группой поддержки. Каждый был на своём месте и выполнял то, что нужно, без паники и слёз.
Пройдёт пару недель, и я начну приходить в себя, но забыть больницу не смогу. Не смогу я забыть и тех людей, о которых написал в этой маленькой книге. Не знаю, как сложилась их дальнейшая судьба, но каждый из них оставил след на земле. И об этом забывать нельзя. Говорят, что боль - это предупреждение не благодарным, а смерть это наказание. Но кто нас предупреждает и кто наказывает? Неужели Всевышний? С ним спорить нельзя, и на вопросы он не отвечает. Тогда почему он выбрал именно нас? Неужели мы этого заслужили? Если да, то пусть предупреждает, но не наказывает сразу.
Пройдёт ещё много дней и бессонных ночей, а вопрос - почему будет преследовать нас. Действительно - почему?
Кто может ответить на этот вопрос? А может вызвать Всевышнего на суд? Пусть докажет, что мы это заслужили. Пусть хоть что-то скажет. Но на суд он, скорее всего не пойдёт, да и мы его не позовём. Нет шанса у нас с ним судиться. Мы не судимся с ним, и пока горит свеча, всё можно изменить.
Уборщица
Косынка стягивала её лицо с такой силой, что казалось, оно лопнет. Глаза навыкате, чёрные тяжёлые брови и постоянно сжатые губы - так выглядела наша уборщица. Кто-то сказал, что она родом из Албании, кто-то говорил, что она из Турции, а я почему-то решил, что она цыганка. Хотя цыгане так не одеваются даже на работу, если они вообще работают. Больные смотрели на неё, как на экзотику, врачи не обращали внимания. А я каждое утро приветствовал её - салам алейкум - и видел, как она улыбается, вернее как улыбаются её глаза. И однажды она ответила на моё приветствие - аллейкум салам. После этого, мы друзьями не стали, но между нами возникли простые человеческие отношения. Я приветствовал её - салам алейкум, она отвечала - алейкум салам, и мы были счастливы. Потом она спрашивала, как я себя чувствую, и иногда приносила турецкие сладости. На мой вопрос: турчанка ли она, она улыбалась и отвечала, что нет. В конце концов она сказала, что родом из Болгарии и зовут её Тася. В Германии она учится на врача, и что скоро у неё будет экзамен. Потом она вернётся на родину. А уборщицей она подрабатывает, так как в таком наряде её больше никуда не берут.
- Но ведь всегда есть выход из положения, - сказал я.
- Но в этом-то и дело, что желания у меня нет.
Что-то в её ответах меня насторожило, мне очень хотелось верить, что она говорит правду, но уверенность так и не пришла, хотя и лгать ей не было смысла, но седьмое чувство говорило мне, что здесь что-то не то. Как говорит мой дядя - в женщине должна быть загадка и отгадка одновременно. А у Таси, кроме загадки, ничего не было. А заниматься отгадкой у меня не было времени. Всё свободное время уходило на лечение моей болезни.
Прошло несколько дней, и Тася сказала, что, наконец, сбывается её желание - завтра она прыгнет с парашютом. Об этом она мечтала с детства, и теперь наступил её звёздный час. Я пожелал ей всего хорошего. Но как говорил мой дядя, а он знает, что говорит - мусульманской женщине прыгать с парашютом нельзя, иначе ей захочется ещё чего-то, но и этого ей тоже нельзя. В принципе ей ничего нельзя. Значит опять загадка. Я пожелал ей всего хорошего и напомнил, что кольцо нужно дёрнуть, посчитав до десяти, но не раньше и не позже.
На следующий день в палату зашла новая уборщица. На плохом немецком языке она сказала - доброе утро, - и начала шуметь шваброй.
На вопросы, где Тася, она развела руками.
Не появилась Тася и на следующий день и в дальнейшем. Никто не знал или не хотел говорить, где она.
Уже летом в Английском парке я встретил женщину, очень похожую мне Тасю. Она гуляла с молодым мужчиной, который заботливо держал её за руку. Женщина была беременна, и это было видно издалека.
Вот такая история. Вы, наверное, ждали, что я напишу, как Тася прыгала с парашютом, и он не раскрылся? Конечно, я мог так написать. Я мог всё что угодно написать, но зачем? Тася счастлива, я тоже, если бы только не одна мысль, а была ли это Тася в Английском парке? Ведь лица её я не видел.
Но мне очень хочется, чтобы это была она.
Это не беда, это катастрофа.
Беда редко приходит одна, - говорит мой дядя, и он прав. Я даже не знаю, с чего начать, тема уж очень щекотливая. Нет, не смеяться хочется, а наоборот, плакать. Ладно, расскажу, что случилось с моим другом Степаном. Со мной такое случиться не могло, даже и не представляйте. Эта короткая история о Степане. Вы спросите, откуда в Берлине взялся мужчина с таким именем - Степан? Отвечаю - оттуда. Вы меня понимаете? Оттуда, и никому не рассказывайте, всё равно не поверят. Тайна она и есть тайна. Поэтому и тайной называется.
Так вот, стал Степан жаловаться на плохое самочувствие, то живот болит, то спина, то опять живот. А на днях боли появились внизу спины. Совсем внизу. Ну, в самом низу. Ниже копчика.
Даже не знаю, как уж вам объяснить... короче, нет, не могу. Ну, попа у него болит, говорит, там, в попе у него геморрой. Поняли?
Посмотрел я в интернете, что такое геморрой и ахнул. Вы только вдумайтесь - где-то там, в глубине сибирских руд у Степана геморрой. Вот угораздило человека, а что делать? Вот и Степан задумался, позвонил мне, и ещё кому-то, и те посоветовали ему почистить рудник. Сначала водой, потом подсолнечным маслом, потом, чтобы рудник блестел, намазать его детским кремом, и уже потом заминировать рудник свечкой. Степан выполнил всё, но свеча, купленная ко дню рождения сыну, в рудник лезть не хотела, только наполовину...
Степан перестал есть, так как боялся, что из рудника полезет золотое руно, а разбогатеть в такой ситуации он не хотел. Потом он сидел в тазике с молоком, потом... он понял: его спасение - дело рук доктора. Но как пойти к доктору с такой проблемой? Это не давало ему покоя. Разрешить чужому человеку заглянуть в рудник, а если там действительно что-то есть? В общем, путь был один - доктор. Назло китайцам и Степану доктором оказалась молодая женщина. Да ещё красивая.
Путаясь в показаниях, как на допросе в гестапо, Степан сказал, что здоров как бык, но... доктор минут десять ждала признания Степана и наконец не выдержала: - больной, или вы мне расскажите, что у вас, или покажите или идите на все четыре стороны.
Степан снял брюки, повернулся к доктору спиной и немного наклонился. Этого было достаточно, чтобы доктор успела засунуть палец в рудник. Вытащить палец оказалось не так просто, как засунуть. От боли двери рудника захлопнулись и палец оказался в тисках. Доктор тянула палец, а Степан сильнее держал двери. Доктор кричал, чтобы больной открыл дверь, так как ей нужно выйти, Степан кричал, что никто её в рудник не звал. Тогда доктор свободной рукой схватила Степана за колокольчики - и дверь открылась. Получив на прощание пару тёплых слов и рецепт, счастливый Степан направился в аптеку. Через неделю рудник работал на полную мощность и выполнял план за потерянные дни на больничном.
Вот такая история приключилась с моим другом Степаном.
Так что геморрой - это не болезнь, это катастрофа. Даже врагу такого не пожелаешь.
Кусуми
Мне всегда везло на соседей по палате. И в этот раз я думал, что мне повезёт. Но моим соседом оказался молодой, очень молодой юноша по имени Кусуми. Родом он из Японии и как многие японцы молчаливый. Увидав его в первый раз, я понял - дела у него плохие. Измученный химиотерапией, и другими лекарствами он постоянно кашлял. Кожа стала тёмной, и глаза совсем потухшие.
Каждый день приходила его мама и приносила еду. Он с трудом глотал рис и всё время кашлял.
Я пытался говорить с ним, но разговора не получалось. Он боролся с болью, и ему было не до меня. Видел я и его жену. Немка, милая. А разговаривали они только по-английски. Ребёнка я не видел. Слишком маленький он был и ещё не понимал, какая беда свалилась на их семью.
Волос на голове Кусуми не было, и он украсил её ярким самурайским платком.
Расстались мы через пять дней. Прощаясь, я сказал, что не хочу его видеть больше в больнице, и чтобы он скорее поправился.
Прошло три недели, и я опять оказался в больнице. Мне всегда везло на соседей по палате. И в этот раз я думал, что мне повезёт. Но моим соседом снова оказался, как вы уже догадались, молодой, очень молодой юноша по имени Кусуми.
Я был рад встрече. Он тоже. Мы немного поговорили и он уснул. Последующие пять дней он всё время спал. Ночью кашлял, еле доходил до туалета и спал.
Меня опять выписали домой. Прощаясь, я попросил Кусуми держаться, ведь у него жена и маленький ребёнок. Он улыбнулся. Жене я подарил свою книгу и попросил сообщить мне о его здоровье.
Через месяц пришло письмо.
Lieber Herr Wernik,
ich möchte Ihnen endlich für Ihre Erzählungen danken.
Ich habe sie ausgedruckt, aber ich habe sie noch nicht gelesen.
Meinem Mann ging es während und nach der intensivierten Hochdosistherapie sehr schlecht. Leider hat der Tumor im Anschluss an die Therapie sofort wieder angefangen zu wachsen. Anfang April wurde die halogene Stammzellentransplantation durchgeführt, aber er hat es nicht geschafft. Am 16.4. ist er in der Knochenmarktransplantationsstation im Virchow-Klinikum in Wedding gestorben.
Ich hänge die Trauerrede der japanischen Pastorin an. Mein Mann hatte im Dezember noch zu Gott gefunden. Diese Rede hat mir sehr viel Trost und Kraft gegeben. Die Trauerfeier war am 26.04., er wird in der Ostsee bestattet.
Irgendwann werde ich Zeit und Ruhe haben, Ihre Erzählungen zu lesen.
Ich wünsche Ihnen von Herzen alles Gute, vor allem Kraft und Zuversicht!
Annika Kusumi *
Вот так закончил молодой самурай свою жизнь на берегу холодного немецкого моря...
- - - - -
* (Пер. с немецкого)
Уважаемый Господин Верник,
я хочу, наконец, поблагодарить за ваши рассказы.
Я их распечатала, но я еще не читала их.
У моего мужа, к сожалению, опухоль после терапии, снова начала расти. В начале апреля он был госпитализирован для трансплантации стволовых кроветворных клеток, но было поздно. И 16.04 он умер в Knochenmarktransplantationsstation клинике Вирхова.
Я читаю траурную речь японского пастора. Мои разговоры с мужем в декабре дали мне очень много силы и утешения. Отпевание было в 26.04., и его прах будет погребен в Балтийском море.
Когда-нибудь у меня будет время и спокойсвие читать Ваши рассказы.
От всего сердца желаю вам всего Хорошего, прежде всего, силу и Уверенность в себе!
Анника Kusumi