«Ну как же тебя так
угораздило?» - бормотал я, переводя взгляд на свои ноги, чтобы не видеть остатки его ног, забинтованных, в жёлтых пятнах фурациллина, на
эти обрубки – култышки, всего два месяца назад исправно служившие этому совсем не старому
телу.
Заставил себя всмотреться в очень знакомые серые глаза надёжного
товарища, охотника, рыбака, соседа по балку, напарника по работе, сумевшего
слиться с суровыми буднями тайги.
Пришел он в нашу бригаду сущим горожанином,
правда, азы выживания уже знал, но, не более.
Характер компанейский и рассказчик талантливый, на гитаре играл и пел и
сочинял стихи, работал без лишних слов.
Сохранится ли всё это после такого
удара, не сломает ли прежнее жизнелюбие такой кульбит? Всё объединилось в острое
чувство сопереживания, сочувствия - в жалость к искалеченной жизни Друга. Да.
Сейчас я могу называться его другом, наверно, друзей у него уже не прибавиться?
Из его стихов - «…даже крысы побегут с
корабля, если волны набиваются в трюм».
Может, прибавятся друзья по
несчастью…
Словно читая мои
мысли, он грустно усмехнулся: «Жалеть меня не стоит. Сам виноват.
Подвело
самомнение и надежда: авось. Я ведь в балке двое суток не был, всё выстыло и
аккумуляторы от рации замёрзли. Пока с по колени мокрыми ногами доскрёбся до «дома»,
обессилел напрочь и, даже не растопив печку, заполз на нары и заснул. А в балке
мороз, чуть ниже, чем на дворе. А ноги сырые. Сколько спал - не
знаю, часы от холода встали. Очнулся - ноги не мои. Растирал всяко - разно. Без толка. Кое - как занёс
дров, ведь нет, чтобы перед уходом приготовить растопку. Эх! Безалаберность.
Хоть руки не отморозил, а спичку удержать не смог. Зубами нарвал бумаги, хотел
для верности солярки плеснуть, а она летняя - что холодец. В зубах спичка, в
клешне коробок – зажёг всё-таки. Поднёс к бумаге - загорелась. Растопил печку -
дров наколотых мало. Потащился колоть. Мороз на градуснике-44. Сам мёрзну,
пальцы как у паралитика – еле согнуть даже в рукавицах, с трудом колун держал,
но, справился. Долго домик прогревался. А я принялся ноги оттирать – труба дело. Выше
коленей обе живые – булавкой определил, а вот ниже? Отогрелась и связь, а часов нет, вернее,
встали без завода - ориентировался по рассвету, с включенной на приём, рацией. Дождался,
услышал позывной, отвечаю: так и так, срочно смените. Всё как есть сказал.
Советов - мешок, а куда их девать?
Кости, наверное, целы, а мышцы,
нервы? Но, как одеревенел: не казнился, не сожалел. Что вышло, то и хлебать.
Одно на уме - как домой такую весть принести? Маме, дочери? И ещё забота:
сколько оставят? Время-то не в мою пользу?
Через двое суток пробрался до меня местный вездеход, довёз до дороги с машиной и фельдшерицей. Та только охала и градусник толкала. А чего там смотреть? Ежу понятно. В общем - пошёл по уровню мешка мёрзлой картошки. В посёлке довезли до общаги нашей, свой сторож – радист, и адью. Этой же ночью приехали за мной из Тынды, а утром я был уже в хирургии с сопровождающим. В приёмном покое мучился мужичок - такая же беда, только как он ухитрился отморозить ноги в своей комнате в многосемейке? Вот этого принять не смог: печку растопить не можешь – ползи на коридор, к соседям, люди рядом?! Хотя, кто его знает, как там всё было…
Хирург, осмотрев и расспросив обоих, спросил меня: «Рыбак?» Получив ответ, сказал мужику (Сашке) - « не врал бы, лучше не будет». После, обращаясь ко мне, отвечая на немой вопрос, ответил: « Правую ниже колена, а левую…» - я умолял хоть одну спасти, получил ответ: « Я не Господь. Что смогу – спасу». А Сашке отрубил: «И не проси. Выше коленей обе. Мне лишние операции не нужны - если гангрена потом? Кто виноват будет?» Вот и залёг я в ожидании финала. Ноги распухли - тапочки не надеть, ходил умываться и в туалет в носках, пока мог ещё на костях своих. Позже ступни и голени посинели, зафиолетили и через двое суток назначил шеф операцию. За это время перевязок, практически не было - польют бинты сверху чем – то и всё. Да и что там перевязывать? Не раны ведь. Операции у нас с Сашкой в один день. Своим ходом, одет в белое, доковылял, улёгся, срезали бинты, я возьми да спроси: « Ножовкой или бензопилой будете?» - смотрят как на сумасшедшего…
Очнулся в палате.
Сосед, тоже «укороченный», стонет. Боль и у меня была, но, терпеть можно, а вот
когда наркоз иссяк – тогда «весело» стало, уколы обезболивающие кололи, когда
пожалуешься.
Через неделю отказался, забоялся привыкнуть, дней десять на
спине лежал- не повернуться, больно. Перевязки глазами научился делать, как
смогу, попрошу сам себя перевязывать - себе боль не сделаешь». Вошла медсестра с кварцевой лампой - пора
расставаться. « Ну, бывай, не падай духом, после вахты приду. Чего надо будет -
звони «папе», сделают».
…День прошёл в
раздумьях и непонятной вины за
несчастье Друга.
Что будет
с ним дальше, куда он повернёт: вверх вниз или
найдёт силы прожить без «поворотов»? Чем помочь, как? Навещать- то его первое
время есть кому: ребята из бригады, шеф, редкие знакомые «из штатских». Но,
ведь не вечно это будет - всё пройдёт. Что можно сделать для застывшей Души? За
телом присмотрят без меня. Где после больницы жить будет? В общежитии не
получиться - «удобства» на улице. Проблем по горло. Ладно. Поживём - увидим.
Вот и подкрался март с ощущением свежего дыхания и лёгкости, с предвкушением новизны и обновления. Потемнели дороги, похудели сугробы, обнажив пустые бутылки, пакеты, коробки и прочий мусор, зато оттаяли стволы деревьев и веселее защебетали птички. В тайге уже на всю катушку забродил ложный гон соболя, ложный ток глухарей настукивал, набирая силу, как почувствовавшая солнечное тепло почка. На южных склонах сопок вырвался, разорвав корку снега стланик, зеленея как первая травка. Весна будоражила и обостряла чувства и желание жить.
…Больница встретила
не по–весеннему. Те же озабоченные пациенты, тот же специфический
запах, лишь, словно подснежники, попадались бодрые лица выздоравливающих и готовых
на выписку. В их глазах играли солнечные зайчики, ожидающие лета…Друг мой
заметно осунулся, но духом не упал, от кварца загорел как южанин, а вот глаза
потускнели. Я, расспросив, понял, что число посетителей
значительно убавилось, хотя, с виду он держался бодро, на вопросы о самочувствии
неизменно отвечал: «Всё путём».
Оживлялся при рассказах о работе, ребятах,
охоте и рыбалке, словно сам был участником, а не присутствующим зрителем, он
жил ими. Так и будет, пока жив. А позже придёт горечь сознания - это всё уже не повторить, это –
прошлое.
Рассказал о непонятном отношении Хирурга к другим недугам: «опух и
заныл трицепс левого предплечья, я к
врачу обращаюсь. Ответ: это просто мышечная боль от переохлаждения, типа
миозита. Я робко поинтересовался - не флегмона ли догнала? ( Сам-то видел
подобное) – « не бери в голову». Всё. Две ночи не спал. Попросил мед. сестру
чем ни будь помочь - вот Человек!
Шприцем проколола опухоль, а внутри -гной.
Хирург пришел, вроде, как и недовольный. Разрезал, почистил, дренаж
вставил и подбодрил – « пустяки».
А через двое суток раздуло ещё круче и боль
невмоготу. На обходах его я не могу увидеть - не заходит, опять через медсестру
позвал.
В этот раз всю опухоль насквозь проколол, гноя – море, ещё и с дренажа
сутки текло. Нет худа без добра - от ног отвлекло.
Вот ведь правда - пришла
беда, отворяй ворота. С рукой только разобрался-заболел желудок. После еды -
как сварка внутри, а и не ешь, всё одно болит. Обратился. В ответ: я не того
профиля, всё что мог, как хирург - сделал. Прошу пригласить гастроэнеролога.
Пообещал.
Приходили с аппаратом, сделали снимок - язва. Стоп машина, мне от
информации не легче! Хоть бы совет или рекомендации - гольный диагноз через
третьи руки. Лихо! Вот так сюрприз: с чего бы? «Успокоили»- последствия
стресса.
Принимал сначала
обезболивающие, позже само прошло. Такая вот бодяга. Наверно, привыкая,
черствеют и ангелы, видя каждый день боль и муки, а сопереживание не
безразмерно, увы».
Во время ожидания разрешения на посещение больного, я оказался
свидетелем такого случая: привезли паренька с
пробитой головой и обмороженными руками. Привезла сестра другого отделения, видимо, его
знакомая. Голову парню промыли, перевязали, а без полиса в стационар
его не берут,
хоть помирай. Но эта его знакомая позвонила на местное ТВ и в газету. Не успели
операторы наладить камеры, как парня
оформили в хирургию. Реноме не пострадало. Позже видел бедолагу уже без рук.
Ему нанесли удар по голове сзади и оставили без сознания в глухом месте. Уже
утром в себя пришёл, добрёл до дороги. Милосердие вынужденное, об этом не
пишут, обычно.
Пришел в палату к Другу, разговор пошёл о его планах на будущее, о письме, что написал
дочке: маму надо подготовить, не ошарашить прямым текстом. Показал телеграмму
из дома: поздравили с Днём Рождения и от шефа тоже поздравления. Спасибо, Люди.
Поведал о заморочке:
"Уже второй раз приходил парень, имя не могу вспомнить, а
знаю его вроде, по геологической партии, что ли, но, знаю толком. И вот о чём разговор был – убей, не скажу - как в тумане всё было. Да, бог с
ним",- этим закончилась наша последняя встреча.
Через месяц, в тайге услышал, что приезжала старушка-мама и увезла
его домой. Шеф достал билеты на нижние полки, для посадки послал
сопровождающего на нашей машине – и на этом спасибо.
Точку в грустной
истории поставило письмо от него. Я-то пробовал - два года писал ему, без
ответа, на третьем году пришло известие, вот оно:
"Привет, последний из
могикан! Не уверен, что письмо найдёт тебя. Пишу навскидку. Одиноко - мамы уже
нет, остались коты – вот вся семья. Даже клопов и тараканов не
наблюдается. Ящик не люблю: болтовня, обещания, призывы к терпению и туманы надежд. Прав был тот парень, что приходил в
больницу – предупреждал, как инвалид, вдвойне хапну горя. Да, совсем другой,
затемнённый мир пониженного сорта. Пустой базар о, якобы, заботах, льготах и
преференциях - лозунги.
…До дома добирались – не приведи Бог! В Москве сидели 8 часов, на другой вокзал переехал в тележке носильщика, вместе с багажом - не ползти же по грязи. В туалет надо - стыдуха, а, куда деваться? В поезде то же самое. Все смотрят, кто жалеет, кто отворачивается. В Москве билеты с трудом купили - аж на верхние полки, вдобавок - на боковые. Только через начальника вокзала мама выбила одно место внизу - чужое горе никого не колышет. По приезде встречал зять, дочка на работе, до машины и в квартиру на руках нёс, дай ему Бог здоровья.
Встал на учёт как инвалид. На протезирование надо в обл. центр. Добирался с оказией на «скорой» - за медикаментами. К протезистам очередь, шофёр спешит, до дома – то 200км и в очереди такие же ущербные, равные в «правах». Мерку сняли, во второй приезд протезы уже готовы. Напялил, постоял с минуту - «нормально? Можете ехать домой ». Сразу же я их отцепил от ног -опыта нет, даже с костылями, да и некогда – торопит время. Дома « въехал» что взял кота в мешке: пройдёшь 100м и до крови коленки стёрты. Эту «аппаратуру» надо было опробовать не спеша, подогнать – семь раз примерить, а так - для отчёта и рапорта. Кресло инвалидное получил - для прогулок, комнатных и в прошлом не было. Так оно в дверной проём не вписывается, не разбежишься. Нужное кресло через 2 года выпросил, по ходатайству руководства здравоохранения – 2 года писал, надоел. В программе реабилитации и психолог, и тренинги и наблюдения специалистов – куда там! Кроме терапевта на дом никто не идёт, а в протезах, даже сидя, дольше 20 мин. не выдерживаю – мышцы затекают и судороги сводят. Первое время по поликлинике ползал на карачках, пока инвалидность пожизненно не дали, а так – то каждый год проходи осмотр заново. Обхожусь пока без помощи других специалистов. Узнал о возможности скорректировать «ходули», не поверишь! Ответили так: » -у вас первая группа? Протезы есть, хоть они вам вроде, ни к чему, Хотите бесплатный ремонт – или платите, или просите 2ю группу». «Забота!». С 4го этажа корячусь без «агрегатов» на лавочку у подъезда. Льготы по кварт. плате – воздух, не на все виды услуг - на самые дешёвые. Льготная дорога раз в два года – куда и как ехать? Сижу дома, и компенсации за неиспользованные льготы не светят. Сейчас хоть продукты покупает 2 раза в неделю соц. работник, она и документы оформляет и за квартиру платит. А, за уборку, за готовку еды и т. д. – тариф и не слабый. Пример: за сухой корм котам, кроме стоимости уплатил 150 р. Теперь дочка приносит. Окна сам помыл, полы мою тоже, пока могу, а каково «лежачим»? Тоже 1 группа. Лишь бы суставы не отказали – артроз и остеопороз. (см. в интернете). Набор что надо. Прости, расслюнявился, дорвался до собеседника, хоть и безответного. Дочка по возможности забегает, изредка по – мелочи помогает, хоть шторы повесить. Зять – молодец, на все руки мастер, по квартире много сделал.
В Тынде, если не
забыл, навещал меня два раза парень, я имени его не мог вспомнить? Что- то
советовал, укорял или подбадривал, не давал духом упасть. Недавно приснился.
Говорит: «Я предупреждал, что твой мир изменится, теперь представь – от скалы
откололась глыба. Скатываясь, разлетелась на куски – нет её. А, другая глыба
сползла потихоньку и лежит себе в сохранности, мохом обрастает. Сделай вывод:
не дробись, не крошись, не трескайся, сохрани цельность – тогда ещё потянешь».
Думаю, это было моё внутреннее «Я». Внешнее и нутряное «Я» живут рядом, но, не
борются, нет, уравновешивают друг друга в неустойчивом равновесии. Второе »Я»
кто-то называет душой, совестью, кто-то фантомом или седьмым чувством, никто
его не видел, это эфир, а в моём представлении, приземлённом, мой фантом схож
со мной, внешне. У наружного «Я» преобладает тяга к удовольствиям любого рода,
у другого – желание спокойствия, целостности и стремление к миру, компромиссу с
первым, правда, не всегда и не во всём. Победителей здесь нет – спор и
примирения пожизненны. Симбиоз чёрного и белого, как нуль с плюсом или минусом.
Вот и мой фантом время от времени теребит внешнего, не давая ни упасть, ни заблудиться в
облаках эйфории. Я так представляю. Но, пора прощаться. Спасибо за участие во
мне, а больше не пиши, не сочувствуй, мне от жалости ещё больнее.
Счастья тебе,
Друг!»