КТО СКАЗАЛ, ЧТО ДЕТИ - РАДОСТЬ?
Благими намерениями....
Из школы мы пришли довольные. Мы - это я, Натка, и моя сестра близняшка Татка. Нам по семь только исполнилось. Дед говорит, что должны мы были родиться мальчиками, но природа ошиблась и создала девочек. Не знаю, как природа, но мы об этом не жалеем. Сегодня в школе, Вера Ивановна - физкультурная учительница, показывала, как на турнике крутить «солнышко». У меня оно никогда не получалось.
- Зад тяжелый, - смеялась Татка, - посмотри, как я легко взлетаю на перекладину, а ты все падаешь. Опять ревешь? Очень красиво. Лучше постарайся и подпрыгни повыше. Вот так. Давай еще разок. Да ты совсем молодец. Вера Ивановна, посмотрите только, как моя Натка легко вспрыгнула на перекладину. А теперь подтянись, поднимись выше, обопрись на палку, ноги вытяни и -и ку-вы-рок... Ну, не получилось. Ноги не вытягиваются? Вытянутся. Не беда. Ты же не чемпион мира?
Пробуем еще раз.
И вы знаете, получилось. Не просто кувырок, а настоящее «солнышко» получилось.
Мы шли домой довольные и счастливые - одолели, да,да, вдвоем одолели такое непреодолимое препятствие. Смешно было, как это раньше у меня ничего не получалось, а вот теперь получилось.
Дома, пока бабушка разогревала обед, мы сели на пол поиграть с кошкой Манькой. Она у нас большая, гладко серая с белым брюшком.
- А давай Маньку научим акробатиться, - сказала окрылённая тренерским успехом Татка.
Манька, почувствовав недоброе, мяукнула.
- Не боись, Манька, у Натки тоже ничего не получалась, а потом раз, и все получилось.
Манька попыталась вырваться, но Татка держала крепко.
- Натка, тащи швабру и веревку. Манька, не трепыхайся, кому говорю. А теперь давай лапу сюда, - Татка приложила кошкину лапку к палке, - Натка, крепче привязывай, а то она при «солнышке» соскочит. А эту лапу сюда. Так, привязали. Поставим два стула, а палку на спинках пристроим. Вот так. От-пу-у - скай!
Манька повисла и заорала дурным голосом.
- Что тут у вас такое происходит? Боже милостивый. Повесили. Несчастное животное повесили. Саша, скорей сюда, на помощь. Да что ты там, в этом сарае, делаешь?
- Иду, иду, что случилось?
- Помоги мне Маньку снять. Посмотри, что эти ироды натворили. Лапки завязали, да как крепко. Будь осторожен, ей же больно, укусить может.
- Мы ничего плохого не делали. Просто хотели, чтобы Манька была сильная, спортивная и научилась крутить «солнышко»...
- Молчать! - Рявкнул дед, - еще слово - и я за себя не ручаюсь.
- Успокойся. Руками веревку не развязать, посмотри, сколько узлов. Разрезать надо, - говорила бабушка, слегка приподнимая Манюню, - осторожно, лапку не повреди. Манька, не крутись, больнее будет. Да не кусайся же ты. Кажется все. Бедная моя, девочка, - бабушка хотела приласкать кошку. Оцарапав хозяйку, Манька вырвалась и с криком шмыгнула под кровать.
- Испугалась, бедняга, - говорила бабушка, смазывая йодом глубокую царапину.
Дед снял швабру, отнес на место. Сел.
- Теперь поговорим с акробатками.
Отшлепал обоих.
- Больно? - грозно спросил он, - а Манюне не было больно. Лапки у нее тоненькие, как только выдержали.
- Но, она же, прыгая, виснет на лапках, - сквозь слезы сказала Татка.
- Доверяла вам и не ждала, что вы ее просто сбросите, как мешок с песком.
- Кончили рев, дрессировщицы, мыться и есть. Обед стынет.
- А Манюня? Можно, мы в ее супчик наше мяско добавим? - спросила я, шмыгая носом.
- Можно, - глядя в тарелку согласился дед, - только пусть это сделает бабушка, а то, желая загладить свою вину, перекормите бедное животное. Добрые вы мои.
- Деда, мы же хотели ...
- Слышали уже - сделать из Маньки спортсменку - акробатку. Но самое главное, что все это делалось для ее же блага.
- Такими благими намерениями..., - засмеялась бабушка, - вылезай Манюня, поешь награду за свои страдания.
Еврейский вопрос.
- Бабушка, а еврейкой быть плохо?
- Обыкновенно. Взрослая уже, откуда только у тебя такие вопросы берутся.
- Из школы. Сидим мы с Таткой на скамейке запасных в спортзале. Ребята носятся, в баскетбол играют. Длинноногая Юлька мячи в корзину закидывает, и все ей хлопают.
- Я тоже так могу, - говорит Татка.
- Точно сможешь? - сомневаюсь я.
- Конечно. И ноги у меня длиннее.
- Длиннее?
- Хочешь, померить?
- Не хочу. У меня такие же.
- И чего это мы, Вера Ивановна, в запасных сидим? - вдруг выкрикивает Татка.
- Сил набираетесь.
- Для чего? Бегаем мы быстро и рост у нас хороший.
- Помолчи, Зильберман, игре мешаешь.
- А вот и нет, - вскакивает Татка, - эй, Светик, кинь- ка мяч. Хочу показать свои способности.
- Зильберман, сядь, кому говорю, - глаза Веры Ивановны сузились, губы в ниточку вытянулись, - скоро соревнование с девятым Б, а ты ответственной тренировке мешаешь.
- Да нет, мы помочь хотим. Разве вам не нужны хорошие игроки? Вон Анька, руку повредила, да и ростом мала - потому и сидит рядом с нами. Это понятно. А мы за что?
- Еще слово - и вы пойдете к директору.
- Так мы пошли?
Мы поднялись. В этот самый, я бы сказала незабываемый, момент мяч прыгнул Татке в руки - это Светик постаралась.
Развернувшись, Татка прямо от скамейки закинула мяч в корзину.
- Вот так, Вера Ивановна. Пошли, Натка, к директору. Труба зовет.
Директор наш Лев Павлович - невысокий, совсем не спортивный, всегда, весь из себя наглаженный, начищенный до блеска - туфли блестят , лысина блестит и на галстуке заколка поблескивает. Привстал от удивления, когда две, как он выразился, особы ворвались к нему в кабинет.
- Что случилось?
- Не пугайтесь, - сладко улыбнулась Татка, - ни землетрясения, ни наводнения. Мы пришли спросить вас, за какие грехи нас не допускают к игре в баскетбол, а держат на скамье запасных.
- Фамилия?- грозно спросил директор.
- Зильберман.
- Ясно.
- И что вам сразу так ясно стало? - осмелела Татка и вдруг осеклась. Глаза стали круглыми, рот приоткрылся.
- Да нет. Быть такого не может, только из-за того, что мы... Чушь какая-то. Лев Павлович, убедите меня, что это чушь. Молчите. Тогда действительно все ясно.
Татка выскочила из кабинета, я за ней.
- Пойдем, воды попьем, на тебе лица нет.
- И что мы им сделали, почему так мешаем? Фамилией не угодили. Домой, побежали домой. Я задыхаюсь.
- Теперь, когда я тебе, бабуля, все рассказала, сумеешь ли ты ответить на наш вопрос. Мы девочки давно большие, все поймем.
- А вот это вряд ли. Мы с дедом давно старые, но с трудом осознаем происходящее.
- Ваша мама бросила вас на нас и сбежала от этого непонимания. Вы уже взрослые, теперь вам и правду рассказать можно.
В открытое окно ветерок внес запах только что прошедшего дождя. - Давно это было, а ничего не забылось, потому что подлость и предательство забываются тяжело. Даже, когда человек говорит: « я тебя прощаю», - он врет. Врет себе и тому, кто просит о прощении. Игра такая -самоуспокоение.
Дед помолчал, бабушка поставила перед всеми чашки, налила заварку.
- Сейчас чайник закипит, кипяточка долью.
- Софьюшка, ты помнишь наш первый поход в горы?
- Какими мы были веселыми, задорными, крепкими. Адреналин зашкаливал - хочешь, через забор махнем, хочешь, на луну слетаем, а хочешь, перейдем бурную реку пешком по воде, как Иисус - наступая на воду, как на твердь. Верилось всем и во все, возраст был такой, доверчивый.
В поход вышли рано утром. Побелевшая луна провожала нас до леса, потом приустала и ушла куда-то за деревья, на отдых. Красота. К концу дня разбили лагерь. Потрескивал костер, пеклась картошка, где-то внизу шумела река. Незаметно подкралась ночь, вывесив в небе, как большой желтый фонарь, отдохнувшую луну. Блеснула струнами гитара, и ваш дедушка, тогда просто Сашка, загадочно заглядывая мне в глаза, запел: «Я не знаю, где встретиться нам придется с тобой....». Самая счастливая ночь. Мы любили друг друга. В те годы наша жизнь была тем самым чистым белым листом, о котором мечтают люди и первым пунктом на нем значилась любовь - хрупкая, беззащитная, как дитя, сделавшее первый шаг.
Прекрасные студенческие годы - Саша изучал педиатрию, я хирургию. На последнем курсе мы поженились и по направлению поехали работать в больничку маленького городка. Стояла теплая осень, украшенная красными листьями. Мы, побросав вещи в семейной общаге, побежали искать почту, чтобы дать успокоительную телеграмму родителям. Потом, гуляя по городу, вышли на маленькое, голубое озеро - такое спокойное, серебристое.
- Зимой, замерзая, оно превращалось в импровизированный каток - радость для детей и взрослых. И однажды ваша бабушка уговорила меня покататься. То ли зима была не холодной, то ли озеро еще не промёрзло, но на наших глазах под лёд провалились дети. Их было трое, старшему десять. Софьюшка ахнула и, не раздумывая, нырнула в образовавшуюся дыру. Я за ней. Еле вытащили - головы все время натыкались на ледяные куски. Все остались живы.
Прошло несколько лет и нам выделили освободившуюся в старом, но крепком доме, двушку.
- Хоромы. Ты только посмотри, какие хоромы. Теперь у нас есть своя ванная комната. Будет где малыша купать. А вот унитаз придется сменить.
- Сменим, побелим, покрасим. И пусть поскорей родятся здоровые, красивые дети.
Но детей почему-то не было. День, когда врачи вынесли окончательный приговор - детей не будет, показался апокалипсисом.
- Тогда, после случая на озере, я благодарила Всевышнего, что мы и дети остались живы. Наверное, моя бездетность плата за наши жизни.
Смириться с приговором не могла. Еще год пробегала по врачам, принимала какие-то процедуры, уколы, но все безрезультатно.
Однажды, ваш дед пришел домой в прекрасном настроении:
- Софьюшка, у меня для тебя сюрприз, - он хитро улыбнулся.
- Не люблю сюрпризы, ох, не люблю. Выкладывай, - шутя, протянула руку.
- Э-э нет, его надо увидеть. Поехали, покажу.
- Куда?
- Завязал бы тебе глаза, да ехать далековато.
- Заинтриговал. Веди, Иван Сусанин, я за тобой.
Мы подъехали к детской больнице, где работал Саша:
- Это здесь. Зайдем?
- Зайдем, - у меня ёкнуло сердце.
Саша протянул белый халат:
- Одень. Нас ждут.
Я механически надела халат и начала застегивать пуговицы.
- Да не застегивайся ты, пошли.
Прошли в конец коридора.
- Кто ждёт нас?
- Смотри, - Саша открыл дверь в палату.
У окна в инкубаторе спал младенец.
Я завороженно смотрела на ребенка:
- Мальчик?
- Девочка.
- Маечка, - лицо вдруг стало серьезным, стерлась блаженная улыбка. - А мать где?
- Мамаша-то несовершеннолетняя. Ей здоровый ребенок не нужен, а больной, недоношенный и подавно. Расписку бросила на кровать и скрылась в неизвестном направлении. - Саша наклонился над кувезом. - Ты только посмотри, какая она красавица. Как ты ее назвала - Маечка? Ничего, ничего, выходим, сахарок выровняем, сердечко подлечим...
- И все случилось так, как предсказал Саша - выходили, выровняли, подлечили, вырастили. Девочка - умница, отличница. С кем не бывает - упрямая, временами капризная. Всё прощается, всё объясняется - возрастные отклонения, шестнадцать лет это вам не в песочнице играть, это переходный возраст, понимать надо.
- Деда, так это ты о нашей маме рассказываешь? - удивленно спросила Татка.
- Конечно. Мы ее удочерили через несколько дней после рождения.
- А как же она разузнала про это?
- У нас добрых людей много, одна из них, самая добрая, и рассказала бедной сиротке, что фамилия Зильберман ей совершенно не подходит, - дед устало посмотрел на нас, - кстати, может быть, она и вам не подходит, так вы сразу скажите. А то первый инфаркт у бабушки случился после первого откровения, второй нам ни к чему.
- Откровения? - Татка встала, - она - эта с позволения сказать, мамаша, которую мы и не знаем, осмелилась высказываться?
- Еще как. Мы же были виноваты во всем - и что не дали ей умереть, издевались над ней , заставляя учиться иностранным языкам, музыке. А еще водили на танцы и учили правильно пользоваться столовыми приборами. Но самое главное обвинение - сокрытие настоящей фамилии - Назаренко, это вам не какой-нибудь Зильберман, понимать надо.
- Бедные мои, как вы все это выдержали?- Натка обняла бабушку.
- Не выдержали. Я чуть не потерял вашу бабушку.
- А потом, что было потом?
- Зачем вам это? - дед подозрительно посмотрел на внучек.
- Но мы- то как у вас оказались?
- А это было очень просто. Пришла зареванная ваша мамаша, на жалость давила - беременна от негодяя, а он, как и полагается негодяю, бросил ее в самом начале вашего зарождения. Очень домой просилась - она же нас любит, и поняла свои ошибки. Я двери перед ее носом закрыл. Раз, другой, а на третий меня дома не оказалось. Ваша бабушка, добрейший души человек, пустила и все простила.
А ей что, ей перекантоваться где-то надо было, ведь ничего своего не имела и не заработала. Родила вас, пожила еще полгодика, да и уехала к очередному любовнику - на свободу с чистой совестью, если она у нее есть.
Ну что, дорогуши, собрать вас в дорогу?
- Са - ша- а...
- Ку- да -а?
- К мамаше вашей, у нее-то другая фамилия.
- А нам наша очень даже нравится. Зильберман - серебряный мужчина, это про тебя, деда, мы это точно знаем. Ты- наше "серебро", а мы- при тебе...
* * *