­
Что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих.

Было мне тогда семнадцать... ну, почти семнадцать  лет. Было лето и было скучно до невозможности. Страшная жарища в конце июля сочеталась с полным отсутствием развлечений.

Химический  кружок на Станции  Юных Техников и фото-кружок при заводском клубе были закрыты по причине отпуска руководителей.  Приятели, которых и так было немного, разъехались. Девчонки. Вздорные дуры без признаков интеллекта. Родители с младшим братом укатили в отпуск куда-то на юга, а я был оставлен на попечение бабушки и дедушки.                    Книги, кино и телевизор — это было всё, на что можно было повесить душу.                                                                                  Сводки с полей и политика американских милитаристов мне были напрочь неинтересны. В кино одни и те же фильмы крутились месяцами и были выучены наизусть.  Оставались книги.  Читательские билеты трёх библиотек доставляли мне эту радость в изобилии. Читал я запоем, погружаясь в книжные грёзы, как наркоман - в наркотические.

Такой вот был домашний книжный мальчик, хорошо воспитанный, тихий и застенчивый.

Но даже наркоман иногда выныривает из наркотического дурмана.  А здоровый подросток тем более не мог всё своё время проводить за чтением или за нехитрыми домашними делами в помощь старикам. Супротив природы не попрешь. Юному организму требовалась активность, движение, нагрузка! Спорт. Пробовал. Тоска сине-зелёная. Правда, я по утрам махал гантелями и иногда играл с парой гирь, но это...  А в лес, а на речку? А фиг вам! 

До ближайшего леса надо было долго пилить на электричке.

Речек в городе было аж две. Одна протекала почти через центр города. Была узкой, мелкой, а переполненные пляжи на глинистых берегах ещё годились для того, чтобы позагорать, но лезть в мутную , почти стоячую воду... Удовольствие для избранных, к которым я себя не причислял.  Другая речка была чистой, протекала в песчаных берегах в зеленом урочище. Там водилась рыба, там катались на лодках и даже ходили маленькие прогулочные катера. Там была благодать. Но благодать эта располагалась на окраине, куда надо было добираться на трамвае больше часа. И там обитали страшные хулиганы, к которым отпускать ребёнка на расправу бабушка с дедушкой отказывались категорически. Самоволка же каралась слезами, криками и ароматом валерьянки. Было жарко, душно, скучно и беспросветно.

И тут во мраке безнадёги воссиял источник света.

Свет излучала тётя Оля —лучшая мамина подруга, которая навестила нас по просьбе мамы: проверить, как на самом деле обстоят дела и помочь, если есть надобность.

Тётю Олю обожали все. Стройная рослая шатенка, всегда веселая и энергичная, она была способна любую неразрешимую проблему моментально превратить в разрешимую и разрешить в следующий момент; необыкновенно добрая и приветливая. Я знал её всегда - так мне казалось, хотя она была старше меня всего лет на десять-двенадцать. Не помню её грустной или озабоченной, тем более – злой.                                                                                                                                                           Нет, она любила и умела командовать, и умела быть ужасно строгой. Но её почему-то никто не боялся. Любые её распоряжения выполнялись с удовольствием, а если она иногда давала нагоняй (всегда по делу, кстати), настроение от этого ни капельки не портилось.

 Солнышко наше - тётя Оля - взошла и мигом рассеяла мою тоскливую безнадёгу.

- Так, суду всё ясно! Вьюношу одолевает сплин. Где червонны плавки, что я шукала для тебя по всем прилавкам? Что?! Еще не обновил?!  Так и знала. Это безобразие! Я его забираю на речку. Я его у себя накормлю. От меня там полчаса ходьбы. Вот как знала, купила новый купальник. Где тут у вас можно переодеться? Никаких «покушать», пусть аппетит нагуляет! Готов? Какую ещё книжку? Плавать будешь, а не книжки читать. Всё, шагом марш на Толянку!

Мы ехали в трамвае и болтали о всяких пустяках. В том числе и о том, что отношения с девчонками у меня - ну никакие. В смысле - сугубо одноклассниковые. Говорить с ним не о чем, а с какими есть о чём, так им быстро надоедает и они всё равно сбиваются на ерунду. 

-  А не только говорить? - осторожно поинтересовалась тётя Оля. - А танцевать, гулять и... плавать учить.

 Я не  сразу врубился и сказал, что мол, сами видите, какое тут плавание, если на речку только под конвоем... Потом дошло. Я почувствовал, что уши меняют цвет.

- Да как-то неинтересно. Не, я пробовал. Узнал, что я дурак.  В общем, не нужно!

 Промежутки между остановкам стали длиннее, по сторонам пошли одноэтажные домики с огородами. Насморочный голос  объявил:                                                                                                            
- Остановка «Мост» .  Следующая остановка конечная.

- На следующей выйдем. На той стороне тоже есть пляж. От моего дворца близко и не надо мост переходить. Вот, кстати, посмотришь мои хоромы. Выходим и топаем вон туда, к единению с природой. Стоп! Проскочили. Тут направо. К пляжу - мимо той вон будки.

 Пока мы добирались, небо стало затягиваться облаками, даже тучами, хотя духота не убавилась. Успеть бы окунуться до дождя. Очень уж на предгрозовую погоду стало запохаживаться. Свои опасения я высказал тете Оле.

- Главное, успеть до воды добежать. А мокрому дождь не страшен. Будет сплошная романтика: купание под дождём! А когда пройдет, вылезем, обсохнем и пойдём ко мне обедать. Или ужинать — смотря, когда надоест водяная стихия.

Пляж оказался близко. Совсем небольшой язык песка вдавался в заросший ивами берег. Торчали два пляжных грибка, уже оккупированных небольшими компашками, и бывшая кабинка для переодевания. Бывшая, поскольку одной стенки у неё не было. Вот почему тётя Оля переоделась у нас дома. Не лазить же тут по кустам.    Она бросила сумку на песок, скинула босоножки и стащила через голову лёгкое светлое платье.  Под ним оказался красный купальник.  Я хихикнул:

- Вы точно, как Лида из «Операции Ы». Тот же цвет и фасончик.                            

- Только ты, не как Шурик - в семейных трусах, а в червонных плавках из-под страшно блатного прилавка... Что, ты еще  одет?! Счас спихну в воду во всём параде!

 Через секунду мои вещички полетели на песок, и мы ринулись в воду.  Занятия в секции плавания ( откуда меня распопёрли за лень) для меня не прошли даром. Я плавал и нырял не намного хуже дельфина, поэтому в « а ну-ка догони» тётя Оля проигрывала  безнадежно.                                                                                                                                                                                Вконец запыхавшись, мы остановились перевести дух. И тут обнаружилось, что предполагаемый дождь стал уже вполне ощутимой реальностью и усиливается с каждой секундой.

- Залазим по уши и ждем! - скомандовала мой конвой на речку. -Ты не замёрз? 

- Никак нет! Слушаюсь, вашбродь! - бодро отрапортовал подконвойный  и мигом унырнул подальше, проскользнув под здоровенной корягой.

- Ты прямо Ихтиандр! - восхитилась тётя Оля после безуспешной попытки проделать тоже самое.

- А вы Усатая Долорес. - съязвил я, блеснув литературной эрудицией.

- Что?! - возмущенный вопль был прерван куском зеленой водоросли, соскользнувшей прямо в рот с верхней губы.

Я обозрел берег. Компашки из под грибков  благоразумно слиняли. Наши вещички валялись на песке. Кстати о вещичках...

- Кстати о классике, донна Долорес. Помните ли Вы последние слова испанского офицера из «Гусарской баллады»?  «Своё он выполняет обещанье... хотя бы в отношении меня.» Вы, кажется грозились спихнуть меня в воду во всём параде?

 - И спихну, доиграешься.

 - Можете не стараться. Парад на  песке без меня уже  промок не меньше, чем на мне - в речке. И Ваш шикарный наряд — тоже.

 Тётя Оля булькнулась с головой.  Как она ухитрилась под водой взять точный азимут на ту часть пляжа, где валялись наши облачения, осталось её тайной, но вынырнув, она не изменила курса и выскочила на берег максимально близко от кучи мокрых тряпок.                                                                                                                                                                                           Выбравшись на мокрый песок следом за ней, я увидел, как она наклонилась иО с крайне озадаченным видом перебирает то, что совсем недавно было вполне приличной одеждой.
Она была такой красивой.

 Вдруг она засмеялась и выпрямилась во весь рост, широко раскинула руки и  с беззаботным смехом запрокинула голову, подставляя лицо дождю.

А до меня... нет, как-то не дошла, а  вдруг раскрылась сверхъестественная необыкновенность всего.

Крошечный пляж, скрытый в зеленых зарослях, тихая речка в дождевой ряби, спокойный, ровный и теплый, как из душа,  дождь. И никого вокруг. Только мы - я и милая, красивая женщина в красном купальнике на загорелом, таком гибком и сильном теле.  А какая она без купальника? Снимает же она его когда-нибудь. И остаётся совсем голой. Мне вдруг стало жарко и одновременно задышалось как-то очень  глубоко, как будто я только что вынырнул с большой глубины. И плавки стали вдруг тесными.

Я уставился на тётю Олю, не в силах отвести взгляд, хотя где-то из глубины задавлено попискивал внутренний голос о том, что так смотреть неприлично.

Она обернулась и перехватила мой взгляд. На её лице промелькнуло странное выражение. Удивление пополам со смущением - так это можно было бы назвать. Но спустя секунду оно исчезло, сменившись обычной насмешливой иронией, после того как в сфере её внимания оказалась нижняя часть моей обалдевшей фигуры.

- Ну, что нам теперь делать, водоплавающим? Сохнуть и загорать на песочке нам явно не светит. Придется плыть домой в мокром виде. Бери свои манатки и - ходу до хаты. Одевайся. Понимаю, что брррр. Но до дому мы в пляжном виде не дойдем, тем более, по улице Советской, мимо милиции.  Нарушим социалистическую нравственность.

 Подавая пример гражданского мужества, тётя Оля с трудом натянула мокрое и ставшее почти совершенно прозрачным платье. Моё остолбенение почти прошло, и я, преодолевая отвращение,  кое-как влез в слегка отжатые брюки и в противно липнущую к телу рубашку.                                                                                                                                                                                        Мы посмотрели друг на друга, оценивая безобразие наблюдаемого зрелища.

- И пошли они, солнцем палимые...                                             

 - ДОждем мочимые!

 Не переставая слегка истерически хохотать, мы пошлёпали по лужам к заводскому посёлку, где тётя Оля совсем недавно получила однокомнатную хрущёвку. Бежать не имело смысла.  Мокрым дождь не страшен. Тем более, такой тёплый и романтический.

Добрались до её дома даже быстрее, чем за пол-часа. Все-таки в насквозь мокрой одежде было здорово прохладно и мы волей-неволей через пару минут припустили бегом, чтобы хоть как-то согреться и спрятаться поскорее в сухое тепло от этой мокрой романтики.

 Новенькая панельная пятиэтажка ничем не выделялась среди таких же шедевров архитектуры на этой улице. Мы заскочили в средний подъезд и перевели дух. С нас не капала вода. Она текла струями  и ручьями, моментально превратив весь пол в одну большую лужу.

- Бегом на четвертый! - скомандовала тётя Оля. - Обтечет по дороге.

- И лестницу заодно помоем... Ой!

 Шлепок по мокрой заднице получился оглушительно громким и очень даже чувствительным.  Мне даже пришлось подождать на площадке. Естественно, мокрые штаны не так мешают двигать ногами, как мокрый подол.                                  Тётя Оля вытащила, наконец, ключ, справившись с заевшей молнией сумки, и мы оказались внутри.

 -Стой! Снимай с себя всё! У меня здесь всё  новое. Мне тут мокрый барбос ни к чему! Разденешься, проходи в комнату.

Последние слова я услышал уже из-за двери совмещенного санузла, куда тётя Оля влетела, не позаботившись даже закрыть входную дверь.                                                                                                                                                                                                                Я захлопнул дверь и стащил с себя мокрую липучую рубашку, кинул её в угол крохотной прихожей. Туда же отправились сандалии  и брюки. Плавки... Караул! Как я в них буду сидеть? Хотя бы отжать надо. А если она выйдет?! Быстро надо! Уткнувшись носом в угол, трясясь от стыда, я содрал с себя плавки и мигом выкрутил их над кучкой своих мокрых шмоток. В чертовом трикотаже оказалось до фига воды. Страшно торопясь, натянул плавки обратно...  Задом наперёд и обеими ногами в одну половину.                                                                                                                                                                                                         Блииин!  Жутко матюкаясь про себя, стянул их и, перевернув, надел правильно. 

В комнате оказалось очень сухо, тепло и уютно. Тётя Оля умела устраиваться. Очень неуютно было мне.                                Пришел в гости, называется. Первый раз в доме - голый дурак.  В зеркальной дверке шкафа слишком хорошо была видна моя нелепая фигура в окружении идеального порядка. Ступая босыми ногами по тёплому шершавому паласу, я подошел к окну. На улице лило ещё сильней, чем раньше. Прямо тропический ливень из индийского кино. Которого я терпеть не мог за писклявые песни посреди приторных мелодрам и идиотских ситуаций. А моя ситуация, что, не идиотская? Придурок...                                                                                                                                                                                                          Настроение упало ниже абсолютного нуля. Я даже слегка всхлипнул погружаясь в пучину тоскливого отчаяния. Полный беспросвет. 

- А вот и я!

Таким оригинальным способом тётя Оля возвестила о своём появлении. Она неслышно вошла в комнату и, видимо уже успела некоторое время полюбоваться мной, предающимся душевным мучениям вселенского масштаба.

- Что там интересного, кроме мокрой воды? Ты её давно не видел? Соскучился?

Её чудесный насмешливый голос вернул меня из пучин инферно в реальный мир.

Ещё влажные длинные каштановые волосы свободно рассыпались по плечам.  Она была одета в простенький  халатик в каких-то светло-зелёных цветочках, небрежно завязанный сбоку пояском, и улыбалась так, что моя траурная рожа немедленно сменила выражение.

- Сейчас быстренько согреемся чаем, а потом будем обедать. Я же обещала  бабушке накормить ребенка. Садись к здесь, к секретеру.  На кухне у меня полный балаган.... Стоп! Ты же в мокрых. Счас. Что-нибудь подстелю.

Она быстро повернулась в поисках подходящей подстилки, и от этого резкого движения поясок халатика развязался. Полы его разошлись примерно на две ладони...

 Что со мной стало... не знаю, но весь мир куда-то исчез. Я видел только Это.

Открылось светло-шоколадное тело от шеи и до ослепительно белой полоски внизу. А посередине белого был тёмно-коричневый треугольник, такой в завитушках... и белая полоска вверху, а сбоку выглядывало белое и круглое.

Под халатиком ничего не было! Нет, было... была...

Если бы не подоконник, я бы, наверно, упал. Но он дал мне опору. Уловив движение, которым она попыталась закрыться, я только смог просипеть пересохшим горлом:
- Нет... не надо... смотреть... хочу...

- Хочешь - смотри.

Судя по голосу, она продолжала улыбаться. Но я не видел улыбки. Я смотрел.

- Ну, всё? Достаточно? Или ещё не насмотрелся? 

-Нет... Я... Можно...? - моя крыша, похоже, уехала безвозвратно, потому что руки сделали движение, как будто раздвигают занавес. Говорить не получалось.  

Тётя Оля рассмеялась.

- Ты хочешь меня увидеть голой? Совсем? Правда хочешь? Ты меня об этом просишь? Да?

- Правда. Прошу. Очень. Можно? - просипел я с трудом.

 Она отступила на шаг  и слегка повела плечами.  Халатик соскользнул, задержавшись на полусогнутых в локтях руках.

Великолепные, круглые,  большие белые груди и  полоска молочно белой кожи между ними. Розовые сосочки задорно торчали вверх. Белое  уходило назад, на спину. А в самом низу живота и на бедрах была такая же белая полоса. По середине её там  был аккуратный треугольничек из темно-каштановых кучеряшек.  Всё остальное было нежно-шоколадного цвета. Чуть-чуть выпуклый, с заметной мускулатурой животик. Маленький, трогательный пупочек, длинные стройные ноги, круглые блестящие плечи... Всё это было открыто и на все можно было смотреть!

Тётя Оля медленно повернулась ко мне спиной. Опустила руки. Халатик упал на пол.

Длинная нежно-загорелая спина с белой полоской от купальника. А ниже  - белая, круглая, какая-то сияющая попа! Промежуток между её изящными половинками плавной дугой уходил вниз, между бёдрами. Уводил в темноту, в тайну.

Это изумительное существо, это чудо... подняла руки и, потянулась как просыпающаяся кошка. Не опуская рук, она  снова также медленно повернулась и, немного расставив ноги, осталась стоять так. Это было прекрасно и это было невероятно. Знакомая с детства тётя вдруг превратилась в чудо! В нескольких шагах от меня стояла Голая Женщина невероятной красоты и наготы. И она показывала мне - себя.                                                                                                                                                                             Я смотрел и не мог насмотреться. Время исчезло.  Было изумительно и почему-то больно.

- Ну как, всё рассмотрел, малыш?

Её голос был тёплым,  добрым и заботливым.

 - Тебе нравится, юноша пылкий со взором горящим? Можешь подойти поближе.

В ответ я только застонал.

- Что с тобой?! Ты сейчас в обморок брякнешься.

 Она внимательно посмотрела на меня и вдруг расхохоталась.

- Мой подарок тебе тесноват!

Чудесная нагая женщина приблизилась ко мне. Её тёплые нежные руки ласково коснулись моего тела. Она присела на корточки передо мной  и попыталась стянуть с меня плавки.   Ей это удалось не сразу. Мешал предельно напряженный член. Только сильно оттянув резинку, ей удалось сдернуть их вниз.

- Ого! Такой гордый и сильный! И красивый. И смотрит прямо на меня.

Её рука осторожно погладила волоски вокруг,  нежно приподняла яички.  Всё поплыло перед глазами, в голове зазвенел оглушительный колокол, и из меня ударила мощная струя, которая залила тёте Оле всю левую грудь и текла на живот и даже попала ей на лицо.

Не знаю, как я не умер от стыда. Я был уверен, что сейчас получу по морде, что меня так, голым выкинут за дверь.

 - Прррооостите! Прррооостите ради бога! Тетя Оля, я не хотел.... само так!

Но, оказалось, что она и не думала обижаться. Она взяла обеими руками виновника происшествия, наклонилась и нежно поцеловала его в головку.

 - По крайней мере, ты уже не спятишь! - к ней вернулась её обычная веселая ирония. - Тебе пора становиться мужчиной.  

Я постепенно восстанавливал способность соображать. Наваждение рассеивалось. Мозги со скрипом возвращались на место.
Рядом со мной на полу сидела очаровательная женщина, голенькая и весёлая, перемазюканная мною чуть не с головы до ног и, по всей видимости, никак этим не огорченная. А я смотрел на неё и чувствовал свою улыбку до ушей. Даже дальше ушей. Это было блаженство...  Я мог любоваться ею бесконечно, но было что-то ещё, чего пока ещё не было, чего-то не хватало...

- Тётя Оля, а можно Вас потрогать?

Она покатилась со смеху.

 - Конечно, чудак! Ты не понял? Всё можно! Можно всё! Ты меня заляпал, ты и будешь отмывать.

Легко вскочила на ноги и, как была, голышом, встала по стойке «смирно» и отрапортовала:

- Смертельная опасность ликвидирована путем не туда направленного неуправляемого взрыва!

И снова расхохоталась.

Ужасаясь собственной наглости, я обеими руками обнял тётю Олю и осторожно прижал её к себе. И почувствовал, как она сама прижимается ещё ближе, теснее, сама обнимает меня... Всем своим телом я чувствовал её. Мои руки сами собой блуждали по её спине, спускаясь всё ниже. Ладони легли на попу. Я почувствовал, как она напряглась и чуть было не отпустил, но чудесное тело вдруг еще сильнее прижалось к моему, и я услышал шёпот:

- Какой же  ты милый и нежный, малыш. Не бойся, сожми её сильнее, так    хорошо... ммммм... 

 Она обняла меня за шею. 

- Поцелуй меня, малыш.

Целовался я не в первый раз. В третий. Но то была детская забава, играли нa желания в бутылочку. Так, чепуха. Сейчас это было другое. Это было, как земля и небо. И небо было седьмое.                                                                                                                     Я почувствовал слабость в коленках и стал садится на пол. Руки сами собой разжались, и тётя Оля медленно села рядом со мной.

 - Ты - чудо, малыш. Нам ещё будет очень-очень хорошо.

Она помолчала несколько секунд. Или минут...

- Ух,  и пошалим же мы с тобой!  Пока приди в себя. Ты такой смешной, обалделый. Хочешь, поваляйся тут, а хочешь - лезь на тахту. А я займусь женским делом: приготовлю, чем тебя кормить. Силы тебе понадобятся.

Она потянулась к валявшемуся рядом халатику. Терять мне уже было нечего.

– Тётя Оля, а можно Вас попросить? Вы только не обижайтесь.

– Не обижусь, ну.

– Не одевайтесь, пожалуйста. Ну, Вы такая... ну, можно?

-Ты хочешь, чтобы я всё время разгуливала голой? Неплохая идея! Но при одном условии: ты тоже. Согласен? И не будешь прикрывать руками свою красу. Тоже мне, стыдливая дева!

– Не буду....  Странно, мне совсем не стыдно, когда Вы на меня смотрите. Даже приятно.

–  Уже приступил к анализу, мыслитель! Дай башке отдохнуть хоть на каникулах.

Она встала с пола и повернулась ко мне спиной.

- Поцелуй меня в попу и благослови на подвиг кулинарный. Нуууу, хватит, голодненький ты мой.   

И она исчезла на кухне. А я полез на тахту...

Похоже, я отключился надолго. В чувство меня привёл лёгкий шлепок, и, как всегда насмешливый, голос тёти Оли.

- Восстань, пророк, довольно спать. Брысь руки мыть и будешь жрать.

Я открыл глаза. Ну и сон! Но я ж уже не сплю... Так не бывает.                                                                                                                 Рядом со мной сидела, беззаботно улыбаясь, голая тётя Оля и совершенно нахально меня разглядывала. На секунду мне стало жутко стыдно и... она перехватила мою руку.

- Всё равно в руке не спрячешь. Слишком большой. 

– Вы меня прямо так и разглядывали, пока я спал?

–  Не всё время. Я ещё творила кулинарные шедевры. Но часто отвлекалась - на тебя полюбоваться. Не у каждой девушки на тахте валяется такой красивый сувенир. Ну, не обижайся. Я же тебе тоже разрешила на меня смотреть. И не только... смотреть.

Она взяла мою руку и положила себе на грудь. Вторая рука уже сама собой  оказалась там же.

– Смелее,  малыш. Нравятся?

Я не мог выдавить из себя ни слова. Простые слова не годились. А непростых не было. А было Чудо.

Тётя Оля нежно взъерошила мои и без того растрепанные волосы.

– « Миром правят вновь плетью боли голод и любовь!» - процитировала она торжественно. - Даже у великого поэта еда была на первом месте. Иди в ванную попи...лескайся и будешь есть, что у меня не сгорело. Вставай, лежебока!

Я окончательно проснулся .  До меня стало доходить, что происходит и что сейчас ещё может быть. Уууууххх! Мне дарят счастье! Так дурь долой с одежей вместе! Вскочил с тахты и вытянулся, как раньше сама тётя Оля, в позицию « смирно».

- Cлушаюсь, вашбродь! Усё исполню в точности!  

Что-то внутри меня переключилось. Душный горячий туман рассеялся. Мне стало вдруг приятно и легко стоять голышом перед этой очаровательной  женщиной. Я принял её весёлую бесстыдную игру.

- Дозвольте иттить или ишшо погодить? 

 Что-то неуловимо изменилось в нас и между нами. Как будто мы бежали по пояс в воде против течения и вдруг выскочили на берег - стало свободно.  Лукаво улыбнувшись, она легонько ткнула меня кулачком в низ живота. 

- Беги, пока не лопнул. Там краны перепутаны, не ошпарься.

 Последние слова я услышал, уже скрываясь за дверью туалетно-ванной комнаты.  Облегчив душу, которая, как известно, находится под мочевым пузырем, я врубил душ. На ванну, к тому же короткую и неудобную, жалко было тратить время.  Зато под душем намылся тщательно, не жалея ни воды, ни мыла.  Уже вытираясь розовым мохнатым полотенцем, услышал:

- е растворился? Греть не буду. Потрескаешь всё холодное. Или ты не голодный? 

Бросил полотенце на вешалку, распахнул дверь. И узрел тётю Олю, голенькую и очаровательную. «Всё можно. Всё» - вспомнилось мгновенно.                                                                                                                                                                                              Я подхватил её на руки. Она оказалась совсем не пушинкой, но какая это была блаженная тяжесть...                                                                                                                                                                                                                   Ойкнув от неожиданности, она обняла меня за шею. Чуть-чуть повертела попкой, устраиваясь поудобнее.

- Неси на кухню, силач!

Мне пришлось изо всех сил прижать её к себе, чтобы протиснуться в крохотную кухоньку.  Сердце колотилось где-то в горле, когда я опустил её на мягкую табуретку.

–  Спасибо. Не разбил и не сломал, медвежонок. Садись с той стороны. Всё, что на столе — твоё.

– А вы?

– А я - на десерт.

Слега опешив, я уставился на неё. Улыбка была такой кокетливой и лукавой, что через секунду до меня дошло. Я смущенно хихикнул.

– А с десерта можно начать?

– Фигушки! Я знаю, что ты сластёна. Съешь всё по порядку. А потом уже перейдем к урокам.

– К каким урокам ещё?!

– К страшно интересным. Я тебя буду учить. Пойду приготовлю место для занятий. А то, пока ты ешь глазами мои сиськи, у тебя рот простаивает. Осторожно! Не снеси своей указкой посуду со стола!

 И исчезла.

Я со страшной скоростью умял почти всю приготовленную тётей Олей вкуснятину, старательно вымыл руки и осторожненько вышел из кухни.

 Тахта была застелена белоснежной простыней. Лежали две подушки в таких же наволочках. Окно было задернуто полупрозрачной золотистого цвета шторой. Свет был неяркий и теплый. Тёти Оли не было... А меня слегка трясло.

Она появилась, как всегда бесшумно, из прихожей. Уселась на тахту и, взяв меня за руку, притянула к себе.

- Иди ко мне, малыш. Ну, не дрожи так, немножко расслабься. Ну, отпусти себя... Вот, опять застеснялся. Не надо Ты такой большой и сильный мужчина. А я - твоя женщина. Тебе сейчас можно всё. Это всё - тебе. Смотри.

Она откинулась на спину, широко раскинула ноги и обеими руками раздвинула, открыла необыкновенное, розовое, влажное...

 – Ну, входи же, входи!

Голос у неё стал  хриплым, низким.                                                                                                                                                                           Я наклонился над ней, оперся руками о тахту  и ринулся в эту розовую, горячую, живую глубину. И погрузился в неё до предела. И лег на горячее, нежное, прекрасное, фантастическое тело, придавив его всей тяжестью своего. Вдруг я её раздавлю?!

Я попробовал приподняться, но нежные сильные руки притянули меня и прижали еще плотнее.

– Не бойся, мне не тяжело. Смелее, глубже, малыш, сильнее!  Вот так. Да, да, да так! Умница, малыш. Ещё, ещё, ещё...

Не соображая уже вообще ничего, я двигался в ней и на ней, целовал волосы, лицо... как попало и куда попало, мял её чудесную упругую грудь... Откуда возник этот ритм движений, аккорды дыхания, сердца, полуслов-полубреда... Вдруг у меня перехватило дыхание,  взрыв света и тьмы, и из меня запульсировало, ударило, полилось... в неё, в волшебную, милую.Всё,  свершилось.

Еле дыша, я лежал на ней, не в силах даже шевельнуться. Медленно приходил в себя.

– Понравилось, малыш? - ласковый мелодичный голос проник в сознание.

– Так не бывает... Так не может быть... хорошо...  Но вам же тяжело.

 Она тихо засмеялась.

– Да уж, ты не пёрышко. Но такой  приятный.

Она вздохнула глубоко, задвигалась подо мной, и я всей кожей почувствовал, как мягкая волна прошла по всему её телу.

- Ты ещё узнаешь, как это... Но, боже мой, малыш, ты выйдешь из меня или навсегда решил остаться? 

Она ласково похлопала меня по попе.

– Добирайся до подушки. Полежим еще немножко, помурлыкаем.

 Удивительно, я даже не смутился. Слегка приподнявшись, вышел из неё и полез на наше ложе. Добравшись до подушки, перевернулся на спину и вытянулся во всю длину.

Она медленно, лениво встала, выпрямилась и расправилась, потянулась уже знакомым мне кошачьим движением, давая мне полюбоваться собой. Потом она забралась на тахту и, став на колени, устроилась надо мной. Наклонилась. Большие, белые, круглые груди  сами собой оказались в моих руках. Я осторожно приподнял их, чувствуя прохладную живую тяжесть.

 – Ну, как? Есть, что подержать? Приятные игрушки?

Я млел от новых ощущений.

– Красавец молодой!
 Как ты стыдлив! Ужели в первый раз
 Грудь женскую ласкаешь ты рукой?

Что-то сработало в моей башке.

– В моих объятьях вот уж целый час 
Лежишь - а страха всё ещё не превозмог.
Не лучше ли у сердца, чем у ног?

 – Ух ты, какой ты вундербобик!  Хотя... мальчишки, наверно, специально выискивают такие стихи... Но память у тебя!    Я обещала, что почувствуешь.

Она поразительно плавным движением пролилась на меня. Я даже не успел убрать руки, и её великолепия  так и остались лежать в моих ладонях.

– Не шевелись. Почувствуй...

 Мне совсем не хотелось двигаться. Я лежал под ней,  наслаждался её спокойной тяжестью и нашим общим теплом.
И мы молчали.

Потом я осторожно высвободил руки и они пустились в путешествие по её телу. Гладили её волосы, спину, спустились к талии, Ладони легли на упругие выпуклости её попы. Попытались  раздвинуть нежные половинки и проникнуть глубже.  Она не пошевелилась, но задышала чуть глубже и чаще. Живот слегка напрягся. Я убрал руки от попы, Скользнул вверх, стал нежно гладить спину. Напряжение пропало, а всё её тело стало ещё мягче, податливее...

 Мне стало интересно. Всем своим телом я воспринимал малейшие изменения в ней. Она отзывалась на всё, что делали мои руки. И я увлёкся. Проходил её от макушки до нежного местечка между ног, ощущая, запоминая и начиная понимать...

– Ну что, дочитал? - вдруг сказала она своим обычным, спокойным и чуть насмешливым голосом. - Погоди, сейчас переверну страничку.

Слегка приподнявшись на руках, она долго и внимательно разглядывала моё лицо и вдруг лизнула в нос.

- Какой ты смешной, Контик. Смешной и милый умница.

Упруго и грациозно она перевернулась и снова устроилась на мне, уже спиной. Вытянулась, устраиваясь удобнее, подняла и закинула руки за голову. Мне пришлось спасать свой нос от её локтя и моя голова оказалась на её руке. 

- Как  хорошо! Не зря тебя считают вундеркиндом. Ты же изучал меня, малыш. Исследовал. Я хотела перейти к этому потом, позже, но ты всё время немножко опережаешь меня. Книга на тебе открыта. Читай дальше. Исследуй. Ты так приятно это делаешь.

Она легко вздохнула, снова расслабилась и прикрыла глаза. А я продолжил своё путешествие по фантастической стране её тела.  Через некоторое время мы оба почувствовали некоторое неудобство, как сейчас принято говорить, дискомфорт.

- Тётя Оля, приподнимитесь немножко.

 Она с коротким смешком послушно слегка раздвинула ноги, приподнялась и передвинулась выше по мне.

- Ну, так лучше? А ты терпеливый парень! Будешь ещё исследовать меня или уже хочешь кончить?

 Я не успел ответить, как вдруг зазвонил телефон. Инстинктивно я дёрнулся вскочить, но где там...  С какой-то сверхъестественной грацией она перевернулась на мне и дотянулась до телефонной трубки. Моё лицо оказалось между её грудей.

- Алло! Да, это я, Берта Григорьевна.

Трубка была громкой. Я отчетливо слышал бабушкин голос. Каждое слово. Бабушка была крайне взволнована, но старинное воспитание - это что-то с чем-то! Наконец бабуля перешла к делу.

- Олечка, я могу надеяться, что Контик ещё у Вас?

- Да, Берта Григорьевна, пока у меня.

Тётя Оля говорила абсолютно спокойно.

- Подо мной – хотел я вставить, но мой рот был мгновенно запечатан нежным и упругим.

 - Что?  Я не расслышала.

- Ничего, просто у Контика рот занят одной моей вкусной штукой.

 - Спасибо, что Вы его накормили. Как только закончится этот ливень, отправьте его домой, пока не стемнело.

- Непременно и обязательно!

- Олечка, Вы не сможете одолжить ему свой зонтик? Вдруг снова пойдёт дождь.

- Да естественно.

- Тогда ещё раз спасибо, до свидания и всего Вам хорошего.

 - И Вам всего доброго, Берта Григорьевна, и Давиду Михайловичу привет.

Тётя Оля вернула трубку на место и уселась на меня верхом.

- Ты просто поразительный нахал! И ещё корчил из себя стыдливую барышню! Вот тебе! Вот тебе!

Она ухватила меня за соски и стала их тянуть и покручивать.

 От неожиданного и удивительного ощущения я чуть не спятил. Что, возможно ещё и такое?!

- Ну что, отдышался?

Я только молча таращился на неё.

- Кстати, давно хотела спросить: почему тебя зовут Контик? Ты же Марк.

- Вы не знали? Это старая семейная история. Когда я был совсем маленьким...

 - Совсем недавно.

- Когда я был совсем маленьким, мне подарили самый настоящий кортик. На желтом ремне! Я в него прямо влюбился. Ходил с ним везде: и дома, и во дворе, и в детском саду. Только купался без личного оружия.

- Стоп! Букву Р ты ещё не выговаривал?

- Вот, так оно и прилипло.

 Она слегка приподнялась и подвигала попкой. На лице изобразилось что-то между удивлением и восхищением.

- Да, кортик у тебя что надо! Не согнёшь! Девкам смерть в экстазе!

 - Тётя Оля, мы продолжим урок?

- Надо же, какой прилежный ученик! Можешь ещё немного потерпеть и узнать кое-что интересное или хочешь сразу глубоко войти... в материал?

 - Не знаю... Могу...

 - Тогда смотри внимательно.

 Она широко раздвинула ноги и, слегка откинувшись назад, руками раскрыла и я снова увидел ВСЁ.  Мне стало трудно дышать.

 - Как... красиво!

- Эстет, однако. Любуйся и смотри внимательно. Видишь розовые складочки – как губы? Они сходятся вверху и там торчит бугорок. Как твой, но маленький. Это самое чувствительное, что есть у женщины. Самое сладкое наслаждение спрятано там... Ты уже наигрался с ним, когда... читал меня.

Она судорожно вдохнула.

-  Это было здорово. Если хочешь, чтобы твоя женщина наслаждалась тобой, а не просто терпела твои упражнения...

- Я... я понял... но больше не...

Её рука мгновенно оказалась сзади и сильно и больно сдавила.

- Выдохни! Думай о говне, о блевотине! Медленно дыши, мееедленно...

Удивительно, я уже готов был... нет, я уже взрывался... уже потемнело, зазвенело... И вдруг схлынуло, отлегло.

Тётя Оля ласково смотрела на меня, ласково и сочувственно.

- Ну как, продолжим, милый?

- Но он уже...

- Ничего пока не уже. Ты настоящий мужчина!

Не отпуская, она приподнялась и медленно, плавно опустилась, вводя меня в себя.  Потом убрала руку и дала мне погрузиться до конца.  Зажмурилась, замурлыкала.

 - Как хорошо, милый. Как же нам хорошо.

Она двигалась медленно, плавно. Наклонилась. Большие круглые груди покачивались надо мной. Соски торчали так, точно хотели выстрелить.

- Тебе же нравятся мои игрушки? Поиграй с ними, малыш. Смелее, сильнее!  Ну, ты же силач, ты  мужик! Подбрось меня! Ещё!!!

- Я ... не... уййй!

- Можно, малыш, можно! Давай! Ааааа!

Наверно это выглядело безобразно и жутко. Или жутко безобразно. Мы превратились в какое-то двойное, бьющееся в конвульсиях существо. Целовались, тискались, катались по тахте, не разъединяясь. Мир куда-то исчез.Потом он медленно вернулся.

В нем были два мокрых, всклокоченных, еле дышащих, но уже отдельных и почти живых существа.

- Ну, не фига себе – урок. Уфффф... Ни фига себе – ученик. (Она выразилась гораздо конкретнее, но...) Ой, мамочки... Брррр... Нет, с фигом. И с каким! Надо же! Вундеркиндер... Фффффф...

- Тётя Оля, неужели так бывает? Так...

Она смотрела на меня глазами больше лица.

- Если было, значит бывает. Однако.

Замотала лохматой головой, как будто отгоняла кусачую осу.

- Как данное нам в ощущениях... Слушай, почему тебе спать не хочется? Совсем?

- Совсем. А должно?

- Должно. Очень. Но почему-то нет. И мне...

Она внимательно посмотрела. Наклонив голову, посмотрела под другим углом. Видимо не доверяя зрению (глаза у неё здорово разъехались), проверила осязанием.

- Ха, успокоился. Такой милый и мирный. С виду. Уфффф... Давай немножко просто поваляемся. 

Но просто валяться нам быстро надоело. Когда дыхание мало-мальски успокоилось и бешеный жар улетучился из тела, она приподнялась и почти без усилий сфокусировала глаза на мне.

 - Контик, ты знаешь на кого похож?  Мммм... Больше всего ты похож на варёного ежа из мясорубки.

- Ага, я примерно так себя и чувствую.

Теперь уже я внимательно и вдумчиво обозрел её, тем более, что отвлекающих сигналов снизу не поступало. Она выглядела как самое обыкновенное чудо.

- Нет, не могу сказать, на кого Вы похожи. Не нахожу приличных слов.

- Валяй неприличные. У нас тут встреча без галстуков.

 - Таких ещё не придумали.

 - Ах. Ты...!

 Недостойное приличных слов чудо обрушилось на меня, стараясь размазать очень тонким слоем. Мы еще немного вполне платонически повозились и тут к тёте Оле вернулось её обычное здравомыслие.

- Дождь скоро кончится, а вечер близится. От тебя должно пахнуть речкой или дождём, а не мной. И вообще, я умру без душа. Топай в никитарий ( так она назвала совмещенный санузел) и обрети там чистоту тела и мыслей.

- А...

 - Перебьёшься. В женщине всегда должна оставаться тайна. Колонку я не выключаю никогда. Полотенце на вешалке. Брысь, котяра! А вот я ещё поваляюсь.

Оказавшись под горячим душем, я понял, что это именно то, что делает моё счастье совершенным до абсолюта. И никогда раньше я не доводил себя до такой идеальной чистоты. Так моются на операцию хирурги. Но они так моют только руки.  Холодная струя, горячая, ледяная.

- Можешь одеться. Твои одеяния уже должны бы высохнуть на кухне над плитой.

- А вы?

- Как договорились. Как ты там себя чувствуешь?

 - Как в раю! До змеиной эры.

 Она расхохоталась.

- Выходи быстрее! Там у тебя не только душ.

 Святые греховодники! Застенчивый «ботан», который даже на пляже раздевался не очень охотно,  навсегда утёк в канализацию из этого душа. Я вышел с огромным удовольствием от того, что на мне ничего нет!                                                      Она уже ждала за дверью. И улыбалась своей обычной – слегка насмешливой и такой понимающей улыбкой.

- Вылетел, шестикрылый? Иди, осматривай мои хоромы. Потом ещё немного поболтаем.  И не корчи лимоннокислую рожу.  Цигель, он и в Африке цигель.

Да уж, пока мне было не до осмотра хором. Как только не спятил от всех приключений.

Тут не было нормальной мебели. Той престижной румынской-польской полировки с хрустальными ладьями и люстры с цацками.

Из разговоров родителей я знал, что тётя Оля очень прилично зарабатывает и, несмотря на молодость, сделала неплохую карьеру. И блат у неё везде. Достать все эти атрибуты престижного уюта ей не проблема. Но... Кроме такой удобной тахты... О-па на! Она уже застелена новой простыней. Не белой, а тёмно-красной! Никогда не видел такого.                                          Шкаф да, был. Но не полированный. Три не очень широких створки – зеркала до пола. И какой-то он слишком плоский. Явно уже нормальной вешалки. Все стены заполнены полками, а между ними панели. Одна – секретер, откинута... Всё деревянное. Видно, что деревянное, не прессованная стружка. Красиво, необычно и явно, явно не фабричное всё это. Так точно вписать мебель в комнату нельзя. А тут как костюм из индпошива. И кресла в таком же странном стиле.                                                           А на полках книги. Сразу видно, что тут чихали на престиж. Но одного подписного забора под интерьер. Но книг много. И всяких занятных вещиц.

Чужие вещи трогать нельзя. Это прочно сидело в сознании, но книги – можно. Если очень хочется. И натура такая.

Так. Химические технологии, КИП и автоматика, техника управления синтезом... Ну, это её специальность. Всякая разность. Психология.  Смешная фамилия – Буль. Психотерапия. Гипноз. Свядощ. «Женская сексопатология». Однако! Выпрошу почитать. Леви. «Искусство быть собой». Читал. Даже пробовал. Ага. Снова он. «Искусство быть другим». Проходили. Учебник по массажу. Йога. Чтоб я лопнул! Ни фига себе широта интересов. А тут? Альбомы. Индийская скульптура. Ещё про Индию. Оппаньки! «Лезвие бритвы»! Что-то на английском. «Телесно-ориентированная психотерапия». Или я неправильно перевёл? А это что такое? На глянцевом корешке непонятная надпись. Не английский, не немецкий и не французский. Их я распознаю моментально.
Вытащив книгу не без труда, она сидела плотно, я её открыл. Язык странный, с какими-то точками и закорючками над буквами. Страниц пятнадцать такого текста и вот первая иллюстрация.                                                                                                     На хорошем цветном фото стоящие рядом мужчина и женщина. Совершенно обнажённые, в спокойных естественных позах. У обоих волос внизу нет, поэтому всё видно очень хорошо.  Не худые, не толстые, не атлеты.  Груди у женщины маленькие, круглые. У мужчины тоже всё нормальных размеров. На полях фото непонятные надписи, от них стрелки к разным частям тела...
Я перевернул страницу.  Но же самое, только вид сзади. Следующая страница ... и пошло. Пара занималась тем же, чем мы с тётей Олей, но как же они интересно это делали!                                                                                                                                               На каждой странице поза была другой. Иногда та же поза была снята несколько раз, в разных ракурсах. И не очень длинные тексты внизу страниц. Книга была довольно толстая. Я быстренько заглянул в самый конец и стал вникать: страница за страницей.

Совсем уж наивным я не был. Что такое порно я знал. И что такое обнаженная натура в искусстве – тоже знал. И знал, вернее думал, что знал разницу между ними, поэтому в Ленинграде в Летнем саду смотрел на юных провинциалов, хихикающих и тычущих пальцем с скульптуры, как на  недоумков.  А один мой одноклассник притаскивал на собирушки целую папку. Там были игральные карты – явно самодельного исполнения, черно-белые, паршиво отпечатанные – с голыми тётками. Вырезки из каких-то журналов. И просто фотки, замыленные настолько, что с трудом можно было разобрать, что там.    Приятели сопели и потели над этим убожеством.                                                                                                                                                                    А две неразлейные подруги, подкрались сзади и подсмотрели. На их рожах изобразилось величайшее отвращение.

- Какая гадость!

- Мерзость и дрянь!

Потом у Димки были большущие неприятности.  Да-с, школьная дружба.

Но здесь было другое. Шикарного качества изображения, явно студийный свет. Даже можно себе представить схемы освещения. Я наблатыкался по журналу «Советское фото» и на занятиях фотокружка.  Автор снимков совсем не хотел возбудить «плохие мысли». Он явно старался хорошо показать и объяснить. Вот бы ещё прочитать. В целом это похоже на...

- Пракситель, где твоё зубило? Где мрамор, чтоб ты изваял                                                                         
Красавца юного, нагого, что знаний жаждой воспылал?

Книга моментально захлопнулась.
Тётя Оля явилась во всём ослепительном великолепии своего сияющего тела и озорной, до невозможности, улыбки. Куда там этой селёдке из книжки. Мои мысли она прочитала безошибочно.

- Теория всегда суха, малыш, а древо жизни - вот оно. И на него ты уже лазил.  Ну, как тебе урок? Не скучно?

- Неужели это уже всё? Тут ( демонстративно полистал страницы) ещё столько неосвоенного материала.

- Не всё сразу, обладатель могучего кортика. Учебный материал будем усваивать вдумчиво и неторопливо.

- Неужели в Венгрии прямо так продают такие учебники?

 Прекрасные глаза выразили удивление.

- Ты весь сделан из сюрпризов. Откуда ты знаешь венгерский?

- Заглянул в конец, где выходные данные. Будапешт – это Венгрия. А как она к Вам попала? Такие не пропускают через границу.

Она прошлась по комнате.

- Логично. И очень... перспективно, скажу я тебе.

Она расхаживала с задумчивым видом.  Движения её были... ну как это сказать... обычными. Как будто она была полностью одета.

- Ты садись, поболтаем.

Я плюхнулся на тахту.                                                                                                                                                    

Она что-то поправила на полке.

- Я тебя знаю давно, но оказывается, совсем с тобой незнакома.   Эту книгу мне подарил один дипломат. Привёз в своём багаже. Их же не проверяют.

- Дипломат? В нашей глуши?

- Да, он приезжал ко мне на уроки. У него были очень серьёзные проблемы и никто не мог ему помочь. Я – сумела. Научила. Он уже не думает о самоубийстве и прочих глупостях. Женился и успешно делает карьеру.

- Кажется мне начитает пониматься. Вы - как Таис?

- Наверно больше как Эрис. Или Ирума. Но то сказка. А в жизни всё сложнее и хуже, Контик. Сразу не поймёшь... Ты ещё ребенок. Но ты не ребенок, ты старше самого себе и старше многих давно не ребёнков. А уж умнее...  Ты знаешь, сколько людей жутко мучаются и умирают даже,  просто от того, что что-то не сработало, не так сложилось, не так их воспитали, не то узнали, а узнали неправильно? Или их не так учили. Не так лечили.

На её лице появилась совсем необычное для неё выражение: злость, ненависть.

- Мужчины и женщины. Даже дети. Их жалко. Им можно и нужно помочь. Можно вытащить. Но нельзя! Нельзя! Понимаешь, нельзя отобрать у них несчастье! Это противоречит высокой, мать её, коммунистической морали! Страна победившего идиотизма! Быть всю жизнь несчастным, излучать несчастье на всех, кто рядом, гнить в дурдоме, сдохнуть... и с собой утянуть. Это пожалуйста! А стать счастливым – низзя, безнравственно.

Она уже металась по комнате, задыхалась... А я смотрел, слушал, восхищался ею. Нет, не так. Я экстизировал от восторга. И начинал понимать.

Она остановилась. Выравняла дыхание. По изумительному телу пробежала волна, ещё одна.  Возникла тётя Оля. Давно знакомая и почти родная.   Упала на тахту рядом со мной.

- Что-то я развоевалась. Прости, малыш. Накопилось. Ты меня разрядил. Ещё немного, и пробило бы кондюк. Спасибо тебе, милый.

Она нежно поцеловала меня куда-то в спину. Куда смогла достать.

- Как ты?

- Никак. Думаю.

Я встал и тоже прошёлся по периметру комнаты. Начало заметно темнеть. Дождь, вроде прекращавшийся, зашумел сильней прежнего.

-Тётя Оля, какая у вас необычная обстановка.

- В каком смысле?

- Во всех. Но я сейчас про мебель.

- А! Всё ждала, когда спросишь. Это моя.

- Спасибо, что не чужая!

 - Смешной. Моя – я её придумала.

- Как это? Правда, интересно. Так красиво. И удобно.

- Мне эту квартиру определили давно. Я пришла, сняла установочные размеры. Подумала, посчитала, порисовала. Сделала по всем правилам чертежи...

- Сами?

- Сама. Я что – не инженер? Потом в столярном цехе мне всё сделали, привезли и помогли собрать. Конечно, дала на лапу, но не очень много. Они с меня тоже кой-чего имеют. Халтурят по-страшному. А у меня в лаборатории много чего полезного есть. И я умею не только с бумагами. Сочиняю им клеи, лаки.

- А почему у Вас нет стола? Вдруг гости...

- Есть. Под окном стоит. Ты недавно сидел на нём мокрой задницей.

- Ой! Я даже не понял, что это стол. Извините.

Сливаясь с подоконником стояло что-то плоское, деревянное, ничем не выделяясь среди прочего дерева в этой комнате.

- Раздвигается на пять или десять персон. Да успокойся ты. Об него сигареты на спор тушили. Полиуретановый лак. Его сам черт не берёт. Музыку любишь?

 - Да.

- Какую?

- В такую погоду – Шуберта.

- Как это музыкальная школа не отшибла тебе вкус? Слева, да - в углу, сдвинь дверку. Да, эту.

За дверкой оказался очень приличный музыкальный центр. 

- Крайнюю клавишу. Жми, не бойся. Шуберт не Шуберт, но Поля Мориа нам хватит надолго.

Она  потянулась к телефонному столику, вернее, к выступающей полке, где стоял телефон и что-то там покрутила. Загорелся не очень яркий, тёплый свет.

Это надо представить себе этот фантастический разговор.                                                                                                                             На бордового цвета простыне сияла невероятной красоты нагая женщина. Играла негромкая нежная музыка. Я стоял в нескольких шагах от неё, тоже совершенно голый, и любовался ею. И не надо было прятать глаза. Ни к чему прикрываться.

- Иди ко мне, малыш. Полежим ещё немного, поиграемся.

Я мгновенно оказался рядом с ней, а  мои руки занялись её восхитительной грудью.

- Знаешь, как правильно целовать женскую грудь? Не спеши, это не вымя, а ты не доильный аппарат. Кончиком языка осторожно нажми на сосочек. Теперь чуть сильнее, так. Оближи его и вокруг. Медленнее и... именно так. Ты чудо, малыш!  Забирайся на меня. Ты тяжёлый, но это так сладко...

Вспышка за окном, удар грома и звонок телефона грянули одновременно.  Ещё один тёти Олин секрет. Она  что-то нажала у себя за головой и голос бабули вернул нас с грешных небес.

- Олечка, ещё раз здравствуйте! Я знаю, вы рассудительная девушка и не отпустили Контика домой через этот ужас. У нас на улице пол-метра воды! Это же кошмар! Я узнавала, даже такси не ездят! Милая, у меня к вам такая нескромная просьба... я не решилась бы Ввс так затруднять, но этот ураган. Это стихия! Можно Контику остаться у вас до утра? Да, я знаю, что у вас только одна комната. Ну, постелите ему что-нибудь на полу. Он здоровый крепкий мальчик. Увидите, ничего ему не сделается. Правда, он очень застенчивый. Может у вас есть какая-то ширма?

Мы оба чудовищным усилием воли сдерживали смех. А тёте Оле ещё надо было говорить спокойно и непринужденно.

- Да, вы правы, Берта Григорьевна, это просто стихийное бедствие. Разумеется, Контик останется у меня. Я что-нибудь придумаю, как устроить, чтобы ему было хорошо.

Я скатился с тёти Оли и обеими руками зажал себе рот. Если они проговорят ещё минуту, я лопну.

- Не волнуйтесь, Берта Григорьевна. Я обязательно дам ему на ночь чай с молоком. Спокойной Вам ночи.

Как от нашего хохота не разлетелась на панели эта пятиэтажка, не понимаю до сих пор. Слава советским строителям!                 Это была та ещё истерика!  Я свалился с тахты и, хохоча, катался по полу.

Тётя Оля уже не могла смеяться. Она обеими руками держалась за живот и тихо стонала, не переставая слегка икать между стонами. Потом она как-то переместилась на кухню и вернулась оттуда с двумя чашками воды. Одна досталась мне. Правда, большая часть освежила мне грудь снаружи, но что-то удалось проглотить.                                                                                               В комнате воцарился месье Мориа. Из прочих звуков присутствовали слабые дыхания и редкие всхлипывания.    В конце концов мы окончательно успокоились.

Обратив ко мне залитое слезами и, не исключено, что соплями, лицо, тётя Оля почти спокойно изрекла:

- Да, это был не камешек. Это была дробь.

Помолчала.

- У нас не лица. У нас хари.  Хари нужно умыть. Ты – на кухню. Я – в никитарий.  Двинули.

Я управился первым. И устроился в уютнейшем кресле.

Тётя Оля пришла чуть позже. Именно пришла: спокойно и непринужденно. Села в кресло напротив. По дороге прикоснулась к чему-то на полке и свет стал обычным.  Похоже,  выключатели она понатыкала везде.

 - По-научному это называется катарсис. Души наши очистились и достигли гармоничного покоя. Тоже справедливо и для тел. Ты со мной согласен?

- Вполне.

- Моча здорового человека практически стерильна.

Мне удалось не покраснеть.

- Молоток! Уважаю. Общение со мной идёт тебе на пользу. Милая застенчивость очень хороша и украшает. Если играть её правильно. Запомни её и иногда входи в образ. Равным образом хамство и жлобство – в исключительных случаях необходимы и применимы. Но только как ultima ratio и под строжайшим контролем собственной истинной натуры. Которая у тебя очень хорошая, Контик, очень. Нахальство – совсем другое, свойственное тебе от природы. Очень полезное при незлоупотреблении. Ты понял, что такое ultima ratio?

 - Да. Ultima ratio regum.

 Она сидела, свободно закинув нога на ногу и теперь заложила руки за голову, откинулась в кресле и внимательно смотрела на меня.

 - Вундеркинду верю. И что ты думаешь?

 Я бросил взгляд на быстро темнеющее, залитое водой окно.

 - Думаю, что вы очень любите ходить голышом.

 - А ты?

 - С сегодняшнего дня.

 - Ты прав. Я дома всегда такая. Прихожу и сбрасываю к чёрту тряпки. А то, что видна через окно... мне как-то...  Но сегодня из-за ливня тебя не видно. А если кто ухитрится разглядеть, пусть завидует.

 - Ухитрится?

- Ага. На пятом этаже напротив живёт молодой инвалид. Он ждёт меня со здоровенным биноклем. Мне он не мешает. А ему... Может быть единственное в жизни удовольствие.

- А во время ваших  уроков?

- Пока не знаю. Я же здесь живу совсем недавно. Даже ещё новоселье не отметила. Твои приедут, обмоем моё жилище. Пока я тут всё устраивала и выстраивала. Еще пилон надо установить.

- Это вон та труба?

- Она самая. Идеальная физкультура для женщины. Фонда со своей аэробикой может идти непролазной тайгой.

- Даже не знал.

- Интересная штука. Совершенствует тело, а не уродует, как все эти «спорты». Многие считают, что это только для стриптиза, но шли бы они той же тайгой. Не вижу в стриптизе ничего плохого. А похабным можно сделать даже вальс-бостон.

- Стриптиз? Вроде слышал. Что это?

- Танец с раздеванием. Артистка выходит на сцену нормально одетая и танцует эротический танец. Постепенно снимает с себя одежду, медленно обнажается, пока не раздевается до конца. Когда остается голой – аплодисменты и конец номера. Иногда стриптиз исполняют на пилоне. Это особенно красиво. Я тебе покажу. Но не сегодня. Сегодня уже не впечатлит.

Я засмеялся.

- Ты что?

- Вспомнил бабулину ширму и чай с молоком. Стоп!

 Я вскочил с кресла.

 - Это значит...

- Это значит, что пора перекусить.

- Это значит, что у нас будет ночная смена! Ура!

- Черт побери! Вот бы у всех школьников такая тяга к учёбе.

Я сделал вид, что страшно обиделся и надулся.

- Я вам не «все».

Она  ласково улыбнулась и сказала очень серьёзно:в
- Да, ты не «все». Ты другой. Как я. Спасибо этой буре. Может быть, мы никогда об этом не узнали бы.

- Тётя Оля?!

- Для того, чем я занимаюсь, нужны особые способности. Иначе трудно удержаться на... Женщина может превратиться в проститутку. Мужчина – в бабника или ещё хуже, в жиголо. Гадость.  Ты знаешь, я не беру денег за свои уроки. Ни от кого, никогда и нисколько.   Заведующая лабораторией – это весь мой доход. Связи, услуги... книги... Или ничего, если кому-то очень плохо, и только я могу.

- Вы не всегда можете научить женщин. Вы женщина. Одноименные полюса.

- Да. А если притягиваются, то слишком трудно бывает понять: это природа или надо спасать.

- С мужчинами такое бывает тоже.  Нужно решить: учительница, учитель или просто объяснить и успокоить.

- Контик, ты мне нужен!  Не только мне.

Я понял её взгляд за окно. На сколько лет я повзрослел за этот день?

- Вы мало учите женщин. Знаете...

- Я пока мало знаю. Но мы вместе.

Она встала с кресла, прошлась. Как она прошлась!  Все мои гормоны, которые во время нашего разговора разбрелись кто куда, моментально заняли свои места по штатному расписанию и объявили боевую тревогу.

- Тётя Оля, мы продолжим урок?

- Что ты меня зовёшь всё время «тётей»? После того, что мы с тобой тут вытворяли.

- После того это особенно потешно. Кроме того, если я перейду с вами на ты после ночи или буду путаться – то так, то так,  не знаю, как бабуля, а родители мгновенно станут на уши. Оно нам надо?

- «Сухое Вы...».  Рита явно догадывается, чем я занимаюсь. По крайней мере, от её имени ко мне приходили двое. Очень тяжелые. Я справилась. Но точно она ничего не знает. Я строжайше запрещаю своим ученикам разглашать мои методы.

- И они все честные-пречестные!

- Они забывают.

- Значит мама послала вас меня проверить. Почему это я за девчонками не бегаю?!

- Я же сказала: она только догадывается. Я же не африканский колдун, чтоб вызвать дождь.

- Я слышал по радио: надвигается мощный циклон.

- Я тоже слышала.

- Ладно. Через неделю у меня день рождения. Торжественно выпьем на брудершафт и перейдем на ты.

- Ну, ты, вундербоб, гроссмейстер чертячий! Ты уже на сколько ходов вперед просчитал?

- Терпеть не могу шахматы.

- Слишком абстрактно.

- Но учиться будем.

- По какой программе?

Она подошла к зеркальному шкафу и обеими руками потянула боковые створки. Они открылись до половины и получился самый настоящий трельяж во весь рост.  Стала перед ним и замерла в классической позе женщины, любующейся собой. У меня аж дыхание остановилось.                                 
Я подошёл сзади, прижался к её спине, хотя это оказалось непросто, и взял в руки её изумительные груди.

- Боже мой, Контик! Какие мы с тобой красивые!

Я наклонился к самому её уху и тихо сказал:

- По педагогической.

                  *  *  *
Продолжение обязательно следует.