- 1
Они сидели на крыльце дома, на почерневших от времени деревянных ступеньках. Сидели и плакали, не стесняясь слёз.
- Какая же ты дурочка, - прижимая к себе худенькое тело жены, подбирал слова Алексей. - Чего ты хотела этим доказать, кого удивить?
Галя молчала, содрогаясь мелкой дрожью, словно от холода. На неё было жалко смотреть: на лице ни кровинки, посиневшие губы сжаты, как у обиженного ребенка, волосы космами; ночная сорочка не прикрывала коленей, на одной ноге несуразный шерстяной носок, на другой - ничего.
- Ты бы о детях подумала, - размышлял вслух Алексей, а сам никак не мог оклематься после пережитого ужаса. Его трясло, как с бодуна. - О Ленке бы вспомнила, о Максимке, о матери - Наталья Григорьевна этого бы не пережила! Да ведь и я тоже не каменный!
Но видно есть Бог. Есть! Не проснись Алексей по нужде, не загляни в сени — случилось бы непоправимое! Галя уже выбила из-под ног табуретку и как кукла болталась в петле. Натянутая струной бельевая верёвка была привязана на потолке за какой-то крючок — и всё решали секунды.
Обезумев от увиденного, Алексей догадался подхватить жену за мокрые от мочи ноги и приподнять вверх — вонзившаяся в шею удавка ослабла. Галя задёргалась, будто через неё пропустили электрический ток, схватилась одеревеневшими пальцами за верёвку, сама вытащила голову из петли и картофельным мешком рухнула на плечо мужа.
- Родненькая, зачем ты так-то?
Галя не отвечала, словно потеряла дар речи.
- Слышишь меня?!
Она посмотрела на него пустым, отсутствующим взглядом.
- Скажи что-нибудь?
Он крепко, словно желая убедиться, что жена с ним рядом, живая, держал её за маленькую, как у ребёнка руку и целовал ободранные в кровь о китайскую верёвку пальцы:
- Дурочка... Зачем так-то... Да погасим мы этот чёртов кредит, погасим! Подумаешь сто тысяч! Не сто миллионов! Я завтра съезжу к брату, займу. У Сашки деньги есть - он мужик прижимистый, - не веря самому себе, развивал мысль Алексей. - Да если на то пошло я у нашей директорши попрошу. А что? Так, мол, и так, скажу, Марина Николаевна, попали мы с супругой в долговую яму, никакой жизни от коллекторов нет! Всё, как есть расскажу: и про угрозы по телефону, и про кирпич, влетевший ночью в окно... Марина Николаевна — женщина понятливая, войдёт в положение... Галь, ты только не молчи!
А Галя молчала. Не плакала, не вздрагивала, а просто молчала. И от этого молчания делалось страшно.
- Если бы той ночью, когда эти сволочи кирпич зафитилили, я трезвый был, то своими руками их порвал! Это надо додуматься! Хорошо, что никого не было на кухне?! Наталья Григорьевна любит там «Дом-2» по телику смотреть.
Тревожно было на душе у Алексея, зябко, словно осенним ранним утром.
Он понимал, как веревочка ни вьется, а кончик найдется. Не сегодня, так завтра, через неделю, через месяц. Но обязательно. Было ясно, что не из-за одного долбанного кредита жена хотела на себя руки наложить!
Всё сложнее. И страшнее. Видно, сердцем почувствовала, что он налево ходит. Догадалась, что не случайно он по утрам бриться стал, каждый день носки меняет, дорогую туалетную воду купил — не наблюдалось раньше за ним такого. Выходит, сам себя сдал.
А может стукнул кто про его роман с директоршей. Поганенький у нас народ, завистливый: никто со свечкой не стоял, а здороваются и смотрят с ухмылочкой, словно его отношения с Мариной Николаевной в программе «Прямой эфир» всей страной обсуждали. Мужики в гараже смеются, что хороший левак укрепляет брак. Но не вешаться же из-за этого?
2
Алексей Мякишев хорошо помнил день, когда главный механик, как обычно пожав ему руку, игриво произнёс:
- Слыхал, Воловиков уволился? На повышение пошёл — в администрацию района. У него там тёща работает. Пристроила зятя водилой заместителя главы.
- Большому кораблю — большое плаванье, - отреагировал Алексей. - У Воловикова на лбу написано начальство возить.
- Эт точно. С его пробивным талантом везде без мыла влезет, - усмехнулся механик. - Что ему какая-то администрация района, через год мы его в гараже правительства области увидим!
- Пашка - водила классный.
- Дурачок, неужели не врубаешься? Боярыня тебя на его место сажает!
Боярыней на предприятии за глаза звали генерального директора Марину Николаевну Морозову, женщину не то чтобы красивую, сколько яркую и современную.
Всегда ухоженная, модная Марина Николаевна несомненно выглядела моложе своих пятидесяти с хвостиком лет. Любила пошутить, посмеяться, демонстрируя шикарные белые зубы, из-за которых в конторе было сломано немало копий, потому как одни полагали, что они вставленные, а другие были уверены, что настоящие. В любом случае, Марина Николаевна оказалось женщиной «зубастой», которой палец в рот не клади, потому как несмотря на все экономические передряги последних лет, сумела удержать вверенное ей мебельное производство на плаву.
Вот только личная жизнь у Боярыни не задалась. Супруг, майор милиции в отставке, лысый, толстый, как пивная бочка, дядька беспробудно пил; детьми вовремя не обзавелись — и всю свою нерастраченную энергию Марина Николаевна расходовала на работе. Алексей понял это с первого дня, как только пересел с «Газели» на престижный «Киа Церато». Ровно в семь утра его серебристый седан уже поджидал пассажирку возле подъезда, а обратно доставлял не раньше шести вечера.
Поначалу Мякишев, словно незадачливый ученик перед учительницей робел перед Мариной Николаевной, демонстрируя трудовое усердие. Думал только о работе: куда лучше поставить машину, где заправиться, как миновать пробки. На директоршу старался не смотреть. Хоть и замечал у неё обновки, улавливал шлейф новых духов, всё равно молчал, соблюдая субординацию. Знал место: она - генеральный директор, он - простой водила.
Но Марина Николаевна, как руководитель, ещё до конца не оторвавшийся от народа, держалась с ним, словно с дальним родственником. Советовалась, когда что-то покупала, интересовалась его мнением о происходящем на предприятии, ненавязчиво делилась подробностями личной жизни. Как-то даже рассказала об очередном запое мужа, во время которого тот упал и сломал себе палец руки. Зачем рассказывала? Наверное, хотела выговориться, чтобы было полегче тащить груз семейных неурядиц.
Алексей слушал внимательно, не перебивал. Лишь изредка, сочувствуя добавлял: «Да уж!»
- А кому сейчас легко? - заливисто, как девчонка, смеялась Марина Николаевна. И казалось, что в глазах у неё пляшут озорные бесенята. - Полагаю, ещё не выпил мой благоверный свою бочку вина, раз каждый день прикладывается, видно, боится не успеть! Может показать характер и дать ему под старую задницу пинка? Пусть катит к своей маме в Новосибирск, как ты думаешь?
- Вам, Марина Николаевна, виднее, вместе жизнь прожили, - не зная, как угодить начальнице, лепетал Мякишев. - Но вы бы не рубили с плеча-то...
- Да, хватит тебе, Лёша, «выкать»! Я немного старше тебя.
3
На «ты» они перешли через три дня после того разговора.
За высокие показатели в производственной деятельности и многолетний доблестный труд Марину Николаевну наградили Почетной грамотой губернатора. Вручение проходило в областном центре, в художественном музее, возле которого из-за столпотворения служебных машин было невозможно припарковаться. И всё же Мякишев умудрился подвести начальницу, как барыню к центральному входу, после чего укатил на автостоянку к ближайшему супермаркету.
Часа три спустя Морозова позвонила ему на сотовый:
- Лёша, подъезжай к ресторану «Белый медведь»! Знаешь, где это?
- Найду, - ответил он, понимая, что домой раньше девяти не вернётся. Тогда он не догадывался, что попадет к супруге только в половине третьего ночи!
Марина Николаевна, счастливая, сияющая, с букетом шикарных цветов поджидала его возле «Белого медведя».
- А теперь газуй к супермаркету! - скомандовала она, усаживаясь на заднем сиденье. - Надо что-то купить для продолжения банкета!
Судя по тому, как директорша выбирала алкоголь, мясные нарезки и деликатесы, гулять она собиралась до утра. Мякишев катил продуктовую тележку, а прижавшаяся к нему Марина Николаевна без умолку рассказывала о награждении и последующем банкете. Со стороны их можно было принять за счастливых супругов или любовников, что в общем-то было не далеко от истины.
- Лёш, сумки с продуктами отнеси в кабинет, - выбираясь из иномарки, обронила Морозова. И вместо того, чтобы ехать домой, Мякишев потащился в контору. Настенные часы в приёмной показывали половину девятого.
Он не любил контору, поднимался на второй этаж только при необходимости. Но против начальства даже Александр Матросов не решился бы идти. Мякишев затащил пакеты с продуктами в директорский кабинет и хотел тихонечко свалить. Не вышло.
- Садитесь, Алексей Иванович, как шутит наш прокурор! - осадила его Марина Николаевна. - Вы ром «Капитан Морган» пили?
- Как-то не приходилось.
- Сейчас попробуете, - директорша по-хозяйски достала два хрустальных бокала. - Настоящий ямайский ром, видишь, с чёрной этикеткой!
Мякишев растерялся.
- Так! - строго посмотрела на него Марина Николаевна. - Ставишь машину в гараж и быстренько к столу! Всё понятно? Одна нога здесь, другая — там. И никаких отговорок. У меня тоже семья, муж... Посидим немного, обмоем губернаторскую награду — и до домам. Я такси вызову.
Ром оказался крепким и горьковатым, а губы Марины Николаевны — мягкими и сладкими. А всё потому, что первым делом они выпили на брудершафт — и перешли на «ты». И хотя Мякишев ещё путался между «вы» и «ты», дальше пошло, как по маслу. Они пили за честных и скромных людей, которых осталось так мало (всего двое), за то, чтобы их желания совпадали с их возможностями. При этом Мякишев так осмелел, что предложил свой тост:
- А давайте, Марина Николаевна, выпьем за то, чтобы мы с вами...
- Не с вами, а с тобой, - поправила Морозова.
- Чтобы мы с тобой шли ночью по улице и на нас напали деньги! А мы не могли от них отбиться!
После тоста за любовь у них всё и случилось. На дорогом кожаном диване. Под портретом Владимира Владимировича Путина.
4
- В долг берёшь чужие деньги, а отдаёшь свои, - по-стариковски поджав губы, воспитывала зятя тёща. - Говорила вам, дуракам, не послушали! И что в итоге? «Держи, фашист, гранату!» Вчера кирпич в окно бросили, завтра — дом подпалят!
- Да ладно вам, Наталья Григорьевна, без вас тошно.
- А в три часа ночи домой возвращаться не тошно?
- У меня ненормированный рабочий день, - оборонялся Мякишев.
- Знаем мы эти ненормированные дни, наслышаны. Никакого стыда у тебя нет, Алексей! Смотри, догуляешься: потеряешь Гальку — другой такой не найдешь! Как раньше говорили, носи на руках ту, у которой к тебе есть чувства, иначе придётся всю жизнь носить ту, которая с тобой ради выгоды.
Всё это Мякишев хорошо понимал и лишний раз старался не рисоваться с директоршей перед людьми. Марина Николаевна тоже не афишировала их отношения. Но в конце рабочей недели просила Алексея отвезти её на дачу. Там, на втором этаже деревянного домика, у них обычно всё и происходило. На широкой итальянской кровати.
Когда жену уволили с фабрики по сокращению, Мякишев долго думал, сомневался и всё же решил обратиться к Морозовой с просьбой пристроить Галю на комбинат хоть кем — только бы деньги платили. Загадал, если директорша откажет - уйдет с должности водителя. Разговор начал издалека:
- Марина Николаевна, слышал, что у нас дворничиха уволилась.
- Нашла тёпленькое местечко в Сбербанке.
- А нельзя ли мою супругу взять? Галя под сокращение попала — второй месяц без работы, а нам надо кредит гасить.
- Пусть приходит, но никаких поблажек: метлу в руки -и чтобы всё сияло!
- Спасибо, Марина Николаевна.
Три дня Алексей жил с ощущением победы и чувством гордости — помог жене. Но увидев Галю возле конторы в стоптанных резиновых сапогах и чёрном халате, чуть не задохнулся от жалости к ней. Надо было, дураку, просить у директорши местечко получше. Но как попросишь, если даже ставку уборщицы пожизненно закрепили за тёщей главного механика?
И только Галя вроде бы смирилась со своим новым положением, как к ней замдиректора Идрисов стал клеиться. Руслан Халиевич. Отец троих пацанов. Знает, что Галина — жена Мякишева, а всё равно с шуточками-прибауточками лезет. Алексей об этом сам вряд ли узнал - мужики открыли глаза. Смеются: смотри, Лёха, Халиевич на твою бабу запал, а он своего не упустит!
Мякишев устроил супруге допрос с пристрастием: что да как? И хотя ничего серьёзного не случилось и случиться-то не могло (не на ту кобель запал), червь ревности не давал Алексею покоя. А любое сомнение не тольконе снимает проблем, а наоборот полностью забирает покой. Вдруг этот ушлыйРуслан что-нибудь разнюхает про его отношения с директрисой и в отместку ляпнет Галине! И Алексей не придумал ничего оригинальнее, чем поделиться своими мыслями с Морозовой:
- Марина Николаевна, я заметил, что ваш зам к женскому полу не равнодушен.
- Руслан Халиевич такой! - рассмеялась Морозова. - Мужику за пятьдесят, а как мартовский кот. Секретаршей у нас, помню, Верочка Бурова работала, девушка весёлая, незамужняя. Так этот прощелыга ей проходу не давал — пришлось уволиться. Скажу по секрету, какое-то время он и ко мне клинья подбивал, но понял, что не в моём вкусе и угомонился.
- А уволить его нельзя?
- Нельзя! Фамилия Идрисов тебе, Лёша, ничего не говорит?
- Прокурор района у нас Идрисов...
- Умница, сам ответил на свой вопрос. Идрисов Эдуард Халиевич — младший брат нашего Идрисова. Зачем нам проблемы?
- Может ему как-то намекнуть, чтобы к супруге моей не цеплялся?
- Старый конь борозды не испортит, - хохотнула Марина Николаевна. - Шучу конечно. Сам намекни — или ты не мужик? У меня своих забот выше крыши!
5
Галя была хорошей женой и надежным тылом Мякишева. Она любила его, как умела, как могла, по настоящему. Всегда стремилась к тому, чтобы им было хорошо. Чтобы муж и дети были сыты и ухожены.
Как и по каким рецептам она наловчилась вкусно готовить оставалось загадкой, но за что бы она ни бралась — всё у неё получалось. Если солянка, так лучше, чем в ресторане. Если борщ, то настоящий, наваристый, что ложка стоит. Пирожки пекла — одно загляденье: румяные, пухленькие, а попробуешь — оторваться нельзя. И студень умела делать, и варенье варить.А на зиму сколько разных заготовок навертит, что мыши в подвале пищат, жалуются, что из-за банок протиснуться негде. И в кого только такая умелица? Явно не в матушку свою, Наталью Григорьевну, у которой только язык хорошо подвешен.
С первых дней семейной жизни Галя сделала правилом, чтобы в доме была чистота. Есть свободная минута — тряпку в руки и пыль протирать. Ребята со двора придут — обязательно всю обувь им перемоет и высушит. Алексей с работы вернётся — и ему подошвы ботинок вымоет. В выходные всё выстирает, высушит, выгладит. Как-то из-за её чрезмерного усердия даже курьез случился. Алексей джинсы на рынке купил, а Галина на них утром стрелочки утюгом навела - мужики в гараже неделю смеялись. Что тут скажешь? Простая женщина, не избалованная, каких половина России.
Была, правда, у неё одна отдушина - карты. Наталья Григорьевна рассказывала, что отец её с пяти лет научил в карты играть. В «Акулину», «Зассыху», «Пьяницу». А когда дело до «Дурака» дошло, маленькая Галюшка стала отцу нос утирать и «погоны» вешать. Запоминала, какие карты вышли из игры и в какой последовательности и настолько азартной была, что всех мальчишек во дворе обыгрывала. Зная пристрастие супруги к картам, Алексей в шутку предлагал сыграть вечером партейку «на раздевание». И всякий раз оставался в одних трусах.
Вот и на этот раз, чтобы хоть как-то отвлечь Галю от случившегося, он достал с серванта колоду карт, сел на кровать поудобнее и позвал жену:
- Забьём «Дурачка»?
- Сдавай!
Проиграв три партии, Алексей рассмеялся:
- Эх, не везёт мне в картах — повезёт в любви!
- Кто бы сомневался, - холодно заметила Галя.
- На кого ты намекаешь?
- Сам знаешь...
- Какая у меня может быть любовь, если я с утра до ночи на работе?
- Я и говорю про работу.
- Дурочка, неужели ты думаешь, что у меня с Мариной Николаевной...
- Не думаю, а знаю...
- Может и в петлю из-за этого?
- Алексей, меняй работу!
- Галя, радость моя, злые языки нарочно сплетни распускают, чтобы нашу семью разрушить!
- Ты сам всё разрушил!
- Сам?..
- Лёша, не строй из себя дурачка!
- А кредит?!
- Меняй работу!
Спать легли врозь.
Галя пристроилась к дочке на диване. Алексей - на кровати, но уснуть не получалось. Он хорошо понимал, что завтра надо что-то делать. Но что?
Если писать заявление об уходе, то они оба в два счёта останутся без работы.
Если не подавать, то он останется без Гали! И в обеих случаях до конца жизни им ютиться в старом тёщином доме.
* * *