Мохито

У мохито в стакане есть одна отрицательная черта – после трех глотков начинаешь посасывать воздух. А примешивать к мелодии ночного прибоя свинские звуки…

Из белого песка сочился жар. Днем он обжигал. Теперь просто усердно грел опущенные в песок ноги, скользил по голеням и бедрам, ласкал живот и грудь и обнимал шею в жарком объятии. Легкий, едва ощутимый соленый ветерок помог ему обнять все: белые домики среди выстроившихся в ряды пальм, давно опустевшую детскую площадку и синий бассейн, синеву которого никто не беспокоил.
Слово «потный» зависло в голове под камышовой крышей пляжного бара. Я тихо усмехнулся, облизнул успевшие высохнуть губы и пробежался глазами по Мириам.

Шоколадный мальчик в белом спешил к нашему столу. Видно, он так и не решился попросить бармена сотворить очередной божественный мохито – в ведерке для льда. Стакан не спасал. Прежде чем пошелестеть трубочкой в льдинках, погоняя по кругу листики мяты, хотелось прижаться к большому запотевшему телу. Потом пошелестеть, немного оттягивая желанное мгновение. И, наконец, жадными губами коснуться ласкающей свежести с привкусом хмельного мятного солнца.

Мириам в плетенном кресле. Прикрытые глаза. Пляжное платье светилось белым на темной бронзе все еще красивого тела. Все тот же ветерок покачивал локон выцветших за неделю, все еще каштановых волос. Малюсенькая ракушка купленного вчера ожерелья спряталась в сладкую щель все еще пышной груди.
Это уже было.

– Вспоминаешь? – В свете тусклой лампы синева все еще яркая и пронизывающая.

– Да.

– Жалеешь?

– Боюсь.

– А! Ну-ну! – Мириам поднялась из кресла и, разбрасывая крепкими ногами белый песок, побрела к морю. Как тогда.

 
У барной стойки о чем-то смеялся мой лучший друг.

Она никогда не будет моей.

Жаль. Все еще…

*  *  *

Наперегонки

Аыыы! Ян ныл. Отрывисто хлебал воздух. И ныл. Как маленький. Захлебывался в слезах и соплях и ныл. Как тогда, когда бабушка последний раз глазами улыбалась ему. А он крепко держал руку и не смог удержать ее.

Ты теперь мужчина! Ты мужчина! – От этих слов отца ему становилось легче.

Oстрый, серый от влаги песок в перемешку с кровью разлетался по сторонам. Как оно могло? Выбросило это чудо на берег. Он ненавидел любимое море.

Но вновь мчался к нему, черпал его завязанными трусами, несся к этому сильному, беспомощному, отливающему синим серо-серебристому телу и обливал накинутую на него футболку. В телевизоре видел, как это надо делать. Последняя струйка лилась в длинный узкий рот, сверкающий рядами белых зубов.

Вместе со словами отца в голове звучал голос матери: глаза – это зеркало души. В этом большом он ничего не мог разглядеть. Вернее, там было что-то влажное темное. Все реже и реже просвечивалось синее. И этот утихающий свет подгонял. А прохладный ветер колючими песчинками подстегивал мальчишескую наготу.

Успеть! Только бы успеть! Разорванные, изъеденные солью пальцы снова впивались в мокрый песок и выбрасывали его из канавки, которая должна была стать каналом к спасительной влаге, плещущейся в нескольких метрах. Мысль пришла, когда Ян попытался потянуть морского жителя за хвост. Дом далеко. Он кричал, молил о помощи, но никто не отозвался. Только провинившееся море внезапно утихло.

Я успею! Обязательно успею! Песок и вода. Песок и вода. Ян рыл и бегал. Песок и вода.

Откуда в человеке столько слез? Судорожно глотая воздух, Ян видел падающую слезу. Но она упала не в песок, а на маленький зеленоватый, по краям вспененный язычок, на мгновение появившийся меж колен. В прыжке Ян выпрямился и повернулся к морю. Оно стремилось к нему плавными полными надежды волнами.

Откуда в человеке столько сил? В ход пошло все – ступни, колени, локти и израненные руки. Песок отступал. Зависшие в воздухе над выемкой канала крылья широкого хвоста слегка дрогнули. Еще один душ на футболку. Боясь причинить гостю из моря боль, Ян набросил трусы на основание хвоста и бережно ухватился за него. Тонкие коричневые от загара ноги воткнулись пятками в мякоть пляжа.

Аааааааа…! Все дрожало от напряжения. И серо-серебристое тело скользнуло в канавку, медленно заполняющуюся водой. В едва заметном вздрагивании хвоста Ян ощущал чужую жизнь, переданную в его руки, и тянул из последних сил, чтобы сохранить ее. Ноги ныли и работали, пытаясь найти опору в зернистой каше. Падал. Вскакивал. И тянул.

Словно осязая надежду в прибывающей влаге, невероятно красивое существо слабыми волнистыми движениями начало помогать ему. И вскоре мягкая волна накатилась на них обоих, укрывая Яна по пояс, а гостя – или уже не гостя? – полностью. Когда она отступила, послышался звук выдоха, сопровождаемый маленьким фонтаном. Вторая волна забрала его с собой.

Ян всматривался в плавно волнующееся море в надежде увидеть друга.

Совсем рядом, из зелени пучины вдруг вынырнул крылатый хвост и играючи ударил по ней. В воздух взметнулись тысячи изумрудинок и весело окатили Яна. Соль счастливых слез смешалaсь с солью моря. Теперь они плакали вместе. Ян и море. От радости, кричащей к небесам.

А небо ответило громом. В нем слышалось громкое-  Мужчина!

                        *  *  *