Когда-нибудь и я отправлюсь следом.
Всяк одинок, и путь его неведом,
в пространстве и во времени разъят.
Но как бы ни казалась хороша
чужой страны желанная нирвана,
в урочный час из мест обетованных
усталая потянется душа
обратно в бесприютную обитель,
откуда все мы.
Где теперь нас нет.
Лишь запоздалый сумеречный свет
струится по заброшенной орбите.
Где после нас — космическая глушь
и
неслышный вздох:
— Спасите наши души…
* * * * *
ХАРЬКОВ ОСЕНЬ 1992
между Мельбурном и Парижем
тыщи
километров
не ближе
но
только одно
маленькое пепелище:
ворох осенней листвы
увы
дотла нами выжжен
от золотых гор
воспоминаний
пронизанных светом
серой золы горсть
где-то
между Мельбурном и Парижем
***
Когда друзей сомкнётся тесный круг
и от вина затеплятся бокалы,
я соглашусь довольствоваться малым,
чтоб осознать не сразу и не вдруг:
ещё не вечер, и не так он узок,
круг избранных товарищей моих.
Покуда единение храним —
душа светла и дело не в обузу.
И можно ничего не опасаться,
ведь снова подфартит наверняка.
Нам пребывать блаженными, пока
есть окликать кому и откликаться.
***
«…и грустную песню
заводит,
о родине что-то
поёт».
Музыка не выходила. И вот,
каждый листок подбирая на ощупь,
ветер свою пятерню запустил
в мягкие кудри берёзовой рощи.
Где-то в посёлке у крайних ворот
чистосердечно баян загрустил.
Исподволь начал. Протяжно. Негромко.
И ничего-то мудрёного вроде нет.
Да подхватила двухрядная хромка:
что-то забытое, что-то о родине.
И всколыхнулось такое во мне!
Что-то о родине… что-то о ней…
То ли омылась душа от корысти,
то ли и впрямь, наконец, рассвело
от прописных замусоленных истин?..