МОЙ БУЛГАКОВ

(«Мастер и Маргарита», главы 1, 2, 13, 16, 19, 20, 21, 32, PS)

В ЧАС НЕБЫВАЛО ЖАРКОГО ЗАКАТА...

(глава 1. Никогда не разговаривайте с неизвестными)

В час небывало жаркого заката,

На Патриарших, на аллею, словно сон,

Блестя коронками из платины и злата,

Зловеще ухмыляясь, вышел он.

И страх стелился маревом туманным,

Вдоль по аллее, тихой и пустой,

И всё казалось мертвенным и странным,

Пронзая всем сердца иглой тупой.

Берет свой заломив за ухо лихо,

Под мышкой с чёрной тростью, подошёл,

Присел он на скамейку рядом тихо,

И речь свою престранную повёл.

О смерти и о Понтии Пилате,

О дьяволе, Христе, и о душе,

О Боге, об Иммануиле Канте,

Но вдруг все поняли, что сумерки уже

И что вода в пруду уж, почернела,

И на небе уж, белая Луна,

И голова уже торопится от тела,

И Аннушка уж, масло разлила...

***

В БЕЛОМ ПЛАЩЕ С КРОВАВЫМ ПОДБОЕМ... 

В белом плаще с кровавым подбоем,

От боли не в силах поднять уже взгляд,

В крытую колоннаду, оцепленную строем,

Вышел прокуратор Понтий Пилат.

О, розового масла запах ненавистный,

И эта неотступная, мучительная боль,

И взгляд бродяги, полный укоризны,

И эта неприятная, и тягостная роль

Не проще было бы, изгнать его с балкона

И приказать повесить, и скорее во дворец,

На ложе пасть, не сдерживая стоны,

И пса позвать, забыться, наконец.

А может, враз покончить с этой мукой

И яду сладкого спасительно испить,

Прервать набат пульсирующего стука,

И разорвать в висках мучительную нить

Но стихло всё. И боль ушла в мгновенье,

И вновь бродяги голос прозвучал,

Даря покой, и умиротворенье,

И возвращая всё к началу всех начал.

Но, Боги! Как опасны его речи,

И как он мало ценит жизнь свою...

И вот, уж давит крест ему на плечи,

И вот, в запястья - гвозди ему бьют

Но смерть поправ, придёт Его бессмертье,

И слава, и невидимая власть,

Что сквозь хулу, мученья, лихолетье,

Ему поможет - нам спасеньем стать.

Но также - стал бессмертным прокуратор,

Всесилья своего - бессильный, жалкий страж,

Спаливший Храм, подобно Герострату,

В крови навек омывший белый плащ...                        

***

ОНА НЕСЛА В РУКАХ ЦВЕТЫ...

(глава 13. Явление героя)

Она несла в руках цветы,

И тон их - жёлтый и тревожный,

Презрев всё то, что невозможно,

Блеск одинокой красоты

В мир отражал. Подобно сну,

Минуя тысячи прохожих,

Так мы, средь фонарей, похоже,

Заметим ясную Луну

На потемневших небесах,

Что жертвенно и одиноко,

Несёт свой крест, послушно року,

Кому любовь, кому и страх.

Вот, и она, сорвав покров

Со всех немыслимых запретов,

Дарила отблеском рассвета,

В закатных сумерках - любовь.

И вот, совсем не о цветах,

Она теперь заговорила,

И в ней была такая сила,

И одиночество в глазах...

***

И ВНОВЬ ВЕСНОЙ ВЫХОДЯТ НА БУЛЬВАРЫ...  

(глава 13. Явление героя)

И вновь весной выходят на бульвары,

На площади, на улицы, на крыши,

Последний мёрзлый день заткнув за пояс,

Шальные ведьмы, ждущие любви.

Вослед им льются голоса гитары,

И нежный голос скрипки тоже слышен,

И на мотив чарующий настроясь,

Орут, весну встречая, воробьи

Притягивая взгляды восхищенья,

Под солнечными нежными лучами,

Раскрыв свои улыбчивые чары,

Глаза прищурив томные свои,

Сметая все заботы и сомненья,

Вновь с жёлтыми тревожными цветами,

Выходят на весенние бульвары

Шальные ведьмы, ждущие любви...

***

СОЛНЦЕ СНИЖАЛОСЬ НАД ЛЫСОЙ ГОРОЙ...

(глава 16. Казнь)

Солнце снижалось над Лысой Горой,

С конным и пешим - двойным оцеплением,

Перед невиданной жадной толпой,

Жаждущей крови, снедаемой рвением

Видеть мучения, слёзы и смерть,

Слышать предсмертные крики и всхлипы,

С жадностью дикой - смотреть и смотреть

Зрелище - даром, за так, за спасибо.

Все поднялись в несусветную рань,

Чтоб насладиться, взирая на казнь

Солнце снижалось над Лысой Горой,

Огненным шаром давило на землю,

Испепеляющей адской жарой,

Всё приближая к горенью и пеплу,

В пламени адском сжигало людей,

Жадных, жестоких, коварных и подлых,

С тех достопамятных, тягостных дней,

И до сегодняшних, им же подобных.

Солнце сожгло всё вокруг. И толпу,

И всех людей - пригвоздило к столбу...

***

ЗА МНОЙ, ЧИТАТЕЛЬ...

(глава 19. Маргарита )

За мной, читатель! Кто тебе сказал,

Что нет на свете - настоящей, вечной

Любви? - Открой, мой друг, глаза,

Расправь - понуро сломленные плечи

И пусть лгуну - да отсекут его язык

За гнусные сомненья и наветы,

Коль не увидел - истинной красы,

Которой наша жизнь лишь согрета

Так, в полнолунье - в роли госпожи,

Хозяйкой бала - страшно быть, поверьте,

Но душу дьяволу спокойно заложив,

Она спасла любимого от смерти,

За мной, читатель, следуй лишь за мной,

Пусть я прослыть мечтателем рискую,

И пусть её клянёт любой другой,

Я покажу тебе любовь - и лишь такую...

***

ЛУНА В ВЕЧЕРНЕМ ЧИСТОМ НЕБЕ...

(глава 20. Крем Азазелло)

Луна в вечернем, чистом небе 

Висела белым фонарём,

Деревьев призрачные цепи,

Роняли тени за окном.

А за задёрнутою шторой,

Свет электрический пылал,

Она ждала - вот крем, и скоро

Придёт пора, девятый вал -

Волной накроет с головою,

И вознесёт под облака,

И под безумною Луною -

Откроет город свысока.

И вот, свершилось, за спиною

Призывно грянул телефон.

«Невидима! - И чёрт со мною,

Скорей на бал, из дома вон...» 

***

НЕВИДИМА И СВОБОДНА...

(глава 21. Полет)

Невидима и свободна! Невидима и свободна!

Невидима и свободна...Прекрасен её полёт!    

С копною волос блестящих, в сияньи Луны холодной,

Стрелой рассекая воздух, стремится - вперёд, вперёд.

Беззвучно по переулку, ныряя меж проводами,

Летунья плывёт по небу, из города, мимо, прочь,

И реки машин, и кепок - плывут по земле рядами,

Не ведая, что творится - над городом в эту ночь.

Над мерзостью этих будней, трусливых, пустых людишек,

Погрязших в грехе постыдном, распявших опять Христа,

Летит над страной огромной, страной лагерей и вышек,

Страной островов ГУЛАГа. Средь грязи - она чиста.

Летит, обретя свободу, почти облаков касаясь,

Вдыхая зарю, туманы, росу, и мерцанье звёзд,   

И мудростью, и покоем, и радостью наполняясь,

Невидима и свободна... Не пряча счастливых слёз...

***

БОГИ, БОГИ МОИ...

(Глава 32. Прощение и вечный приют)

Боги, боги мои! Как земля та грустна!

Как грустна вечерами земля!

Так последняя плачет зима иль весна,

И туманы сжигает дотла

Тот, кто долго пред смертью терзался, страдал,

Знает эту тяжёлую грусть,

Тот, кто землю покинуть решил навсегда,

Бросит всем: «Ничего, ну и пусть»

Оставляя без жалости здесь всё, что есть,   

В этой жизни, теперь - всем чужой,

Избавления ждёт, и зовёт к себе смерть,

Только в ней и найдёт свой покой

И таинственных чёрных коней оседлав,

Скачет вдаль, где его уже ждут,

И за миг промелькнёт многих лет череда,

Там - прощенье, и вечный приют...

***

А ВОЛАНД - СЛАБОВАТ ДЛЯ САТАНЫ...

(P.S.)

«... так кто ж ты, наконец? Я - часть той силы,

 что вечно хочет зла и вечно совершает благо».

***

И Воланд - слабоват для сатаны,

И выходки - смешны, но не опасны

Для этой, Богом проклятой страны,

В плену коммунистической заразы

Что фокусы с деньгами в варьете,

И свиты уморительные рожи,

Коль весь народ, распятый на кресте,

Им вовсе не замечен был, похоже

Всего одна скатилась голова

Виновного, но даже и не очень,

«Врагам народа - смерть!» - гудят слова

По площадям, кровавым многоточьем

Жестокости и подлости парад,

Над всей страной, где вечно длится осень,

В Москве тридцать седьмого - сущий ад,

А дьявол там - не Воланд, а Иосиф

И лишь одно он благо совершил,

Как на него теперь ни посмотрите,

Он спас для нас, от самых тёмных сил,

О Мастере роман, и Маргарите...

***

ЧТОБЫ ЗНАЛИ...

(P.P.S.)

«Чтобы знали...» /М. Булгаков/

***

Чтобы знали... помнили об этом,

Как страдал, и как любил он,

И зимою жил, как будто, летом,

И свободным в рабстве был постылом

Чтобы знали... помнили потомки,

Что за время пережил когда-то,

Как мерзавцы, нелюди, подонки

Мучили, глумились над талантом

Чтобы знали... чтоб не повторилось,

Чтобы ожидать не довелось им

Деспота спасительную милость,

И из душ не вынимать занозы

Чтобы знали... чтоб не забывали,

Как измена ждёт в прихожей сводней,

Чтобы из вчерашней гнусной дали

Не вернулось прошлое сегодня

Чтобы знали... помнили об этом,

Правду, сквозь слои архивной пыли,

Чувство вечное, что было им воспето,

Чтобы знали... помнили, любили!

P.P.S.

Как рассказывала Елена Сергеевна, среди последних
слов мучительно умирающего Михаила Булгакова,
произнесённых им в ответ на её клятву опубликовать
«Мастера и Маргариту», были: «Чтобы знали»...