Поэт ВАЛЕНТИН ГОЛИНЕНКО
(в интернете публикуется впервые)
Уважаемые островитяне!
Предлагаю Вашему вниманию сборник стихов замечательного поэта Валентина Голиненко (1954- 2014)
Мне довелось общаться с Валентином непродолжительное время, когда мы в 80-х годах работали вместе в центральной заводской лаборатории Иртышского химико-металлургического завода. Этот крупный , немного угловатый парень с грубоватым, как будто рубленым топором лицом, поражал всех резко контрастирующим с его внешностью мягким характером, своей готовностью откликнуться на любую просьбу о помощи. Лишь немногие знали, что в то время он учился в Московском литературном институте им. Горького и писал очень лиричные, берущие за душу стихи. Его произведения можно было прочитать в известных журналах «Октябрь», «Сибирские огни», «Студенческий меридиан», но он не афишировал свою литературную деятельность. В конце концов коллеги всё-таки узнали о ней и были горды, что рядом с ними работает такой замечательный поэт. Однако это никак не отразилось на характере Валентина, и он по-прежнему оставался простым, скромным и добродушным человеком без тени зазнайства.
Вот что Валентин с долей иронии писал о себе:
Да, бываю небрит.
Ладно, джинсы потерты.
И уж точно - прикид
не от Ив Сен-Лоран.
И парфюм не парижский,
поди они к черту.
Но не жлоб и не циник,
пардон и шарман.
Если есть перегар,
то была и причина.
Если бабки водились, то бабы вились.
Просто ветер -
и просто
влюбленный мужчина:
Просто сердце в порезах,
а так - зашибись...
Так случилось, что в дальнейшем наши пути разошлись, и я ничего не знал ни о судьбе Валентина, ни о его творчестве. А весной этого года в разговоре с бывшими коллегами по лаборатории, я узнал, что Валентин скоропостижно скончался 26 февраля. Его друзья постарались собрать наиболее интересные стихи в одном сборнике, который я и предлагаю Вашему вниманию. Очень хочется верить, что , как и я, Вы не останетесь равнодушными к его творчеству, а публикация его стихов на нашем сайте послужит отличным памятником этому замечательному поэту.
Константин Беркович
БИОГРАФИЯ ВАЛЕНТИНА ГОЛИНЕНКО
Голиненко Валентин Григорьевич родился в 1954 г. в киргизском г. Кара-Балты.
Школу закончил в поселке Первомайском Шемонаихинского района Восточно-Казахстанской области. Учился в Томском политехническом институте. Первое свое стихотворение напечатал в 1978 г. в областной молодежной газете. Некоторое время работал редактором новостей Восточно-Казахстанского областного телевидения.
Много лет работал электрослесарем на Иртышском химико-металлургическом заводе.С 1999 года по 2014 работал наладчиком КИПиА в заводчкой лаборатории ТОО "Иртышская редкоземельная компания".
Стихотворения Валентина Голиненко печатались в журналах «Октябрь»,«Сибирские огни», «Студенческий меридиан», в альманахах и коллективных сборниках «Молодая гвардия-83», «Томь», «Истоки» и др.
Заочно закончил литературный институт им. Горького.
Валентин Голиненко скончался 26 февраля 2014 года.
* * *
ВАЛЕНТИН ГОЛИНЕНКО
ЛИНИЯ ЛЮБВИ
2010г.
I
ЯБЛОКО В ЛАДОНИ
* * *
И тогда его не было, этого слова,
А эфир был прозрачен и чист.
Ни теней, ни оттенков. Поверхность. Основа.
Чистый холст и нетронутый лист.
Но мгновения малого спелая долька
Прорастала, как семя в земле...
Только холст на подрамнике шатком и только
Чистый лист в колченогом столе.
Но ложится мазок, но слетается строчка
На основу - на холст, на листок.
И родится не слово, а лишь оболочка:
Пятна красок и вымарки строк.
* * *
Угар необратим и неминуем -
И запах твой почую - и сперва
С открытых губ срываю поцелуем
Бесстыжие -
И нежные слова.
Да, задыхайся! Задыхаюсь тоже.
Да, прячься в тень опущенных ресниц!
А я найду - по выдоху, по дрожи,
По взлету крови, всполохам зарниц.
Гуляка-ветер - по небу, по роще.
Он трогает и пьет тебя - и пусть:
Он не соперник, я смелей и проще,
Я все, что хочешь, знаю наизусть!
Я знаю, как уснуть и не проснуться -
От пули, от любви и от тоски,
Как жаждут губ целующих коснуться
Набухшие
И твердые соски.
А Млечный Путь - ночная заварушка -
Течет меж губ, на языке горчит.
Мобильник твой - изящная игрушка -
Вне зоны оператора молчит.
Надламываясь, падают антенны
В далеких невозвратных городах.
Заходятся пожарные сирены,
И путаются крики в проводах.
И скопища галактик - по спирали -
Летят, накренясь в чертову дыру.
И жизнь летит, и выживем едва ли,
Но жив пока - я сроду не умру!
И ты со мной. Горячая, живая,
Горячечная - полымя и зной.
И поцелуй, как рана ножевая,
Как пуля, остановленная мной.
И взгляд зеленый застит поволока.
Глаза ничуть, нисколько не хитры.
А где-то рядом, далеко-далёко,
Сгорают сопредельные миры.
* * *
Прохладное, как яблоко в росе,
Тяжелое, как яблоко в ладони,
Катилось солнце по речной косе,-
Его губами пробовали кони.
Я снова здесь - и снова я о том,
Что чистый воздух густ и неподвижен,
Что в этом чистом воздухе густом -
Прислушайся - черемух шелест слышен.
Безветренно, а листья шелестят.
Черемуха склоняется напиться.
И не похож на прежние закат -
И тоже никогда не повторится.
Ух, как хотелось время одолеть!
Остановить, переупрямить в муке,
Чтобы себе, как есть, запечатлеть
Все эти краски, запахи и звуки.
Чтоб ясное, как яблоко в росе,
Прохладное, как яблоко в ладони,
Катилось солнце по речной косе,
Его губами пробовали кони.
* * *
Эта осень красна и любима.
И я зря до сих пор полагал,
Что без нас поджигает рябина
Голубую листву по логам.
Все забыл...Научи меня снова
Разговору деревьев в ночи,
Колдовскому отравному слову,
От которого жар, научи.
Зашумело холодное пламя
Под немыслимый шелест и свист,
Инверсируя, тянет над нами,
Круто к берегу падает лист.
И закат. И горят, не сгорая,
Звезды черной полыни в ночи,
И песок золотой извергая,
Закипают в оврагах ключи.
Угощай же каленой рябиной,
Чтобы губы студил холодок,
Чтобы вновь опалил их
Глубинной
Родниковой воды кипяток.
Он горяч, он сродни поцелую,
Выжигай же на сердце моем
Рубцеватую вязь ножевую:
Любим - значит живем!
Чтобы шумное рыжее пламя,
Чтобы темную воду пруда
Так увидеть - твоими глазами-
Чтоб уже не забыть никогда.
Ночь
Искры сыплются с клена
Догорать на песке.
Ночь темна и студена,
Как вода в роднике.
За оврагом, за рощей,
В лешачьем бору
Ветки ягоды волчьей
Воют, как на ветру.
Филин ухает, или
Зыбью поле взялось,
Или эхо забыли -
В камнях прижилось.
Иль во млечной, туманной
Зге ночного огня
Кто-то близкий и странный
Кличет-ищет меня.
Где сбежались дороги,
Наш очаг не погас,
От любви и тревоги
Ты проснешься сейчас.
* * *
Индикаторы вспыхнут, алея.
Спит вахтер, а машина - свое:
На зеленом экране дисплея
Появляется имя твое.
Чуть гудят электронные блоки,
Формируя - то плуг, то копье...
Гибнут земли, минуют эпохи,
Мягко светится имя твое.
Пыль, полынь, табуны на экране,
Запах солнца во тьме этажа.
Эхо множит протяжное ржанье,
По ночным коридорам кружа.
Амазонка, богиня, девчонка,
В золотых волосах - ремешок...
Сон
Мужчине приснился о чем-то,
Но о чем - он припомнить не мог.
Синим утром по снегу, по инею
На работу придет программист.
Он почувствует - пахнет полынью.
Но экран будет темен и чист.
Двое
По эту сторону - сосна,
По ту - еще одна.
И от другой сосны
Сосна
Рекой отделена.
Течет река сквозь времена,
Сквозь камень и песок,
К сосне - сосна,
К сосне - сосна:
Лесок, еще лесок.
Ливень
Захотел, чтоб ливень был - и тотчас
Заходили тучи ходуном,
И клинок - сверкающ и отточен -
Саданул в пространстве проливном.
Ай да ливень! Чем-то мы похожи,
Посреди июня и цветов
Мы с тобою молоды, он - тоже,
Он, как я, обнять тебя готов.
То пройдется рядышком да около,
То закружит - станете близки,
Платье твое легкое промокло,
Ягодами кажутся соски.
Милая! Нисколько не ревную,
Потому что вижу я - дразня,
С вызовом, открыто, напрямую -
Все равно ты смотришь - на меня!
Он умчит, следы позарастают
Зарослями вспененной травы,
Так я поцелую, что растают
Сахарные косточки твои!
Дальние потемки и зарницы,
Выдохшись, сольются в Иртыше.
Жмуришься, целуясь, а ресницы
Высохли от дождика уже.
* * *
Ты ли женщину эту во сне целовал,
Задыхался в полыни волос?
Ты ли трогал лица её светлый овал,
Так, что с привязи сердце рвалось?
Просыпаешься, куришь и смотришь во тьму,
Гонишь образ витающий прочь.
Или думаешь ты, что тебе одному
Она снится которую ночь?
Её дом и её сторожит тишина -
Неподкупный и преданный зверь.
Но во сне не тебя ль обнимала она -
И краснеет при встрече теперь?
Ночной рейс
Неподвижен в ночи самолет.
Бортовые огни-невидимки
Моментальные делают снимки:
Всякий их по-иному поймет.
Нагулялась метелица всласть,
И по крыльями глухо и немо:
Взвоет волк в обнаженное небо,
Звезды ссыплются в жаркую пасть.
За логами, за белой рекой,
За домами, за окнами дома
Занемела ладонь под щекой,
А ресницы парят невесомо;
Они долго летели мне вслед,
И они опустились устало.
Дай поправлю твое одеяло.
Поцелую. И выключу свет.
* * *
В сырой траве туман и земляника.
Через каких-то, может, полчаса
Проснется с шумом лесополоса
От птичьего предутреннего крика.
Послышатся черемух голоса.
Взмахнув крылами, кобчик воспарит,
Лопух смешно, по-курьи, встрепенется
И под шиповник розовый забьется.
И вспыхнувшее облако сгорит.
И легкий луч груди твоей коснется.
И это все мы знаем наперед...
Но объясни: какая все же сила
Сюда нас привела, остановила,
Встречать, быть может, тысячный восход
Заставила...И звезды загасила.
* * *
Речка - шельма, рыбацкая сводня,
Рассчитаюсь блесной золотой.
Пусть их, низко порхают сегодня -
Ко дождю - НЛО над водой.
Это ладно. Пусть катится валко
Зоревая гроза до утра.
Где невеста, речная русалка?
Позови, посидим у костра.
Тьма ночная завозится пуще,
Скрипнет камень, очнется волна,
И на берег из пены, из гущи
Выйдет, телом белея, она.
Её плечи покатые, наги,
Волос темен, темнее соска,
А в нем светятся капельки влаги
И тяжелые блестки песка.
Друг на друга посмотрим легко мы -
И тогда-то ударит гроза...
И увижу: знакомы, знакомы
Мне зеленые эти глаза.
В этом взгляде по-прежнему холод.
Отвернется, прикусит губу.
Ухнет сыч - и рассыплется хохот,
Вспыхнут желтые луны во лбу.
Речка, речка, листвой чернотала
Оморочила, Ведьма, и что ж -
Нааукала, наколдовала...
А забыть ничего не даешь.
* * *
Или не помнишь запрошлые лета:
Темень в студеном ручье, и потом -
Терем над логом, в окошке - газета
С передовицею о развитом
Социализме - взамен занавески,
Или маслята в сосновом подлеске,
Или березу под нашим окном,
Помнишь, не помнишь?
Но я не о том.
Оптика памяти несовершенна.
К линзам дождей и ручьев припади -
И углядишь, как шумят оглашено
Прежние грозы и те же дожди.
Или забыла запрошлые зимы:
Взвешенный иней в морозе крутом,
Печь - самоварку, огня пантомимы
Злого будильника грохот в шестом
Раннем часу? И во сумраке льдистом
Мы, обнимаясь, летели со свистом
Вниз по тропе, замороченной льдом -
И целовались.
Но я не о том.
* * *
Пала алая мгла
На закат, на румяна.
Из гнилого угла
Натянуло тумана.
К ночи слякоть и снег.
В поле темные знаки.
Попрошусь на ночлег,
А в ответ - ни собаки,
Ни души, никого...
Хоть бы мыши пищали.
А и надо всего,
Чтоб поленья трещали
В жарком зеве печи,
Чтобы угли алели.
Чтобы в гиблой ночи
И меня пожалели.
* * *
Откровенны глаза у голубы,
Не умеют они обмануть.
Зацелую ресницы и губы,
И колени, и грудь.
Зацелую, заставлю забыться,
Сладким стоном заставлю стонать:
Помни, горлинка, знай, голубица,
Улетишь - стану сниться и мниться,
Будешь век обо мне поминать.
А ведь ты улетишь! Ты такая,
Ты сякая - в глазах небеса.
Улетишь ты, рассвет рассекая,
За моря, за леса.
Всклень тоскою граненый наполню,
С ней, зеленой, смешается грусть.
Твои тайные родинки помню
Все - наощупь, на вкус, наизусть.
Там под кожею дышат тревожно
И пульсируют ревность и страсть.
И вино - и никак невозможно
Уцелеть и совсем не пропасть.
Но вино не избавит от жажды.
И не сможешь взлетать без любви.
Ты другого, чужого, однажды,
Как меня назвала, назови!
* * *
О любви на рассвете блажит воронье,
Только все это лажа, досада, вранье.
На плече занемевшем, в тумане волос -
Нелюбимая женщина. Ветер принес.
Это ветер и морок, и вся маета,
Это темень Вселенной в спираль завита,
Это шлялись деревья, им все не спалось,
И ломились в дома, и колечко вилось.
И гуляла сирень. И нам было темно.
А еще нам обоим все было равно.
Она спит - и ей руки мои не тесны.
На рассвете ей детские видятся сны.
А за окнами пух, тополиная мга,
И лешак с медовухой обходит лога.
И когда он доходит до края земли,
То шалеют спросонок цветы
И шмели.
И всем телом дрожит молодая
Сирень, -
И сиреневый отсвет ложится на тень.
И глаза открывает
Под грай воронья
Нелюбимая женщина - горечь моя.
* * *
Морось кромешная. Вечер.
Город почти незнаком.
Уличный бегает ветер
Шалым голодным щенком.
То он кидается в ноги,
То он вперед забежит.
Вижу, что нам по дороге,
Чувствую, как он дрожит.
А над крутыми домами
Хляби за нами идут.
Слепо склонились над нами
Окна, где свет и уют.
Мокрые стены все выше.
Морось и снег - пополам.
Птицы - под стрехи, по крыши,
Мыши - по теплым углам.
Пес мой, волчонок поджарый,
Что ты виляешь хвостом?
Самое время, пожалуй,
Вспомнить о самом простом,
Скажем, о доброй избушке
С жаркою печкой живой,
Да о пахучей горбушке
С чистой водой ключевой.
Рождение сказки
Наломаю сушняка - его навалом,
Хриплым голосом костер заговорит.
Над полуночной рекой, над черноталом
Чиркнет - наискось к воде - метеорит.
Неожиданно появится - и канет.
И глаза мои споткнутся на бегу.
Упадет стрелоподобный этот камень
На лешачьем, лягушачьем берегу.
Листья огненные с огненного клена,
Словно искры полетят. В ночную тишь
Старый филин захохочет удивленно
И упустит обезумевшую мышь.
И падению стрелы, её полету
Подивлюсь - и приглушу свои шаги,
Где по теплому, парному, по болоту,
Угасая, ходят черные круги.
Тихой ряскою затягивает юшку.
На рассвете оторвутся облака.
И придумаю я сказку про лягушку,
Про стрелу, да про себя - про "дурака".
Этюд
Освободив от уздечки,
Гладя коня своего,
Девушка
В медленной речке
Поит-купает его.
Не Амазонка - речонка:
На воробья глубины.
Не амазонка - девчонка:
Просто глаза озорны.
С гривы стекающий жемчуг
Руки прохладою жжет.
Что ему на ухо шепчет?
Что он так весело ржет?
Фыркает, тычется в темя,
Тоже хозяйку смешит.
Тихо
Вдоль берега
Время,
Камешки моя, спешит.
Лица меняет на лица.
Нет и в помине меня.
Плещет живая водица,
Девушка поит коня.
* * *
Холмистые степи, предгорья Алтая,
Пшеничного ветра волна золотая,
Полуденный зной над Убой голубой,
Девчонка, идущая рядом с тобой.
О, ты не смотрел, безнадежно пропащий,
Как змейкою вился к ногам поясок,
Как легкий, ромашковый, солнцем пропахший,
Её сарафанчик летел на песок.
С разбега тела свои в воду бросали,
И радугой брызги на солнце цвели,
И неодобрительно двигал усами
Премудрый пескарь на прогретой мели.
Вихры твои трогала прутиком ивы,
Глазами весь мир от тебя заслоня,
Хотелось шепнуть ей: - О, как вы красивы!
Но хмурился мальчик: - Отстань от меня.
И ты улыбался нелепо-нелепо -
Пропащий, сведенный девчонкой с ума.
Как белое облако с ясного неба,
Спускалась отара по склону холма,
Туманились дымкою гребни Алтая,
Шла полем пшеница волна золотая,
И вы отражались в Убе голубой,
И все это так и осталось с тобой.
* * *
Такие дни особо хороши -
И выдуманы, кажется, не нами:
Как сонный сом, уткнувшись в камыши,
Река едва шевелит плавниками,
А над скользящей пропастью воды,
Где чайка режет угол бирюзовый,
Гусиных крыл впечатаны следы,
Горящий лист планирует кленовый.
А дочка спит. Ей тихо у костра.
Трещит сушняк, и на ковер листвяный
Летят, летят - как завтра, как вчера -
То желтый лист, то алый, то багряный.
Ты дочку не буди, повремени,
Ей хвати на сегодня впечатлений,
Все в первый раз: и этот свет осенний,
И крик гусей, и то, что вы одни.
А снится ей, что где-то далеко,
За тридевять земель, за облаками
Есть этот берег, листья под ногами,
Есть этот свет, ложащийся легко,
Что так же, как сегодня, как вчера,
Нашептывая дедовы поверья,
Качаются высокие деревья,
И сладок дым и воздух у костра.
* * *
Все переменится наверняка,
Встреча - ты знаешь - разлука.
Все перемелется, будет мука:
Радость и мука.
Все перемелется - небыль и быль,
Птахи любовное соло.
Ветер поднимет холодную пыль,
Тоньше не встретишь помола.
Легкою птицею, скраденной влет,
В небе развеется выстрел.
Все перемелется...
Дочь подрастет.
Пыль с подоконника вытрет.
Выглянет в лето. Шмели на цветах.
Воздух колышется зыбко.
И - посмотри - на родимых устах
Наша с тобою улыбка.
Осенний вальс
В саду городском объявляется осень,
Она, молодая, меж кленов идет,
Янтарные свечи негаснущих сосен
По кругу, по кругу, по кругу ведет.
Светлы и сухи золотые аллеи,
Чуть-чуть горьковата листва на кострах,
Огонь петушится, метаясь, алея
И рвясь на клочки на веселых ветрах.
Зажгу, закружу молодую подругу:
В саду городском объявляется вальс,
И танец, летящий по кругу -
По кругу -
Особенно ладно выходит у нас.
Смелей, молодая, пусть звезды восходят,
Взлетая, как птицы-синицы с ветвей,
Пусть клены и сосны ветвями разводят,
Любуясь подругой красивой моей.
Пусть музыке в такт подпевают качели,
И крутится-вертится шарф голубой!
Пусть школьные тощие наши портфели
Заносит веселой осенней листвой...
А годы пройдут, пролетят без оглядки -
И как-то однажды, в негаданный час
Найду в ученической старой тетрадке
Кленовый листок -
И найду этот вальс.
* * *
Будет день, вероятно, погожий.
Десяти или менее лет
Спросит вдруг тебя мальчик-прохожий:
-Сколько времени?
-Мой ты хороший...
Оглянешься - его уже нет!
И пожмешь удивленно плечами.
Разобъется упавший ответ.
-Сколько времени? - вспыхнув очами,
Спросит юноша.
Брызнет грачами
Летний полдень, - и юноши нет.
Тяжелеет осеннее небо.
Гаснет мягкий рассеянный свет.
-Час который? - как страждущий - хлеба,
Спросит грустный мужчина...
Нелепо
Отвечать - и его уже нет.
Ты раскроешь фамильный брегет:
«Сколько времени?»
Времени нет.
* * *
К утру до костей отсыреем.
Но ливень уймется ночной,
Цветущею мятой, репеем
Заполнится берег речной.
Тебя восхитят на рассвете,
Пришедшие из темноты,
Пугливые, дикие эти,
Колючие эти цветы.
Качнется моторка,
Бортами,
Неслышно тумана черпнет.
С цветами простимся, а сами
Рванем на форсаже вперед.
Умчим в упоительном крене,
Увидим сквозь белую мгу:
В холодной воде по колени
Цветы на речном берегу.
Ты в город свой многоэтажный
Уедешь под свист поездов,
С тобою останется влажный
Слабеющий запах цветов.
Перрон будет тесен от люда.
И дрогнет, подавшись, вагон,
Так тихо он тронется, будто
На цыпочках тронулся он.
За окнами свет звездопада,
Грохочущие мосты,
Репей да цветущая мята,
Какими запомнил их ты.
* * *
Дождливы, послушай, июньские ночи,
До утра погожи:
В лесной полосе
Курятся плетеные гнезда сорочьи,
Осины стоят по колена в росе.
Вот так и запомнится это, как будто
Еще до рождения жили во мне
И теплая нота шмелиного гуда,
И чайка на серой Иртышской волне...
Обнимем коней,
Да по травам по росным,
По влажному, по золотому песку
Нас вынесут кони к взлетающим соснам -
На правом, обрывистом берегу.
И там, над обрывом, прохладен и сладок
С покосных лугов восходящий поток,
И взгляд улетает, и между лопаток
Протяжный, ознобный сквозит холодок.
Запомню, как чайки с волною играют,
Обрыв под ногами качается, крут,
А волны, на стрежне родясь, не стихают
У берега дальнего -
Полем идут.
О, все я запомню, поскольку не вечен
На этой планете в космической мгле,
Поскольку есть утро, поскольку есть вечер,
Поскольку мне выпало жить на земле.
* * *
Рад рассветной летней воле,
Сивка - тоже рада.
За Ульбой светает поле -
Не хватает взгляда.
Свежей сыростью речною,
Пахнут черноталы,
Облака над Бухтармою,
Точно угли, алы.
Холодок шершавит кожу.
Воздух пью, как влагу.
Распрягаю, не стреножу
Тихую конягу.
Травы тянутся высоко.
Полосну косою -
Брызнет синяя осока
Соком и росою.
За Ульбой светает поле -
Не хватает взгляда.
Ничего не надо боле.
Ничего не надо.
* * *
Овечьи тропинки по склонам логов,
Горячая пыль под ногами босыми,
Летящее небо темно от кругов,
Которые коршун рисует на сини.
Глаза на мгновенье закроешь - и вдруг -
Все то же: лога, пропыленные степи,
Овечьи тропинки, темнеющий круг,
Который рисуется коршуном в небе.
* * *
Тишина - и та уснула:
Ночь - ни края, ни конца.
Свежей сыростью пахнуло
Возле самого лица.
Гаснут угли постепенно.
Звездным светом занесен, -
Сплю иль нет? - попеременно
Сон и явь, и явь и сон.
* * *
И побродишь по белому свету,
И войдешь в травостой голубой,
И вернешься на эту планету -
К шалашу над вечерней Убой.
И тогда повезет: среди ночи
Налетит и разбудит гроза.
Зыркнут ягоды алые волчьи,
Словно стаи голодной глаза.
Быстрый ливень ударит о камни,
О бегущую пропасть реки,
И заходят в потемках кругами
По воде окуней плавники.
А когда изорвется на клочья
Грома беглого рокот глухой,
Всё не гаснут - ни ягода волчья,
Ни шиповник - от ветра сухой.
И под кровлей, трухлявою, ветхой
Не слышны ни звезда, ни зверье,
Только тополь неловкою веткой
Все скребется в жилище твое.
* * *
Здесь так хорошо: одиноко.
Попробую воду - тепла.
Течет моя речка Протока,
Течет, как и прежде текла.
Налимов на шивере прячет
Да моет песок золотой,
Течет, как и прежде, а значит,
Ничто не придумано мной.
Плеснется вода к подбородку,
На остров я вброд перейду,
Разбитую временем лодку
В замшелых корягах найду.
На ветхие доски присяду,
Поверхность воды задрожит,
И непостижимое взгляду
Пространство меня закружит.
И дружбы, и ссоры, и лица,
И земли, где жить довелось,
Успеют в волне отразиться,
В которой все видно насквозь.
* * *
Куплю билет и выйду на перрон,
На ежедневный праздник расставанья,
Куда сошлись, как рельсы, расстоянья -
Со всех сторон - под сень вокзальных крон.
Куплю билет и выйду на перрон,
Где счастливы бесчисленные встречи.
-А ты куда?
-Туда...Ариведерчи:
В сем мире много солнечных сторон.
Куплю билет.
И выйду на перрон.
Как к самому обыденному чуду,
Жить без тебя - привыкну.
Все забуду.
Тебя забуду, как далекий сон.
Куплю билет. Открыты все пути.
Так думал я.
Любимая, прости.
II
СИРЕНЬ - ГУЛЁНА
* * *
То ли дерево где-то упало,
Прошумело подбитым крылом,
Или сердце толкнуло устало,
Повернулось неловким углом.
Или время замешкалось малость -
На мгновение:
Не торопи.
Красным яблоком солнце сорвалось,
Закатилось в сухие репьи.
Его завтра мальчишка отыщет
И к губам поднесет его...Но -
Кинет в небо,
В два пальца засвищет,
И взлетит, будто голубь, оно.
* * *
Мой поселок прозрачен, как роща весною,
За домами - по кругу - степной окоём,
И нередкие ветры, летя стороною,
Завернут, залетят - и останутся в нем.
И когда мой поселок в ночи засыпает,
И уходят, покачиваясь дерева,-
Разрывая асфальт и бетон, проступает
И вскипает над камнем степная трава.
Густо пахнет полынь,
И ковыль серебрится,
Лунный свет неподвижен и призрачно желт,
И седая сова, одинокая птица,
Над обрывом садится
И ночь стережет.
Растворяются линии улиц во мраке,
Фонари обращаются в звезды и дым,
И заходятся лаем цепные собаки -
Это запах медведя мерещится им.
Может все и не так...
Просто ветры ночные
В маркакольских ущельях, в степях погуляв
Долетели сюда, и проулки сквозные
Закружил, закружил
Запах солнечных трав.
* * *
Я тоже просыпался на заре
От криков петушиных на дворе,
От звяканья ведерок у колодца,
От пахнущего яблоками солнца,
От грохота трамваев поутру,
От стекол, дребезжащих на ветру.
Я вскакивал: будила мошкара
У черного остывшего костра...
От радостных иголочек по коже -
Тоже.
* * *
И не снег еще, и не
Леденцовый ледок:
Белый праздничный иней,
Первый зимний цветок.
На уставшей, опавшей,
Сгоревшей дотла,
Листве отпылавшей -
Зима расцвела.
И, ветвями колышим,
Воздух белит виски:
Словно свадебных вишен
В волосах лепестки.
* * *
Люба-Любушка, Любава,
Спой, как прежде иногда:
-Для тебя любовь - забава,
Для меня любовь - беда!
Но теперь - по краю пенья -
Даже как бы невзначай,
Эти два местоименья
Ты местами поменяй.
Было время - порезвился,
Много видывал харизм.
И во мне такой развился
Развитой максимализм,
Что к любому, злясь и мучась,
Я ревную фонарю.
И за что мне эта участь?
Господи, благодарю!
Я и жив, сказать по-русски,
Тем, что я живу любя,
Что ревную даже к блузке,
Обнимающей тебя,
Люба-Любушка, Любава,
Моя поздняя звезда,
И любовь ты - и забава,
И отрада - и беда.
Сирень - гулёна
I
Над огоньками сигарет
И самокруток
Большой полет семи планет,
Начало суток.
Когда семерка свет прольет
На своды склона,
Гуляет ночку напролет
Сирень-гулёна.
Такие разные огни -
Им не смешаться.
Сирень-сирень, охолони,
Дай отдышаться.
Моя подруга так юна -
И мне не пара.
От своего, сирень, она
Сгорит угара.
Она сгорит в твоем огне
Легко, влюблено.
Сирень, сирень, что делать мне,
Сирень-гулена?
Меня швыряет в забытьё,
Как в прпасть лодку,
Да имя летнее её
Сжигает глотку.
Но ничего не говорит,
Не отвечает:
Сирень, сирень - сама горит,
Сама сгорает.
II
Между тем, любимая, светало.
Снова мы учились говорить.
Жаркая - ты все ещё летала:
Падать продолжала и парить.
Падала - и веки прикрывала:
Чувственная, схваченная влёт.
И себя, наверно, забывала,
И меня, и полымя, и лед.
А когда взлетала, то светилась,
Как твои незримые крыла.
И все это длилось, длилось, длилось -
Миг един. А вот и жизнь прошла.
III
Утром тьма, ночью воля сама,
Запах женщины сводит с ума,
Очень юной и нежной, как вальс,
И совсем не похожей на вас.
Я влюблен, и ни духом, ни сном
Я не знаю о чем то ином.
Но четыре луны испокон
С четырех выплывают сторон,
А две стороны - морок и тьма,
А другие две - воля сама.
IV
Планета обернулась,
Сестра твоя проснулась,
И сразу видит - нету,
Нас нету у костра.
С ручьем поговорила
И чаю заварила.
И тлеет сигарета:
Нас ждет твоя сестра.
В глазах темно от света,
А ты ещё раздета.
На этом диком бреге
Чужих не видно глаз.
Взял палочку косую
И по воде рисую -
Тебя в цветах и неге.
А чуть в сторонке - нас.
V
Не зарекусь от сумы да тюрьмы,
Также от водки.
Не зарекусь ни от мужней жены,
Ни от свободной молодки.
Летнее имя, волчонок, юла,
Что с нами сталось?
Где ты сегодня - и завтра - была?
Имя осталось.
Не зарекался. Столбом в голове -
Ветер горячий.
Как нам гулялось по зыбкой траве
Темной, незрячей.
Как целовалось - от челки к ногам!
Как миловалось
В этом сиреневом зареве нам.
Что с нами сталось?
Мой это грех, ты ещё молода,
Так что не кайся.
Что не забудешь меня никогда -
Не зарекайся.
Стопки достану, наполню их всклень,
Чтобы не снилась.
Шла проходными дворами сирень
Да заблудилась.
VI
Темень в саду, однако
И на душе темно.
Тополь - еще гуляка -
Долго стучит в окно.
Что-то он шепчет, прочит,
Что-то видал в ночи,
И рассказать мне хочет...
Тополь, дружок, молчи.
Тополь, я знаю это:
В нетях твоих теней
Снилось, что до рассвета
Снова я пробыл с ней.
Так же сквозили тени,
А на краю земли
Молнии крали темень,
Ливень стоял в пыли
На нетверезых лапах.
Так же знобил искус
Слышать сирени запах,
Знать поцелуя вкус.
Я не стыдился, тополь,
Сказано, не шепчи,
Топай отсюда, топай,
Тополь, дружок, молчи.
VII
Вот почудилось: так уже было...
Эта женщина, это вино.
И тогда меня так же любила,
Все точь-в-точь, только очень давно.
Тот же свет отражали обои,
Ночь входила сквозь стены тайком,
Пели саксы, гитары, гобои,
Млела музыка под потолком.
Это ж надо такому случиться -
Как смешались мои времена!
Но зачем у вас разные лица,
Непохожие столь имена?
И зачем я все тот же, все те же
Поцелуи и вкрадчивый свет?
И зачем уже прежней надежды
В этом сердце взлетающем нет?
VIII
Всей душою и плотью грубою,
Не с того, что хмельна она -
Не любую хочу, а любую:
Не воды хочу, а вина.
* * *
Все нормально идет - сикось-накось:
Переулки, деревья, столбы.
На ладонь свою гляну - и на кось:
Сикось-накось кривая судьбы.
Я и так это знал. Отчего же
Воздух жарок и ветер высок,
Сквозануло металлом по коже -
И толкнуло под левый сосок?
Я давно это знал: все на свете
Вкривь и вкось. И напиток горчит.
Штоф порожний на мятой газете,
Как пизанская башня, торчит.
Все нормально. Так птица в полете,
Зверь ночной и бродячий цветок -
Все вы рыщете, все вы плывете,
Все вольны вы на выбор дорог.
Все легко! Но какая ж неволя
Мужика закружила впотьмах?
Обжигает глоток алкоголя,
И черемухой ветер пропах?
Вот ладонь, видишь, кожу срывая
Ножевая, в грязи и в крови,
Рубцеватая жизни кривая -
Тянет к чистому пульсу любви.
* * *
Прикурил от последней спички,
Вынул фляжку и взял глоток.
Из заморенных фифок дички,
Морщась, выжал зубами сок.
Вот и ладно. И в самом деле,
От себя не уйти в бега.
Не покинуть печи Емеле -
И не хочется ни фига.
В этой роще лафа воронам,
Рощу ветры насквозь прожгли.
Черный катится грай по кронам,
Откликаются журавли
Выгнет спину река, по коже -
Дрожь, как рябь по воде. Потом,
Лица птиц на ветру похожи
На твое лицо в налитом
Этим светом - тумане, дыме,
В листьях прелых, сухой траве,
В паутинах, в ветвях меж ними -
И в хмельной его голове.
Все к утру позабудет напрочь,
Лишь уронит башку на грудь.
Жаль костра не оставил на ночь,
Да чего уж там, как-нибудь.
* * *
Этот стук, этот звон, утомительный зуммер.
Я в закрытые двери в сердцах матюкнусь:
Не ломитесь ко мне, я уехал - и умер.
Я уехал и умер. Я после вернусь.
Не ищи меня, брат. Не тревожься подруга.
Влажный ветер протяжный, не трогай окно.
Я да мышка-норушка, ночная зверюга;
Хлеба кус на двоих и табак, и вино.
Из двоих - я и есть самый-самый никчемный.
Аль какая пружинка в башке сорвалась,
Но припомнилось что-то такое, о чем я
И не помнил вовек и не знал отродясь.
Вот прикрою глаза. Потолок провернется,
Опрокинутся стены, топчан улетит.
И любимая женщина снова вернется.
Печь растопит, отмоет, накормит, простит.
Мы по темному парку, по листьям по алым.
Я дыханье любимой губами ловлю.
Мало этого мне, но я счастлив и малым:
Я любил и люблю, я - любим и люблю.
Все теперь на местах. Все легко и понятно.
Все я помнил и знал, но досадно забыл.
И смотрю в потолок, где разводы и пятна.
Хорошо, что ты есть. Хорошо, что я был.
* * *
Ночь темна, как луна наизнанку,
Холодна, как подтаявший лед.
Но петух заорет спозаранку -
Все пройдет, даже это пройдет.
И продрогшего, трезвого, злого
Суматохою встретят грачи.
И войдет в тебя прошлое снова -
Так вонзится, хоть волком кричи.
Грязный снег и подмерзшие лужи,
И грачи на церковных крестах,
И кристаллы слабеющей стужи
Белым пухом на черных кустах.
И - прощайте, прощайте, прощайте -
Все простите, кого потерял!
Время - лекарь плохой, беспощадный,
Его скальпель под сердцем застрял.
* * *
Потолок мой измерян шагами.
Мне прогулки такие милы.
Штукатурка хрустит под ногами,
И хожу я прямыми кругами,
И срезаю кривые углы.
Вертит лампочка шейкою тонкой,
Удивленно качает башкой.
Я такой же - под глянцевой пленкой -
Здесь на фото старинном с девчонкой -
Тонкошеий и светлый такой.
Когда лампочку я выключаю,
Опускаюсь тогда с потолка,
То случайную фифу встречаю
И, конечно, её привечаю,
А на сердце тоска, как доска.
Потому-то и мерю острожно
Потолок мой, когда мне темно.
Все бы ладно, да пить невозможно:
Проливается на пол вино.
* * *
Я из фляжки помятой,
Обжигаясь, глотну,
Я занюхаю мятой,
Костер подоткну.
Окажите доверье,
Приютите меня,
Золотые деревья
Прощального дня.
Где на поздней ромашке -
Деловущий на вид -
В черно-желтой тельняшке-
Шмель довольно гудит.
Где колючий, как ежик,
В иглах сосен, в росе
Моховик без дорожек
Выходит к шоссе.
Где гулящий, отпетый,
Безымянный, ничей,
Низким солнцем согретый,
Гуляет ручей.
Где ты тоже гуляла
В дымке давнего дня,
Где взасос целовала
Когда-то меня.
Где лечу я по краю
Горящим листом.
Где я с прошлым играю,
Как собака с хвостом.
* * *
Давай дочурку соберем
И всей семьей уйдем
Туда, где пахнет сентябрем
И утренним дождем.
Где желтый лист и алый лист
Летят, кружась летят,
Где хвойный воздух чист и мглист,
И где полно маслят.
Твоя слезинка солона...
Все понимает дочь.
Давай. Мне, кажется она
Сумеет нам помочь.
* * *
Между сном и явью, на их меже,
Показалось, нету меня уже.
Содрогнулось тело от пустоты:
Ни надежд, ни морока, ни тщеты...
Шарь, душа, по свету, а все одно:
Солнце есть - от света в глазах темно.
Есть полынный запах, вишневый цвет,
А меня на белом на свете нет.
Между сном и явью - на миг един:
Не было, не будет и нет впомин.
* * *
Уже не лето, но еще не осень:
Еще тепла - сквозь листья - неба просинь,
Еще асфальт пружинист и горяч
В лучах полдневных,
Сонны окна дач.
Еще заботят летние заботы,
Еще при солнце еду я с работы,
И облако высокое - легко,
И до снежинок первых далеко;
Еще не все готовы разносолы,
Еще шалеют от нектара пчелы,
И заморозков утренний убор
Не серебрит покуда отчий двор;
Еще прохлада вечером, как милость...
И все же в мире что-то изменилось.
И очень ясно понимаем это:
Уже не лето.
* * *
В реке луна полощется,
Вмерзая в первый лед.
Полынь - звезда полношница,
Дымясь, в логах цветет.
Луною золоченая,
От инея - бела,
Она такая черная,
Какой всегда была.
Со-путница поклонному
Камню на пути.
Но пешему ли, конному
Её не обойти.
И мглы, и света - поровну,
Помалу, пополам.
Летит голубка к ворону,
Тень рыщет по полям.
Разлитая по двести
Банкуй и выпьем вместе -
Затяжно, не дыша.
Разлитая по двести,
Зараза, хороша.
И помолчим на пару,
И я не устою:
Сгребу твою гитару,
Чего-нибудь спою.
Про губы, словно вишни,
Про жизнь и про любовь,
Про то, что третий лишний
Один из нас с тобой.
Про то, что был я с нею.
Любовь её хмельна,
Зараза, похмельнее
Зеленого вина.
Захнычет друг болезный,
Навешает, наврет...
Не ври мне, я железный,
И водка не берет.
Не ври мне, много чести,
Ведь мы же кореша.
Разлитая по двести,
Зараза, хороша!
Блесна любовь
Прощальная улыбка,
Зеленые глаза.
На волю хочешь, рыбка?
Нельзя.
Ты рыбка золотая,
А я простой рыбак.
Впилась блесна витая,
Не сладить с ней никак.
Не надо обещаний
Заманчивых весьма,
Когда любых желаний
Желанна ты сама.
Вязание отложишь,
Увидишь, как грущу.
Ни ты уйти не сможешь,
Ни я не отпущу.
* * *
Идут, не устанут дожди...
Чудно, что вторую неделю
Дождь мелет и мелет, иди
И слушай его, как Емелю.
Мели же, Емеля, мели,
Во сумерках путаных улиц
Недели твои потянулись,
И речи твои потекли.
А он всякий раз об ином,
О стертом, о смытом, а все же:
О нас, о тебе, и по коже -
Озноб, не согреться вином.
Вечернюю спрятав зарю,
И ночью бормочет в окошко.
Ну-ну, говорю. Говорю,
Хорошая будет картошка.
* * *
Мы сами придумали встречи,
В которые верим всерьез.
Горят сувенирные свечи
Осенних рекламных берез.
И воздух вечерний светает,
Колдует, в листве шелестит,
И дворник вот-вот оседлает
Метлу свою -
И улетит.
С цветов, потерявших окраску,
Холодная веет пыльца.
Мы сами придумали сказку,
Которой не знаем конца.
Досада
Займется ночная гроза.
Близехонько молния хряснет.
Метнутся по окнам глаза.
И лампочка в доме погаснет.
Хотелось к утру наверстать
В работе по выбранной теме,-
Свечу бы скорей отыскать,
Да всюду толкается темень.
Провозишься час напролет,
Найдешь её, сердце утихнет,-
И даже досада возьмет:
В тот миг электричество вспыхнет.
Встречный
Перетираются камни в песок.
Встречный вглядится, прищурившись слепо.
Острое что-то войдет под сосок
Слева.
Где-то я видел тебя, человек,
Этот прищур мне знаком и тревожен.
Но почему острый взгляд из-под век
Высверкнул острым кинжалом из ножен?
Или мой взгляд тебя тоже знобит?
Что на гербе твоем?
Где твое знамя?
В разные стороны месяц летит -
И за тобой, и за мною - за нами.
* * *
Цепляясь за надежды и химеры,
Используем - что под руку, подряд.
Но тонут наши прочные галеры,
Но каменные крепости горят.
По горным перевалам и по крышам
Легко идут века и облака.
Мы их не понимаем и не слышим,
Мы строим наши замки из песка.
Вот мы с тобою старились, старались
Свою поймать - счастливую - струю,
И карточные домики - остались,
Бумажные кораблики - в строю.
* * *
Рано, пожалуй, рвать на груди
Тельник, свой век итожа.
Самый счастливый день - впереди,
Самый последний - тоже.
Из дому выйдешь, шуршат снега,
Пробует горло птица.
И хорошо все, и ни фига
Худшего не случится.
Где поворот от её ворот
Временем перегружен, -
Вякнет мобила в кармане - вот,
Видишь, кому-то нужен.
Нужен еще ты кому-то, а!
Песенка не допета.
Чтобы по новой начать - счиста-
Выживи до рассвета.
Выживи, выдюжи, пережди.
Болен, но жив, свободен.
Рано рубаху рвать на груди:
Утро, последний день впереди -
Светлый, как Храм Господен.
* * *
Мой друг спросил: - Ну, как дела, старик?
Я другу рассказал о неудаче.
А мог бы отшутиться в этот миг,
А мог бы повести себя иначе.
Я мог в ответ: - О кей! - пророкотать,
Как будто мне не горько и не туго.
Ведь мог бы, мог бы - только б не видать
Усмешку, проскользнувшую у друга.
* * *
Заплечная морока,
До срока не пугай,
Зеленая сорока,
Сибирский попугай.
Твой стрёкот, твой колючий
Пронзительный полет
Надпарывает тучи,
Надламывает лед.
И тень бежит по следу -
И там взорвется лишь,
Где катится по снегу,
Как серый шарик, мышь.
Сомнет до хруста, сдавит,
Заставит замолчать.
И на снегу оставит
Гербовую печать.
Черкнут по веткам крылья,
И, раз уж все всерьез,
То звезды снежной пылью
Посыплются с берез.
И я всерьез, я знаю,
Заплечница, следишь:
Жизнь катится по краю -
И серая, как мышь.
Сожмешь однажды, сдавишь,
Заставишь замолчать.
И на снегу оставишь
Крестовую печать.
Внимательное око,
Цыганский цепкий взгляд.
О чем ты, белобока,
В чем я-то виноват?
III
ОСТРОВ СОКРОВИЩ
* * *
Июнь - июль. Закат. Распахнутое поле.
В оврагах и логах встает звезда-репей.
Ты любишь этот край и предан вольной воле
Его вечерних и предгрозовых степей.
Ты помнишь, как вчера, на ягодном закате,
На дальних островах, в безлюдье и глуши,
Вздыхал пудовый сом, и - молодости ради -
Бил селезень крылом, срезая камыши.
Ты не был одинок. А вечер не кончался:
В кромешной синеве - темнеющей, густой,
Как бакен месяц плыл, на облаках качался,
Которые текли над самою листвой.
У тополя была серебряная крона.
Он медленно стоял, неслышно, чуть дыша.
И жгло твою гортань от привкуса озона,
От запаха цветов и ветра с Иртыша.
Тебя встречала ночь калеными громами,
Степной салютовал - в зарницах - окоем.
А после слушал ты, как там, за островами
Негромко пел чабан о чем-то о своем.
Трещал его костер. И, чуткий, слышно было,
Губами рвал траву, блестя белками, конь.
Весь этот край - и ты! - все в этой песне было,
И вторила домбре заречная гармонь.
И лег ночной туман. И в некое мгновенье
Пробился сквозь него нетленный огонек.
И было хорошо тебе в уединеньи,
Быть может оттого, что ты - не одинок.
И ты уснул, когда уже светало в поле,
Когда зашла в лога звезда степей - репей.
И затухал костер...Но только от того ли
Ты любишь этот край распахнутых степей.
* * *
Ляжет, прикурив от уголька,
Слыша, как траву перебирает
Влажный воздух зябкий, а река
Галечник в песок перетирает.
Угли поостынут, и во мглу
Всмотрится, чтоб дух перехватило.
А когда подует на золу -
Полыхнут небесные светила.
Камень
На землю древнюю ступи,
Где камни встали в рост,
И камень, встреченный в степи,
Древнее юных звезд.
Стожары в небе. Свет нагой
Проникновенно тих.
Любой булыжник под ногой
Твоею - старше их.
Он просто камень. Порождал
Его другой огонь.
Он миллиарды лет прождал,
Чтоб лечь в твою ладонь.
Смотри, чтоб руку не сожгло:
Он жаден, словно лед,
Он заберет твое тепло -
И снова упадет.
И тьмы времен, и груды лет
Прождет он у реки,
Пока его коснется свет
Не чаянной руки.
Пласт
Ты, Река, твоя дикая сила
Этот берег высокий подмыла.
Рухнул - в лоно свое приняла,
Лодку жесткой волною тряхнула,
Гиблым холодом в лица пахнула,
Разбегаясь, подземная мгла.
И обрыв приоткрыл нам свои
Обнаженных столетий приметы -
И глухие пласты, и слои,
Перетертые водами Леты.
Их рисунки на срезе просты
И спрессованы многометрово:
Ниже - галечник, дальше - пласты
Белых глин, оттененных багрово;
Золотой и серебряный век,
И железный, и новая эра,
И седая эпоха шумера,
И Орды саранчовый набег.
Меж пластами двумя - посреди -
Захлебнувшись слюною погони,
Впрах истлели кипчакские кони.
А где воздух, где жизнь и дожди -
Самый верхний - не шире ладони.
* * *
Лег туман на острова,
Расслоился рыхло,
Замолчали дерева,
И река утихла.
Дрожь метнулась по земле.
Новый день встречая,
Чуть затеплились во мгле
Свечи Иван-чая.
Обнаженный луч зари
Выпорхнул полого.
Ни о чем не говори,
Помолчи немного.
* * *
Помолчи, тихо-тихо постой:
Не колышется сумрак густой,
Не плеснется о гальку волна,
Тих Иртыш, как сама тишина.
Отсырев от полночной росы,
Запотели и, остановясь,
Замолчали, забылись часы,
С током времени прервана связь.
И тогда настигающее - вдруг -
Оглушит тебя топот копыт,
Лишь костра заколдованный круг
От лавины тебя оградит.
Но его незамеченный свет
Переможет полночную тьму,
И сквозь толщи спрессованных лет
Ляжет луч, ты уйдешь по нему.
Тебя утренний холод толкнет.
Угли дымные тлеют едва.
А где шлялся всю ночь напролет -
Там уже распрямилась трава.
* * *
Поезд, устремленный на восток,
Высадит меня - да и укатит.
Воздуха полынного глоток
Сбитое дыханье перехватит.
Душная - до самого крыльца,
Дымная, цветущая - до хаты,
Вот она - полынь! Её пыльца
Так горька, что губы сладковаты.
Что она? И всей-то красоты
В жилистой, обветренной полыни -
Пыльные, горчишные цветы,
Вставшие на камне да на глине.
Густо и упрямо зацвели
Желтые пахучие соцветья,
В метре от полуденной земли
Светят их туманные созвездья.
Стертые веками города
Прахом эти звезды опылили.
Может, и моя горит звезда
Где-нибудь на веточке полыни;
Вечная, на круги воротясь,
Вёснами встает над отчим краем...
Сами ли себе их выбираем,
В этот мир негаданно явясь?
Поезд, устремленный на восток,
Высадит меня - да и укатит.
Воздуха полынного глоток
Сбитое дыханье перехватит.
* * *
Глухи и немощны слова,
И в низовом тумане -
Курганы, словно острова
В холодном океане.
Необитаемы они.
В заатмосферной стыни
Над ними острые огни
Семи планет пустыни.
Исчезнут скоро.
Но сперва -
В передрассветной рани
Они - как будто острова
В холодном океане.
* * *
Полоснут лучи наклонно,
Насыщая рощу светом, -
Шевельнется в гуще клена
Ветерок,
Сорвется с веток,
Пробежится по деревне,
Ребятню собой потешит,
Частоколом, точно гребнем,
Кудри длинные расчешет,
А тогда -
Умчится в поле,
Заметая след по-лисьи,
Оставляя в частоколе
Первый ворох
Пестрых листьев.
Сонет
Рассветная, сиреневого цвета,
Прохладная речная тишина
Невспугнутыми звуками полна
И облаком пылающим согрета.
Всплывает солнце - мощно, как ракета
Над Байконуром.
Плавится луна.
Над Иртышом - и в нем голубизна:
В глазах темно от воздуха и света.
Меж берегами - времени поток.
Вся жизнь моя - всего один глоток,
Всего один, но - жадный, с ломотою.
Я жив, Иртыш, водой твоей живою.
Здесь родина. Земля моя. Исток,
Который, где бы ни был я, со мною.
* * *
Сух, как пыль, полуденный июль.
Выцвели и выгорели степи.
Стало белым облаком Ак-Куль,
Облако исчезло в знойном небе.
Это значит, выльются дожди
Где-нибудь - прозрачные, грибные...
Как сухи такыры впереди,
Как желты солончаки сухие.
Глина под копытами звенит,
Конь вздыхает, проклиная глину,
Раскаленный жжет теодолит
Потную, дымящуюся спину.
Я тебе сегодня напишу,
Трассером тире и беглых точек:
«Жив-здоров. Выходим к Иртышу».Вот и все. Ни слова между строчек.
* * *
Огненный цветок у среза вызрел,
С грохотом взорвался - и в тиши
Рыбина откликнулась на выстрел,
Буром ломанулась в камыши.
И остынь: и нет минуты лучшей,
Человек, уймись и охолонь
От азарта скрадок и погонь.
А раздуй костер живой, послушай
Просто - небо, землю и огонь.
* * *
По мотивам известной сказки
Есть знакомый старик, захочу -
Попрошу его, он не откажет,
Даст он мне порошка, проглочу.
А дальнейшее - время покажет.
Стану маленьким, как муравей,
Заблужу удивительной чащей
Среди пыльных, полынных ветвей,
Среди леса травы шелестящей.
Там, где ключ полноводней реки,
А заместо моста - коромысло,
Громыхают бронею жуки,
Стрекоза вертолетом нависла.
Есть угроза в их быстрых тенях,
Только - что мне жуки и стрекозы:
Разложу я костер на камнях,
У ключа, где кремнистые плесы.
Ближе к вечеру пищей займусь -
Из нектара, пыльцы и салатов.
И, наверное, тут же загнусь -
Потому что полно химикатов.
* * *
Снова леший мяту сушит,
В срок управиться спешит,
Ходит - бродит, ворожит,
Суковатой палкой - слушай -
Птичье пенье ворошит.
Видно, все ему в охотку,
Знать, он рыжий, рад не рад
По чащобе наугад
Нас водить, чтоб, как находку,
Как счастливую находку,
Нашу тропку - самоходку
Мы нашли под вечер, брат.
Чай заварим ночи круче -
На корнях да на дыму.
Хорошо глядеть во тьму!
На костер - намного лучше...
Скучно, Лёша одному?
Тёмен свет в твоих дубровах,
Темь в озерах родниковых,
Глухо ухает в трубу
Филин с лунами во лбу,
Горячо шипя в болота
Звезды валятся с небес...
Скоро скрутит непогода
Твой высокий шумный лес.
Соберем свои манатки,
И привычно, как всегда,
Полинялые палатки
Откочуют в города.
А когда темнее стали
Станет небо октября,
Полетят над нами стаи,
Словно письма от тебя.
* * *
На закатной заре, у обрыва,
Под которым устала волна,
Одиноко - и так сиротливо,
Что душа в кулачок сведена.
И снуя, и сливаясь, как спицы
В колесе непонятных страстей,
Воздух гасят какие-то птицы,
НЛО самых разных мастей.
На закате - неясно откуда -
Чьи-то тени кругом, голоса.
В воду падают мягко и круто -
Остановишь ли их? - небеса.
* * *
Сабелькой вострой на воле,
Пуще её горяча,
Наискось выкроив поле,
Молния ахнет сплеча.
И, словно псина цепная,
Дико рванувшись с цепи,
Дымный ковыль подминая,
Кинется гром по степи.
Злой, ослепленный удачей,
Выбив планеты с орбит,
Ливень ударит горячий:
В лужах вода закипит.
Дождик - дождик,
Посмелей,
Чтобы было
Веселей!
Сирень
Цветет сирень в моем селе:
Куда ни кинь - сирень!
И от сирени на земле
Сиреневая тень.
Воздушна улица, легка
В сиреневом цвету.
Сиреневые облака
Клубятся на лету.
Собой сама восхищена,
Сирень цветет сейчас
Так щедро, празднично, -
Она
Цветет, как в первый раз.
* * *
Решено: завтра ливень ударит,
Как в башку молодое вино.
Чиркнет спичкою, раскочегарит
Зелень частых зарниц. Решено!
А он легок, как черт на помине,
Пыль с привядших оббить лопухов,
Прогулять по цветущей полыни
До последних своих петухов.
Он по волчьим оврагам, по самым
Потаённым суслиным логам,
По взъерошенным рекам упрямым,
По обрывистым их берегам.
Эх, как он солнцепёк растревожит:
Лопнет камень, где грелись ужи!
А как ласков он - знаешь, быть может -
В молодой незаласканной ржи.
Гром идет! Отворяйте ворота,
Чтобы дождь не прошел стороной.
Если это и есть непогода,
То какой ещё надо иной?
Чтоб горячая в лужах кипела,
Чтоб шипела вода, как вино,
Нужен ливень, хорошее дело:
Завтра будет гроза! Решено.
* * *
Этот остров сокровищ богат небесами,
Берегами, волной завитой.
Драгоценные камни скрипят под ногами,
На кроссовках песок золотой.
У реки этой дикой кошачьи повадки,
Она ходит, где хочет в ночи.
Ближе к срезу высокому, против палатки,
Оживи огонек. Помолчи.
Тихо катят к рассвету ночные колеса
По коврам самоцветных камней.
Если падает звездочка в реку с откоса,
То бросается рыба за ней.
Все забудь - и припомнтся что-то такое,
Что и помнить не чаял уже.
И прозрачная льдинка, тревога покоя,
Чем-то острым толкнется в душе.
Где-то плещет волна, где-то шум на порогах,
И русалки играют, смеясь.
Или где-то на пройденных в жизни дорогах
Распрямились цветы, шевелясь.
Это вечное небо в огнях этих рваных,
И река, и Стожары над ней,
Этот твой огонек - он сегодня на равных
Среди самых высоких огней.
* * *
Сошлись гуляки - снега и мга -
Кружить друг друга:
Слепая ночка, метель, пурга,
Буран и вьюга.
Пока все это летит, клубя,
Шумит и блазнит,
Перечитаю всего себя,
Устрою праздник.
Но прежде печку расшевелю,
Дышать заставлю.
Но прежде лапника настелю,
Постель направлю.
Вокруг сторожки леса одни -
И много теми.
По мшелым стенам сквозят огни,
Блуждают тени.
Зима дуркует, в окошко бьет,
Что хочет - мечет.
И даже леший не разберет
Где чёт, где нечет.
Толкнусь на стужу и зачеркну
И мгу, и небо,
Копченым чайником зачерпну
В сугробе снега.
Запарю круче - смольем-смолье -
Себе чифиру,
Устрою праздник, прочту свое
Себе и миру.
Как на печи Емельян-дурак,
Устрою праздник.
И разомлею, размякну, как
В сметане пряник.
Найдет дремота, завалит спать -
И успокоит.
Не стану даже себя читать.
И вам не стоит.
* * *
Где нагие осины дрожат,
И пружинит листва под ногами,
Словно рыбина паводком, сжат
Серебристый Иртыш берегами.
Стой-постой, не дыша, да молчи,
Растворяясь во мглистой прохладе...
Слышь: гудят, как поленья в печи,
Облака, полыхая в закате,
Да комар голосит у плеча,
Првожая осеннее лето,
Да кузнечик, вовсю стрекоча,
Соловьем заливается где-то.
А когда ты вздохнешь, уходя,
Чтобы больше уже не вернуться,
Вдруг замрешь -
И мгновенье спустя
Ты успеешь ещё обернуться.
IV
ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
Коршун
Ты, крылья распластав в скольжении пологом,
Что помнишь о себе, планируя над логом,
Над степью золотой с её полынным зноем,
Над царственным её полуденным покоем?
Желта Сары-Арка. Тоскливы суховеи.
Седые валуны - и те осоловели.
Полынь да облака, да пыльные холмы,
Вода, как соль, горька, озера - солоны.
Скажи, на по твоим ли выцветшим коврам
Валили за Идиль нукеры Чингиз-хана?
Не с этих ли камней, с забытого кургана
Взлетал ты - и летел к кизячным их кострам?
Ушли, давно ушли в тяжелые пески,
На дно глухих озер и в бурые такыры
Воспетые акынами батыры,
И девы - девы их - от горя и тоски.
Давно сожрала ржа мечи.
Давно истлели
Отточенные и
Отравленные стрелы...
Где солнце на куски, на брызги раскололось,
Напомнит мне стрелу литой пшеничный колос.
А ветер обожжет меня сухой волною,
Я в небо посмотрю: стоишь ты надо мною.
И, крылья распластав, в скольжении пологом,
Что вспомнишь обо мне, планируя над логом?
* * *
Как меня баловал, как меня жаловал случай:
С места срывал - и за тридевять стран уносил.
Как он меня уверял, что я жизни везучий:
Все получал я, и даже о чем не просил.
Он уносил меня в дымные горькие степи.
Он подводил ко мне дикого злого коня.
Белое солнце качалось, как маятник, в небе,
Жгло и палило, и жгло и палило меня.
Наши следы не заносят самумы пустыни.
Мшистый валун открывал мне свои письмена.
Лопались губы, но я прошептал на латыни
Вечные наши - твое и мое - имена.
Песочные часы
Дни влачатся ни шатко, ни валко,
Но, ни их, ни себя, ни тебя -
Вот её, непутевую, жалко.
И да минет нас чаша сия
И вовеки, и присно, и ныне.
Словно в келье монах, затаись.
Власяница терзает в пустыне,
А ночами приходит Таис.
Об отце ли, о духе, о сыне,
Памятуя, приходит сюда.
На песок
Её ноги босые
Не роняют и тени следа.
Ночь короткая тянется годы.
Губы женщины столь же близки,
Сколь бегучие жадные воды
Мутной Леты, последней реки.
Губы в губы. Лаская, милуя.
Опаляет и плавит тела
Чистый солнечный шар поцелуя -
И сожжет её утром дотла.
Что ты скажешь на это, отшельник,
Горстку пепла сжимая в руке:
Или жизнь не собачий ошейник
На коротком тугом поводке?
Из горсти на ладонь истекает
С пеплом смешанный жаркий песок.
Время тает остатнее, тает.
С болью бьются песчинки в висок.
* * *
Старый город, большая деревня,
В два обхвата твои тополя,
Вдоль по главной гуляют деревья,
Под корнями пружинит земля.
Вырос ты, когда время приспело,
На земле, на корнях, на любви.
Сколько вас к берегам прикипело
Белых рек - Иртыша да Оби?
Как на старых березах - синицы,
На притоках ветвящихся рек
Вон как дедовы сели станицы!
И они не миг, а на век...
Рассыпная картошка дымится,
Сладок в банках вареный ревень.
На воскресный базар твой, столица,
Едет люд из твоих деревень.
Ты коров да быков крутолобых
Выпасаешь в пологих логах,
Ты зимою по крыши в сугробах,
В меховых азиатских снегах.
Лубяной мой! Седые поверья
На певучем твоем языке
Пересказывают деревья,
Гонят волны в грозу по реке.
В твоем новом компьютерном гуде,
В жизни, выверенной по часам,
Обмирают, прислушавшись, люди -
К незнакомым, родным голосам.
* * *
Вольница Дикого Поля -
Где она? - вольному воля!
Что, ертаульный, молчишь?
В синих глазах атамана
Дымка речного тумана:
Струги заходят в Иртыш.
Встречу готовя урусам,
Воинов шлют по улусам
Хана Кучума мурзы.
Осень. Рясна облепиха.
В царстве кучумовом тихо,
Как накануне грозы.
Тёмен дымящийся омут.
Весла в уключинах стонут.
Глянуло солнце светло.
Юную чувствуя силу,
Русь вырастает в Россию:
Время пришло.
Переселенцы
Покидали станицу рано утром.
Скрипели телеги.
Псы брехали до хрипа
И захлебывались слюной.
Покидали дворы
И родные могилы -
Навеки.
Впереди был простор -
Малообжитый, дикий, степной...
Бабы выли тишком.
Им, известно, была бы причина.
Бил волною Иртыш,
И свинцово
Мерцала вода.
И Семен Самопал -
Рыжий, словно костер, казачина
Тронул плетью лошадку:
-Ну, с богом, родная, айда...
Ровно табор цыганский...
Скрыпели повозки по склону.
Перед самым рассветом -
Туман, как сорвался с цепи.
Пьяный дьякон кричал,
Еще пуще хмелея, Семену:
-Скинь хуражку, свеча,
А не то заплутаем в степи, -
А потом упогодилось.
Солнце плыло над ними в зените.
Шумно дышит Иртыш,
Но и он за холмами затих.
«...Баю-баюшки-бай,
Спите, милые,
Родные, спите...» -
Баба грудью кормила
И крестила двойняшек своих.
Шли одна за другой,
Подгоняя друг друга,
Повозки.
Переход непростой:
Много долготянущихся дней.
Горизонт далеко -
В виде тонкой размытой полоски...
Что за ней?...
* * *
Не по этим ли тропам овечьим,
По логам, где татарник цветет,
Да по синим лугам по заречным
Он и шел - восемнадцатый год?
Где луна, как подкова, прибита
Перед входом в родные края,
Отпечатались в камне копыта
Красногривого - с дымом - коня;
Ты вглядишься - и в душной полыни
Побегут пауки по углам,
Тлеет стремя в седой паутине,
И уздечка - с землей пополам.
И пока мы в ночных разговорах
Гоним крепкие наши чаи,
Из патронов проржавленных
Порох
Вымывают глухие ручьи -
Не у Черных Камней ли?
Скажи-ка,
Или это привиделось мне:
Оплела - не найдешь - повилика
Остов шашки в иссохшем плетне?
Травы горькие дымом набухли,
В них, в сплетенных, до птичьей зари
Светят звезды с буденовок? Угли?
Или звезды? Поди, разбери.
* * *
Чай настоян на горьком на хвойном дыму,
На сухих на пахучих корнях.
Как напьемся, гитару твою обниму,
Стану петь о кипчакских конях.
Кобылицы стройны, словно девушки, ты
Сам полюбишь их женскую стать.
А в их гривах репьи, словно в косах цветы -
Чтобы алые ленты вплетать.
Ах, как скачут они
На заре, на заре -
Пока розовый дымен ковыль,
Пока гнутый Иртыш, будто нож в серебре,
И прибита туманами пыль.
Мы с тобою недаром казачьих кровей,
Не с того ль захмелели мы, слышь,
Что туманит глаза нам туман ковылей,
И качает планету Иртыш.
И такая в ночи закипает трава,
И такие планеты горят,
Что, очнувшись, всю ночь меж собой дерева -
Мы не знаем,о чем - говорят.
Это, может, о нас. А скорее всего,
О каких-то иных временах.
Верно, видят, как всадник -
Коня своего осадил -
И привстал в стременах.
Вот он спешился. Вот расседлал он коня.
Бросил коротко, хрипло: - Привал!
И, не видя тебя, не заметив меня,
К роднику, задыхаясь, припал.
Любопытный корсак наблюдал из норы,
Как во мгле развели часовых.
Казаки уже спали.
Плескались костры,
Как знамена тяжелые их.
И едва лишь затеплился дымный рассвет,
Сотня вновь растворилась в пыли...
Этим старым деревьям несчитано лет:
Они многое видеть могли.
А в рассветных степях розовеет ковыль,
К кобылице бежит стригунок.
И еще оседает столетняя пыль
На асфальт азиатских дорог.
Шашка
В логах, где полынь да ромашка,
Где сочен кандык по весне,
Ржавела старинная шашка.
Нашел! Посчастливилось мне.
Казачья.
С такою не балуй.
На бурном коротком веку
Сполна послужила, пожалуй,
Она своему казаку.
Пустынно здесь. Чуточку дико.
И фыркает конь мой, дрожа.
Клинок оплела повилика,
Изъела ползучая ржа.
Темляк покоробился, высох,
Эфес её медный погас.
Над нею, в лазоревых высях
Эпоха её пронеслась.
Её непогоды хлестали.
Но чудится: только поднять -
Сверкнет она солнечной сталью,
Нальется теплом рукоять.
Ночами она оживала,
Вдыхала полынную мглу.
Что в памяти долгой всплывало?
Служила добру или злу?
Быть может, ей снилась атака,
Кружащееся воронье.
Где тот прииртышский рубака,
Последний хозяин её?
Кто он? Я не знаю. Но что-то
Мне шепчет, что где-нибудь тут -
В поселке - есть желтое фото,
И прадеда помнят и чтут.
О конниках красных читая,
Сын жил на земле за него,
Он Щорса любил и Чапая,
Как батьку любил своего.
Он вырос толковым, плечистым,
Старухи крестились: - В отца...
Отечественную
Танкистом
Прошел от Москвы - до конца.
И выросли дети
И внуки...
Сухую полынь подомни:
Вот шашка. Возьми её в руки.
С полынной земли - подними.
* * *
А время бежать и спешить начало,
Опомниться времени нет.
А жить-то осталось всего - ничего,
Каких-нибудь
Тысячу
Лет.
Но тоже уйдут. Как в песок города.
Как в пепел - живой огонек.
И как же захочется - даже тогда -
Остаться еще на денек.
Бессонница
Кони ли где-то скачут -
Силюсь во тьму вглядеться.
Только забудусь, тут же
Что-то меня разбудит:
Яблоки бьются оземь?
Или толкнуло сердце? -
Снова не сплю, и август
Веки прохладой студит.
Четверть шестого. Грянет
Юное утро скоро,
Карабалтинских яблонь
Высветит силуэты;
Вспыхнут телеантенны,
После - кресты собора,
За каланчой, поодаль,
Стройные минареты.
В дедовой белой хате,
В красном углу, светлея,
Из темноты проступят
Лики - его святые:
Фрунзе, Чапай, а также -
Бабушка Пелагея,
Братья и сестры деда,
Как я, молодые.
Все братовья чубаты,
У них усы казачьи,
Обнажены их шашки,
Острая сталь сверкает;
Молоды и готовы
Не упустить удачи,
Смотрят в окно - и видят,
Как за окном светает.
Птицы поют. Светает
В небе над Ала-Тоо.
Солнце мое восходит
Медленней год от года.
Выйду, сверну направо
С улицы Льва Толстого -
Мимо роддома, мимо
Сахарного завода.
-К деду, - спрошу я, -
К деду как мне пройти?
Покажут.
Буду от незнакомых
Слышать слова привета,
Скажут: - Салам алейкум! -
-Доброе утро! - скажут,
-Як почивалось, хлопец? -
Это - соседка, Света...
О языков смешенье!
Как я любил когда-то,
Как я люблю поныне
Город мой невеликий,
Эти сады, в которых
Наша белела хата,
Этих зеленых улиц
Говор многоязыкий.
Как мы с тобой любили,
Дедушка, - помнишь это? -
Соорудить для яблонь
На арыке плотину,
Сколько любимых песен
Нами с тобою спето:
Пели «Каховку»,пели
«Полюшко» и «Калину».
Или ходили в горы
И не дыша смотрели:
На Сусамыре где-то,
В небе его зеленом,
Медленные отары,
Как облака, белели,
И облака скользили
По Тюз-Ашуйским склонам.
Деда уж нет...
А утро - слепит глаза от света.
Что ж не дало уснуть мне,
Память мою тревожа:
Яблоки бились оземь?
Конница мчалась где-то?
Сердце зашлось?
А впрочем,
Это одно и то же.
Еретик
Еретик поселковых масштабов,
Чернокнижник, смутьян, бузотер.
Ах, как жрал тебя, жадно облапав,
Площадной языкастый костер.
Как тебя сладострастно судила
За грехи и за веру молва.
В шутовские одежки рядила,
Все радела, как только могла.
Как они на трибуны взлезали,
Пустомели, мололи, мели.
Из памфлетов твоих вырезали
Все, в чем ересь увидеть могли.
А не имут ни муки, ни сраму,
Отрекутся - в фанфары трубят.
Алилуйщик ли - ты? Фимиаму
И теперь предпочтешь самосад?
Или снова, да прежнего пуще,
Как любимой в колени, в свои
Прииртышские рощи и пущи,
Где всегда о любви -
Соловьи.
Полигон
Встал, как вкопанный, тополь, -
По коже
Дрожь прошла, и замедлился ток.
Ничего не случилось,
А все же
С гибкой ветки сорвался листок.
Он упал - и асфальт содрогнулся.
И лавина спустилась в горах.
И аукнулся - и протянулся
Долгий гул
В сопредельных мирах.
И представился праздным, досужим
Божий свет
Среди пепельной мги.
А над городом ранним верблюжьим
Прянул коршун, ломая круги.
Рок
Стрела, точно стрелка вольтметра,
Летящая в небе шкалы,
Быстрее свистящего ветра
Сорвется - и нету стрелы.
В пространстве, не мерянном этом,
Есть точка - стрелы остриё
Сверкнет обжигающим светом,
Вонзится - и точно в неё.
* * *
Бог бережет береженого.
Пуще ж того -
Битого, тертого, жженого -
Неслуха своего.
Сходу атака не выгорит,
Но - поводырь и гарант -
Бог береженого выберет,
Не поведет на таран.
Не истерзает вопросами,
Не испытает, не сдаст,
На амбразуру не бросит, и
Высунуться не даст.
Четко научит выгадывать,
Все объяснит, что к чему.
Но из окопа выглядывать
Он не позволит ему:
Бог бережет береженого!
Вылепит и обожжет -
Неслуха обожженного
Пуще еще бережет.
Неслух не ведает робости
И не пытает наград.
Неслух - по жизни - над пропастью:
Черт ему лысый не брат.
И береженый состарится,
Сгинет на вечный покой.
В памяти - неслух останется,
Словно он вечно живой.
* * *
Лепо ли ны бяшет, христиане,
Ссориться? Мы равно прощены.
В оскверненном нами Божьем Храме
Мы ль не имеем сраму и вины?
Но доколе, занятым тщетою,
Ворошащим затхлые слои,
Посыпать нам пеплом и золою
Головы сиротские свои.
Солнечная радужна корона.
Свет со тьмою замкнуты кольцом,
Черный лебедь, белая ворона -
Так уже задуманы Творцом.
Перед Ним равны мы, христиане,
И на этом свете, и на том.
Сотворим молитву в покаянье:
Жизнь не обрывается на том.
* * *
То, что было - прошло.
Да не все, что прошло, позабылось.
Ты его одного на сегодняшний вечер оставь.
Чтобы в берег волна одинокая белая билась.
Чтоб он видел,
Как лось
Добирается к острову вплавь.
Он разложит костер.
Сигареты найдет по карманам.
И закроет глаза.
И тогда в наступившей тиши
Станет слышно, как ветер шуршит
Пересохшим бурьяном,
И, с обрыва скатясь,
Заставляет шуметь камыши.
Он хлебнет кипятку.
Он друзей своих вспомнит - скитальцев.
Он почувствует, как
Пахнет дымом крутой кипяток,
Как ладонь обжигает,
Струясь меж внимательных пальцев,
Раскаленный речной,
Остывающий к ночи песок
Тщета
Вот он ушел. Забвения трава
Уже растет, колышется едва.
Он жил да был. Над чем-нибудь корпел.
Как водится, чего-то не успел.
Его тщета слоняется по свету.
А говорят - незаменимых нету.
Комната
В тихой комнате
Темень возится:
В этом омуте
Черт ли водится?
Ночь-полночь - сопит,
Ходит, тикает...
Домовой не спит,
Обувь двигает:
В алой тьме калош
Прячет клад, тая.
-Кузя, как живешь?
И - где мать твоя?
Затаится. Тишь.
За её стеной
Не слышны - ни мышь,
И никто иной.
Но в тенях ночных,
Тем не менее,
Свет теней иных -
На мгновение.
* * *
Вывернут мир наизнанку.
Алый подбой потому
Гаснет, что свет спозаранку
Снова уходит во тьму.
В морок и мрак. И при этом
Четко работает блиц,
И разрывается светом
Долгих зеленых зарниц.
Ветер играет с теченьем,
И, не разверзлось пока,
Призрачным темным свеченьем
Схвачены лес и река.
Об самоцветные камни -
Нехотя и невпопад -
Шлепают первые капли,
Крупные, как виноград.
Пусть не пройдет стороною
Утро прощального дня,
Чтобы остаться со мною -
И еще после меня.
* * *
Я все придумал, ничему не верьте,
Друзья мои, придуманные мной:
И жизнь, и смерть, и все, что после смерти,
Все сущее под солнцем и луной,
Но их я тоже выдумал. И снова,
Как говорится, лучшего не мог.
На самом деле было только Слово,
Вы помните, и слово было Бог.
Изменчивой основы постоянства
И хаоса гармоний и огня,
И вечной бесконечности пространства,
И вечности самой, да и меня -
На самом деле - не было и нету,
И никогда не будет! Потому
Стремимся мы к божественному свету,
А сами погружаемся во тьму.
И каждый, каждый, выдуманный мною,
Меня придумал тоже, воскресил.
И вот живу под солнцем и луною,
Хоть никого об этом не просил.
И выдумал зарницы, что полощут
В глазах любимой. Радости, и грусть.
Все родинки, все тайные - наощупь -
Я выдумал - на вкус и наизусть.
Так выдумано мною все на свете.
И крым и рым, подруги и друзья,
И недруги.
И только строки эти -
Ни выдумать, ни вымолить нельзя.
СЛОВА
Бросишь на ветер слова,
Он их подхватит, развеет,
Чистое поле засеет,
Сорная встанет трава.
Бросишь на ветер слова,
Он их подхватит, развеет,
Чистое поле засеет,
Вырастет в поле молва.
Бросишь на ветер слова,
Он их подхватит, развеет,
Чистое поле засеет,
Будут шептать дерева.
Бросишь на ветер слова...
Оглавление
ЯБЛОКО В ЛАДОНИ.. 2
И тогда его не было, этого слова, 3
Угар необратим и неминуем -. 4
Прохладное, как яблоко в росе, 6
Эта осень красна и любима. 7
Ночь. 8
Индикаторы вспыхнут, алея. 9
Двое. 10
Ливень. 11
Ты ли женщину эту во сне целовал, 12
Ночной рейс. 13
В сырой траве туман и земляника. 14
Речка - шельма, рыбацкая сводня, 15
Или не помнишь запрошлые лета: 16
Пала алая мгла. 17
Откровенны глаза у голубы, 18
О любви на рассвете блажит воронье, 19
Морось кромешная. Вечер. 20
Рождение сказки. 21
Этюд. 22
Холмистые степи, предгорья Алтая, 23
Такие дни особо хороши -. 24
Все переменится наверняка, 25
Осенний вальс. 26
Будет день, вероятно, погожий. 27
К утру до костей отсыреем. 28
Дождливы, послушай, июньские ночи, 29
Рад рассветной летней воле, 30
Овечьи тропинки по склонам логов, 31
Тишина - и та уснула: 32
И побродишь по белому свету, 33
Здесь так хорошо: одиноко. 34
Куплю билет и выйду на перрон, 35
СИРЕНЬ - ГУЛЁНА.. 36
Или дерево где-то упало, 37
Мой поселок прозрачен, как роща весною, 38
Я тоже просыпался на заре. 39
И не снег еще, и не. 40
Люба-Любушка, Любава, 41
Сирень - гулёна. 42
Все нормально идет - сикось-накось: 47
Прикурил от последней спички, 48
Этот стук, этот звон, утомительный зуммер. 49
Ночь темна, как луна наизнанку, 50
Потолок мой измерян шагами. 51
Я из фляжки помятой, 52
Давай дочурку соберем.. 53
Между сном и явью, на их меже, 54
Уже не лето, но еще не осень: 55
В реке луна полощется, 56
Разлитая по двести. 57
Блесна любовь. 58
Идут, не устанут дожди...... 59
Мы сами придумали встречи, 60
Досада. 61
Встречный. 62
Цепляясь за надежды и химеры, 63
Рано, пожалуй, рвать на груди. 64
Мой друг спросил: - Ну, как дела, старик?. 65
Заплечная морока, 66
ОСТРОВ СОКРОВИЩ.... 68
Июнь - июль. Закат. Распахнутое поле. 69
Ляжет, прикурив от уголька, 71
Камень. 72
Пласт. 73
Лег туман на острова, 74
Помолчи, тихо-тихо постой: 75
Поезд, устремленный на восток, 76
Глухи и немощны слова, 77
Полоснут лучи наклонно, 78
Сонет. 79
Сух, как пыль, полуденный июль. 80
Огненный цветок у среза вызрел, 81
По мотивам известной сказки. 82
Снова леший мяту сушит, 83
На закатной заре, у обрыва, 84
Сабелькой вострой на воле, 85
Сирень. 86
Решено: завтра ливень ударит, 87
Этот остров сокровищ богат небесами, 88
Сошлись гуляки - снега и мга -. 89
Где нагие осины дрожат, 91
ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ... 92
Коршун. 93
Как меня баловал, как меня жаловал случай: 94
Песочные часы.. 95
Старый город, большая деревня, 96
Вольница Дикого Поля -. 97
Переселенцы.. 98
Не по этим ли тропам овечьим, 100
Чай настоян на горьком на хвойном дыму, 101
Шашка. 103
А время бежать и спешить начало, 105
Бессонница. 106
Еретик. 109
Полигон. 110
Рок. 111
Бог бережет береженого. 112
Лепо ли ны бяшет, христиане, 113
То, что было - прошло. 114
Тщета. 115
Комната. 116
Вывернут мир наизнанку. 117
Я все придумал, ничему - не верьте, 118
СЛОВА.. 119