1.

И как же это странно, все жулики из России съехались именно сюда, в Венецию. И среди этих беженцев я. Денежки мы храним в банке «Святой Пётр». Солидный банк с почти тысячелетней историей. Солидный банк для солидных господ, так, кажется, у Пелевина.

И вот незадача, все изгнанники дьявольски талантливы. Увы, нет пророка в своем отечестве. Об этом еще Христос говорил. И он как всегда прав!

Мы пляшем и поем, играем на банджо и лихо отбиваем чечетку, ходим колесом и делаем шпагат.

Лично же я, Иван Стародубцев, в студии живописую маслом мокрые подмосковные заборы (типа Малаховки, Красково и др.) Как память по родным, намоленным местам. Мокрая древесина, извечная русская тоска.

Испытываю, понятно, жгучую ностальгию.

— Венеция — шняжный городишко! — говорю я Лилии Буркашевич. — Где, спрашивается, безудержный русский размах? Где наша отеческая безоглядная удаль?

— Ну и возвращайся в рашку! — иронически косится Лиля.

— Куда? На тюремные нары? Сколько мы там бабок в «Русском кредите» со своей бывшей женой скоммуниздили!

— Тогда сиди и не крякай!

— Что значит, не крякай? Я презираю этих черномазых итальяшек. Их спагетти с томатной пастой. Их мутного Феллини и грязного педика Пазолини.

Лилия после нашего традиционного секса переодевается. Меня всегда изумляет, как она трепетно неспешно вкладывает тяжелую грудь в лиф большого размера.

Вдруг подмигивает:

— А сколько, если не секрет, ты со своей Анжелой деньжат стырил?

— Оно тебе нужно? — хмурюсь я.

— Так… Для общего развития.

— Для общего развития читай Бальзака и Чехова. Дурная привычка заглядывать в чужой карман. Моветон! Экая у тебя обильная грудь.

— Не нравится?

— Очень даже. В смысле, я страстный поклонник твоего бюста, цыпочка.

— Выражайся проще! И какая, прости господи, я тебе цыпочка? И где ты только выискал это словечко?

2.

Что традиционней всего делать в Венеции?

Конечно, кататься на гондоле! У каждого изгнанника есть своя. Причем гондолы расписаны под родную гжель или хохлому.

Я в гордом одиночестве плыву на гондоле. Название-то какое мерзкое… Гондоле, гондоне… Тьфу! Курсирую и думаю о своей энтропийно сволочной жизни.

Изменять жене я стал уж давно. Меня можно понять! С возрастом супруга утратила облик хомо сапиенса. Обратилась в какую-то жабу в юбке. В жирную жабу.

Я сам, разумеется, не молодею. По утрам к зеркалу подойти до воя жутко. А приблизишься бочком, искоса глянешь, так тотчас вскрикнешь: «Мама дорогая! Ой, кто это?!» Какой-то мордастый упырь в белоснежной фирменной майке.

Вот и сошелся я на короткой ноге с Лилькой. Она баба забавная. С грудями. Театральная режиссерша. Служила в Минкульте РФ. Сумела там отхватить порядочный куш. Теперь отсиживается до лучших времен в этой тухлой, зловонной Венеции.

— Ванек, прокати! — машет мне с берега канала беллетрист Серафим Бушков. Что и как он стянул в Союзе Писателей РФ я не в курсах. Ловкий чертило! Пройдет сквозь игольное ушко. Хотя бухать он мог бы поменьше. Практически всегда пьян. Как, впрочем, почти вся наша диаспора.

— Прыгай! — приветливо улыбаюсь. Нравится мне Серафим. И пишет недурно. О вурдалаках всяческих. О сексуально озабоченных дамах бальзаковского возраста. О коррупционной вертикали. И о котах. Очень уж уважает Серафим котов. Дома котяр штук двадцать. Амбре, сука, просто валит с ног!

Кряжистый и медведеобразный, с побуревшим от частых запоев фейсом, тянет мне огромную лапу:

— Здорово, братан! Как ты?

— Ничего! Ностальгия только душит. Прямо схватила за глотку. За «яблочко»! Тоскую по мокрым березкам. По их черным подпалинам на молочно-белом фоне.

— Чувак! Мы здесь не в изгнании, а в послании. Так, кажется, Герцен писал.

— Да, Серфимушка, послали нас далеко-далеко.

— А что делать? Я ведь полгода на зоне отсвистал, под Гусь-Хрустальным. Ты не знал? Как сейчас помню, в шесть ноль-ноль подъем. Мы все как чмошные бараны на плац. Метет злая метель. Руки у нас по тюремному уставу за спиной. А из ржавого репродуктора на столбе рявкает гимн РФ: «Славься отечество наше свободное!»

— Жуть! Понимаю тебя. Лучше эти гнилые каналы нюхать, чем слушать насквозь лживый гимн.

— Золотые, Ваня, слова!

3.

В наших венецианских кругах прошел слушок. Мол, среди нас засланный казачок. А именно полковник ФСБ. Или ГРУ. Ему поручено все нами натыренные башли воротить в Россию.

Гаденький, мерзкий слушок!

Я стал присматриваться к вороватым изгнанникам.

Спрашиваю беллетриста Бушкова:

— Серафим, если не секрет, а сколько бабла ты в Союзе Писателей стырил?

— Чего спрашиваешь?

— Тут среди нас тусит агент ФСБ. Всех подлец хочет вывести на чистую воду. Так сколько ты спер?

— Не понимаю я твою логику, если я спер, то какой я агент ФСБ? Глянь мне в глаза? Похож я на ссученную агентуру?

— Ну, не очень…

— Вот! У тех глазенки маленькие, гнойные и бегающие. А у меня глаза голубые и доверчиво распахнутые. Глаза простодушного русского вора. У меня же ментальное отвращение к карательным органам. Я же тебе рассказывал о гимне РФ в каталажке.

— Убедил. Так кто же нас пасет? Кто тот затаенный гаденыш?

— Не гони лошадей… — Серафим достает из бушлата пачку «Беломора», где он только его здесь добывает, пускает терпкий клуб дыма. — Думаю, из гэбни Серж Капранчик.

— Певец шняжных патриотических песен?

— Он! Глазенки у него так и бегают. Хотя и не гнойные.

— Но он ведь тоже тоскует по русским березам.

— Березы растут и в Венеции.

— Да разве это наши березоньки? Подделка! Фальшак! В них нет нашего драйва, бодрящего сока.

— Согласен… Однако склоняюсь к Сержу. С гнильцой чувачок, — Серафим вытаскивает из внутреннего кармана фляжку, расписанную под гжель, делает добрый глоток. Поясняет: — Медицинский спирт на наших ярославских березовых почках. Будешь?

— Да погоди ты с бухлом? Как же нам изобличить этого Иуду? Этого оборотня в погонах?

— Тут с кондачка не возьмешь. Надо подумать.

4.

Решили мы с Серафимом навестить Сержа Капранчика. Тот на берегу канала красил в триколор РФ свою (из ценной древесины!) гондолу «Русская скрепа».

— Привет, Сержу! — пыхнул беломориной Серафим.

— Расстреливать надо, расстреливать! — Серега отложил кисть, резко встал. Лицо барда все в красной сетке лопнувших сосудов, еще бы — из запоя в запой.

— Кого расстреливать? — стараясь не разозлить патриота, елейно спрашиваю.

— Всех! До единого! Оставить только собак и кошек. Они народ хороший. А люди все — ворье и садомазохисты!

— Пусть так, — беллетрист Бушков отправил окурок по изящной дуге в канал. — Но как ты сам оказался здесь в роли изгнанника?

Серега выуживает из черного пакета водку «Московская», яростно свертывает крышку зубами, гулко пьет из горла. Раз, два, три глотка. Да какие добрые!

— Вы не в курсах? — по фейсу Сереги разливается водочное блаженство. — Я просто поставил не на того парня. Меня субсидировал миллиардер Абрамчик, а он оказался в контрах с президентом РФ Абрамкиным.

— И чего? — Серафим жадно глотнул спиртягу из своей гжелевой фляги.

— Что чего? Рома Абрамчик на нарах. Похудел, завшивел. Лубянка проверяет все его финансовые проводки. Бесов интернет! Там остаются все следы.

Я с хрустом почесал свой жирный затылок:

— И ты, как я понимаю, не захотел оказаться на нарах вместе Ромой Абрамчиком?

— Ага! А кто захочет? — Капранчик зло заиграл желваками.

Серафим приобнял его:

— Погоди, не гоношись. Мы спрашиваем не наобум Лазаря. В землячестве прошел слушок, мол, среди нас подлый стукачек, а именно, полковник ФСБ. Заслан из Москвы. ЦУ — выловить ворье, то есть нас, как глупых карасей.

— Я похож на стукача? Окститесь! Разуйте глазоньки! Хронический алкоголик, как Есенин, пою под гитару. Нашли стукача! Идиоты!

5.

С розыском засланного казачка решили пока погодить. Нет его! Или есть, то сугубо законспирирован. Типа, крота. Ничего, через какой-нибудь случайный прокол сам нарисуется.

Жизнь текла по привычному кругу.

Напялив куртку Сальвадора Дали, прикупил ее на аукционе Сотбис за ломовые бабки, я живописую влажные подмосковные заборы, мучительно сладко ностальгирую.

— Откуда у тебя эта задрипанная куртка? — спрашивает Лилия Буркашевич, щелкая по клавишам ноутбука.

— Не задрипанная, а святая. Это куртка самого Сальвадора Дали. Гения сюрреализма.

— Какая связь с мокрыми заборами?

— Не улавливаешь? Связь есть! Жизнь в России сплошной сюр.

— Ой, как опять у тебя все сложно…

— Ты чего там стучишь?

— Либретто балета «Архипелаг Гулаг». Хочу его здесь, в сердце Европы, поставить.

— Да кому нафиг нужен этот заплесневелый, списанный в утиль Солженицын?

— Всем! Пусть эти зажравшиеся своим томатным спагетти итальяшки наконец-таки узнают об ужасах сталинского террора.

— Архипелаг Гулаг… Архипелаг гуляк… — ворчу я. — А, правда, что бард Серж Капранчик два года оттрубил на зоне за изнасилование малолетней?

— Кто его знает! Сидеть-то сидел, сколько не знаю. Его олигарх Рома Абрамчик отмазал.

— Дивны дела твои, Господи! Изнасиловал малолетку, а теперь поет патриотичные песни. Ходит гоголем-моголем.

Лилька смеется:

— Всем говорит, мол, пострадал за правду.

— Что-то я совершенно запутался. Ничего не понимаю в этом чумном мире.

— Дать адресок психоаналитика? Мне он помог. Матерый зверюга. Фрейдист, кажется.

6.

Отправился я к психоаналитику Тимуру Жабину, офис его фирмы «Мыс Доброй Надежды» располагался неподалеку от нашего банка «Святой Пётр».

Г-н Жабин оказался огромным мужиком под 60 лет и под 200 кг. Глаза за золотыми очками зло, по-крокодильи, сверкали. Я сразу хотел повернуть оглобли, убраться восвояси. Ничего хорошего не обещал этот взгляд.

Но бархатный голос его успокоил.

— Садитесь, дорогой! — указал мне на покойное кожаное кресло. — На что жалуетесь?

Я покорно сел на мягкое кресло, утонул в нем чуть не до пола. Прошептал сокровенно:

— Ностальгия душит.

И все рассказал. О недавнем разводе с женой Анжелой. О грудастой любовнице Лилии. О своем творческом кризисе. Даже о том, что к нам заслан гэбэшный казачок, ангажированный изловить нас всех как пустоголовых зайцев.

Жабин сверкнул крокодильими очами, налил себе из термоса крепкий чай, что чифирь, гулко хлебнул:

— Всем бы ваши проблемы…

Я чуть не ракетой взлетел со своего кресла:

— Думаете, я пришел с ерундой?!

— Уверен.

— Каковы аргументы?

— Скажу откровенно, я дружу с президентом РФ, Юрием Абрамкиным. Был его штатным психоаналитиком. Потом начались дворцовые интриги, меня поперли. Однако полюбовные отношения с властной вертикалью сохранил. Берегу их свято. Как зеницу ока. Даже еще святее.

— И чего?

— Нас, иммигрантов, не тронут. Лично мне Юра сказал. Мы ему даже симпатичны. А вот с вашим творческим кризисом и ностальгией нам стоит разобраться.

— Буду премного благодарен, — кусаю губы.

— Кстати, могу вас познакомить с Юрой Абрамкиным. Он собирается к нам в гости.

— Святые угодники! Это зачем?

— Геополитика!

7.

Юрий Абрамкин приехал. Завернул по дороге к Папе Римскому. Президент РФ при личной встрече оказался мускулистым, жилистым дедом в камуфляжной форме, в коричневых альпийских сапогах до колена. Взгляд пронзающий насквозь. Куда там крокодильим мигалкам Тимура Жабина?!

Президент РФ собрал гуртом всю нашу воровскую диаспору в конференц-зале отеля «Золотой осёл», сразу взял быка за рога.

— Друзья мои, — сказал нам. — Дорогие мои соотечественники! Россияне! Собратья по воровскому ремеслу… Я чего вас купно собрал? Оно мне нужно? Нужно! Апеннинский полуостров и Сицилия скоро войдут в родную гавань. Готовьтесь! Это же исконно родная земля. Хотя, блин, здесь живут какие-то непроясненные итальяшки.

Лиля Буркашевич поправила свои огромные груди и как прилежная школьница подняла руку:

— Можно вопрос?

— Ага. Не стесняйся, крошка!

— Господин президент, ходят слухи, что вы не хотите возвращаться в Россию.

— Подлая ложь! Хотя… возвращаться не тянет. Там воду мутит некто Леха Подвальный. Но мы еще разберемся с этим молодчиком. Он у меня землю будет жрать за свои проамериканские подвиги.

Поднялся мой кореш Серафим Бушков:

— А правда ли, что перед вашим приездом, сюда был заслан гэбэшный казачок?

— Выбирайте выражения, молодой человек! Что значит гэбэшный? Хотя отблеск правды в этом все же есть. Почти все местное население Венеции работает на Лубянку. Внештатная агентура. Господа! Мы живем в очень сложном мире. Время сейчас грозовое. Судьбоносное время.

Я поднял руку.

— А, Иван Стародубцев, живописец-реалист. Господин президент, как вы дальше видите траекторию своей прихотливой судьбы?

—  Траекторию, говоришь? Устал я от России. Смертельно! Иногда просто плюнешь и подумаешь, а тебе оно нужно? Пусть там правит молокосос Подвальный. Воровать, скажу вам, больше нечего. Все разнесли. Если только китайцам поскрести по сусекам. Да и что наскребешь? Копейки!

8.

Юрий Абрамкин триумфально отбыл на встречу с Римским Папой. Речь на этом рандеву пойдет о возвращении в Москву исконно русских икон из Ватикана.

Мы же, венецианские вороватые изгнанники, после встречи с первым лицом пережили истинное преображение.

Я, например, забросил свои подмосковные мокрые заборы и живописую исключительно гондолы и каналы уже почти родной Венеции.

Грудастая Лилька Буркашевич разбила свинью-копилку. Стала проводить кастинг в свой модернистский балет «Архипелаг Гулаг».

Серж Капранчик написал цикл дивных патриотических песен. В них Юрий Абрамкин все скакал и скакал на белом коне, разя супротивников лазерным мечом из «Звездных войн».

Беллетрист Серафим Бушков завязал с бухлом и засел за роман «Италия — исконно русская земля».

— Этот опус, Ваня, заткнет за пояс Лёвку Толстого и Федьку Достоевского! — говорил мне, размахивая гусиным пером самого А.С. Пушкина, приобретенным на аукционе Сотбис. Так размахивал этим острым пером, что опасался за свои глаза. Приходилось жмуриться.

— Разве я спорю? — мычал в темноте. — Живи долго, твори на радость потомкам.

— Верно! Собираюсь жить долго. Типа, Мафусаила из Библии. Ты читал Библию?

— Листал.

— Как тебе?

— Иногда смешно, зачастую жутко.

— Вот! Все мои опусы будут в таком же стиле. Смешная жуть! А за Мафусаилов век знаешь, сколько я их настрочу? Я о нетленках.

9.

Абрамкин из Ватикана вернулся ни жив, ни мертв. Точнее, в мажоре. Папа Римский простил ему все грехи. И прошлые, и настоящие, и особенно будущие. Так что, наш дорогой президент был в некоем душевном столбняке, потом встряхнулся, очухался и пообещал Папе бесплатно (за счет бюджета РФ) отреставрировать все католические храмы, ангажировав на этот подвиг миллион таджиков и узбеков с «золотыми руками».

Мало того!

По приезду в Венецию Абрамкин объявил об амнистии наших капиталов.

— Ладно, — интимно сказал он нашему воровскому землячеству, — кто без греха? Не вы своруете, так у вас. Я и сам, что таить, такой же. Не удержусь, если что плохо лежит. К тому же, мне Папа Римский растолковал, сам Иисус учит прощать. Дербалызнули тебя по левой щеке, подставь правую. Будь, гад, милосердным.

Ой, как же тогда возликовало все наше землячество! Счастье-то какое! Значит, живем и дальше. Живем во славу Отечества!

На радостях индульгенции 21-го века Абрамкин даже простил своего заклятого врага Романа Абрамчика. Выпустил его из смрадного мордовского узилища, срочным истребителем к нам.

Роман обнялся со своим другом Капранчиком и заверил всех нас, что его карман теперь щедро открыт для разумной благотворительности.

— Кстати, — заметил Рома с обаятельнейшей улыбкой, — банк «Святой Пётр», где вы храните свое кровно сворованное, мой банк. Так что, сберегайте и дальше, не сомневайтесь. Сам президент РФ тому порукой.

— Да-да, — кивает лысеющей головой харизматичный Юрий Абрамкин.

— Неужели твой банк? — перебрал серебряные струны гитары Серж Капранчик, на верхней деке переводилка — полуголый Абрамкин скачет верхом на медведе через горную реку.

— А то чей же! — во все горло хохочет Абрамчик. — У меня этим банков, что у приблудной собаки блох.

Как же все хорошо! Диво дивное! Чудесное чудо!

В Венеции апрель. Божественная весна. Мы катаемся на расписанных под гжель и хохлому гондолах. То и дело запеваем советский шлягер «Катюшу». А чаще всего хором потрясаем каналы такими словами: «Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой». Ну и т.д.

10.

Подоспел и Лилькин балет, «Архипелаг Гулаг». Дело застопорилось из-за недостаточного финансирования, но Роман Ибрагимович Абрамчик подкинул бабла. Он, оказывается, страстный покровитель искусства. Пусть даже и самого дикого, постмодернистского.

Лиля, несмотря на свою изрядную грудастость, сама решила выступить в роли прима-балерины. И сорвала-таки нешуточный аплодисмент.

А ведь я за нее так волновался. Опасался, что под ней проломится древесный настил сцены. Но она взяла себя в руки, плотно села на огуречно-авокадовую диету. Сбросила двадцать кг. К тому же, стала энергично заниматься физзарядкой, приседая с пудовой розовой гирей.

— Однако умеешь ли ты танцевать? — все-таки сокрушался я.

 Щеки Лилии гневно запунцовели:

— Ты, подлец, ничего не знаешь о своей возлюбленной! Я же дипломант конкурса «Утренняя звезда» на Первом канале. Меня генеральный директор Костя Эрнст лично поцеловал в щечку. Предлагал интим. Я была против.

— То когда было!

Лилька шутливо, хотя и весьма болезненно, шлепнула меня ладонью по щеке:

— Дурак! Замечательные балерины с блеском танцуют и на своем столетнем юбилее. Вспомни Айседору Дункан.

— Разве я против? — потирал я щеку. — У меня ведь самого открылось второе дыхание. Выросли белоснежные крылья. В мою галерею на днях заходил сам олигарх Роман Абрамчик.

— Да ну? — вскинулась Буркашевич, приседая с гирей.

— Вот тебе и да ну… Купил все мои мокрые подмосковные заборы за пол лимона евро. Теперь я с деньгами! Нешуточными.

— Молодец, Ванек! Сядешь со мной на огуречно-авокадовую диету? Тебе себя надо привести в форму. Убрать поганое брюхо, свиные брыла.

— Погоди! К подвигам таким пока не готов. Давай дождемся твоего балетного триумфа.

— Скажи, пузан, ты в состоянии поднять эту пудовую гирю? А? Или кишка тонка?

— Ну почему я влюбляюсь только в стерв?! — всплеснул я руками.

— Как тяпну по башочке гирей! Шутка…

11.

Лилькин балет «Архипелаг Гулаг» прогремел на весь Апеннинский полуостров, зацепив и Сицилию. Сам Папа Римский с охранниками прибыл на него, дабы уточнить детали модернизации католических храмов и еще разок обняться с почти родным Абрамкиным.

После балетной фиесты нарисовалась моя отставная благоверная, Анжела Стародубцева. Как же она пострела! Болотная кикимора… Неужели я с этим чудовищем делил медовое брачное ложе? Тьфу-тьфу-тьфу!

— Ваня, родный! — таращила она на меня свои огромные голубые глаза. — Давай сойдемся? Вспомним былое. Ведь между нами химия.

— Какая там химия? Тем более, я в последнее время подсел на балерин. У них и ум, и энергичность, и грация. Я не приветствую женщин, кои выглядят как квашня.

— Я — квашня? Слепец! Разуй глазоньки! Я выгляжу как богиня. Докладываю будто перед батюшкой — натрахалась всласть. Теперь хочу войти в тихую семейную гавань.

— Только не со мной. Я категорически пас.

— Вот как? Тогда я сойдусь на короткой ноге с Ромой Абрамчиком. Он себе подыскивает жену. Прежняя, пока он сидел в Матросской Тишине, его кинула. Сбросила как лайковую перчатку.

— Отличная мысль! Семь футов под килем!

— Неужели твоя ногастая Лилька лучше меня? — вдруг помрачнела отставная супруга.

— Что ты! У каждой из вас есть свои козыри, даже джокеры. Она — худышка с большими грудями. Ты же — безгрудая толстуха.

— Между нами, козел, все кончено!

— Золотые слова! Скатертью дорога!

— Был бы у меня пистолет, я бы тебя пристрелила. Как бешеного  пса.

— Ты сначала определись, как козла или пса.

— Да пошел ты…

12.

После оголтелого визита Анжелы я срочно посетил психотерапевта Тимура Жабина.

— На что, голубчик, жалуемся? — мозгоправ клетчатым платком промокнул лоб. По многодумному челу катился изрядный пот, хотя кондишн на холод работал, я даже поеживался.

Я ему все выложил.

Жабин зло зыркнул на меня крокодильими глазками:

— Мне бы ваши проблемы… Стерва жена, триумфальная балерина, ночные шумы в ушах.

— Значит, все хорошо? — лепечу я.

— Скажите как на духу, у вас секс с балериной регулярный?

— Когда как… — смутился я. — Все-таки старею. Эрекция подводит. Да иногда просто и нет желания.

— Красава моя, я вам порекомендую делать упражнения Арнольда Кегеля. И у вас все наладится.

— Кто этот Кегель?

— Американец с немецкими корнями. Изобрел комплекс упражнений для укрепления мышц тазовой области. И будете, как пионер, всегда готов.

— Вам помог Кегель?

— Мне-то… Знаете, я выше секса. Не тянет на женщин. Да и их не тянет ко мне. Вы только взгляните на мою комплекцию. Я же просто какой-то слон в посудной лавке.

— Может, вам переключится на мальчиков? Это сейчас в тренде-бренде. Особенно здесь, в Венеции.

— На мальчиков, говорите… Может быть… Хотя, что это я?! Я же ясно сказал, сама идея секса меня не вдохновляет. Джаги-джаги туда и обратно. Унылая скука, моветон, шняга.

— Вам бы, доктор, сбросить кг 30.

— И сброшу! Слыхал я какой-то чудесной огуречно-авокадовой диете.

— Моя Лилька сбросила на ней 20 кг.

— Вот и я сброшу. Тут же на носу венецианский карнавал. Сам президент РФ будет плыть во флагманской гондоле, выкрашенной под российский триколор. Поэтому нужно быть в форме. Не пугать людей. Кстати, вы на карнавал идете?

— А как же! Это же фиеста, взрыв русской самоидентификации.

— Точно! Все только начинается, мой венецианский друг! 

— Сколько я вам должен за прием?

— Ничего! Мой вам бонус! Испытываю к вам горячую симпатию.

          
                                            /Фото Венеции - из сети/.

                                                                  *  *  *