1.

Дикий расклад в нашей семье.
Я работаю на Лубянке, жена же моя, Елизавета Ефимовна, ярая оппозиционерка.

— Ты — лицемер и подонок, — с чувством говорит мне супруга. — Руки твои по локоть в крови. Думаешь, я поверю, что в пыточном ведомстве ты тянешь лямку заурядного библиотекаря?

— Лизанька! Именно так… Я выдаю офицерам ФСБ невинные книжки.

— Какие, например?

— «Му-Му» Ивана Тургенева, «Кладовая солнца» Михаила Пришвина.

— Вот оно что… Смешно! Тогда огласи топик.

— Да ради бога… «Маленький принц» Антуана Экзюпери, «Дети капитана Гранта» Жюль Верна.

— Ага! Ну, конечно… И фамилия у тебя подходящая. И звание… Капитан Грант. Вот только имя и отчество подкачали. Георгий Иванович. Давно хотела спросить тебя, раз ты — Грант, значит, еврей?

— Грант — фамилия шотландского происхождения. Мои предки появились на Руси во времена Петра Первого.

— Всё может быть… Только согласись, получить погоны в кровавой гэбне — это тавро, диагноз.

Убейте меня, не пойму я Лизу!

С красным дипломом закончила МГУ, что-то там по цветным металлам. По специальности ни дня не работала. А трудилась истопником в котельной, дающей тепло на мазуте. Попутно выгуливала собак новых русских. Недавно устроилась дворником в местный ЖЭК. И теперь, в декабре, скребет наледь и метет снег в нашем Перовском дворе.

— Лиза, — мрачнею я. — Зачем этот карнавал? Сиди дома. Денег я приношу вполне достаточно.

— Жить на бабки кровавого ведомства?

— Слушай! Достала! Ты несешь тарабарщину? На дворе — 21 век. Не заметила? Никто никого не пытает. Гулага нет. О чем ты? Чего ты, наконец, хочешь?

— Хочу на баррикаде стоять с красным знаменем. Может быть, с обнаженной грудью. Как на популярной картине.

— И каков же месседж?

— Все алчные сосуны из нефтяной трубы должны пойти под суд. Типа, Нюрнбергского трибунала.

— Суд… Трибунал… А эволюционный метод ты допускаешь?

— Ха! Да вы же, цепные псы режима, будете сосунов защищать.

— Какое дьявольское упрощение… Какой примитив!

— Зато ты у нас сложный!

— Мама! Папа! — входят в зал наши дети-погодки, Маша и Петя. — Спокойной ночи. Мы пошли спать.

— Сладких снов… — улыбаюсь я.

— Не забудьте почистить зубки… — подмигивает жена. И тут же мрачнеет: — Мне завтра рано вставать. Вон сколько снега намело. Разгребать и разгребать.

— Мученица ты моя, — глажу я её щеку.

Супруга отпрыгивает, как ошпаренная кошка.

Для справки. Мы уж давно спим в разных комнатах. Сексуального контакта нет. Да и душевный контакт почти разорван.

Как же коротка и глупа жизнь…

2.

Меня зовут Петя Грант. Мне 13 лет. Когда я вырасту, стану разведчиком. Вроде Штирлица или, скажем, на худой конец, Джеймса Бонда.

Пикировку мамы с папой я не приветствую. Желаю жить в нормальной, здоровой семье, где подставляют плечо и подстилают соломку.

Папа работает на Лубянке, это хорошо. Идеальный выбор! Жаль, конечно, что должность его уморительно чмошная. Лучше бы бегал с пистолетом, а то выдает «Му-Му» и «Золотой ключик». И всё же это гораздо лучше, чем мести двор метлой.

Маша, моя сестра, говорит, что мама стала маргиналом из-за несусветной гордыни. Мол, не оценил меня мир, так я нарочно окажусь на самой нижней социальной ступеньке. И вообще на вашу карьерную лестницу плюю. Тьфу-тьфу-тьфу…

И о революции мама грезит из-за гордыни. Хотя красное знамя на баррикадах все же лучше, чем скребок и метла.

Несмотря ни на что, я люблю своих предков. И был бы бесконечно рад, если бы они пришли к консенсусу.

Подхожу к сестренке, к Марии. Она лежит на тахте, читает «Жития старца Пафнутия». И это в 14 лет! Не рановато ли?

Я осторожно вынимаю тяжелый том из тонких рук Маши.

— Сеструха, харе придуряться! Айда в Сокольники. Погоняем на коньках. На улице, прямо по Пушкину, мороз и солнце.

— Отдай сейчас же! — Маша вырывает талмуд. — Недомерок хренов. Дюймовочка в штанах.

Да-да… Сестра ругается столь же изощренно, как и наша матушка. А разве я виноват в своем малом росте? Я еще вырасту! Вон президент РФ, почти карлик, а стал сексуальной мечтой всех баб. Исключая, понятно, оппозиционерок.

Сажусь у Марии в ногах.

— Зачем ты так? Я же упрекаю тебя за худобу? Ты будто девчушка из Бухенвальда.

— Что тебе нужно? — сестра сверкает зелеными кошачьими глазами.

— Зачем ты читаешь религиозную лабуду? Не скучно?

— А ты это читал? Что ты вообще читаешь? «Любовь к жизни» Джека Лондона? «Дети капитана Гранта» Жюль Верна.

— Ты меня за идиота не считай!

— А кто ты есть? Недоделанный Штирлиц!

— Вот как? Хорошо! А тебе уж о мальчиках пора думать… Скажи, только честно, у тебя были месячные?

Маша бьет меня тяжелым томом «Жития» по голове.

— Вон из моей комнаты!

— С превеликим удовольствием…

Маша стонет, вдруг вскакивает с тахты. Обнимает меня.

— Ладно. Прости. Едем в Сокольники.

— Коньки, кажется, лежат на антресолях.

3.

Пока Маша с Петей катались на коньках в Сокольниках, люди на Руси пропадать продолжали. Причем почему-то именно оппозиционеры. Этим обстоятельством особенно никто не озадачивался. Ну, исчез чел и исчез. Бжик — стерли ластиком. Что такого?

— Пойми, друг, этот режим прогнил насквозь! — в гостях у капитана Гранта сидел капитан ФСБ П.П. Овечкин. — Ты только глянь, какие глаза у русаков. Овцы! Вектор мировой истории их не колышет.

— Павлик, ты преувеличиваешь, — разливал по рюмкам пятизвездочный коньяк Георгий Иванович. — Всё не так уж плохо. Скажу тебе, как на духу, мне самому плевать на вектор мировой истории.

— Это, Жора, наконец-таки глупо! Неужели тебе не интересно, какие подковерные битвы бульдогов происходят в Кремле?

Георгий быстро, будто лекарство, зашвыривал в себя коньяк:

— Зачем? Сижу в библиотеке, тихо и светло. Среди добрых книг. Мухи не кусают.

— Укусят мухи. Еще как укусят! Муха цеце. Слыхал я, что именно твою трудовую единицу хотят сократить.

— Не может быть.

— Может! У нас же кризис. Санкции. Ты вот чего… Айда ко мне. Будем на пару заниматься наружным наблюдением за оппозиционерами.

Жора подцепил вилкой дольку лимона, долго обсасывал горько-кислую корочку.

— Паша, за базар отвечаешь?

— А то! Бабки теперь по мизеру. А идеологические дебоширы плодятся, что тараканы. Хотя я им от всей души и сочувствую.

— От «Кладовой солнца», «Му-Му» к наружному наблюдению?

— Чудилка! Вся литература сдохла еще в 19 веке. Аллилуйя!

Из ванной, с метлой на плече, вышагнула Елизавета Ефимовна. Весь вечер валил снег, вот она и решила хоть чуток прибрать у подъезда.

— Лиза, сядь к нам! — жестом хозяина пригласил ее за стол Паша. — Хлеб да соль… Бросай свою метлу. Ты же не ведьма. До Хэллоуина еще далеко.

— С палачами не пью… — нахмурилась Елизавета.

— Но мы же добрые палачи! Палачи-гуманисты!

— Смешно… Ну, разве полрюмки. Все-таки выходить на мороз. Для сугрева.

4.

Мама, папа и дядя Павел подружились. Оказалось, что капитан Овечкин — скрытый оппозиционер, пятая колонна. Так сказать, волк в овечьей шкуре. И под псевдонимом Сергей Мамкин пишет антиправительственные частушки.

Мне, Маше Грант, особенно памятны две строчки.

Альфа-самец! Альфа-самец…

Глух ты как тетерев. Тебе полный писец!

И дальше в этом же духе. Смачно. С плеча. Талантливо.

Даже сам облик дяди Паши изменился. Он как будто бы вырос, в лице его появилось что-то орлиное, особенно это подчеркивалось отпущенными бакенбардами, изящно переходящими в усы.

Словом, симпатяга. Я, Маша, хоть и школьница, порою заглядываюсь.

Родители и дядя Павлик стали встречаться у нас почти каждый день. Зажигали витые свечи в бронзовых канделябрах и говорили, говорили…

— Павлик, как ты не боишься писать такие отчаянно смелые стихи? — расширяет мама глаза. — Тебя ж посодят?

Овечкин расчесывал бакенбарды специальным гребнем:

— Меня? Нет! Я всю свою квартиру на брюхе оползал. Жучков нет. К тому же, многим лубянковским молодцам пришлись по вкусу частушки Сергея Мамкина.

— А библиотеку нашу решили пока не трогать… — розовеет от коньяка папа. — Её берет под свое крыло РПЦ. Правда, Достоевского, Льва Толстого и Чехова придется вынести за скобки. Добавить же жития старцев Пафнутия, Пантелеймона, Зосимы… Несть им числа, страдальцам.

— И ты в такой богадельной библиотеке будешь работать?! — усмехается Лиза.

— Такая лямка больше по плечу нашей Машеньке.

— Не хочу я работать в кровавой гэбне… — шепчу я.

— Да кто тебя, малолетку, туда пустит? — поднимает бровь папа.

В комнату входит мой брателло, чекист недоделанный. Опальные разговоры стихают.

— Предки, дайте на киношку деньги!

— Какой фильм? — щурится мама.

— «Восемь ублюдков» Квентина Тарантино.

— А девочка у тебя есть? — трепет его по голове Овечкин.

— Отстаньте! Хмельным видом вы порочите свой мундир.

Овечкин-Мамкин смущенно чешет бакенбарды:

— Жорик, выдай ему бабло, и пусть проваливает.

— Не нужно мне ваше бабло! — всхлипывает Петя и убегает.

— Ну, вот обидели мальчика… — вскакивает мама, бежит за сыном.

— Веселая  у вас семейка! — во все горло хохочет капитан Овечкин.

5.

Сначала пропал капитан Овечкин. Может быть, уехал в командировку? Ах, где же сейчас эти чудные пушистые бакенбарды? Они столь редки в циничном 21-м веке.

Потом пропал и мой муж, капитан Грант. Будто корова слизнула. Не накапал ли мой сынок на него? Впрочем, при Пете мы всегда замолкали.

Минул месяц. Я даже не знала что думать.

Меж тем, пришла заказная посылка на мое имя. А в ней 5000 долларов и письмо.

Письмо же такое:

«Здравствуй, радость моя, Лизанька! Если ты читаешь это письмо, значит, я исчез. Меня стерли! Обратись, голубка, к капитану Овечкину. Может, он прояснит, если не сгинул сам. Пожалуйста, не пытайся узнать откуда посылка. Её выслал мой друг. Имя его в секрете. Словом, жди меня, и я вернусь, только очень жди.

Твой капитан Грант».

У меня подкосились ноги. Мужа своего я только начинала любить, вторым, так сказать, заходом.

С должности дворника я уволилась. Решила тряхнуть стариной. Все-таки за спиной МГУ с красным дипломом. Устроилась в «Роснано», отвечаю за пошив термобелья. Трусы, носки, кальсоны с начесом и т.д.

За день теперь зарабатываю больше чем за месяц дворницкой жизни. Я хожу теперь к массажистам и цирюльникам, делаю элитный маникюр и педикюр, посещаю бассейн у фабрики «Красный Октябрь».

Именно в бассейне «Красного Октября» я выловила пластиковую бутылку из-под «Боржоми». А в ней записка: «Милая моя Лиза! Кровавая гэбня выбросила меня на необитаемый остров. Хвала небесам, я умею ориентироваться по звездам. Не зря же я с блеском окончил воронежскую школу разведчиков. Координаты мои такие. Долгота …. Широта …. Однако лучше меня не ищи. Люблю до гробовой доски, твой Жорж».

Это еще что такое?

Я нервически поправила лямку купальника.

Допустим, что написанное в этой бутылке — правда. Но как попала пластиковая емкость в закрытый бассейн? Не по трубам же водопровода, тем более, не по фановым трубам?

— Лиза, привет! — услышала я за спиной.

Оборачиваюсь. Мама дорогая! Капитан Овечкин.

— Пашка! Ты? Куда ты исчез?

— Не могу сказать… Гостайна! — Павел почесал свои бакенбарды, они как-то стали гуще и пышнее.

Он стоял как бог Аполлон. В одних плавках. Молодое литое тело. Широкие и худые плечи. Руки с контрастными бицепсами-трицепсами.

Нечаянно мой взгляд скользнул ниже.

Отличная попа!

Без слов протянула ему бутылку «Боржоми».

6.

Минуло несколько месяцев, как мама выловила бутылку. И я теперь категорически не хочу стать разведчиком. Этот Джеймс Бонд — дурак и клише. Я теперь хожу в зоопарк на Баррикадной, ухаживаю за бабуинами. Всю жизнь хочу посвятить этим хвостатым.

Маша, эта тихоня и почти монашка, тоже в корне изменила взгляды. Стала атеисткой. Не верит ни в Бога, ни в чёрта. Тяготеет к идее интеллектуального космоса.

Как же произошел этот крен?

Всё просто.

Папа вернулся.

И не один, а с шифровальщицей ФСБ, Анфисой Булгаковой. Девице всего 22 года. Рыжие волосы и рыжие глаза.

Оказывается, он никуда не уезжал. Никакая гэбня его не хватала и не высаживала на необитаемый остров рядком с Гондурасом.

Всё это провернул капитан Овечкин.

Папа ему, как потом выяснилось, жаловался на свою несчастную семейную жизнь. Овечкин и познакомил его с Анфисой. Барышня проходила на Лубянке стажировку.

— К чему же эта бутылка? Постмодернизм какой-то! — вскрикивала мама.

— Согласись, дорогая, не дурная шутка! — целовал маму в губы капитан Овечкин.

Да-да… Мама и пресловутый Овечкин решили соединить сердца, хотя до свадьбы еще не дошло.

Конечно, репутация чекистов упала у меня до нуля. Какие, блин, чекисты?! Лысые обезьяны в погонах.

А что же Анфиса? Эта рыжекудрая бестия с рыжими очами?

Она приходит к нам в гости. Пламенно рассказывает о своем высоком ремесле шифровальщицы. Оно сейчас ой как востребовано.

Папа не сводит с нее влюбленных глаз.

— А я ведь перечитала «Дети капитана Гранта»! — смеется Анфиса. — Клевая книжица. И как это рыба-молот сожрала бутылку?

Кажется, я влюбляюсь в Анфису. И зол на папу. Вон до чего его довели сентиментальные книги.

— Самое любопытное, — восторженно говорит Павел Овечкин, — что мои оппозиционные частушки об альфе-самце пришлись по вкусу самому президенту. У него, оказывается, отменное чувство юмора. Он даже обнял меня. Правда, слегка потрепал за бакенбарды.

— Не может этого быть! — вскрикнула Анфиса.

— Ну почему же?! — радостно смеется капитан Грант. — В современной России может случиться всякое. Энтропия зашкаливает.

Я украдкой под столом глажу кленку Анфисы.

Маша замечает и грозит мне пальчиком.

                             *  *  *