EN
Старый сайт
Подборка от Фаины Мастинской.
ОТРЫВОК ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ АНГЕЛИНЫ СТЕПАНОВОЙ
актрисы МХАТа
Спектакль «Идеальный муж» О.Уайльда во МХАТе имел большой успех. Он шёл на сцене 35 лет. И вот мы поехали на гастроли по Украине и в конце концов очутились во Львове. Чудесный театр, невероятные сборы: вместо красных косынок, кожанок, лент пулемётных через плечо вдруг привезли лордов, леди, фраки, смокинги, бальные платья. Успех феноменальный!
И вот конец гастролей, последний спектакль. Что только не делали: все билеты были давно раскуплены, ставили приставные стулья, входные билеты продавались даже на ступеньки в бельэтаже и верхнем ярусе. Толпа стояла на улице и ждала, нет ли случайно лишнего билетика. И вот утром исполнитель главной роли Владимир Ершов, он играл сэра Роберта, говорит:
- Я играть не могу, у меня геморрой, я не спал всю ночь, боль жуткая, и я не могу ни сидеть, ни ходить, ни играть.
Ужас! Ужас!
- Володя, как?
- Нет, нет, мне никакие таблетки не помогают, оставьте меня, я могу только лежать.
- Володя, подожди, ты стоять можешь?
- Стоять могу.
- Володя, стой и говори - и больше ничего. Надо спасать спектакль.
- Ну что, я буду стоять, как монумент?
- Володя, я тебе скажу прямо. Эта аудитория лордов отродясь не видела и не увидит, поэтому они всё примут за правду. Мы сделаем так: есть большой диван с высокой спинкой, а в других актах поставим кресло с высокой спинкой. Ты будешь стоять, держаться за эту спинку. Мы заменим декорацию, опустим кулису, и это будут как бы апартаменты лорда. Ты сделаешь один шаг, выйдешь и сразу очутишься за спинкой дивана или за спинкой кресла. Надо уходить - один шаг, и ты уже за кулисами.
Одним словом, уговорили. Надели на него фрак или смокинг, уже не помню что, и спектакль начался. Прошёл он великолепно. Володя выстоял, в антракте боялся лечь.
Говорил - А вдруг я не встану?
Было лето, вся сцена в цветах. Когда публика ушла после долгих - долгих аплодисментов, вся труппа вышла на сцену, весь технический персонал, все незанятые актёры прибежали, потому что такой сенсационный случай. Володя стоял бледный, измученный, капли пота катились по его лицу, но глаза были счастливые, он выстоял.
Пришла наша дирекция и стала его благодарить за то, что он спас престиж театра, обещала премию. Пришла дирекция львовского театра, сказала, что он спас феноменальный сбор, и тоже обещала премировать его. А потом вышел народный артист Борис Яковлевич Петкер, отличавшийся удивительным юмором и на сцене, и в жизни, и сказал:
- Володя, ты совершил подвиг! Мы гордимся тобой!
Ершов отвечает:
- Что делать, такая профессия! Как это в опере поётся: «Смейся, паяц, над разбитой любовью!»
Но Петкер продолжал:
- Мы решили запечатлеть твой подвиг в стихотворной форме.
И с большим пафосом произнёс:
- Пусть жертвенник потух, огонь ещё пылает. Пусть арфа сломана, аккорд ещё звучит. Пусть жопа треснула, Ершов ещё играет!
Это только Петкер мог так сказать, и все покатились со смеху.
_________________
Перемывая косточки и глумясь над императорами, королями и вельможами, тиранами и полководцами, философами и учёными, риторами и священниками, и, вообще, над женщинами и мужчинами, Мория, греческая богиня Глупости, в знаменитой «Похвале Глупости» Эразма Роттердамского, наконец, добирается до поэтов и писателей. Уже ровно 500 лет в главе L этого произведения Мория-Глупость насмехается над их «празднословием», а также - уморительно даёт им смехотворные советы и внушает, как «...купить бессмертие и вживе уподобиться богам». Произведение написано автором от первого лица.
Эразм Роттердамский
ПОХВАЛА ГЛУПОСТИ
Глава L (Отрывки)
1512 год
...Значительно менее мне обязаны поэты, хотя по свойству своего ремесла целиком принадлежат к моей партии. Ведь поэты - вольный народ, всё дело которого в том и состоит, чтобы ласкать уши глупцов разной чушью и нелепыми баснями. И, однако, своим празднословием они не только сами надеются купить бессмертие и вживе уподобиться богам, но и другим то же сулят...
Из того же теста испечены те, кто рассчитывает стяжать бессмертную славу, выпуская в свет книги. Все они очень многим мне обязаны, в особенности же те, которые марают бумагу разной чушью, ибо, кто пишет по-учёному и ждёт приговора немногих знатоков, ...тот кажется мне достойным скорее сожаления, чем зависти.
Поглядите, как мучаются такие люди: прибавляют, изменяют, вычёркивают, переставляют, переделывают заново, показывают друзьям, затем лет эдак через девять печатают, всё ещё недовольные собственным трудом, и покупают ценой стольких бдений (а сон всего слаще), стольких жертв и стольких мук лишь ничтожную награду в виде одобрения нескольких тонких ценителей. Прибавьте к этому расстроенное здоровье, увядшую красоту, близорукость, а то и совершенную слепоту, бедность, завистливость, , воздержание, раннюю старость, преждевременную кончину, да всего и не перечислишь. И наш мудролюб мнит себя вознаграждённым за все эти тяготы, ежели похвалят его два - три таких же учёных слепца.
Напротив, сколь счастлив сочинитель, послушный моим внушениям: он не станет корпеть по ночам, он записывает всё, что ему взбредёт на ум и окажется на кончике пера, хотя бы даже собственные свои сны, ничем не рискуя, кроме нескольких грошей, истраченных на бумагу, и зная заранее, что чем больше будет вздора в его писаниях, тем вернее угодит он большинству, то есть всем дуракам и невеждам. Что ему за дело, ежели два - три учёных, случайно прочитавших его книгу, отнесутся к нему с презрением? Что значит голос немногих умных людей в этой огромной и шумной толпе?
Но ещё смышленее те, которые под видом своего издают чужое, присваивая себе славу чужих трудов, в той надежде, что если и уличат их когда-нибудь в литературном воровстве, то всё же в течение некоторого времени они смогут пользоваться выгодами от своей проделки Стоит посмотреть, с каким самодовольством они выступают, когда слышат похвалы себе, когда в толпе на них показывают пальцами - это, мол, такой-то, знаменитость, когда видят они свои книги в книжных лавках и читают своё имя...
Мудрецы смеются над ними, как над величайшими глупцами. Нет спору, это воистину глупо. Но зато, по моей милости, живут эти люди в своё удовольствие и ни на что не променяют своих побед...
__________________
Саша Черный
Мой роман
Кто любит прачку, кто любит маркизу,
У каждого свой дурман, -
А я люблю консьержкину Лизу,
У нас - осенний роман.
Пусть Лиза в квартале слывёт недотрогой, -
Смешна любовь напоказ!
Но всё же тайком от матери строгой
Она прибегает не раз.
Свою мандолину снимаю со стенки.
Кручу залихватски ус...
Я отдал ей всё: портрет Короленки
И нитку зелёных бус.
Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,
Грызём солёный миндаль.
Нам ветер играет ноябрьскую фугу,
Нас греет русская шаль.
А Лизин кот, прокравшись за нею,
Обходит и нюхает пол.
И вдруг, насмешливо выгнув шею,
Садится пред нами на стол.
Каминный кактус к нам тянет колючки,
И чайник ворчит, как шмель...
У Лизы чудесные тёплые ручки
И в каждом глазу - газель.
Для нас уже нет двадцатого века,
И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека,
Грызущие тихо миндаль.
Но вот в передней скрипят половицы,
Раскрылась створка дверей...
И Лиза уходит, потупив ресницы,
За матерью строгой своей.
На старом столе перевёрнуты книги,
Платочек лежит на полу.
На шляпе валяются липкие фиги,
И стул опрокинут в углу.
Для ясности, после её ухода,
Я всё-таки должен сказать,
Что Лизе - три с половиной года...
Зачем нам правду скрывать?
* * *
Дорман Валентин 
ЛАНГЕ Наталья 
Аарон Борис 
Вайнер Ирина 
Городецкая Лина 
Демидович Татьяна 
Федотов Игорь 
Некрасовская Людмила 
Андерс Валерия 
8) Мне, как и Лине очень понравилось стихотворение -\"ЛИЗА\". Неожиданный финал :grin :grin :grin
