СТРАШНЫЙ СТРАННЫЙ СОН
      

 

ВОЛНА

Вот этот сон...

Полупустынный пляж на берегу моря.

Вдалеке одиночные семейные группы отдыхающих рассеяны по привольному песчаному полю.

Светло-желтый песок притягивает к себе, как бы упрашивая растянуться на его ласковой поверхности, напоенной лучами нежаркого послеполуденного солнца.

Одинокие купальщики бредут по мелководью. Некоторые уже отошли далеко от берега,  вода им доходит до груди. Тишина на море. Штиль. Какая-то нереальная картина.

С младшим восемнадцатилетним сыном, которому во сне почему-то лет девять-десять, мы бредем по мелководью. Ушли далеко от берега, а вода лишь чуть выше пояса. Правда, ему она уже по грудь. Вокруг такая благодать...

Он держится за руку, иногда поворачивая ко мне улыбающееся, счастливое лицо. Нам хорошо рядом, очень хорошо...

Вдруг очень далеко в море замечаю что-то движущееся, медленно приближающееся к нам: то ли одинокий парус, то ли кораблик.

Почему-то становится тревожно. Я крепче сжимаю ручку сына. Он с волнением смотрит на меня:

- Папа, волна...

И тогда замечаю, что действительно приближается какая-то странная волна. Она не занимает весь горизонт, а как бы отесана резцом скульптора с двух сторон. Надвигается, быстро вырастая в размерах.

Мы поворачиваемся и спешим к берегу, но колышущаяся толща воды мешает быстрому продвижению. Непослушные ноги заплетаются при быстрой ходьбе.

Оглядываюсь и вижу, что волна поднимается еще выше, настигает.

Вокруг никого. Только мы с сыном в двухстах метрах от берега...

Странная масса неотвратимо накатывается на нас. Она гранитная с резко очерченными краями и уже достигла высоты 50-70 метров.

Страшно. Ужас сковывает движение. До берега не добраться. Что делать?! А гранитная гора уже вознеслась гигантской плитой высотой метров 100-150. Верхний ее край, как на гравюре из старинной книги, нависает, готовый многотонной тяжестью обрушиться на нас.

Конец... Ужас объял меня. Я только успел погрузить, втолкнуть сынишку глубже в воду и сам пытаюсь нырнуть хотя бы на глубину метр-полтора.

Сознание помутилось.

Громада воды обрушивается на нас...

С жутким захлебывающимся ревом я... просыпаюсь весь в холодном поту.

Сюрреалистическая картина все еще в моих глазах.

Ужас не отпускает ни на секунду...

Прошло больше десяти лет, а этот кошмар все стоит у меня перед глазами.

Ужасный вещий сон...

***

Внезапно проснувшись, жена со страхом шепчет:

- Что? Что с тобой?..

Этот сон не выходил из головы никогда.

Он и сейчас стоит перед мысленным взором.

Сон и тот непроходящий ужас преследовал меня долгие годы...

***

Потом невероятные, необъяснимые, просто дикие события. Сын учится в ешиве в Бейтаре. Вроде бы все в порядке. Меня никогда не вызывали в ешиву, даже ни разу никто из руководства или преподавателей не звонил...

Однажды вечером телефонный звонок:

- Вы доктор Мендельсон?

- Да, а кто говорит?

- Рош ешивы из Бейтара.

- Из ешивы сына, Ицхака-Арье?

- Да, я должен сообщить тебе неприятную весть...

 (Сердце захолодило)

- В чем дело? Что произошло?..

- Мы увольняем вашего сына из ешивы...

- Как?.. За что?.. Вы же никогда не звонили прежде... Мы ни разу с вами и не встречались, не говорили. Вы мне ничего прежде не сообщали. Как так вдруг увольнять?!..

- Все уже решено... Он не подходит нам...

- ??? !!!

Мне стало дурно. Ждали целый день, к вечеру пришел сын - поникший, сгорбленный какой-то. Молчит - ни слова. Пошел в спальню, даже не перекусив. Зашел к нему - молчит, в глаза не смотрит, - видно, как ему плохо.

- Ицик, расскажи, что случилось? Звонил мне рош ешива, ничего не рассказал, кроме того, что...

- А что он может рассказать? Да, и чего с ним говорить. Не с кем говорить...

- Что будем делать?..

- Что, что! Надоело мне все...

И вдруг сорвался на крик, затрясся весь:

- Все подлецы! Только лизоблюды им нужны! Да те, что изображают хороших учеников. Как мне все это опротивело! Жить не хочется...

Интеллигентное, симпатичное лицо юноши настолько преобразилось до неузнаваемости, что мне трудно было представить. «Неужели это наш Ицик? Наш добрый, умный малыш?..»

Его колотило. Он продолжал кричать, срываясь на высоких нотах. Я никогда не видел его таким.

- Все - ложь. Везде - выгода... Вот и вы тоже.

На меня глянуло страшное, покрасневшее в судороге лицо. Он сжал кулаки и стал бить себя. Тело содрогалось, его трясло.

Я понял, что это - истерика, настоящий истерический припадок.

- Ицик, успокойся. Все будет хорошо. Ведь мы - с тобою...

- Со мною? Все вы против меня. Ненавижу!..

Я видел, что припадок нарастает, он уже не владеет собой, и кто знает, что может случиться.

Я должен был остановить его.

Первое, что пришло в голову: «Любым путем прервать взрыв...»

Две оплеухи по обеим щекам.

Он дико взглянул на меня. Что-то хотел сказать. Захлебнулся полусловами, полукриком. Наклонив голову, боком обошел меня и выскочил из комнаты.

Я только услышал звук хлопнувшей входной двери, да увидел искаженное от боли лицо жены...

Ицик убежал, ушел.

Ушел на бесконечные шесть с половиной лет...

Именно Ицику у нас больше всех повезло. Старшим пришлось проходить на собственной шкуре все «прелести» прихода к Истине (хазара битшува), двигаясь с нами вперед к соблюдению заповедей. Он же родился, когда мы уже твердо стояли на правильном пути. Ицик еще в Хайфе вначале ходил в хедер, затем в «талмуд-тора», при переезде в Иерусалим пошел в малую ешиву, а потом в «ешива гдола» (высшую ешиву). Именно за него мы меньше всего волновались. И поэтому удар был «ниже пояса». Это была просто семейная трагедия...

Раву Ицхаку я почти ничего не рассказывал. Только о том, что трудно было устроить в «ешива гдола», пришлось послать в Бейтар. Тогда он проронил несколько слов: «Учеба детей - самое главное, не стоит идти в неизвестную, новую ешиву - ведь отдаем судьбу детей в чьи-то руки...»

О происшедшем я не сказал ему ни слова... Молчал, переживая в сердце, несколько месяцев. Да, и стыдно было признаваться, что сына изгнали из ешивы...

Однажды прихожу на урок, как обычно - недельная глава Торы.

И как часто бывало, рав Ицхак вдруг начинает рассказывать о том, что было в ешиве «Двар Иерушалаим» в начале его преподавания там...

- Разные вещи случались. Самые интереснейшие типы встречались... Один пришел с такой огромной густой и стоячей прической, что тфилин невозможно было надеть на голову... Другой ни за что не хотел расставаться с большущей собакой... Третий обязательно должен был петь мотивы из арий во время урока... Четвертый не мог спать в общежитии, а только на раскладушке во дворе в любое время года. Ну, так вот их руководство ешивы ни в коем случае не хотело принимать учиться.

- И что же с ними случилось?

- Я долго воевал за каждого. Ведь выгнать из ешивы или не принять туда ученика - равносильно убийству.

Рав рассказал случай с одним евреем Бронштейном, который в результате того, что не продолжил учебу в ешиве, превратился в... Троцкого...

- Так, как же это выгоняют из ешивы, - спросил я с болью в голосе.

- Этого делать нельзя. Только в самом критическом экстремальном случае. И после длительной работы с ним, бесед, сопереживаний и обязательного взаимодействия с его родителями. Надо сделать все возможное, чтобы не выгнать еврея «на улицу», особенно это важно в наше время.

Рав мельком взглянул в мою сторону:

- А из этих «типов» вышли не только кашерные евреи, но и некоторые главы русских ешив. Стоило в них вкладывать силы и душу...

После этого урока я рассказал Раву все про Ицика.

- Жаль, что сразу не рассказали. Нужно было назавтра после сна. Такие сны - особые. Сейчас может быть поздно... Надо было сразу после сновидения тот сон "снимать". А теперь - только молитвы. А что с Ицхаком, где он сейчас?

- Мы ничего о нем не знаем, никакой связи. Слава Б-гу, его, наконец, приняли в армию, в «Нахал хареди»[1]. 

К этому времени с Б-жьей помощью и с участием рава И. Шварца в ЦАГАЛе организовали роту для ультрарелигиозных юношей. Большей частью это были ребята, потерявшие возможность учить Тору, почти без связи со своими семьями.

За последующие три года мы видели Ицика только несколько раз: на парадах по окончании курса молодого бойца, а потом - сержантского состава.

Не каждый может представить мучения человека, не имеющего возможности ни видеть, ни слышать, ни прикоснуться к своему сыну...

 Однажды на обрезании внука от старшего сына мы были в одном обеденном зале с нашим Ицхаком. Он все время сидел за дальним столиком, спиной к нам, так что была видна только косица «лошадиный хвост» от собранных в узел волос. Рав сидел со мной за главным столом.

- Вот там сидит Ицик? Тот, что с длинными волосами...

- Да.

- Сейчас попробую подойти к нему, поговорить.

Рав вскочил с президиумного места, обогнул столики и приблизился к Ицику. У меня перехватило дыхание: «Что же будет?». Он подошел к нему сзади, притронулся к плечу. Наклонился к сидящему сыну и что-то стал говорить.

 Я впервые увидел сына в профиль, повернувшегося к Раву. Через пару минут Ицик уже улыбался.

Остался любительский снимок, который я сделал «пелефоном», используя то, что он беседует с Равом...

До этого я составил альбом из старых фотографий Ицика, над которым мы не однажды проливали слезы. Теперь у нас в заслугу Рава был новый снимок, и мы с женой подолгу глядели на него...

После армии сын вообще исчез из поля нашего зрения. Ничего не знали. Как он себя чувствует? Где и с кем живет? Чем занимается...

Только редкие очень короткие и неожиданные его визиты ко второму сыну Ави... Тогда мы жадно расспрашивали Авика о каждой детали, о любом слове, услышанном им от Ицика...

Рав не давал нам покоя все эти годы.

- Где Ицик? Что с ним? Можете ли ему сказать по телефону пару слов Торы? Не теряйте надежды. Молитесь. Сила молитвы безгранична...

Рав отводил меня в сторону почти после каждого урока, расспрашивая о «мизиникере»[2]. Брал за отвороты пиджака старшего сына Давида, который каждый четверг приходил на урок Рава к нему домой, получив разрешение из колеля. Отводил его в уголок, и все говорил и говорил об Ицике, предлагая новые варианты сближения. Звонил нашему второму сыну еженедельно. О чем они говорили, не знаю до сих пор.

Так длилось бесконечные три с половиной года...

Рав Ицхак ни на день не оставлял забот о нашем Ицике.

Рав болел, но и в больницах расспрашивал о младшеньком.

Нам даже неудобно было встречаться с Равом, каждый раз тревожа его этими мыслями, переживаниями за судьбу нашего сына.

Накануне Девятого ава Рав ушел от нас, оставив осиротевшими. За день перед уходом в Иной мир Рав шелестом-шопотом успел на прощанье благословить нашего Ицика...

Нам могут объяснять все что угодно, тысячи раз обвиняя в мистике.

Но для нас это факт.

Праведник уходит в Иной мир.

Последнее благословение пропавшему сыну шепчет предсмертно еле шевелящимися губами... 

Через две недели телефонный звонок (первый за 6,5 лет!): 

- Мне нужно с вами встретиться... Я не хочу, но... надо. Невеста (?!) ставит такое условие...

...Холл гостиницы с прекрасным интерьером. Чаще всего именно в таких местах встречаются религиозные парни с девушками, когда дело доходит до смотрин.

За круглым столиком сидела стройная брюнетка в напряженном ожидании, что было заметно по ее позе. На столе стоял графин с водою, несколько хрустальных стаканов и парочка баночек с кока-колой. Он стоял невдалеке от нее, возвышаясь почти что на два метра. Долговязый, худой...

- Неужели это мой сын?.. Наконец-то я могу его увидеть, услышать родной голос, поговорить...

Говорить я не мог: тугой комок перекрыл спазмом горло, а из глаз лились слезы. Слезы, слезы, слезы, застилавшие зрение, текущие по запотевшим стеклам очков, стекающие на бороду... Я не произнес ни слова. Тайком утирая непрошенные слезы, извинился, и отошел в сторону, якобы заказать что-нибудь к столу из буфета. Буфетчица жалобно смотрела на плачущего пожилого человека, и сама краешком белоснежного фартука утерла слезинку. А я не плакал, просто слезы сами собой лились из глаз: то ли от избытка радости, то ли от всего перенесенного за эти шесть лет разлуки. Успокоившись, подошел к столику, куда уже принесли закуски. Но... вновь комок перекрыл горло, а глаза налились слезами... Мне показалось, что Рав скромно стоит в сторонке, радуется, глядя на нас и тоже тихонечко роняет слезы...

 Через пару месяцев была грандиозная свадьба в пригороде Хайфы, где веселились две половины еврейства: «русские» и «йеменцы». Рав Иоэль Шварц говорил прочувствованную речь. Я плясал с помелом, «выметая» жениха из дому. Мы все время чувствовали, что и здесь Рав вместе с нами, ведь это он сотворил это чудо.

Праведники продолжают действовать и после смерти...

Сегодня сын с нами, как будто ничего и не было...

Женился на религиозной девушке... Родилась прекрасная Ория.

Но... Сердце и память, что поделать с ними?..

А Праведник радуется в Небесах.

[1]  Воинская часть для ортодоксальных, харедимных евреев.

[2] Младшем сыне (идиш).