Прошу прощения за допущенную вольность в замене 

Гоголя на Верника. Надеюсь, Николай Васильевич 

меня  правильно поймет и не осудит.

  Обнаружить подлинный талант в сегодняшней литературе -
      это всё равно, что отыскать иголку в стоге  сена.
      (Из письма любителя словесности)

Вообще-то, пусть не обидится на меня мой берлинский друг, матерый мистификатор и придумщик,  в подлинность его истории я поначалу не поверил. Очередной верниковский розыгрыш, подумал я. Но в доказательство свершившегося чуда приятель предъявил мне собственную книгу  «Не суетись, душа моя...», которая развеяла мои сомнения и заставила на этот раз  ему поверить.

После серьезной операции в области брюшины, он, только-только отойдя от хлороформа,  вдруг жадно захотел писать рассказы. Что для него, прежде не державшего пера в руках, уже явилось чудом.

Скорей всего, подумал Верник,  хирург - кудесник. Не только в проведении блестящей операции, но и в том, что разбудил в больном желание творить.

Но на этом чудо не закончилось. 

Не успели Верника снять  с операционного стола и на каталке привезти  в палату, как у его кровати появляется второй кудесник. С библейским именем Иосиф. Волевой точеный профиль римского патриция. Под спортивной тогой - свитер, рельефно подчеркивающий бицепсы, за плечами - рюкзачок, набитый книгами.

- Называй меня Учителем, - молвит посетитель и   торжественно вручает Михаилу паркеровскую ручку с золотым пером.- В тебе прозрел писательский талант, с чем тебя и поздравляю, Миша. Но не вздумай  обольщаться. Я берусь учить тебя. Приготовься к тяжким испытаниям. Готов ли ты?

- Готов, - слабым голосом отвечает с койки начинающий писатель, до конца еще не отошедший от наркоза.

- Ну что ж, похвально. - Учитель заботливо утёр с лица больного бисеринки пота, протянул ему стакан воды и продолжил речь. - Я осведомлен о   твердости твоего характера, наслышан о твоих армейских подвигах, но учти: учеба будет не из легких, без анестезии и наркоза. Так что, приготовься, брат, к жестоким испытаниям. Литература - дело тяжкое и неблагодарное.

- Понимаю, -  вздохнул больной, только что перенесший полосную операцию. - Меня не испугаешь. Я хлопец тёртый, из одесского местечка. А местечковые не плачут. 

- Ну, гляди, я тебя предупредил, - сказал Иосиф.

И начались жестокие уроки мастерства, скорей всего, похожие на пытки.

        Верник не сдавался. Стиснув зубы, сминая в железном кулаке листы исписанной бумаги, он упрямо повторял: «Я парень из местечка».

Тяготы учебы с ним делила его верная жена Флориса и, как могла, поддерживала мужа - и за письменным столом и на семейном ложе.

Нельзя сказать, чтобы Учитель был отпетым педагогом-изувером. В коротких  паузах между уроками Иосиф, в дополнение  к завидной эрудиции оказавшийся к тому же тонким знатоком восточной кухни, щедро потчевал ученика бухарским пловом и шурпой, баловал самаркандскими мантами, ферганской чучварой, вареньем из ароматных наманганских яблок. Не  забывая о духовной пище,  цитировал Вергилия и Аристотеля, рассказывал о  прелестях ташкентской чайханы, о таллиннских кафешках, о Чехове и Достоевском, вспоминал Довлатова, с которым довелось ему дружить и неоднократно выпивать...

Так, постепенно, начинающий писатель постигал литературные азы: научился отличать сюжет от фабулы, а фабулу от композиции, с большим трудом, но все-таки освоил законы ненавистной пунктуации,  узнал, как важно точкой резко оборвать строку, не дав ей расползтись по тексту.

Частенько уроки мастерства грозили превратиться в рукопашную. Верник, хлопец не   робкого десятка,  в прошлом, как и его Учитель, боксер-перворазрядник, был готов дать сдачу ненавистному наставнику.

Бедная жена Флориса убегала  в спальню и отчаянно рыдала. Она боялась, что у мужа разойдется шов на вспоротой брюшине.

  В соседней комнате ненадолго наступала передышка. Но через несколько минут тревожного затишья противники вновь сходились в словесном поединке. Учеба продолжалась.

- Пиши только о том, что знаешь! - требовал Учитель. - Не выдумывай и не высасывай из пальца!

- Из какого именно? - ерничал пытливый ученик.

- Из левого мизинца! - кричал Учитель. - Бойся фальши, стыдись красивых слов. Запомни: ты пишешь для себя, но читать тебя будут другие.  Обмануть можешь кого угодно, даже любимую жену Флорису, но только не себя. Бог наградил тебя талантом. Но кому многое дано, с того многое и спросится.

Верник соглашался и упорно продолжал огранивать талант.

Так в   муках непосильного труда складывалась книга,

      Из книги Верника я узнал, что на Украине, под Одессой,  есть старинное местечко Большие пейсы. 

Услыхав о столь диковинном названии, я захотел немедленно туда отправиться. Но Михаил меня предупредил, что путь в это благословенное местечко будет не из легких.

Сначала нужно добраться до Малых пейс, потом свернуть к реке Синюха, затем взять курс  на Южный Буг. За Южным Бугом расположен городок Богополь,  а там  уже рукой подать до Голты. Минуя Голту,  нужно резко повернуть. Не важно: влево или  вправо. Главное, поворот не прозевать. За поворотом, в нескольких верстах,  прячется местечко Ольвиаполь. Проехав чуть вперед (а можно и назад, принципиальной роли не играет),   вы,  наконец,    торжественно въезжаете в  Большие пейсы.

Согласитесь, тот еще маршрутец. Ну, как тут не вспомнить Николая Васильевича Гоголя!

Попав в Большие пейсы, возьмите в гиды Верника. Он хлопец совестливый, много не запросит. 

Первым делом он отведет вас к  Мойше шнореру, потом  к «прокурору» Дудэку, а уже потом к Абраше и Авруму.

И попросите Верника, чтобы свел вас  с плотником Семеном, неутомимым тружеником и большим умельцем постельно-трудового фронта.

Если бы Большие пейсы издавали собственную книгу рекордов Гиннеса, то Семен по праву занял в ней заглавную строку. Потому как у Семена оказались не только «золотые руки», но и кое-что еще... 

Уж коли мы коснулись этой важной темы, то читателям  мужского пола я бы посоветовал первый свой визит нанести никейве Фане, обладающей  не только добрым сердцем, но  и многими другими эротическими прелестями (на ее перине перебывали все мужчины городка).

Думаю, что читательницы правильно меня поймут. Дело в том, что помимо мужского населения Фаину часто посещали женщины, обделенные супружескими ласками. Нет, не подумайте чего плохого. Мужчинам Фаина никогда не изменяла. К никейве жены приходили за советом. 

За чашкой чая  бескорыстная наставница делилась с ними своими женскими секретами. Женщины, краснея, благодарно слушали ее и торопливо разбегались по домам, чтобы успеть в постель к супругам, пока те не уснули. В такие ночи местечко не спало до самого утра...

Как-то раз к Фаине робко постучался Рома, в городке известный, как «вдовец». Вдовцом он стал с тех пор, как его жена сбежала к кровельщику Мойше, заявив супругу, что отныне для него она «мертва». Так  несчастный Рома при живой жене сделался вдовцом.

Три года он держался, а потом не выдержал и пришел к никейве.

- Сколько будет стоить простое человеческое счастье? - Спросил вдовец.

Фаина, наслышанная о трехлетнем воздержании вдовца,  естественно, назвала завышенную цену.

- А большое счастье?

- Большое?! - никейва с ужасом взглянула на вдовца и повысила тариф.

Но повышенный тариф Рому не смутил. Пошарив по карманам, он  заказал никейве ДВА больших счастья и предупредил, что возьмет  десятиминутный перерыв, но без дополнительной оплаты.

У Фаины перебывали разные клиенты, но за всю свою трудовую практику с подобным пациентом она имела дело в первый раз.

 Фаина отважно согласилась. Скинув кофточку и выкатив свои спелые арбузы-груди, знаменитые на всю округу, включая Ольвиаполь, Голту и Богополь,  она  аккуратно уложила Рому на перину и, заняв рабочую позицию, приступила к добросовестной отработке гонорара. 

Что было дальше, можно не рассказывать. Все и так понятно.

Всю ночь у  запертых дверей Фаины толпилась стая  мужиков. Озверевшие клиенты тарабанили в запертую дверь, грозили выбить стекла, кто-то даже обещал обратиться с жалобой к раввину. (Он хоть и раввин, но должен был понять их). Но все было напрасно.

На рассвете клиенты угрюмо расходились по домам, в опостылевшие постели сонных жен.

В ту ночь Рома нагло обманул Фаину: вместо  оговоренных двух порций человеческого счастья вдовец настолько распоясался, что бедная никейва потеряла счет атакам ненасытного вдовца. 

Через неделю Фаина и вдовец, слегка пошатываясь от бешеной любви, наконец-то вышли в город. Вышли как счастливые  молодожены.

Народ безмолвствовал. Мужики - от черной зависти к сопернику, женщины - с бабьей благодарностью Фаине, вернувшей им мужей. 

Так Большие пейсы за одну неделю лишились и никейвы и вдовца, наконец обретшего большое человеческое счастье.

Рассказ «Никейва», на мой взгляд, один из лучших в сборнике.

А вот еще одна невероятная история: о Фишеле Бен-Гурине, прославившем Большие Пейсы тем, что  выкупил  у цыгана-пройдохи Ёдла  старую-престарую кобылу,  назвал ее  Цветочком, и та, в благодарность новому хозяину, взвилась от радости и полетела над землей...

Но, стоп. Здесь я вынужден прерваться. Иначе меня, как и Цветочка, понесет в заоблачные дали, и я уже не смогу остановиться. А рассказывать, как Верник, я не умею.

Лучше прочитайте книгу.

Я часто размышляю о загадке верниковских текстов, о таинстве живого языка его героев.

Попробуй повторить этот язык, получится фальшивая подделка.

Даже легендарный полиглот кардинал Джузеппе Меццофанти, знавший 115языков, никогда не научился бы свободно говорить на языке Больших и Малых пейсов. Ибо их язык подвластен только тем, кого Всевышний благословил родиться на Земле, называемой МЕСТЕЧКОМ.

Герои книги Верника -  веселая компания остроумных, разбитных, рассудительных и бесшабашных, мудрых и наивных простаков, смешных и грустных, порой с трагическими судьбами,  людей.

Да и сам  писатель - не посторонний наблюдатель, а один из персонажей книги. Вернее, не один из них, а главный.  «Свой в доску» малый, балагур,  простак, мудрец, хитрец, «ходок» и пуританин,  весельчак с печальными еврейскими глазами.

 В одном из самых ностальгически пронзительных рассказов автор вспоминает, как, будучи взрослым человеком и живя в Одессе,  часто приезжал в местечко навестить бабушку и дедушку  - Перл и Шому.

Взволнованная встречей, «Перл подошла ко мне и протянула свои золотые руки. Я наклонился. Ведь я тогда был уже взрослым. Перл целовала меня, а ее глаза были полны слёз. Ну почему, почему в нашей семье  все плачут, когда им хорошо? Ну почему?».

Почему и я, закрыв последнюю страницу книги, стыдливо утираю  слезы? Наверное, по той же самой уважительной причине, которую назвал писатель.

Я никогда не жил в местечке. Не довелось. Всевышний несправедливо обделил меня. Но теперь я твердо знаю, что если бы сегодня мне пришлось определяться с местом жительства, я попросился бы на ПМЖ в Большие пейсы.

Спасибо Вернику, который указал мне этот адрес. 

                                     Александр  Бизяк
                                  кинодраматург, прозаик