Пришло время начать рассказывать об Учителе (И.Мендельсон)                                      

                                   ПУТЕШЕСТВИЕ  В  НЕИЗВЕСТНОСТЬ

                                            Раввин НИСИМ ЯГЕН

Очень давно я случайно услышал кассету с записью беседа рава Ягена. Меня поразил его такой обычный, народный язык,хрипловатый голос, доверительные нотки беседы по душам и внезапные подъемы, когда ты просто вживую видел вспышки души.
Кассета куда-то затерялась в связи с обстрелами "катюшами" из Ливана...
Однажды после третьей субботней трапезы в синагоге кто-то сказал, что может мне дать свежую кассету рава Нисима Ягена.
Чуть более хриплый такой знакомый голос, те же теплые и задушевные нотки, та же проникающая в душу Вера и уверенность. Меня поразила фраза: "Чем отличается вязаная кипа от черной?
...Вязаную, если потянешь за ниточку, распорешь до конца и ничего не останется, а из черной можно выдергивать много ниток - все равно держится"...
Мы тогда относились к движению "Бней Акива", ходили в вязаных кипах.
Эта фраза настолько задела, а вернее, не фраза, а сказавший ее человек, что с тех пор я сменил вязаную кипу (сколько труда вкладывала жена в создание этих вязаных произведений искусства для меня и наших детей!) на обычную черную...
Вскоре я поехал специально в Иерусалим, чтобы встретиться с равом Ягеном. Он, как обычно, был за границей с целью привлечения евреев к Истокам. Говорят, что за свою жизнь рав Нисим привлек (Хазара битшува) более миллиона душ...
Там я приобрел серию аудиокассет с записями бесед рава.
Я не только круглыми сутками крутил их дома, но и по исходу субботы приносил магнитофон и давал прослушивать многим прихожанам синагоги. Все его речи производили неизгладимое впечатление на слушателей...
Прошли годы.
После трагедии в семье мы срочно бежали в Иерусалим... Здесь я стал постоянным слушателем уроков рава Ицхака Зильбера в иешиве "Двар Иерушалаим" и также поклонником еще двух раввинов р.Ааарона Немировского и р.Йоэля Шварца.
Учеба в иешивах, колелях (академии для женатых евреев), ежедневные уроки рава Зильбера (в иешивах, в синагоге, дома и даже по месту его госпитализаций);  публичные лекции, работа на религиозных радиостанциях и в Иерусалиме, и в Хайфе, и в Америке заполнили жизнь до предела...
Конечно же я слышал о раве Ягене, часто наслаждался его передачами на радио, но пути наши так и не переплетались...
До меня дошли сведения, что рав Яген тяжело заболел, ездил за границу для лечения и операций. Дорогой мне человек, неважно, что лично мы не знакомы, в беде, значит, как говорит рав Ицхак, - нужно постараться помочь. Я разузнал адрес и приехал к нему домой. Дверь открыла рабанит.
- Кто ты?
- Доктор, приехал помочь чем только могу раву. Спросите, готов ли он принять меня и когда.
- Доктор?! Я постоянно слушаю твои передачи на радио...
Сейчас же спрошу у рава, хотя он чувствует себя плохо...
Через несколько минут меня впустили в комнату, где лежал очень слабый, больной, истощенный и измученный человек.
Так впервые я встретился со знаменитым равом Нисимом Ягеном.
Восемь месяцев непрестанно и ежедневно старался ему помочь. Рабанит по секрету сказала, что раву "врачи дали" срок жизни 2-3 месяца...
Он же прожил еще 8 месяцев...

Рав Ицхак Зильбер, который никогда и никому не давал скидок, когда дело касалось изучения Торы, уроков по Торе, лично посылал меня помочь раву Ягену, которого ценил безмерно...
У меня остались три видеозаписи, одна личная, которую я еще никому не давал смотреть: "Рассказ рава Нисима Ягена о себе"...
Его выступления на радио, когда тяжело больной человек на последнем дыхании спасал десятки душ.  У Стены Плача (Рычание льва перед толпой в сотни тысяч человек), когда со всех концов страны приехали молиться за здоровье рава...
За день до кончины он лежал на подушке у меня на коленях...
Моя душа тесно прилепилась к гениальному раввину, праведнику, который приблизил к Истине сотни тысяч людей.

                              ПОСЛЕДСТВИЯ. В ПРЕДДВЕРИИ АДА

У р.Ягена была опухоль на переходе желудка в двенадцатиперстную кишку. Пища не проходила. Операции не помогли. Тогда ему вывели отверстие в стенке живота.
Всех мук и страданий невозможно описать...
К концу нашего общения почувствовал, что мне вроде бы стало больно глотать. Вначале хлеб, потом твердую пищу, а затем уже и жидкости. Вынужден был рассказать жене, так как она заметила, что мне трудно есть.
Она организовала срочную очередь к гастроэнтерологу, врачу из Франции.
Пришел на частный прием, очень дружелюбно встретились, и он мне сказал, что проведет гастроскопию...
Я лежал в кабинете врача на кушетке, супруга переживала в ожидальне.
Без всякой подготовки доктор Леви принес огромный длиною в два метра металлическую гибкую трубку.
- Открой рот, крепко прикуси мундштук. Будет немного неприятно, но это скоро пройдет.
Я изо всех сил вцепился в пластиковый мундштук. Говорить я ничего не мог, даже мычать...
И начались муки ада. Если кто-либо проходил гастроскопию без обезболивания, то он может меня понять...
Адская боль, страшные ощущения в сведенных скулах, удушье и бесконечные позывы на рвоту, а рвать то некуда - все горло забито трубой... Холодный пот заливал глаза (благо еще снял очки), стекал по щекам и капал на подстилку кушетки. Я молил Б-га, чтобы только скорее закончилось это мучение...
- Когда же наконец? Создатель...
Как я не потерял сознание, не знаю.
Помню, как уже присел на той же злосчастной кушетке, обливаясь холодным потом.
Пот застилал и глаза, запотевая вновь одетые очки.
Я тяжело дыхал, пытаясь проглотить слюну через разрываемую болью гортань, слабыми движениями утирал пот с лица, пытаясь понять, что же со мною произошло...
А доктор, нервно улыбаясь, то выскакивая, то вбегая в кабинет, все повторял:
- Будет хорошо...  Будет хорошо...
Это не страшно и будет хорошо...
Еле отдышавшись и проверив шатающийся зуб, я чуть слышно ответил:
- Уже хорошо. Если я вышел живым, то это очень хорошо...
Доктор продолжал метаться между кабинетом и приемной, что-то говоря то жене, то мне, а я потихоньку приходил в себя.
Вдруг сквозь суету и разговоры я стал улавливать какой-то смысл слов, обращенных ко мне:
- Все будет хорошо. Все будет в порядке... Это не злокачественно, я в этом почти уверен...
- Доктор, Вы можете мне толком объяснить, в чем дело?
- Я обнаружил у тебя три опухоли. Не волнуйся, они мне кажутся доброкачественными...
- Опухоли? Какие? Где?..
Сквозь нервные улыбки, приговорки и суету врач продолжал объяснять мне:
- Я видел в пищеводе две опухоли, а в желудке одну. Они выглядят доброкачественными... Но желательно еще раз проверить в больнице "Гадасса"...
Какие только мысли не проносились в моем возбужденном мозгу:
- Только бы выдержать и остаться человеком до конца... Я ведь много раз видел, как кончают жизнь такие больные... Лишь бы Господь дал мне сил и выдержки не опуститься, не третировать семью... Помоги мне выстоять и... излечиться...
Собравшись с силами, выпрямился на кушетке и четко заявил врачу:
- Доктор, говорите со мною напрямую. Я должен точно знать...
Он же, нервно улыбаясь, продолжать говорить что-то успокаивающее...
Глядя ему в глаза:
- Если это опухоли, то можно ли оперировать? Если да, то, как срочно?
- Нет они неоперабельны, там провести операции невозможно... Но все будет в порядке. Проверим еще раз и я убежден, что все будет в полном порядке...
Я поблагодарил и, пошатываясь, в сопровождении подруги жизни покинул клинику.

                                       ПОЛЕТ  В  НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Вести машину после адских процедур я уже не мог. Правила Лея.
Мы направились прямо домой к Раву Ицхаку. Я вошел один.
Как обычно маленький зал заурядной квартиры рава был переполнен полками книг, стол завален документами и нужными бумажками, а вокруг толпились люди, многие приехавшие издалека.
Рав с кем-то оживленно разговаривал. Обернулся к двери, увидел меня и сразу же, отстранив собеседницу, жестом пригласил на кухоньку.
Тесная кухонька, справа небольшой шаткий столик с двумя стульями.
Рав сел у двери, а меня посадил напротив.
Вопросительно посмотрел на меня.
Большому знатоку Торы, великолепному математику, любимому ученику академика Чеботарева, учителю с огромным стажем долго объяснять не надо.
Он не только схватывает все на ходу, но часто знает наперед, что ты хочешь сказать...
- Я сейчас был у гастроэнтеролога. Он сделал мне гастроскопию без обезболивания. Обнаружил две опухоли в пищеводе и одну в желудке...
Сказал, что они не операбельны; пытался объяснить, что это неопасно...
Рав чуточку побледнел. Выпрямился на стуле.
Прикрыл глаза и потом вновь открыл их. Эти голубые глубокие добрые глаза всегда напоминали мне глаза отца, да и вообще было какое-то сходство. Оба - выходцы из Литвы...
На моих глазах произошло что-то необычное, такое, что я еще никогда в жизни не видел ни у рава Ицхака, ни у кого-либо другого...
Он сидел прямо, не шелохнувшись, не делая никаких движений.
Глаза рава вдруг потеряли живой блеск, как бы потускнели и стали приобретать пустоту чистого стекла. Как будто живой дух стал покидать тело. Корпус немного обмяк, руки плетями опустились вдоль тела к полу.
Его просто-напросто не было со мною.
Я сидел, как заколдованный, не произнося ни слова, не производя никакого движения.
Я видел перед собою тело рава Ицхака, его пиджак, как бы одетый на вешалку. Его всегда живые, искрящиеся, полные мысли и желаний глаза, исчезли, растворились в пустом, как бы льдинкой остекленевшем взоре в никуда...
Мне было не по себе, я был как загипнотизированный этим странным явлением.
Тело рава Ицхака было передо мною, почти рядом, но Его самого здесь не было...
Сколько времени это продолжалось я не знаю: может быть, секунды, может быть, минуты или... четверть часа...

Где он был, в каких мирах путешествовал, с Кем встречался, от Кого получил ответ, - до сих пор для меня великая загадка.

Вдруг его тело стало оживать, вздрогнули плечи, руки стали подыматься к подбородку, глаза...
Глаза рава как бы постепенно наполнялись живой синевой, теплом и блеском, пока не приняли обычного выражения...
Рав Ицхак опустил голову и не глядя на меня бросил только одну фразу:
- Мезаке рабим ло низок...
В приблизительно дословном переводе это звучит так "Тот, кто помогает многим, не пострадает..." А если взять литературный перевод, помещенный в книге А.Каца "ЕВРЕЙСКИЕ МУДРЕЦЫ", то он звучит так: "Тот, кто приближает людей к Торе, не пострадает..."
И больше ни слова.
Он встал, как ни в чем не бывало, улыбнулся, легко дотронулся до плеча и вывел меня из кухоньки...

                                                   И  ПОСЛЕ...

Вернулся к машине, передал слова рава.
Конечно, это меня несколько успокоило, но еще больше удивило, так как за долгие годы общения с равом, такого я никогда не наблюдал.
Жена организовала срочную консультацию у проф. Гольдина, ведущего гастроэнтеролога больницы "Гадасса".
Вторая гастроскопия по сравнению с первой была романсом. Мне обезболили гортань, сделали анестезирующий укол в вену. Конечно, ощущения от обследования не из самых приятных, но это никак не сравнимо с предыдущими муками ада.
Опухоли обнаружили вновь, успокоили, что они кажутся не злокачественными, послали еще на ряд обследований...

С тех пор прошло более шести лет.
Я больше нигде не обследовался...

С равом Ицхаком Зильбером я встречался ежедневно. Каждый раз после урока он отводил меня в сторону и тщательно расспрашивал о здоровье моей сестры, попавшей под машину, о состоянии жены после перенесенного кровоизлияния в мозг, о делах нашего младшего сына, обо всех и обо всем...
Но рав так ни разу и не спросил у меня, что же с обнаруженными неоперабельными опухолями. Ни разу на протяжении нескольких лет.

Сегодня я понимаю, что для него это был полностью решенный вопрос, а, вернее, вообще не вопрос.

  хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

                                                        ПОЖАР

Ушедший от нас в ночь на пост 9-ого Ава в день, когда были разрушены и Первый, и Второй Иерусалимские Храмы, Праведник Поколения  раввин Ицхак Зильбер - человек из легенды.

Этот факт никто не мог оспаривать и при его жизни...

Наступала Святая Суббота.

Женщины уже зажгли субботние свечи, а я направился пораньше в синагогу на молитву Минха....

Какая-то неземная радость, подъем духа наполняют тебя, когда постриженный, чистый в праздничном одеянии, оставив позади все горести и заботы прошедшей недели, идешь в дом молитвы...

Спускаюсь с третьего этажа, и уже на лестничной клетке почувствовал что-то необычное в атмосфере - какая-то угрожающая напряженность.

Выхожу из подъезда, и горький запах гари входит через ноздри прямо в мозг.

Ведь это запах опасности, будораживший гены прошлых перевоплощений.

Стал оглядываться, и справа от входа заметил струи дыма, как бы сочащиеся в прикрытое окно четвертого этажа.

Опасность, пожар...

В момент сверхнапряжения начинают работать инстинкты, подкрепленные опытом жизни; адреналин переполняет кровеносные сосуды...

***

Взбегаю по крутой лестнице соседнего подъезда.

Лестничный пролет заполнен едким дымом паленой бумаги и жженой материи... Задыхаюсь, но продвигаюсь выше...

Рядом промелькнули какие-то серые тени, спасающиеся бегством вниз, так и не ответившие ничего на мои вопросы, прокашлянные сквозь гарь...

Клубы едкого белого дыма вырываются из распахнутого проема (пладделет - бронированная дверь - авт.) квартиры.

Пытаюсь кричать внутрь. Заглядываю и вижу какую-то гигантскую тень, мечущуюся перед языками пламени, окутанную смертельными удушающими клубами... Галстуком затыкаю рот.

Наклоняюсь пониже, где меньше дыма. Приближаюсь к тени и вижу крупного потного мужчину в праздничном костюме, пытающегося что-то извлечь, загасить пылающие костры в разных углах квартирки...

Стараюсь достучаться по мощной спине - безответно. Пытаюсь тащить его - бесполезно. Тогда изо всех сил ударяю его по спине.

Короткий секундный поворот озверевшей красной, синюшной, физиономии; и опять он бросок продолжать свое дело...

Четко понимаю, что для спасения жизни остались считанные секунды...

Задыхаясь и разражаясь страшным кашлем, выбросившим галстук изо рта, заскакиваю между гигантом и пламенем и изо всех сил толкаю его к выходу...

Падаем и каким-то чудом выкатываемся из двери на лестничную площадку. Внизу все же поменьше удушающего дыма... Опираясь один на другого с трудом скатываемся с лестницы вниз...

***

Густым столбом дым валит из раскрытого окна, к которому уже приставили лестницу проворные пожарные...

***

Наступают сумерки. Прохладно. Залетающий ветерок выносит из темного провала окна черные горелые хлопья да белесые, искрящиеся как серебрянные блестки струйки золы...

Неподалеку от входа под опавшим деревом одинокая худенькая женщина в легком ситцевом домашнем халатике зябко поеживается, переступая с ноги на ногу и крепко сжимая посиневшей рукой детскую коляску, откуда доносится жалобный плач ребенка, прерываемый ее неуверенными успокоениями:

-Тише, мой маленький, тише... Все будет еще хорошо...

Мужчина, напоминающий медведя среднего размера, в испачканном субботнем костюме с болтающимся распущенным галстуком неловко переминается возле них, изредка поглядывая то на подъезд, то на слепое окно...

- И как только я мог вымести оттуда эту массу мышц? Не иначе, как с Б-жьей помощью, - проносится в голове при виде этого крепыша, - Наверное, культурист...

- Ну, ладно, друзья, нечего тут больше делать.

Все равно там уже все мукце... (запрещенное перемещать в Субботу - авт.)

Подымайтесь к нам наверх.

Будем вместе встречать Святую Субботу...

Слава Б-гу, что и вы оба, и малыш живы-здоровы...

А «мясо» нарастет...

Он, застенчиво улыбаясь, всем своим видом благодарен нам, и что-то шепнул жене на ухо. Она расцвела в улыбке и шустро засеменила к нашему подъезду...

- Да не волнуйся же. Все будет в полном порядке. И платье найдем, и чулки, и обувь какую-нибудь подберем... А я как раз так много наготовила на Шаббат; думала, кого бы еще пригласить...

Погорелец неловко приближается ко мне и застенчиво, что так не подходит к его крупной и ладной фигуре, наклоняется к уху:

- Жена сегодня должна была идти в микву. Что же теперь делать?..

- Конечно же - идти. Так бы сказал и рав Ицхак...

А ребеночка оставите моей жене.

Шабат шалом и забудьте все невзгоды.

Мы же  с Вами прямехонько в синагогу...

***

Такой замечательной теплой и семейной Субботы у нас не было уже давно.

А маленький гость, ползающий с радостным смехом по полу, только вносил дополнительное веселье...

***

Вечером при исходе Субботы мы пришли на погорелье.

Страшная картина ожидала нас. Все, совершенно все сгорело. Только полуистлевшая занавесь на окне изредка хлопала на ветру. Тишина и горечь пепелища... Посередине комнаты стол на едва держащихся обгорелых ножках с кучкой пепла посередине. Это все, что осталось от книг, приготовленных для субботнего чтения.

Оказалось, что субботние свечки, подожгли развевающуюся на ветерке от приоткрытого окна занавесь...

И вдруг, он охнул, побелел и зашатался.

Решив, что сверхпереживания от зрелища разрухи, вчерашнее напряжение в борьбе с пожаром доконали моего нового знакомого.

Я бросился к нему, пытаясь удержать от неминуемого падения эту зашатавшуюся глыбу. А он только указывал мне пальцем на стол...

На куче сгоревшего среди серого пепла пожарища лежала почти нетронутая, обгорелая со всех сторон фотокарточка. На ней я узнал моего дорогого Учителя, который благословлял новобрачных под хупой (брачный балдахин на евреской свадьбе - авт.), протянув к ним руки...

Святые книги и праведники не горят...

Назавтра я сфотографировал этот единственный в квартире «оставшийся в живых» кусочек картона... Посмотрите на него...

***

Через 9 месяцев у погорельцев родилась чудная девочка...

*(Еврейская женщина после месячного цикла и очищения в течение 7 дней обязана погрузиться в воды ритуального бассейна- МИКВЫ, чтобы очиститься  и быть доступной мужу - авт.)