EN
Старый сайтначало - часть 1 |
Партизанская молитва В 8:45 в ППП, как было велено, партизаны не явились. Перед Вихровым и Могильным навытяжку стоял Маслюк. Командир был в гневе. Таким в последний раз он был на майском пленуме горкома, когда разделал "под орех" директора совхоза "Светлый путь" - за провал посевной кампании. - Где партизаны?! - точно гестаповец, кричал Вихров. Маслюк стоически молчал. Рука Могильного потянулась к кобуре. Маслюк тут же "раскололся": - Партизаны осаждают нужник. Оказалось, что бойцы, после двухчасового марша по заминированному лесу, первым делом дружно бросились справлять нужду. Естественное дело. К уборной выстроилась очередь. Что такое пять толчков на весь отряд? Что слону - ночной горшок. - Припёрло, говорите? По-человечески понять могу! - распалился докрасна Вихров, когда Могильный привел людей в столовую. - Но если получил приказ прибыть через 14 минут - изволь забыть про всё! Перетерпи! Задницу сожми в кулак! Затяни кишки морским узлом! Но приказ исполни! Вихров схватил со стола алюминиевую ложку, смял ее в гармошку. Распрямил, вернул на место. - Какие будут указания, товарищ командир? - спросил Могильный. - Указание одно: всех бросить в нужник! - Не понял, товарищ командир... - Рыть окопы, - пояснил Вихров. - По санитарным нормам РККА мы должны иметь по одному посадочному месту на бойца. - Командир сурово посмотрел на Маслюка. - И никаких архитектурных выкрутасов! Слышишь, комендант? Мне нужны простые солдатские толчки. К вечеру объект закончить! А сейчас - приступить к приему пищи. Партизаны направились к столам. Щи, на второе - гречневая каша, заправленная салом. На третье - компот из сухофруктов. Партизаны заняли места, потянулись к ложкам. - Отставить! - приказал Вихров. - Всем встать и, прежде чем приступить к приёму пищи, повторять за мной. "Я, боец партизанского отряда "Лесная сказка", торжественно клянусь беспрекословно выполнять приказы командиров"... - Торжественно клянусь беспрекословно выполнять приказы командиров... - эхом прокатилось по столовой. - Клянусь скорее умереть в бою с врагом, чем отдать себя, свою семью и свой народ на поругание фашистам. Кровь за кровь, смерть за смерть! - ...Кровь за кровь, смерть за смерть!.. - Разреши, Кузьмич, и мне сказать, - вызвался Могильный. - Говори, помреж. - Если по моей слабости и трусости я нарушу эту клятву, - произнёс Могильный, - пусть умру позорной смертью от руки своих товарищей. Капитан наверняка адресовал посткриптум партизанам. Но Вихров отнёс алаверды непосредственно к Могильному: -. Никто не сомневается в твоей отваге, капитан. Ну, а если струсишь, тогда не обессудь. Сделаем, как просишь. Верно говорю, товарищи бойцы? Покараем капитана? - Покараем!.. - поклялись бойцы. - А теперь можно приступить к приему пищи, - разрешил Вихров. - И запомните, товарищи, эту клятву будем повторять перед каждым завтраком, обедом, полдником и ужином. Вплоть до окончательной победы над врагом. Второе чудо В предписанные сроки отряд, естественно, не уложился. Сказались нехватка штыковых лопат, а также опыта земляных работ у партийно-комсомольского актива. Только на следующие сутки, в 0:40 ночи, Маслюк сдавал начальству нужник. Светил "летучей мышью". Нервничал. Вихров с Могильным придирчиво осматривали свежевырытые ямы. Делали замеры: глубина, диаметр, вертикаль откосов. В двух крайних ямах стенки сужались острым конусом. - Кто копал? - спросил Могильный. - Банифатов и Капустин. - Не окопы, а вороньи гнёзда, - проворчал помреж. - Да что нам в них, внутри сидеть? - Обиделся Маслюк. - Они ведь не для этих целей. - Мы еще не знаем, как дело обернется, - возразил Могильный. - А если?.. Вдруг?.. Учти, Маслюк, враг непредсказуем и коварен: возьмёт и вероломно нападёт на базу. Что тогда? А вот тогда эти окопы ой как пригодятся. Отстреливаться будем до последнего патрона! Короче, глубину окопов довести до нормального человеческого роста. Не поленюсь, залезу в яму и проверю лично. Бойцы не спали. Все ждали результатов приемочной комиссии. Наконец, в два сорок ночи всех собрали в ППП на партизанскую Вечерю. Вихров огласил результат приёмки: "четыре с плюсом". В ответ прозвучало троекратное "ура". Все двинулись к столам. На столах - куски нарезанного ливера, маринованный чеснок, картошка, отварное вымя, компот из сухофруктов. - Эх, да под такую закусь... - с тоской вздохнул директор центральной птицефермы Петухов. - Размечтался! - Усмехнулись партизаны. - А знаете, и не такой уж он мечтатель! - вдруг заявил Вихров. И тут произошло второе чудо. Вихров заговорщицки подмигнул Могильному, тот моментально сиганул под стол и вынырнул с молочной флягой. Водрузил ее на стол. Откинул крышку. Из молочного бидона ударило знакомым запахом сивухи. - Неужели водка?! - прокатилось по столовой. - Быть не может! - А вот и может! - потирая руки, произнес Могильный. Бойцы растерянно переглянулись. - Разливайте, - разрешил Вихров. Дважды такой приказ не повторяют. Бойцы наполнили стаканы. Вихров притормозил их тостом: - Да здравствует товарищ Сталин и верные его соратники товарищ Ворошилов и товарищ Микоян! Партизаны не врубились. Что касается вождя, тут нет вопросов: товарищ Сталин - это свято. Товарищ Ворошилов - тоже легендарный полководец. Но почему из всех других руководителей командир отметил лично Микояна? Вихров кратко объяснил: -Все помнят прошлогоднюю финскую кампанию, когда солдатам ежедневно полагались сто граммов "фронтовых"?... - Еще бы, как не помнить! (Для справки. Как докладывал начальник тыла РККА генерал Хрулёв, участники кампании за два с половиной месяца войны с белофиннами выпили десять миллинов, пятьдесят семь с половиной тысяч литров водки и восемьдесят девять тысяч литров коньяка.) - Так вот, - продолжил командир. - Товарищ Ворошилов решил вернуться к этой практике и обратился за поддержкой к наркому по снабжению Анастасу Микояну. Нарком охотно поддержал инициативу маршала и написал проект постановления. Товарищ Сталин с проектом ознакомился и дал "добро". Указ, товарищи бойцы, уже подписан! Партизаны, с полными стаканами в руках, ответили рукоплесканием. При этом умудрились не расплескать ни капли водки. Могильный крикнул здравицу: - Да здравствует наш заботливый отец товарищ Сталин и его мудрые помощники товарищ Ворошилов и товарищ Микоян! Все дружно выпили. (Место, где хранились алкогольные запасы, было строго засекречено. О схроне знал только капитан Могильный. По сюжету забегу вперед: сразу после окончания войны отряды местных следопытов развернули отчаянные поиски запасов недопитой водки, о которой проболтались сами партизаны. Но тайник был так надежно спрятан, что нашли его только в 56-м году. На дне пустой цистерны, закопанной в березняке недалеко от нужника, лежала полуистлевшая записка: "Земляки, соблюдайте трезвый образ жизни! Всю ответственность за изъятие оставшейся водки полностью принимаю на себя. С приветом, капитан Могильный"). Месть Зураба Утро следующего дня началось со страшного переполоха. Бывший господский особняк, затем - санаторный корпус, а ныне - "Лесная сказка" проснулась от пистолетных выстрелов. Стреляли в комнате Могильного. На выстрелы сбежались партизаны - в казенных одинаковых кальсонах фисташкового цвета и в нательных голубых сорочках. Дверь в комнату Могильного была распахнута. Помреж издал приказ: в целях постоянной боевой готовности двери на ночь всем держать открытыми. Могильный тоже был в кальсонах, но "командирских" - сиреневого цвета. В таких же сиреневых кальсонах примчался командир Вихров. А случилось вот что. В половине пятого утра капитан, как и вся казарма, мирно спал в своей постели. В правой руке держал на изготовке пистолет (привычка с тех времён, когда служил в ГУЛАГе надзирателем), за кальсоны заткнута граната РПГ-41 (в народе - "Ворошиловский килограмм"). Вдруг послышался какой-то осторожный шорох, и тут же кто-то прыгнул на Могильного - тяжелый и горячий. Перевернул капитана на живот и, оседлав чуть ниже поясницы, начал стягивать с него кальсоны. Могильный стал отчаянно сопротивляться. Раздался пистолетный выстрел. За ним последовал второй. Через секунду - третий. Диверсант спрыгнул на пол. Капитан максимально сфокусировал зрачки (гулагская надзирательская школа!) и в потёмках разглядел налётчика. - Зураб?! Эх, если бы павлин мог говорить, он объяснил бы свой поступок. Энкавэдэшников он ненавидел люто и давно. На его глазах чекисты зверски расправились с директором сухумского питомника и как врага народа сослали в Казахстан. - Ах ты, гнида в перьях! Задушу! - Капитан погнался за Зурабом. Но, к счастью для павлина, не догнал. - Маслюк! - взревел Могильный. - Почему самец шляется в ночное время по режимному объекту?! За самца вступился директор птицефермы Петухов: - Зураб - редчайший экземпляр яванского павлина. В него не только что стрелять, на него кричать нельзя. Он находится в фертильном возрасте. - Фертильный возраст? - не понял капитан. - Объясни по-русски. - Фертильный, значит "воспроизводящий". Могильный сделался зелёным: - Вот почему он пристроился ко мне! Да я у этого самца яйца с корнем вырву! И уши оборву! Партизаны дружно вступились за павлина. Решающее слово было за Вихровым. - Кастрировать Зураба не позволю. Мы не инквизиторы. И уши обрывать не станем. Мы пойдем другим путем. Зураба подселим к Маслюку под личную его ответственность. На прогулку выводить павлина дважды в день, на коротком поводке. А сейчас - отвести его к Рубинчику для осмотра раны. Травматолог осмотрел отверстие в хвосте и сделал заключение: - Повреждено хвостовое оперение. Ранение представляет небольшую дырку. Полученная рана с жизнью совместима. А, главное, никоим образом не влияет на либидо пациента. Пациент и впредь готов к активному воспроизводству. Зураб внимательно выслушал Рубинчика, кавказским глазом зыркнул на Могильного, гордо поднял голову, и, как подобает настоящему джигиту, царственно расправил хвост и с достоинством проследовал в покои Маслюка. В тот день в Дневнике отряда Вихров оставил следующую запись: "На рассвете 8-го октября отряд принял первый бой. Особую отвагу проявил помощник по режиму капитан Могильный. В перестрелке ранен партизан Зураб. К счастью, не смертельно. После осмотра доктором Рубинчиком раненый переведен в более комфортные условия. Уход за раненым поручен лично коменданту Маслюку. В Сухуми землякам Зураба будет направлено письмо с благодарностью за смелость отважного бойца. Отряд продолжает укреплять политическую и боевую подготовку". Третье чудо Жизнь на базе начиналась в 6:00 утра и заканчивалась в 22:00. Распорядок дня был набит так плотно, как скирда соломой. Подъем, физзарядка, плотный завтрак (количество калорий контролировал Рубинчик), построение, рапорты дневальных, политинформация, учебный рукопашный бой (теория и практика): единоборство с предполагаемым противником, передвижение с преодолением препятствий, обращение с винтовкой, способы метания ручных гранат, приемы боя "невооруженного с вооруженным". Для проведения занятий по РБ (рукопашный бой) были изготовлены семь чучел, тренировочные палки, деревянные гранаты и препятствия. Тематику занятий разработал председатель Парашинского ОСОАВИАХИМа Дронов, апробацию учебных планов провёл Могильный, утвердил Вихров. Учёбный план базировался на следующей схеме: Приёмы боя с винтовкой (ППШ) 1. Движения и повороты в изготовке к бою, 2. Уколы штыком (тычки), 3. Отбивы (удары по оружию противника), 4. Удары прикладом, 5. Бои по заданию - парные и групповые - с живым "противником". Способы передвижения и преодоления препятствий: 1.Перебежки и переползания (на четвереньках, по-пластунски, на боку), 2. Прыжки через препятствия, 3. Прыжки в окоп, выскакивание из окопа и выбрасывание "ежа" Способы метания ручных гранат: 1. Из-за спины через плечо, 2. Прямой рукой сбоку и снизу. Приёмы боя вооруженного с невооруженным: 1. Защита и контрнападение при ударе с ножом, 2. Нападение на противника сзади с удушением, 3. Защита и контрнападение при ударе ногой вниз живота, колена, голень, 4. Связывание противника, 5. Задняя подножка под одну и две ноги, 6.Борьба с противником лёжа, 7. Ослепление противника (песком, землей и другим сыпучим материалом). Единственным препятствием в учёбе явилась невозможность осуществлять тренировочный процесс на открытой местности. Над базой и прилегающим лесным массивом участились облёты немецкой авиации. Враг пытался обнаружить партизанские стоянки. Вот почему Могильный наложил категорический запрет на любое появление бойцов на территории партизанской базы в дневное время суток. Исключались даже перебежки в нужник. Терпи до вечера, пока стемнеет. Хорошо, что дни становились всё короче. Могильный проводил ежедневные замеры светового дня. По его астрономическим расчетам после второй декады октября день сократился до восьмичасовой отметки и имел тенденцию к дальнейшему укорочению. Рукопашный бой можно отрабатывать в закрытом помещении. Но как быть с двухсотметровыми пробежками и атакой чучел, с прыжками через траншеи и окопы, с взлезанием на дерево, с переползанием на четвереньках через брустверы, силки, заборы и другие заграждения? Как быть с метанием гранат из амбразур, с рукопашным боем в окопе и траншее?.. Все эти приемы доступны только на открытой местности. К середине октября, как раз перед Покровом, погода резко изменилась. Столбик термометра сполз до нулевой отметки, а потом и вовсе начал падать в минус. Чем ниже опускался столбик, тем выше поднималось настроение Вихрова. Он, убежденный материалист, отличник областных партийных курсов, не верящий никаким приметам, вдруг начал жадно ждать Покрова. А вдруг?.. - размышлял Вихров. - Чем чёрт не шутит? Ведь говорили на Руси: "До Покрова - осень, за Покровом - зимушка-зима. Жди снега". Сомнениями по секрету поделился с капитаном. Тот задумался. В ночь на четырнадцатое, аккурат перед наступлением Покрова, Вихров зашел к помрежу. Тот не спал. Сидел на койке. Как обычно, в руке - взведенный пистолет, за поясом кальсон - граната. - Не спишь, Виталий? - вполголоса спросил Вихров. - Не сплю, Кузьмич, Покрова дожидаюсь. А вдруг и правда снег пойдет? Хочу проверить, врёт народ или не врёт. - Народ, он врать не может. На то он и народ. - Философически заметил командир. - Но с точки зрения марксистской диалектики... - Да погоди ты с диалектикой, Кузьмич, - перебил его Могильный. - Я в диалектике понимаю не меньше твоего. Ты лучше вспомни нынешнее лето, когда грибы вовсю попёрли. "Быть войне" - предупредили бабки. Так оно по-ихнему и вышло. Вот и растолкуй мне: какая связь между груздём и марксистской диалектикой? Молчишь? - Сам об этом думал... Мы тогда этот вопрос даже на горкоме обсуждали. - Ну и что решили? - Отстань. Сейчас не время... Вихров прошел к окну. Капитан - за ним. За окном стояла непроглядная октябрьская ночь. И тишина. Только из какой-то комнаты дурным голосом, со сна, кричал боец: "Бей! Коли! Души! С колена - раком!". - Банифатов колобродит, - определил Могильный. - Я завтра покажу ему "С колена - раком"! И тут случилось чудо. Ночная мгла вдруг начала светлеть. В воздухе закружились хлопья снега. Сначала робко, потом всё гуще. - Снег! Это снег! - заплясал Могильный, точно туземец, только что упавший с африканской пальмы. Он, действительно, напоминал сейчас туземца: по пояс голый (сон в ночной сорочке Могильный презирал: как в постели с женщиной, так и в партизанской койке), в сиреневых кальсонах, с гранатой РПГ-41 в качестве туземной погремушки, на груди, вокруг левого сосца, - тотемная наколка: "Не забуду Феликса Дзержинского". - Отряд, подъём! - прокричал Могильный. Коридор мгновенно заполнился бойцами. Все, как были в голубых кальсонах, рванулись к выходу. - Отставить! - приказал Могильный. - Всем облачиться в маскхалаты! Снег пошел! Двор заполнился белыми одеждами. Началась зимняя Вальпургиева ночь. Кто-то очень метко залепил в Могильного тугим увесистым снежком. Глаз набух багровым скороспелым помидором. Могильный бросился на поиски обидчика, срывая балахоны с партизан. Боль настолько затмила его разум, что под каждым балахоном ему чудился Зураб. А Зураб, посаженный на цепь в апартаментах Маслюка, дотянулся до окна и, привстав на цыпочки, выкрикивал одну и ту же уже освоенную фразу: - Энкаведешника - под дых! Снайпера найти Могильному не удалось. Побежал к Рубинчику Травматолог осмотрел глазное яблоко: "Травма с жизнью совместима и, находясь намного выше детородного прибора, на процесс воспроизводства никак не повлияет ". - Ну, гляди, профессор, - пригрозил Могильный. - При первой же возможности проверю. Если врешь, повешу на осине! Дальнейшая судьба Могильного подтвердила правоту Рубинчика: ресурс воспроизводства капитан проверил на фронтах войны. Освободил Киев, Прагу и Варшаву, пометив их тремя внебрачными детишками. После войны вернулся в Малые Параши, женился и обзавелся законнорожденным потомством (три девочки и мальчик). Будни Но вернемся к будням партизанской базы. Обильные снежные осадки в середине октября позволили наладить тренировки непосредственно на местности. С каждым днем жизнь на базе уплотнялась до предела. Помимо тренировок серьезное внимание уделялось духовной сфере в воспитании бойцов. "В здоровом теле здоровый дух", - неустанно повторял Вихров. - "Знать и любить историю родного края, который защищаем от фашистов, быть политически подкованным, свободно разбираться в литературе и искусстве, неустанно расширять широту запросов - вот в чем сила партизана. Только так мы сможем победить врага". Огромный вклад в духовное развитие бойцов, несомненно, внес краевед Корней Ильич Пахомов. Свой неоценимый вклад он вносил с упорством, достойным подражания, используя любую щелку в жестком распорядке дня. Бойцы любили слушать Корнея Ильича. Тематикой его рассказов являлась партизанская война 1812 года непосредственно в парашинских лесах, и красной нитью проходил Давыд Денисов - гусар, пиит, легендарный партизанский командир. Героические рейды по районам, временно захваченным противником, дерзкие налёты на французские обозы с награбленным добром, секреты тактики - всё это и многое другое укрепляло дух бойцов, формировало в них патриотизм и преданность отчизне. "Дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие", - цитировал Пахомов "Войну и мир" Толстого. После ужина Корней Ильич садился за рояль, оставшийся еще от Плетнина, и до отбоя, если разрешал Могильный, наигрывал Алябьева и Моцарта. Часто захаживал на огонёк парторг ветеринарной станции Быканин. Подсаживался рядышком с Пахомовым, и в три руки (кисть правой руки Быканин вывихнул на тренировке рукопашной схватки) они приступали к своему любимому Шопену: баркарола, баллада скерцо, экспромт-фантазия... В эти скупые дивные часы лица партизан светлели, становились человечней и добрее. Бойцы не расходились, пока не приходил помреж Могильный, захлопывал рояль и всех разгонял по койкам. - Завтра трудный день. Всем отойти ко сну и набираться сил. Живое человеческое тело Партизаны разошлись по спальным комнатам, а Могильный заступил в "ночную смену": обойти караульные посты, зайти к Вихрову и обсудить мероприятия на завтра, проконтролировать Рубинчика - как продвигается ленинский проект и, наконец, засесть за дневники, которые бойцы сдавали на ночь капитану для проверки на предмет отсутствия в тетрадках каких-либо секретных данных. Тут за бойцами нужен глаз да глаз. Вихрова Могильный не застал, тот сидел у Маслюка за калькуляцией бухгалтерских расчетов. Травматолог был на месте. В "скульптурной мастерской" повсюду был разбросан расчлененный Ленин: руки, ноги, голова, ботинки, кепка, галстук, пальто с отбитым лацканом, гипсовая пуговица ... Рубинчик размешивал в ведре алебастровый раствор. Перед ним с воздетой к портрету Ленина рукой (портрет висел над рукомойником), стоял живой двойник вождя. Роль натурщика исполнял бухгалтер райобъединения "Парашахлеб" Василий Кошкин, вылитый Ильич (естественно, не в смысле интеллекта, а исключительно по внешним данным!). Такой же маленький, скуластый, с острой рыжей бородёнкой. Капитан, строго оглядев со всех сторон натурщика, вспушил ему бородку, поправил съехавший к ключице галстук, пригладил лацканы пальто. - Кошкин, больше мысли на лице и выше руку! Ты не на клиросе милостыню просишь, а произносишь речь с броневика! Кошкин, не смея шелохнуться, покосился на Могильного. - Товарищ капитан, не могу я больше! Стою, как чурка. Ни ухо почесать, ни задницей пошевелить. Уж лучше бы окопы рыть в сортире. Сбегу я с базы. Вот увидите, сбегу. - Далеко не убежишь. Лес заминирован, ты знаешь. - Тогда повешусь. На вашей же осине. - Ну, это уж моя забота, на какой тебе висеть осине. Нужно будет, вздёрну. Ты этим голову себе не забивай. Ты давай, позируй, как тебе велят. Другие на допросах больше твоего стояли. - Могильный развернулся к травматологу. - А вообще, Рубинчик, бухгалтер дело говорит. Долго собираешься его колбасить? У тебя ленинский портрет висит на стенке. Смотри, срисовывай, вникай. На кой сдался тебе Кошкин? Усох, как мумия. Картавить начал... - Да как же вы не понимаете?! - прорвало травматолога. - Мне живое тело нужно. Живое человеческое тело! Разворот плеча, взлёт руки, позиция ноги, сгиб коленного сустава. Я должен видеть, как сидит на нем пальто, как повязан галстук. - Понимаю, - согласился капитан. - Я хоть и не скульптор, а в гипсовых фигурах тоже разбираюсь. В этом деле грекам было хорошо. Ты Венеру голую видал в музее? Стоит раздетая, в чем мама родила. Да еще и без обеих рук. Таких и я могу лепить. Как-то предложил одной, так она меня сковородой огрела, дура. А могла стоять на выставке в райцентре. - Так что, и мне раздеться голым? - спросил натурщик. - А вот за эти мысли, Кошкин, я тебя и впрямь повешу! - закричал Могильный. - Ты хоть понимаешь, кого изображаешь?! Кошкин моментально присмирел, чуть согнул в колене выставленную ногу (как требует Рубинчик), энергично выбросил вперед указующую руку. - Вот так и стой, - сказал Могильный и громко хлопнул дверью. Той же ночью капитан имел серьезный разговор с Вихровым. Было принято решение: разгрузить Кошкина, подобрав ему дублёра. Кстати, есть один такой в отряде, Сухоручко Тимофей. Кудрявый, правда. Но если наголо обрить - за Кошкина вполне сойдёт. Пусть позируют по графику. Перевести обоих на усиленный режим питания, по возможности кормить свининой. Что касается Рубинчика, свинину отменить, компенсировав ее тройным омлетом на яичном порошке и киселём на клюкве. Праздники В Красном уголке подходил к концу ночной прогон концерта, посвященного приближающейся Дате - 24-й годовщине Октября. В концерте были задействован весь списочный состав отряда. За исключением Рубинчика (ни на минуту не покидавшего своей "скульптурной мастерской". Он даже был освобожден от посещения столовой. Еда четыре раза в день доставлялась в мастерскую). Боец Ханыгин сам сочинил и сам же декламировал поэму "Лесная сказка" превратилась в быль!". Хитом концерта был финальный номер: хореографическая группа исполняла "Партизанский гопачок". Сюжет сюиты был таков: партизаны проводят рукопашный бой с "противником". Изголодавшиеся по реальным действиям бойцы вложили в танец столько страсти и отваги, что казалось, на глазах у публики проходит настоящий бой. Бойцы творили чудеса: подножки, перебежки, удушения, переползания на четвереньках, на боку и по-пластунски... Тон в танце задавал Владислав Краснощеков, районный комсомольский секретарь. Шамиль Аскерович Нуриев, руководивший до войны балетной студией при Доме пионеров, скомандовал танцору: - Подскок, шпагат и зависание! Краснощеков разбежался, высоко подпрыгнул и завис в шпагате. В этой позе его и застиг Могильный, неожиданно просунувшийся в дверь: - Краснощеков, к командиру. Срочно! Владислав, пребывая в затяжном прыжке, вопросительно посмотрел на хореографа. Тот дал команду приземляться. Краснощеков, подтянув колени к подбородку, сгруппировался и мягко опустился. Поправил шаровары, вытер пот со лба, пригладил русый чуб. - Неплохо, - резимюровал Нуриев. - Но можешь прыгнуть выше. И подольше задержись в прыжке. А сейчас беги, если командир зовёт. Вихров сидел на койке, рылся в тумбочке. То ли бумаги какие-то искал, то ли сменное бельё. В розыскных работах помогал ему Могильный. - А, Владислав?. - поднял голову Вихров. - Заходи, танцор. Извини, что снял тебя с полётов. Присядь и отдышись. Устал, небось? - Видал я этот гопачок ... В белых тапочках и в маскхалате ... - Вот и капитан того же мнения, - сказал Вихров. - Не пора ли, Владислав, менять репертуар? Поплясали, пора и к делу приступать. Как думаешь, комсорг? - Если честно, Николай Кузьмич, давно пора! А то, действительно, живем, как у Христа за пазухой. Даже как-то неудобно... - Неудобно перед кем? - Да хотя бы перед фрицами. Вон, другие партизаны поезда пускают под откос, а мы... - Экий ты нетерпеливый. Сразу эшелон ему подай... - проворчал Вихров. - С эшелоном я погорячился, - согласился Краснощеков. - А для разминки можно и дрезину кувыркнуть. - А что? - вмешался в разговор Могильный. - Краснощеков дело говорит. Вот только где б еще найти железную дорогу? Ведь до ближайшей ветки вёрст двести с гаком будет. А там своих хватает партизан. На кой им пришлые нужны? Краснощеков прикусил губу. Про железную дорогу он, конечно, ляпнул зря. - Не журись, комсорг, - сказал Вихров. - Остынь от гопака. Давай-ка мы начнём с шоссейки. Как думаешь? - Можно и с шоссейки, - согласился Краснощеков. Вихров прошел к двери, закрыл ее на ключ. - Тогда садись и слушай. Для того тебя и вызвали. Сегодня ночью отправишься в разведку. Шоссе на Залупеево ты знаешь. К рассвету выйдешь к большаку и замаскируешься в кювете. Твоя задача: проследить передвижение машин, интенсивность, направление движения, марки автотранспорта, тоннаж, характер грузов. Себя не обнаруживать, что бы ни случилось. Записей не делать, все наблюдения сосредоточить в голове. - Ну, а если обнаружат? - Притворись глухонемым. Скажи, пошел за хворостом и заблудился, - предложил легенду капитан. - А как же я скажу, если я глухонемой? - Тогда молчи, как партизан, - сказал Вихров. - Молчи, пока не расстреляют... - добавил капитан. - Слушаюсь, - ответил Краснощеков. - Карту заминированного леса получишь у меня, - сказал Вихров. - Потом вернешь. Смотри, не потеряй! Враг за эту карту многое готов отдать. - Понимаю, Николай Кузьмич. Я за эту карту жизнь готов отдать. - Вот и хорошо. А сейчас иди к себе и собирайся. Краснощеков заперся на ключ и начал собираться. Надел чистую сорочку, сменил кальсоны и портянки. Из-под матраца вынул книгу: "Сборник наставлений комсомольским вожакам", нашел в ней фотокарточку в слюдяной обёртке с симпатичным девичьим лицом. На оборотной стороне фотопортрета - каллиграфическая надпись красными чернилами: "Славик! Если выпадет свободная минута, вспомни обо мне. Твоя Полина". Сейчас как раз выпала свободная минута. Краснощеков начал вспоминать... Тогда он был вторым секретарем райкома комсомола, потом ушел на повышение в обком - на завотделом. Через год опять вернулся в Малые Параши, но уже на должность Первого. К тому моменту Полина тоже поднялась - до секретаря по оргмассовой работе... Вспомнилась совместная с Полиной командировка в Ленинград - по обмену опытом с комсомольцами Петроградского района. Днем обменивались опытом, а по ночам отправлялись в долгие пешие прогулки. Первый поцелуй... Случилось это на Египетском мосту через Фонтанку... Через месяц грянула война. Владислав ушел в "Лесную сказку", Полина с мамой уехала в эвакуацию в Башкирию. Она и там пошла по комсомольской линии - в Кушнаренковском районе, под Уфой, возглавила райком. Краснощеков через слюдяную пленку еще раз посмотрел на лицо Полины и спрятал фотку под нательную сорочку. В дверь осторожно постучали. Владислав открыл. На пороге стояли Вихров и капитан. - Пора на выход, Краснощеков. Время. - Глухо произнёс Могильный. - Я готов, - ответил Краснощеков. Боковой тропинкой подошли к забору. Капитан раздвинул доски потайного лаза. Из открывшейся щели, как из черной бездны, пахнуло зловещей неизвестностью. Вихров сказал короткое напутственное слово. -Смелей, комсорг! Ты - Первый. Завтра за тобой потянутся другие. - И подтолкнул разведчика к дыре в заборе. Как только Краснощеков растворился в темноте, Могильный аккуратно вернул на место раздвинутые доски. Той же ночью в Книге "Партизанской славы" Вихров сделал запись: "Сегодня, в ночь с 6-го на 7-е ноября 41-го в ноль часов сорок пять минут, в честь 24-й годовщины Октября комсоргом Владиславом Краснощековым осуществлён первый выход за пределы базы". К рассвету, согласно предварительным расчетам, Краснощеков был на месте. В этот ранний час дорога была еще пуста. Стояла мёртвая лесная тишина. Только дятлу не спалось. Спозаранок он долбил сосновую кору. Хвойной лапой Владислав замёл свои следы и спрыгнул в придорожную канаву. Лёг на спину, освободил из-под капюшона маскхалата уши, чтобы лучше было слышать. Тягостно тянулось время. Дятел продолжал выдалбливать сосну. Владислав полез за пазуху, достал фотографию Полины, в который раз вгляделся в черты ее лица. Интересно, который час сейчас в Башкирии? Наверное, у них рабочий день уже в разгаре. Где она сейчас, его далёкая Полина?.. У себя в райкоме проводит совещание с активом? Или уже умчалась в далекое село? Или... Вдруг со стороны дороги донесся звук. Владислав прислушался. Судя по всему - скольжение полозьев. Осторожно приподнявшись, выглянул из-за укрытия. И точно, по дороге медленно тащились сани. Стахановец, родной! Понурый, постаревший, с впалыми боками, почти без гривы. А в санях сидел тот самый ездовой - мальчишка в протертой до проплешины ушанке, в стареньком, наверное, еще от деда, дырявом зипуне. Краснощекову захотелось выскочить из придорожного кювета, броситься навстречу землякам. Но в последнюю секунду от необдуманного шага воздержался. Остановил наказ Вихрова: "Никоим образом не обнаруживать себя". Судя по свисающим поводьям, мальчишка, видимо, дремал. Да и сам Стахановец плёлся кое-как. Краснощеков проводил их долгим взглядом и опять залёг в канаву. В памяти снова выплыла Полина... Ленинград... Египетский мосток через Фонтанку... Полина перегибается через перила, смотрит в воду. Влад обнимает девушку за плечи и, несмело развернув к себе, решается на первый поцелуй. Полина замирает. Сколько длился этот поцелуй, Владислав не помнит. Уже потом, в других поездках по обмену опытом, да и в самой Параше такие поцелуи стали нормой их интимных отношений. Но тот, на Египетском мосту, был самым сладким и волшебным... Видения прервал звук мотоциклетного мотора. Разведчик замер. Где-то рядом остановился мотоцикл. Двигатель продолжал урчать на холостом ходу. Послышались шаги. Какой-то белобрысый немец с солдатскими погонами, оставив мотоцикл, подошел к кювету, расстегнул ширинку и начал оправляться. Влад успел увидеть белые кальсоны. Больше ничего увидеть не успел, так как мощная горячая струя застила оба глаза. Мотоциклист, не видя Краснощекова, продолжал бить по его лицу, как из брандспойта. Желтая фашистская моча растопила снег на полушубке, стала затекать под воротник. Разведчик чувствовал, как моча всё глубже проникает внутрь. А ведь там хранилась фотография Полины. Единственное, что успокоило разведчика: снимок был обёрнут в слюдяную плёнку. И тут, забыв о наставлении Вихрова "что бы ни случилось, себя не обнаруживать", Владислав одним прыжком бросился на немца. Тот не только ахнуть не успел, но даже не впихнул в кальсоны свою проклятую баварскую сосиску. Завязалась драка. Вот где пригодились приёмы рукопашной схватки! Удар в живот, подножка сзади, захват за горло, рывок за ногу и толчок плечом, блокаж. Краснощеков отбирает у фашиста шмайсер, ремнем связывает руки. Тот лупает белесыми ресницами, а между его ног свисает посиневшая от холода пиписька. - Du der Partisan?! - спросил испуганный мотоциклист. - Так я и сказал тебе, фашистское отродье! Я не партизан, а местный житель, Пошел за хворостом и заплутался. - Ja-ja! Natürlich... Ich als auch habe nachgedacht (Да-да, конечно. Я так и подумал). Краснощёков обыскал его. Надеялся найти какой-нибудь пакет серьезной важности. Но нашел всего лишь маленький пакетик с непонятным словом "Praservativ". - Что это? - Sex. Das Sicherheitsmittel (Секс. Предохранительное средство). - Не понимаю. Связанный фашист показал глазами на посиневшую сосиску. - Рукавичка от мороза, что ли? Надо же, придумали, фашисты! - Ich verstehe nicht (Я не понимаю). - Ладно, на базе разберемся. - Краснощеков поглубже заложил пакетик в полушубок (будет в качестве вещдока), подтянул мотоциклисту брюки. Ширинку застёгивать не стал, еще чего?! - А твой стручок без рукавички обойдется, - сказал он немцу. - Пусть привыкает к русскому морозу. Крепче будет. - Ich verstehe nicht (Я не понимаю). - Мороз прихватит, и поймешь, - засмеялся Краснощеков. На базу как раз поспели к полднику. Прямиком прошли в столовую. Партизаны принимали пищу. Все разом повернули головы. Картина Репина "Не ждали". - Вот, братцы, "языка" добыл! - с порога выпалил разведчик. Вихров посуровел, отодвинул кружку с киселем на березовых бруньках, в упор уставился на немца: посиневшее от холода лицо, солдатские погоны, раскрытая ширинка.... - На кой нам сдался этот твой фельдмаршал?! - стукнул по столу Вихров. - Кто велел тебе брать "языка"? - Я не хотел, клянусь. Лежу в кювете. Как приказали, наблюдаю. Себя никак не проявляю. А он, фашист, слез с мотоцикла, встал на обочину, штаны спустил и ссыт в меня. Прямой наводкой. Вот, полюбуйтесь, весь полушубок испоганил. Полушубок Краснощекова, действительно, был расписан желтыми разводами. - И правильно он сделал, - сказал Могильный. - Развяжите руки "языку". Немцу развязали руки. - Ich bin nicht schuldig, ich Как думаешь, комсорг? wollte pi-pi. Ich sah nicht. Es ist der bedauerliche Fehler geschehen... (Я не виноват, я хотел пи-пи. Я его не видел. Произошла досадная ошибка) - затарабанил немец. - Кто-то понимает, что он молотит? - спросил Вихров. Увы, знатоков немецкого среди бойцов не оказалось. - Мало нам Зураба, теперь на нашу голову еще и этот ... - проворчал Могильный. И тут Вихрова осенило: - Стоп! Немедленно позвать Рубинчика! - А что Рубинчик? Для него немецкий, как для меня китайский, - сказал Могильный. - Он должен идиш знать. Языки похожие. Явился травматолог, с головы до пят заляпанный алебастровым раствором. - Выручай, Ефим, - сказал Вихров. - Тут Краснощеков "языка" привел. По-русски ни бельмеса. Может, ты на идиш с ним поговоришь? - Да я ведь сам его почти не помню. Говорил когда-то в детстве, когда в местечке жили. А в Параши переехал, сами знаете, какой там идиш... - А ты все-таки поговори. Авось, поймет. - Du spreche idish? - спросил у "языка" Рубинчик. - Idish?! - фашист так дернулся, как будто Рубинчик обоссал его. - Ich nicht der Jude, mich der Arier! Und ich werde Ihnen es jetzt beweisen! (Я не еврей, я ариец. И я сейчас вам это докажу). Немец потянулся к расстегнутой ширинке. А Могильный потянулся к кобуре: - Не сметь! Живо продырявлю! Ты его в Германии фрау покажи. Немец спешно застегнул ширинку. - Ты кто? - спросил на идиш травматолог. - Ich der einfache soldat, der automechaniker. Der major hat mich in ihre MTS in Gnilzy hinter der kurbelwelle geschickt. Bei uns im lagerhaus haben geendet - Если правильно я понял, он простой солдат, автомеханик, - перевел Рубинчик. -Майор погнал его в МТС, в Гнильцы, за коленвалом. Свой полетел у них, а запасного нет. - Очухались! Мы эту МТС еще 2-го сентября взорвали, - сказал Вихров. - Да к черту эту МТС в Гнильцах! - воскликнул капитан. - Ефим, ты главное спроси у немца: как долго они намерены сидеть в Параше? Травматолог перевел. Немец начал что-то быстро говорить. - Он сказал, что в Параши они вообще не заходили. Говорит, что за Москву идут серьезные бои и что Парашинский район уже освобожден, и как только он поставит новый коленвал на грузовик, сразу перегонит его в Клин. Он удивляется, почему отряд наш, вместо того, чтобы воевать, занят сбором хвороста в лесу. Легенда с хворостом принадлежала капитану. Он набычился, погрозился немцу кулаком, потянулся к кобуре. - Да погоди ты, как что, за кобуру хвататься! - прикрикнул на Могильного Вихров. - Немец дело говорит. Выходит, пока мы тут торчим на базе, противника и след давно простыл? И что теперь нам делать? - Вихров в замешательстве посмотрел на "языка". Ja-ja, natürlich, herr der kommandeur (Да-да, конечно, господин командир), - немец с перепугу начал понимать по-русски. - Ich berate, die basis abzugeben und, zu Klin eilig hinüberzukommen. Der major hat gesagt, dass es jetzt neben Klin partisanen ist sehr wenig (Советую вам срочно оставить базу и перебираться в Клин. Майор сказал мне, что сейчас под Клином нехватка партизан). - Значит, советуешь в Клин перебираться? - раздумчиво переспросил Вихров (он вдруг тоже начал понимать немецкий). - Ну, это как решит начальство... - Он еще раз пригляделся к немцу. - Вот тебе и простой автомеханик... Ай да, Краснощеков! Крупного налима отловил! Молодец, комсорг. А то, что полушубок он тебе маленько потравил, ты не горюй. Приказом по отряду партизану Краснощекову объявляю благодарность и премирую новым полушубком. Немца накормить и отвести на подселение к Зурабу. Там дальше видно будет. Товарищи бойцы, полдник завершить и разойтись по комнатам. Краснощекову, Могильному, Рубинчику и Маслюку срочно собраться у меня. Совещание затянулось заполночь. - Решаем следующим образом, - завершил прения Вихров. - Срочно покидаем базу. Направляемся в Параши. Запрашиваем Центр о дальнейших действиях. Маслюку продумать вывоз с базы оставшихся продуктов. На Могильном - организация передвижения отряда. Рубинчик, кровь из носа, кончай возиться с Лениным! - А как же с праздничным концертом к Седьмому ноября?! - спросил Маслюк. - Хлопцы столько сил потратили. Не досыпали... - Концерт дадим в Параше, - сказал Вихров. - Итак, выходим ночью. В поселок входим затемно, без шума. Пока люди спят. Не будем их смущать нашим возвращением. Четвертое чудо В поход отряд подняли в 2:40 ночи. Сбили замки с ворот (отныне таиться было незачем), и с чувством исполненного долга выступили в лес. Двигались колонной. Впереди - Могильный с минёрской картой, за ним - Вихров, следом Краснощеков. Рубинчик нёс бюстик Ленина (голова, бородка, кепка). На остальное не хватило ни времени, ни сил, ни мастерства. Плененный немец вел на поводке Зураба. В городок успели до рассвета. Параши еще спали. А как только наступил рассвет, выплыли из темноты остовы порушенных домов, руины Станции детского технического творчества, пекарни, водокачки, пожарной каланчи и других объектов соцкульбыта. На развалинах дворца культуры появился транспарант, написанный на кумачовой скатерти, сохранившейся от бывшего горкома: "НЕ ЗАБУДЕМ, НЕ ПРОСТИМ!". Параши разбудил истошный вопль. Кричала баба Маня. - Православные, Ильич воскресе! К нам Ленин возвратился! На крик сбежались полусонные парашинцы. - Батюшку Авдотия зовите! - кричала бабка Маня. Примчался, как обычно непроспавшийся после вчерашнего, Авдотий. В телогрейке, наскоро напяленной поверх подрясника, простоволосый, только теперь не в башмаках, а в валенках на босу ногу. В центре сквера имени 26 бакинских комиссаров на пьедестале возвышалась головка в кепке маленького Ленина, покрытая свежим алебастром. Авдотий бухнулся перед Лениным на землю, перекрестился трижды и, воздевши руки к небу, произнес молитву: - Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое. Да свершилась воля Твоя, яко на небеси и на земли. Славь сына своего Володимира, спустившегося на святых крылах на землю нашу грешную. И ныне и присно, и во веки веков. Аминь! И сей же миг на Малые Параши снизошло знамение: из-за туч пробился лучик солнца... |
