EN
Старый сайт| Александр Бизяк Лесная сказка партизанская быль Посвящается ООН История ООН (Отряд Особого Назначения) основана на реальных фактах. Когда-то, еще задолго до "гласности" и "перестройки", мне под большим секретом ее поведал журналист газеты "Заветы Ильича" Волоколамского района Московской области Владимир Б., непосредственный участник описанных событий. Подлинность этой истории подтвердили и другие жители Волоколамска. В силу многих и, увы, понятных обстоятельств материал надолго задержался в моем письменном столе. Но потомкам должно знать своих героев. Уверен, что история ООН по праву займет свою славную страницу в великих Хрониках Войны. Автор Партизанское движение в тылу фашистских войск на временно оккупированной территории Советского Союза началось буквально с первых дней войны. Оно было составной частью вооружённой борьбы советского народа против фашистских захватчиков и явилось важным фактором в достижении победы над фашистской Германией и её союзниками. В соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) от 18.07.41 г. «Об организации борьбы в тылу германских войск», при Ставке Верховного Главнокомандования был организован Центральный штаб партизанского движения. Борьбу советских патриотов возглавили 565 секретарей обкомов, горкомов и райкомов партии, 204 председателя областных, городских и районных исполкомов депутатов трудящихся, 104 секретаря обкомов, горкомов и райкомов комсомола, а также сотни других руководителей. К концу 1941 года на оккупированной территории действовало свыше 2 тысяч партизанских отрядов, в составе которых сражались до 90 тысяч человек. Заранее создавались базы партизанских отрядов и склады материальных средств. Основной тактической единицей партизанского движения являлся отряд - в начале войны обычно несколько десятков человек, позже - до 200 и более бойцов. Люди, вступавшие в партизанские формирования, принимали партизанскую присягу. В отрядах устанавливалась твёрдая воинская дисциплина. Партизанское движение полностью отвечало требованиям, предъявленным в выступлении И.В. Сталина 3 июля 1941 г.: «В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывая все их мероприятия». Из "Истории партизанского движения в Великой Отечественной Войне" Шифровка Двадцать второго сентября из Центра в Малые Параши поступила шифрограмма: "Согласно разведданным, 28.10.41 в интервале 8:30 - 8:45 утра противник планирует войти в Малые Параши. Достойно подготовьте город к сдаче. Оккупанту - ни пяди парашинской земли, включая частные подворья, огороды, полисадники. Взорвите заводские и фабричные объекты, вплоть до подсобных помещений и бытовок. Акцию начните с банка, почты, телеграфа. ООН укомплектуйте надежными бойцами из числа партийного, комсомольского и советского актива и тайно перебросьте в спецсанаторий "Лесная сказка". В пути быть чрезвычайно осторожными: все подходы к базе заминированы. Проводку партизанского отряда возглавит лейтенант Сергеев - командир диверсионной группы Особого сапёрного полка, заминировавшей лес в районе санатория. Встреча состоится на Калядинской опушке". Дополнительно к объектам, перечисленным в шифровке, по инициативе городского комитета партии в Парашах были взорваны: электростанция, пекарня, водокачка, цех кроватной фабрики, Дом политпросвета, родильный дом, дворец культуры, школа, краеведческий музей, станция детского технического творчества и городская баня. Трое суток из горкомовских печей, как из крематория, валили клубы черного густого дыма. Сжигались документы: протоколы партсобраний, соцобязательства, списки активистов, трудовые рапорты с полей, итоги смотров хоровых и танцевальных коллективов, прогнозы урожая зерновых на 41-й год, "сигналы" с мест, статистический отчет геологов о стратегических запасах ила, которым издревле славилась река Параша, диаграммы, схемы, графики... Над городом стаей черных птиц кружили хлопья пепла партийных документов, оседали на деревьях парка имени Челюскинцев, на дорожках сквера Двадцати шести бакинских комиссаров. Малые Параши будто вымерли. Остались дети, старики и одичавшие собаки. В поисках помоек по дворам метались кошки. Но в голодном городе не осталось ни одной помойки. Шли уже восьмые сутки после означенного срока, но захватчик упорно игнорировал Малые Параши и в город не входил. Видимо, для оккупантов Малые Параши потеряли как стратегический, так и оперативный интерес. Все, что можно было уничтожить, городские власти сами уничтожили. По городу ползли панические слухи: - Не входют с суши, значит, будут с воздуха бомбить. Старики, прошедшую войну четырнадцатого года, мудро возражали: - Станут они бомбы тратить, как же. Держи ширинку ширше. Они хоть и фашисты, да не дураки. Мы и без ихних бомб тут передохнем. - А по мне, скорее бы вошли, прости меня Господь... - перекрестилась бабка Маня. - Глядишь, хотя бы водокачку починили Ленина убили! ...Утром возле памятника Ленину состоялись проводы народных ополченцев на рытьё противотанковых траншей. Четверо пожилых парашинцев построились в шеренгу: библиотекарь Савкин, завхоз заготконторы Силин, буфетчик столовой №3 Айвазян и сторож лесопилки Бузылёв. Слово взял библиотекарь Савкин. Сухонький, невысокого росточка, в стареньком пальтишке. Опираясь на лопату (он прихрамывал), библиотекарь медленно проковылял к вождю. - Товарищи! - Савкин вознёс над головой лопату. - Находясь у ног вождя, торжественно клянемся: не отдадим врагу Парашу! - Залазь на постамент, - подсказали из шеренги. - Оттудова тебя виднее будет видно. Мужики, подмогнём библиотекарю! Ополченцы, будто по условленной команде, бросились на помощь. Савкин попытался подтянуться, но силёнок не хватило. Только со второй попытки ухватился за щиколотку Ленина, вполз на пьедестал, поднялся с четверенек и потянулся к вытянутой ленинской руке. Зацепился и беспомощно повис на ней. И тут случилось страшное: Рука вождя, не выдержав нагрузки, с хрустом надломилась. Хрястнул локтевой сустав, из трещины полезла арматура, и по ней на гипсовые туфли Ильича начала стекать густая струйка какой-то мутной жидкости. Правая рука библиотекаря дотянулась до плеча вождя, левая намертво обвила ленинскую шею. Скульптура покачнулась, накренилась назад, на секунду замерла и с грохотом обрушилась на клумбу, разлетевшись на куски. От сильного удара с головы вождя свалилась кепка. Над площадью повисла тишина. Народ безмолвствовал. Бабка Маня бросилась к ленинским останкам и заголосила: - Убили! Ленина убили! К ней подбежал парашинский энкавэдэшник капитан Могильный, облаченный в плащ-накидку. - Заглохни, старая! - Ногой отодвинул лежавшего на пьедестале Савкина, собрал осколки в кучку, прикрыл их плащ-накидкой и громко объявил: - Всем разойтись и до утра не появляться! Евнухов, беги звонить Малинину! - Так ведь связи нет, товарищ капитан. - Как это нет связи?! - Взорвали коммутатор... - Кто взорвал? По чьему приказу? - Так ведь вы и приказали... - Тьфу ты, ёшь твою в сапог! - Могильный сплюнул на засохший стебель астры, торчавший из газона. - Бери мой мотоцикл и гони в Кадушкино! Найди Малинина и доложи: в Парашах выявлен вредитель и три его пособника. - Слушаюсь! Могильный подошел к "вредителям": - Землеройные работы отменяются. Шанцевый инструмент приказываю сдать! На землю полетели две лопаты, грабли и кирка. Подъехала подвода с запряженным мерином - беззубым, с рыжей пеной на изжёванных губах и облысевшей гривой. При виде заговорщиков мерин захрапел, испуганно отпрянул в сторону. - Тпру, Стахановец! Стоять! - прикрикнул на коня мальчишка-ездовой в плешивой цигейковой ушанке. Заговорщиков бросили в подводу. Рядом с ними, достав из кобуры наган, сел Могильный. Ездовой спросил у капитана: - Куда прикажете отвезть? - Вези, куда положено. Стахановец дорогу знает. Выездное совещание Той же ночью в избе-читальне совхоза имени Мичурина (горком был взорван сразу после сожжения бумаг) Николай Кузьмич Вихров собрал последнее выездное совещание. Присутствовали три секретаря горкома, вожак районной комсомолии Краснощеков Влад, председатель ОСОАВИАХИМа Глотов, капитан НКВД Могильнный, краевед Нестор Филимонович Лукьянов и, непонятно, по какой такой причине, районный травматолог Ефим Семёнович Рубинчик Окно (в целях конспирации) было наглухо задраено кумачовой скатертью, по потолку метались тени от огарка парафиновой свечи. Вихров был краток: - Времени, товарищи, в обрез, совещание затягивать не будем. На повестке только два вопроса. Заключение о состоянии разрушенного памятника и переброска партизанского ООНа. на засекреченную базу - в спецсанаторий "Лесная сказка". По первому вопросу - слово травматологу Рубинчику. Ефим Семенович достал блокнот, надел очки. - Состояние вождя весьма серьезное. Три осколочные травмы свода черепной коробки, открытый перелом руки, раздробленность бедра, отбитые нижние конечности, продавлена грудная клетка. - Ответьте прямо, доктор. Реставрация возможна? - спросил Вихров. Травматолог тяжело вздохнул: - Увы... Как медик вынужден сказать: полученные травмы несовместимы с жизнью. Памятник реанимировать нельзя. - Что значит "реанимировать нельзя"?! - выкрикнул из дальнего угла Могильный. - Вы, гражданин Рубинчик, член ВКП(б)? - Я беспартийный. Капитан чиркнул спичкой, затянулся папиросой. Огонек от спички выхватил из темноты его рябое остроскулое лицо. - Семён Ефимович - наш лучший травматолог, - вступился за Рубинчика Вихров. - Двенадцать лет - заместитель главврача по лечебной части в районной поликлинике. - Это как же получается? - спросил Могильный. - Лучший травматолог, 12 лет - заместитель главного врача, и не член ВКП(б)?! - Почти вступил, уже рекомендации оформили. Да немец помешал. - Почему двенадцать лет тянули? Пока гром не грянет, мужик не перекрестится? Так что ли получается, гражданин Рубинчик? Кто персонально вам давал рекомендации? - Библиотекарь Савкин и ... - Савкин?! - Могильный вскочил со стула, подлетел к столу. - А кто второй? - Хирург Васильев. - Немедленно его ко мне! - Да он уже расстрелян. - Кем? Где? Когда? - Под Белой Церковью. Его медсанбат в окружение попал... - Хороши рекомендатели! Один - вредитель... Второй рекомендатель - окруженец... - Капитан полез в карман, достал вторую папиросу, размял ее, но раскуривать не стал. Утопил в чернильнице. - Кузьмич, а как поступим с памятником? - Заберем на базу. Чтобы немец не глумился. Реанимацию поручим травматологу Рубинчику. - Ну-ну... Гляди мне. - Капитан вплотную приблизился к Рубинчику, дыхнул ему в лицо. - Не справишься, руки-ноги выдерну, а что останется - повешу на осине. - Ноги... - Рубинчик горько усмехнулся. - У меня всего одна нога, товарищ капитан. Вторая на протезе. Потому и отказали, когда на фронт просился. Семён Ефимович аккуратно снял с ушей дужки стареньких очков, перевязанных шнурками от ботинок, подышал на стекла, тщательно протер бинтом. - Когда будем выступать, Кузьмич? - спросил Могильный. - Ночью. Люди предупреждены. Сбор на Калядинской опушке. Там нас будет ждать лейтенант Сергеев. А теперь всем немедленно покинуть помещение! Все вышли. Через несколько минут раздался взрыв. Изба-читальня взлетела в воздух. Вместе с чернильницей и папиросой. Ничего не оставлять врагу! Хотя, если по-честному, папиросу нераскуренную жаль... В три пятнадцать ночи, как было оговорено, собрались на Калядинской опушке. Тридцать молодых бойцов, плюс травматолог. Селекцию отряда еще загодя, в июле, провела комиссия обкома, специально выезжавшая в Параши. Вихров и капитан Могильный прошлись вдоль строя. - Что скажешь, капитан? - с гордостью спросил Вихров. - Каковы орлы? - Не орлы, а жеребцы! - То-то! Нашенской, парашинской породы! За кустом ольхи прятался Рубинчик. Задрав штанину, плоскозубцами затягивал какую-то деталь в протезе. Закончив перекличку, Могильный и Вихров приступили к раздаче мешков с фрагментами ленинской скульптуры. В одни руки - по одному мешку. На случай, если кто-то невзначай наступит на замаскированную мину и взорвется. Погибнет лишь один фрагмент ленинского тела. - В народе верно говорят, - пояснил такой расклад Могильный, - все яйца не складывать в одну корзину. Достал карманные часы, сверился с наручными часами. Время совпадало: 3.27. - Пора, товарищи. Присядем на дорожку... Присели, помолчали. Вихров поднялся первым: - Ну, со Сталиным... Колонна начала движение. Шумел сурово Черепковский лес. Вслед за Черепковским лесом пошли угодья Вороньего лесничества. Самого отстающего в районе. Сквозь дремучий бурелом не смог продраться бы не только что фашист, но и партизан. - Ну, Бодягин, ну сукин сын! - Выругался вслух Вихров. - Так и не провёл санитарную прорубку... Ну, погоди, лесничий. Расправимся с врагом, я научу тебя русский лес любить... Ч у д о ! ...Ранним утром Малые Параши разбудил истошный крик. Бабка Маня спозаранок прибегла проведать Ленина, за упокой души принесла по христианскому обычаю лафитничик свекольной самогонки последней предвоенной выгонки и ломтик хлеба На вчерашнем месте валялась плащ-палатка, но тело Ленина ...исчезло. Бабка осторожно приподняла краешек плаща и обомлела. На тыльной стороне плаща темнело бурое пятно. По всему видать - следы той самой ржавой жидкости, которая вчера сочилась из разлома ленинской руки. - Люди православные, да ведь это Плащаница! Ильич следы оставил, а сам на небеси вознёсси! На крик сбежались сонные парашинцы. - Батюшку Авдотия зовите, Плащаницу освятить! Примчался непроспавшийся "после вчерашнего" Авдотий. В телогрейке, наскоро напяленной поверх подрясника, простоволосый, в башмаках на босу ногу. Авдотий сначала не поверил, но когда увидел свежие следы, трижды их перекрестил, бухнулся на землю и, воздевши руки к небу, зашептал молитву: - Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое. Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Прими Сына своего Володимира во владения Твои. Яко Твое есть и Царство, и сила, и слава, Отца и Сына, и Святаго Духа. И ныне, и присно, во веки веков. Аминь! - И вправду, что святой... - шептала бабка Маня. И целовала, целовала Плащаницу... - Православные, кто в Бога верует, креститеся за Святаго Володимира! - призвал Авдотий. Парашинцы, с опаской озираясь, (благо, рядом не было горкомовцев) начали креститься. И в сей же миг на Малые Параши снизошло знамение: из-за туч пробился лучик солнца... "Сталинец" в трясине За Вороньим буреломом начиналось Блядово болото. (Во времена монголо-татарского нашествия на Русь хан Мудак Кучук Гирей полонил в свои гаремы сотни молодых славянок. Режим в гаремах был жестоким. Если какую-то из жен или наложниц заподозрили в измене, хан собственноручно топил ее в трясине. С тех пор болото стало называться "Блядово"). Из Блядовой трясины торчал остов трактора. Это был тот самый легендарный "Сталинец", получивший в сороковом году на Всемирной выставке в Париже "Гран-при". Участник двух грандиозных экспедиций: две тысячи километров по Якутии при температуре минус 50 и Памирский переход на четырехкилометровой высоте. В праздник Первомая 41-го Лазарь Каганович лично передал его парашинским колхозникам - победителям соцсоревнования. А 9-го июня "Сталинец" утоп в болоте... Могильный вдруг остановился и, не отрывая глаз от трактора, стал усиленно массировать виски и лоб. - Виталий, что случилось? - подбежал к нему Вихров. - Погоди, Кузьмич... Догадка появилась. Страшная догадка. Дай сосредоточиться... Капитан сорвал с плеча командирскую планшетку и начал что-то лихорадочно чертить на ней. На висках энкэвэдешника вспухли тонкие пульсирующие жилки. Вихров заглянул в капитанскую планшетку. Увидел наскоро набросанную схему: "Савкин - Айвазян - Силин - Бузылёв", а под ними стрелкой - "Бойченко". - Улавливаешь связь? - спросил Могильный. - Не совсем... - Рассуди логически: Бойченко загоняет "Сталинца" в болото. Как, по-твоему, по чьей указке? - Да какая там указка?! Напился и загнал. - Дудки! В этом всё и дело, что Бойченко непьющий. Он один такой на все Параши. Случай подозрительный. Выходит, что диверсию он совершил по чьей-то злонамеренной указке. Вопрос: кто именно им руководил? Вихров развел руками. - Библиотекарь Савкин, вот кто им руководил! - подсказал Могильный. - У меня имеются сигналы, что Бойченко повадился к библиотекарю домой на чай, засиживался за полночь, и они о чем-то говорили. О чём два взрослых мужика могут говорить под чай? Вихров опять развел руками. - Вот и я про то. Рассуждаем дальше. Вторым в цепочке заговорщиков идет буфетчик ополченец Айвазян. - Ну, а буфетчик-то при чем? Не улавливаю связи. - А ты логично рассуди: Бойченко женится на айвазяновской племяннице. Так? - Знаю, доложили. - А уже на утро после первой брачной ночи Бойченко направляет "Сталинца" в трясину. -Ну, хорошо, допустим. Но какое место в этой схеме ты отводишь Силину? - Силин был на свадьбе в роли посаженого отца, и весь вечер напролёт, я внимательно следил за ним, что-то нашептывал молодожену. - Да, мало ли, что он мог шептать? - возразил Вихров. - Может, перед первой брачной ночью наставленья давал. - Ага, - оскаблился Могильный. - А то Бойченко без Силина не знает, чем заняться в койке после свадьбы... Вихров задумался: - А ты, пожалуй, прав... Логика железная. А что с молодоженом? - Ищем гада. То ли он в кабине захлебнулся, то ли выполз и под видом партизана затаился в Вороньем буреломе. Ничего, отловим. Не мы, так немцы. Колонна продолжала путь. Шли гуськом. Тридцать партизан с двенадцатью мешками ленинских останков. Через каждые километр-полтора мешки по эстафете бережно переходили в руки вслед идущего бойца. И не потому, что мешки были тяжелые, а потому что каждому хотелось прижать к себе частицу ленинского тела. Что касается головы вождя, то ее, как самую ценную деталь, попеременно несли Вихров и капитан. После Блядова болота началась Жабкинская пустошь. Сразу после пустоши в предрассветных сумерках выросла стена Калядинского бора. У самой кромки бора, как и было обусловлено, в кустах ольхи прятался лейтенант Сергеев. Скупо поздоровался с отрядом. -Товарищи бойцы невидимого фронта, всем подтянуться, привести в порядок амуницию! - Приказал Сергеев. - Приступаем к самому опасному этапу перехода - вступаем в Калядинский сосновый бор. Цель маршрута - санаторий "Лесная сказка". Если кто-то хочет сбегать по нужде, оправьтесь загодя, на пустоши. Лес надежно заминирован. Всем строго следовать за мной, след в след. Историческая справка. Калядинский сосновый бор славился не только целебным микроклиматом, но и загадочной историей. Местные крестьяне, как в эпоху крепостничества, так и при советской власти, к Калядинскому лесу испытывали суеверный страх. Редкий охотник, да и то если после вчерашней пьянки, отваживался сунуться сюда. А уж коли сунулся, потом тайком рассказывал, что видел приведения чахоточных людей. Один не проспавшийся после вчерашнего охотник - Федька Жлобин божился даже, что напоролся невзначай на привидение Якова Михалыча Свердлова, который страшно кашлял, чем распугал лесную дичь. Якобы Свердлов бросился навстречу Жлобину и забросал охотника вопросами: довольны ли колхозники советской властью, какие испытывают трудности, как чувствует себя товарищ Ленин. Жлобин с перепуга запамятовал, что Ленин пятнадцать лет, как помер. Заверил Якова Михалыча, что Ильич здоров и бодр, и во всём активно помогает Сталину. Библиотекарь Савкин, как-то ночью проезжая мимо Калядинского бора (припозднился в Жабкино за праздничным столом по случаю открытия новой сельской школы), наблюдал, как на опушке леса появилась чахоточная троица: Белинский, Писарев и Добролюбов и схватилась в жарком споре. О чем там говорили критики, Савкин не запомнил. Застряли в памяти слова Белинского: "А я вам, господа, еще раз повторяю, что пушкинский "Онегин" - первая истинно национально-русская поэма! В ней народности гораздо больше, нежели в каком угодно другом народном русском сочинении". "Ах, наш неистовый Виссарион, ты враг разумного прогресса... - начал, было, Писарев, но Белинский грубо оборвал его: - А ты, Дмитрий Иванович, - упрямый нигилист... - Но фразы не закончил, забившись в приступе чахоточного кашля. Параша или Баден-Баден? Калядинский сосновый бор, как ареал туберкулезных привидений, обрел печальную известность после победы русской армии над турками под Шипкой 28 декабря 1877 года, когда в бою за Казанлык был тяжко ранен и почти лишился левой ягодицы капитан 9-го пехотного полка 6-й дивизии сын графа Иллариона Ильича Белоконь-Чернова - Константин. Контузило его 28 декабря под Казанлыком, а пришел в себя только в феврале будущего года - на Пречистенке в Москве, в отцовском доме, во Вселенскую мясопустную субботу. Очнулся благодаря острому спазматическому кашлю, который-то и вывел его из забытья. Поначалу доктора решили, что это инфлуэнца - результат простуды во время снежных бурь на Шипкинском горном перевале. Но как только кашель стал сопровождаться кровохарканьем, доктора единогласно вынесли вердикт: симптомы очагового туберкулеза. Если не принять решительные меры, туберкулёма легких может перейти в каверну. В те времена в России стал моден Баден-Баден. Как что, начиная с лицевых прыщей и кончая геморроем, дворяне отправлялись в Баден-Баден. Мягкий климат, целебный горный воздух, термальные источники, купальни, ванны, устройства римских бань, питьевые галереи, грязи... - В Баден-Баден, и немедленно! - сказали доктора. Но какой там к черту Баден-Баден без левой ягодицы?! И тут, как снег на голову в летнюю жару, объявляется друг Константина по кадетскому училищу Модест Плетнин. Из-за разгульной жизни пониженный в чинах, а затем и вовсе вышедший в отставку, хроник-холостяк, большой сластёна в амурных приключениях, охальник и бретёр, великовозрастный повеса, кутила и картежник. Гонимый из салонов столичной рафинированной знати, он прикипел душой и телом к мелкопоместному патриархальному дворянству, к его радушию и хлебосольству. Ездил по имениям, гостил в помещичьих усадьбах, кружил застенчивые милые головки провинциальным барышням, но не чурался и замужних дам бальзаковского возраста. Два раза в год говел, на масленице жирной объедался русскими блинами, обожал качели, с крепостными девками любил ходить по ягоды. Да так, чтобы с какой-нибудь отчаянной шалуньей "заплутаться" до самых сумерек. И, затаившись в шалаше, шептать ей пылкие бесстыжие слова, и непременно по-французски. Что приводило деревенскую простушку в неописуемый восторг и вожделенную для барина податливость. Прославился как примерный либе6рал: на конюшне никогда не сёк крестьян. Потому, как не имел их. И крестьян, и лошадей распродал за картежные долги, причем по демпинговым ценам. Именно Плетнин, как никто другой знавший Подмосковье, и открыл Белоконь-Черновым уникальность Калядинского бора. Девственность багряных сосен, речной парашинский целебный ил мезозойской эры, воздух - слаще всякой медовухи, тишина ... Одним словом, экология! (По аристократическим салонам теперь вовсю гуляло новое мудрёное словечко "экология", которое недавно ввел в обиход биолог из Германии Эрнст Геккель). - А где она находится, эта твоя волшебная Параша? - превозмогая кашель, промолвил Константин.- Далеко ль от Баден-Бадена? - Костя, ну на кой тебе этот немецкий Баден-Баден, когда есть русская Параша?! - вскричал Модест. - Скажите вы ему, Илларион Ильич! У меня там дом имеется, еще от маменьки покойницы. Дарю! - Модест, ну что ты, добрейшая душа! Как можно?! - Вскричал Илларион Ильич. - Всё равно пропью, а то и в карты проиграю, - успокоил старика Плетнин. Константин вновь зашелся кашлем. Отец бросился к нему, прижал к груди, взбил под ним подушку, поменял платок. - Всё, решено! - воскликнул старый граф, не в силах наблюдать мученья сына. - В Парашу! И немедля! Модест не врал, когда расписывал Калядинский сосновый бор. Лес и вправду оказался райским уголком. Сделав La réparation européenne cosmétique (европейский косметический ремонт), отец и сын поселились в усадьбе Плетнина, окруженной вековыми соснами. Вели тихую жизнь смиренных схимников. Единственный, кто их регулярно навещал, - Модест. Привозил охапку губернских и уездных сплетен, хрустящие французские багеты, глазированные пряники от Елисеева, персонально Константину - настой крапивы на кобыльем молоке (кумысе), себе и старику - трехлитровые бутыли Рейнского вина. Но главной целью приездов Плетнина были пробные заборы калядинского воздуха. Дело в том, что Модест вступил в эпистолярные сношения с неким Кохом из горного немецкого местечка Вольштейн, с которым случайно познакомился в местном ресторанчике, проездом в горную Силезию. Оказавшись за одним столом, они, за бокалом Рейнского вина, естественно, разговорились. Оказалось, Роберт (так звали нового знакомого) - микробиолог-инфекционист, вплотную занимается чахоточной болезнью. Модест подробно рассказал ему о симптоматике болезни друга и о целебном русском воздухе калядинского леса. Кох велел Модесту прислать ему склянку с мокротой Константина. Вскорости из Вольштейна пришел ответ: рассмотренная под микроскопом склянка кишмя кишит какими-то микроскопическими палочками. С подачи Плетнина в народе их назвали палочками Коха. Спустя три месяца Модест выслал г-ну Коху очередную склянку и вскоре получил ответ: "Der sehr geehrte Kollege, die Ergebnisse sind auffallend. Die Zahl der Stäbchen hat sich wesentlich verringert. Regelmäßig führen Sie die Zäune калядинского der Luft durch: am Morgen, dem Tag und dem Abend. Die Zäune der Luft senden Sie in герметически закупоренных die Kolben. Mit dem Gruß, Robert". "Уважаемый коллега, результаты поразительны! Количество палочек значительно уменьшилось. Начните регулярные заборы калядинского воздуха: утренние, дневные и вечерние. Воздух присылайте в герметически закупоренных колбах. С приветом, Роберт". С целью проведения забора воздуха Плетнин наладил еженедельные приезды к Белоконь-Черновым. За утро, день и вечер приканчивал три бутыли рейнского вина, а пустую тару наполнял целебным воздухом и, запечатав сургучом, отправлял в Германию. Ученый отвечал Модесту: Der sehr geehrte Kollege Herr Pletnin! Ihre russische Luft hat sich als das mächtige Mittel für den Kampf mit der Tuberkulose erwiesen. Er ist um vieles wirksamer, als die alpine Luft. Dazu, er verfügt über das Aroma des Rheinweines! Unbedingt setzen Sie die Experimente fort. Mit Ihrer Hilfe werden wir die Tuberkulose siegen. Mit dem Gruß, Doktor Koch. (Уважаемый коллега господин Плетнин! Ваш русский воздух оказался мощным средством для борьбы с туберкулезом. Он намного эффективней, чем альпийский воздух. К тому же, он отдает ароматическими запахами рейнского вина! Непременно продолжайте опыты. С вашей помощью мы победим туберкулез. С приветом, доктор Кох"). Переписка Плетнина и Коха попала в прессу, с лёгкой руки славянофилов выражение "русский воздух" стало нарицательным. Особенно прославился своими яркими статьями о "русском воздухе" редактор газеты "Послезавтра" А.Броханов. Обращаясь к Модесту Плетнину, он писал: "Вы, г-н Плетнин, как ни один другой российский патриот, громко заявили о великом, исцеляющем, самом чистом в мире русском воздухе - и в духовном и физическом значении!". О Плетнине заговорила вся губернская и уездная Россия. Великая княгиня Елена Павловна совместно с игуменьей Апраксией основали в Калядинском лесу приют для чахоточных детей и назвали его именем Модеста Плетнина. При советской власти на базе здравницы создали секретный санаторий "Лесная сказка", предназначенный исключительно для членов Коминтерна, страдающих чахоткой. З у р а б Последнюю контрольную поездку в "Лесную сказку" Вихров проделал 21-го сентября, как раз за день до получения шифровки. Решил проверить лично готовность санатория к военной жизни. Комендант Маслюк распахнул ворота и, пропустив вперед себя Вихрова, засеменил за ним по узенькой дорожке, выложенной разноцветной плиткой и обсаженной «кремлевскими» серебристо-голубыми елями. В глубине аллеи, в молодом березнячке, Вихров приметил ажурное деревянное строение с двумя фанерными орлами на красной черепичной крыше. - А это что за царский терем? Клуб? Маслюк расплылся в загадочной улыбке. - А вот и нет, Николай Кузьмич... - Изба-читальня? - И опять не отгадали. - Ты мне, Маслюк, шарады не загадывай. Нынче нам не до шарад. - Извиняюсь, Николай Кузьмич. Это нужник! - Нужник?! -. Так точно! Такого нужника вы и в Кремле, поди, не видели. - Не довелось. В Кремле бывал, два раза, а вот до нужника допущен не был. - А у нас - пожалуйста. - Маслюк проворно взбежал на просторное крыльцо, ловко снял с узорчатой двери амбарные замки. - Входите! Вихров вступил в сортирные чертоги, осмотрелся. - Чувствуете, какой здесь дух? - спросил Маслюк. И вправду, дух в сортире стоял такой смолистый, ну точно, как в Калядинском бору. Свежеструганые доски пахли хвоей и, непонятно почему, антоновскими яблоками. - К нам недавно сам товарищ Каганович приезжал! - Похвастался Маслюк - Так мы его сначала обедом накормили, а потом сюда сводили. Лазарь Моисеевич оправился, вышел на крыльцо довольный, улыбается. Ремень на гимнастерке затянул, усы разгладил и сказал: "А тут у вас, действительно, лесная сказка! Вернусь в Москву, доложу Иосифу Виссарионовичу". Вихров, не проронив ни слова, пристально смотрел на коменданта. Потом спросил: - А где персонал нужду справляет? - Мы для этих целей рядом флигелёк пристроили. Там и оправляемся. - Дурью маешься, Маслюк! Ты тут сортирные хоромы строишь, а фашист к Параше подбирается. - Да как же так?!.. - Растерялся комендант. - А мне сказали: наши Берлин уже бомбят... Вихров многозначительно прокашлялся и принялся считать толчки. Их оказалось пять, подбитых красным плюшем и отделенных друг от друга резными фигурными перильцами. - На таких толчках чаи гонять с баранками, - мрачно хохотнул Вихров. - Старались ...- не понял юмора Маслюк. - Дурака заставь молиться, он и задницу готов перекрестить. Плюш с поджопников содрать, перенести в Красный уголок! - приказал Вихров. - Количество толчков утроить! Комендант взмолился: - Да куда ж их столько, Николай Кузьмич? Неужто, коминтерновцам пяти толчков не хватит? Пусть подольше на воздухе гуляют, чем в нужнике просиживать. - Не тебе указывать, Маслюк. Ты с командиром партизанского отряда говоришь! - Не понял, Николай Кузьмич... -Коминтерновцев не будет! - Вихров повысил голос. - Приказом Ставки санаторий переходит на режим секретной партизанской базы. Командиром партизанского отряда назначен я. - А как со мной? - Переводишься на должность коменданта базы. Вдруг раздался легкий шорох. Вихров вздрогнул, огляделся. В березняке сверкнул чей-то любопытный глаз. - Стой! Кто такой?! - закричал Вихров. - Да это свой, - успокоил комендант. - Павлин из сухумского питомника. Самец, Зурабом кличут. Хороший малый, вот только русского не знает. - Чем меньше будет знать, тем лучше. Вихров замахнулся на Зураба. Тот с резким криком шарахнулся в кусты. - Пугливый, чёрт. Тоже мне, самец с Кавказа. Ты вот что, комендант. Отопри-ка снова нужник. Маслюк услужливо спросил: - Прихватило, Николай Кузьмич? - Хочу с тобой без свидетелей потолковать... Ноги береги, как зеницу ока ...Светало. Колонна, наконец, приблизилась к объекту, обнесенному высоким, крашеным в зеленый цвет забором. Сергеев подошел к воротам, с которых тяжело свисали тучные амбарные замки. Подержал в ладонях, точно проверял на вес, и, дав отмашку, повел колонну вдоль забора. Отмерив триста шестьдесят четыре шага, нашел старый полусгнивший пень, заваленный валежником. Достал из-под него завернутый в тряпицу охотничий манок для приманки кабана. Прижал трубочку к губам, сглотнул слюну, набрал побольше воздуха и начал дуть в нее. Лес огласился кабаньим хрюканьем В ответ раздался протяжный крик болотной выпи. В заборе шевельнулись доски. Сдвинулась одна доска, за ней вторая. В образовавшийся проём просунулся Маслюк. В "сталинском", застегнутом под горло, френче, перепоясанном ремнями, в "сталинской" фуражке. - Хвоста не привели? - обеспокоенно спросил Маслюк. - Ишь, бдительный какой, - произнес Вихров. - Пойди, распорядись, чтобы лейтенанта накормили. Да посытнее. Заслужил минёр.... - Спасибо, не могу, - отказался лейтенант. - Меня в Загривках дожидаются - силосную башню ликвидировать. А то боятся, как бы немец не опередил. - Мудро рассуждаешь, - похвалил Вихров. - Немец ждать не станет. Не мы взорвем, так он. Так уж лучше мы. Мы строили, нам и ликвидировать. А за то, что лес взрывчаткой начинил, большое партизанское спасибо! - Служу трудовому народу! Теперь вы здесь, как у Христа за пазухой. Лейтенант зубами вспорол подкладку кителя, достал бумажку с планом заминированного леса, вручил ее Вихрову. - Приказали лично вам отдать. Секретный экземпляр. - А как же сам без схемы выйдешь? На мину не нарвешься? - У меня на мины память крепкая. Я каждую из них ногами помню. Счастливо оставаться! - Сергеев круто развернулся и скрылся в чаще леса. - Лейтенант, а как тебя зовут-то? Может, где еще и встретимся? - Прокричал Вихров. - В Берлине встретимся! - Ответило лесное эхо. - А зовут меня Иваном. - Ваня, ноги береги! Как зеницу ока ... ...Над лесом поднималось солнце. Из-за забора донесся голос Маслюка: - Пролазьте, хлопчики! Смелее! Первым в щель пролез Могильный. Вихров руководил "отправкой" с внешней стороны забора. Как только очередная голова появлялась из проема, Могильный крестиком заносил её в бумажку. - Первый пошел! - сообщал Вихров из-за забора. - Есть первый! - подтверждал Могильный. (Энкавэдэшник имел богатый опыт разгрузки "воронков"). - Второй пошел! - Есть второй! - отвечал Могильный. - Двенадцатый! - Есть двенадцатый! - Шестнадцатый... Двадцатый... Двадцать третий... Двадцать пятый... Последним, волоча протез, пролез Рубинчик. - Тридцатый! - подвел черту Вихров. - Двадцать девятый с половиной, - уточнил Могильный. Вихров опешил: - Что значит - "с половиной"?! - Так ведь он же - некомплектный, без одной ноги! Раздался жеребячий хохот, но тут же оборвался. Могильный, хоть и кирза кирзой, понял, что сморозил глупость: - Шутка... -Шутки у тебя могильные ... - сердито проворчал Вихров. Пролез сквозь щель, вернул на место раздвинутые доски. Построил партизан в шеренгу. - Товарищи бойцы, договоримся сразу: до окончательной победы над врагом шутки оставляем за забором. Вы прибыли в расположение секретной партизанской базы. Секретной не только для немецких оккупантов, но и для советских граждан, оставшихся в тылу врага. Спецсанаторий "Лесная сказка", предназначенный исключительно для членов Коминтерна, страдающих туберкулезом, превращен в лесную боевую точку. Подробный инструктаж о пребывании на базе с вами проведет помреж (помощник по режиму) капитан Могильный. Комендант Маслюк распределит спальные места, раздаст белье, полушубки, валенки. А сейчас располагайтесь, обживайтесь. На обживание даю четырнадцать минут. В 8:45 всем прибыть в пункт приема пищи (ППП). Разойдись! |
| продолжение - часть 2 |
