Давно это было. Сорок с лишним годков тому. Долго я уговаривал себя не открывать эту страницу памяти. Казалось, уговорил и даже подробности стал подзабывать.
   Но едва прозвучало откуда-то в моей последней обители ностальгическим мотивом, - «Мы память, мы память, мы долгая память друг друга...» И снова всплыло то близкое - далёкое с обострённой болью. В махровом семидесятом это приключилось, на фоне развитого социализма в пустеющих гастрономах и рынках страны Советов. Да Бог с ними! Не хлебом, как утверждал классик, единым.
       Короче, всё началось в канун Нового 1970 года.
На итоговом профсоюзном собрании коллективу торжественно было объявлено бла-бла-бла о перевыполнении плана художественно-конструкторских разработок. А наиболее отличившимся вручены туристические путёвки в братские социалистические страны.
Мне достались Польша-ГДР на целых две недели. Причина «выпить плюс» тут же была реализована. От советов и пожеланий не было отбоя. На то время я ещё не был окован цепями брака и близко знакомые девушки из отдела информации прозрачно намекали на рост уровня известных болезней от неожиданной любви. Стремясь и себя оградить от последствий по возвращению моему в объятия Родины любимой.
       А в конце апреля, помнится, призвали всех удостоенных на ознакомительное собрание в Доме Профсоюзов. «Там были девушки Маруся, Роза, Рая...» И тут уже выяснилось, что к группе, из 26-ти передовиц швейного комбината «Красная весна», прицепили четырёх мужиков. Трех водителей, победителей международного ралли по пустыне Сахаре, и меня, витающего в облаках изобразительных искусств и дизайна. Это обстоятельство показалось всем нам обнадёживающим. Знать бы всё наперёд. 
      Тёплый апрель встретил нашу группу на границе с Польшей и, надо сказать, глубоких впечатлений не оставил. Разве что в небольшом посёлке обнаружился очень скромный домик Шопена, утопающий в цветах. И, там же, чёрный клавесин, по клавиатуре которого, когда-то, бегали руки одного из величайших европейских.
      Затем быстро и плавно по отстроенным дорогам, останавливаясь лишь на попи..., попи... или в поисках жевательных резинок, достигли Варшавы. Страшных ожогов войны мы не находили. Восстановленная вдоль дорог, чистая и прибранная Польша встречала нас без распростёртых объятий, разглядывая с настороженным холодком. А кое-где и с нескрываемым презрением. Но стойких советских передовиц швейного дела это мало касалось. Слабые попытки экскурсовода привлечь наше внимание к истории и судьбе разорванной страны, перекрывались нестройным хором из «Красной весны» - «Зачем вы, девушки, красивых любите? Непостоянная у них любовь...»
       Итак, мы уже в Варшаве и разгружаемся у приличного отеля где-то в центре столицы. Серый каменный мешок, грубоватая готика, кошки, голуби, колючие взгляды зевак и редких прохожих. Не оттуда ли пошло, - «понаехали»?
     Бестолковая толкотня швей-передовиц у стойки администратора, все норовят в первые ряды, - «Пустите Дуньку в Европу!»
     Вальяжный рыхлый администратор провожает трёх водителей - чемпионов и меня в номер-люкс на четверых (как утвер-ждает сносным русским). А за нами уже семенит приятная официанточка на предмет «Чего изволите?» И бутылочка сливовицы заманчиво светится на подносе, и пять рюмок, - «Всё предусмотрено». Администратор тоже не навязчив, - На здраве! - выпил, крякнул, роздал карточки, пожелал всем всего, и до встречи. 
     Оглядываемся. Да, номер-люкс, ничего себе, располагает к душевному отдыху, созерцанию жизни столичной с высоты шестого этажа. И предупредительное обслуживание, - есть, примеры для сравнения.
    Достаём собственные запасы, вскрываем «Сучёк», крупно рубим колбасу «Докторскую», лучок и чёрный хлеб. А что ещё нужно четырём русским мужикам, на ночь глядя, загнанным в польский отель класса «люкс»? Русским, таки, условно, по принадлежности к группе туристов из РСФСР. - Ну, что, мужики, будем? - поднимаю я первый тост. - А куда-ж мы нах... денемся! Поехали!
      И поехали. По первой, по второй... После третей вся душа советских водил в синяках и ранах, а память в матерках. «Бойцы вспоминают минувшие дни...»
  - Ты знаешь, сколько присосок за нами в обозе ехали? На каждого из нас по пятёрке. Ну, тренера, психологи, врачи, массажисты, всё как положено. Тут никуда не денешься. Но к победному финишу и на вручение призов вся нечисть слетелась. И что за победу, как ты думаешь? Каждому по «Фордику»! А что потом вышло? Нам, - кубок почётный, по тыще деревянных и путешествие, вот это, в Польшу. Будто мы в нашей жизни ничего лучшего не видели. А на тех «Фордиках» партийная свита рассекает или сынки их. Ссуки позорные...
     Ближе к рассвету все захмелели, сомлели и быстро уснули. Разбудила громкая радиосвязь:
- Приглашаем к завтраку!
    Продираем глаза, смываем под душем следы ночной пьянки, надеваем парадное, спускаемся в ресторан. А там!!! Боевые подруги из «Красной весны», в домашних хозяйственных халатах и тапочках, головки в бумажных бигудях скромно прикрыты разноцветными косынками. Никуда не денешься от массовой пролетарской культуры «а ля Рюс».
    Бедный администратор не знает, где спрятаться от позора. И нам как-то неловко. Рожи наши с похмелюги примятые, но прикид в порядке, вплоть до запонок.
    Ну, прошлись мы по столикам с разъяснительной целью, - нельзя, мол, милые девушки, в таком виде, позорить страну Советов, Компартию и, лично, генсека тов.Л.И. Брежнева. Но такую получили взбучку, что пролетарский ответ лорду Керзону бежит и прячется в идеологических окопах.
    - Мы путёвки эти честно заработали? Честно! Жить по-ихнему не подписывались, не хотим и не будем. И никто нам не указ! Чем головы морочить, лучше бы жевательные резинки поискали, - заявили наши боевые подруги.
     И пошли мы в поисках резинок. И нашли буквально у входа, в киоске, торгующем разнообразными бытовыми и съестными мелочами. Что говорила нам пожилая продавщица, мило улыбаясь, мы не поняли, да и не к чему, дело-то копеечное. Взяли по десятку и, - Спасибо, пани! Она и рада. Развернули пакетики в серебряной обёртке..., а там! Долго мы корчились от хохота в центре Варшавы, у парадного входа в роскошную гостиницу. Вы уже поняли? Таки, да, - под серебряной обёрткой обнаружилось изделие номер 6, для безопасной любви.
     Напрасно вы думаете, господа, что мы не воспользовались этим бодрящим обстоятельством. Девушки из «Красной весны» хватали изделия номер 6 пачками, торопясь на экскурсионный автобус. Чемпионы гонок по Сахаре и, примкнувший к ним, несвободный художник, предпочли пешую прогулку в центре столицы. Чтобы избежать неадекватной реакции на милую шутку. И, как выяснилось к обеду, поступили верно. Время, расстояние и подступивший голод смягчили гнев передовиц. А медовуха «Миод Питни» на каждый столик сменила его на душевную милость.
      В разгар хмельного примирения была объявлена программа вечерних увеселений. На выбор: или ночное варьете во Дворце Культуры и Науки, или симфоническая и оперная музыка во Дворце Конгрессов. Сейчас не восстановишь, по какой направляющей я, единственный, выбрал программу во Дворце Конгрессов. Дух противоречия на старые дрожжи, скорее всего, и детская музыкальная школа за спиной. Но если бы пошёл тогда проторенной дорожкой попсы и варьете с элементами стриптиза, разминулся бы с Чудом и не простил себе никогда.
    И пани Лора, руководитель нашей группы, отнеслась к мое-му выбору тоже не без сомнений, - Ты ничего не попутал, Анатол? Ты, действительно, хочешь опера и балет? Это не ошибка? - ей, конечно же, не хотелось из-за одного чудака гонять туда - сюда свой старенький «Мерс». Но пришлось, я был непреклонен, как-будто бес в меня вселился. А водилы, приятели мои, покрутили пальцем у виска, махнули на меня, но предупредили:
- Вернёшься, не шуми и свет не зажигай. Ты понял?
    Я понял, изделия номер 6 тестировать намереваются.
С этим и отбыл во Дворец Конгрессов. Пани Лора провела меня на второй ярус, нашла место, усадила и предупредила строго, - Буду ждать тебя справа от входа, не задерживайся.
Да я и не думал задерживаться, созерцая происходящее на сцене и в зале. Всё было там на европейском уровне, - шикарный занавес, поднимающийся вверх, невесомые декорации, манящий вглубь задник. И голоса, и балет, и музыка. Поначалу несколько смущал язык ведущего, опирающийся на «пше», «пши» и «вши». Но к концу первого акта классический «капустник» перешёл на французский. Занавес упал под бурные аплодисменты и единодушное «Браво-о-о!!!»
   Надо признаться, мне вполне хватило бы первого отделения. Мой внутренний «переводчик» чуть подустал, и лучезарный блеск декораций несколько померк, - сказалась предыдущая бессонная ночь. Но, куда деваться, пришлось терпеть. Второе отделение началось необычно. Ведущий, переодетый во всё белое, вышел на просцениум перед занавесом и долго молчал, собирая внимание. Зал, в предчувствии чего-то необычного, притих, - ни звука, мёртвая тишина. Ведущий, этот новоявленный Воланд начинал, медленно разогревая, через те же «пше», «пши» и «вши», какой-то тра-гический монолог, по ходу набирая звук и разгоняя текст до последней, высшей точки, за которой длинная торжественная пауза и заключительный крик, - А-а-а-н-н-а Виктория Гер-р-рман!!! Зал взлетел и я, в едином порыве вместе со всеми, навстречу новоявленной Богине. Что вокруг творилось и сколько, - не вспомнить и не передать словами.

Судьба подарила мне это чудо воскрешения в творчестве великой Анны Герман.
    Потом был не очень длинный концерт, репертуар которого мне не запомнился. Ещё и потому, что российские мотивы из него были исключены. Но голос, волшебный голос... Потом было возвращение в гостиницу и, сквозь набежавшее опустошение, казённые вопросы пани Лоры, - Не жалеешь? А в Доме Науки и Культуры сегодня давали стриптиз по полной программе... Твои приятели были очень довольны... Потом мои приятели, чемпионы ралли по Сахаре, проводив передовиц «Красной весны», отпаивали мой шок остатками роскоши и сопереживали, как могли.
    Потом был недельный наезд на ГДР, ничем, практически, не запомнившийся, кроме Дрезденской галереи.
    Потом было грустное возвращение в Россию и десять лет до знакомства с Нинулей, перевернувшей жизнь и отношение к женщине.
     Потом была Нинуля, и пятнадцать лет с ней душа в душу... Потом, как и по сей день, волшебный голос Анны Герман, - «Мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга...»