Егорыч

Своего деда со стороны мамы, Самуила Исааковича Богуславского, я не застал. Он вообще изчез  в 1931 году, незадолго до маминого рождения. По одной семейной легенде, погиб в поезде, упав с верхней полки и ударившись виском о столик. По другой - провалился в канализационный люк, сломал позвоночник и умер. Но ни могилы, ни фотографий. Остается только гадать и догадываться. Спросить больше не у кого. Настоящим Дедом для меня стал мамин отчим, Александр Георгиевич Сторожихин.  Мы его звали Дед Егорыч. 

   Отец Егорыча, Егор Петров Сторожихин, был простой  столяр из городка Скопин Рязанской губернии. Простой человек, проще некуда. Наличники, мебель, церковная утварь - что из дерева, то и делал. В церковном хоре пел. Регентом, между прочим... И еще сад вырастил. Сколько соток, кто сейчас сосчитает,  но уж не шесть  и не даже не девять. Чуть побольше. И пятеро детей, всех счету-грамоте в церковно-приходской школе выучил. 

Великую Октябрьскою  Егор Петрович пережил ненадолго. Сердце столяра - садовода не перенесло деяний рабоче-крестьянской власти.

Начало двадцатых. Осиротевший Санька начинает самостоятельную жизнь в Москве. Тогда же он и стал Георгиевичем. Паспортистка, начитавшаяся новомодных теорий, заявила, что такого имени - Егор, нет. Нет, и все тут.  Это так буржуи трудовой народ унизительно называли. А есть имя Георгий. Ну.  Георгиевич так Георгиевич. Хоть горшком назови, только в печь не  ставь. А в душе все равно Егорыч.

Первая работа, ни больше ни меньше,   Большой Театр. Помощник буфетчика. Солист по бутербродам. Обрезки колбасы - твои. А иногда можно и и Собинова послушать. И Шаляпина!!!

Слушали-постановили:  «Ты, Санька, грамотный, читать-писать-считать умеешь. Пойдешь на курсы бухгалтеров». Пошел. Закончил. Стал бухгалтером после  4 (четырех)  классов ЦПШ.   Сначала простым. А вскоре и главным. И больше 30 лет проработал главным бухгалтером  опытного завода при институте нефтехимии Академии Наук имени Губкина.  И ни одного прокола. Более 30 безупречных годовых отчетов.

Главбух, по мнению Егорыча, главное лицо на заводе. «Главбух не досмотрит, кто-нибудь да смухлюет. Смухлевал - баланс не сошелся. Значит, снова мухлюй. А там все под фанфары загремят. И директор, и главинж, и парторг с профоргом. И бухгалтер, ясное дело. Копейка, она счет  любит».

В  достопамятном 1938  Егорыча вызвали в НКВД. Попрощался и пошел. А куда денешься? В бега? Так все равно поймают. И тогда уж точно 10 лет без права переписки. А так, если повезет, может и с правом. Все же «не был, не состоял, не участвовал». На Лубянке Егорыча встретили вежливо: «Александр Георгиевич, вас нам рекомендовали как очень грамотного специалиста. Помогите, пожалуйста, разобраться в этих документах. Чайку не желаете?».  Больше компетентные органы Егорычем не интересовались. Вслух, по крайней мере. Ну, и слава богу.

1941. «Привет от военкома. Прошу зайти...». Собрался и пошел. «От службы не отпрашивайся». Попросил только немного времени сдать дела по акту.  Как есть лицо материально ответственное. Не попросил - потребовал. Война войной,  а порядок есть порядок. Через пару часов директор завода орал в трубку: « Ты кого, мать твою, забираешь?! Ты бухгалтера О-Б-О-Р-О-Н-Н-О-Г-О предприятия   забираешь!»  (Завод осваивал производство гвардейских минометов). И, отложив все дела, выбил Егорычу спецбронь. Егорыч не возражал. «На службу не напрашивайся». И всю войну провоевал (без кавычек) в своем кабинетике, бдительно следя, чтоб ни одна народная копейка не уплыла не по назначению. «Все для фронта, все для Победы». Остались скромные «тыловые» медали: «За оборону Москвы»,  «За Доблестный Труд».  И «За Победу над Германией».

Первые послевоенные. Как знак уважения, первый на заводе ордер  на приобретение телевизора КВН-49. С линзой.  Электронику в церковно-приходской школе не изучали. Но телевизор Егорыч чинит сам. Эта лампа - диод, а эта - триод.  И 21 июля 1969 года на крохотном экранчике через помутневшую от времени линзу я увидел самые фантастические кадры в истории двадцатого века - астронавт Нейл Армстронг на Луне.

Самый ценный подарок моего детства - двухколесный велосипедик. С дутыми шинами и ножным тормозом. Маленький, но настоящий! Боковые колесики Егорыч отвинтил сразу. «Шишек не набьешь, ездить не научишься». Набил. Научился...

 А к велосипеду в придачу - аптечка с гаечным ключом «семейка». «Любишь кататься, люби и камеру заклеивать. Силенок не хватает гайку повернуть? А ты молоточком по ключику постучи. По ключу, не по пальцу! Ничего, до свадьбы заживет».  Зажило ...

Какой пацан не играет в войну? Кто-то из родителей побежит в «Детский Мир» покупать драгоценному отпрыску самый дорогой «трахтомат» с трещоткой-пулялкой, кто-то, наоборот, нахмурит  лоб: «Играть в войны? Фи, это не эстетично...». У  Егорыча все просто - «вот трубка, вот дощечка. Смастери ружье и играй  на здоровье».  Смастерил.  Играл.  Мастерить оказалось интереснее...

Дача. Обычные подмосковные девять соток.  Но все, что должно быть окопано - окопано,  что должно быть прибито -  прибито. Добротно и во-время. Экологические курсы Егорыч не посещал. Но мусор отсортирован по всем правилам - это в печку, это на компост. В деревянной будке ни запахов, ни мух. Тоже все просто - ведерко с торфом и совочек.

Эта дача стала для меня  первым в жизни университетом. Университетом простого настоящего труда. Без дураков и сюсюкания. С сопливых  дошкольных лет. Лопата маленькая, но тоже настоящая. С добротным, заточенным как надо штыком. «Яблоню окапываем по границе кроны. Где крона кончается, там и корешки. Глубоко не бери, на один штык, не больше. А затем грабельками...».

Шерхебель, рубанок, фуганок - инструменты разные,  хотя и похожие. Пилы тоже разные бывают. Лучковая поперечная - это одно,  ножовка, продольная - совсем другое.

А как Егорыч забивал гвозди! Вот это поэма! Любой гвоздь, хоть 10 мм, хоть «сотка» - двумя ударами (ну тремя, если гвоздь большой, а древесина плотная). Первым ударом наживет,  вторым вгонит по самую шляпку. И никакого следа на доске. Ни вмятинки! Под точно выверенным углом, чтобы доски не разошлись. Не расходились...

Предмет особой садоводческой гордости - цветы. Тюльпаны, флоксы, гладиолусы.  Цветы не продавал - раздаривал.
Советуют: «Ты, Александр Георгич, цветы бы на рынок. Давно бы на «Волге» ездил».

Егорыч парирует: «Или на «воронке»... «Торговля» и «воронок» в сознание Егорыча неразделимы. Можно понять ...

Ну а кроме столярно-садоводческой премудрости, - старые, купленные еще где-то во времена НЭПа на Сухоревке, шахматы.  И первые уроки фотографии. Фотоаппарат «Смена-2». Выдержка, диафрагма ...

Егорыч - страстный болельщик «Спартака». Но без красно-белого шарфика. Когда-то в молодости довелось поиграть в футбол в клубе торгкооперации. Летом в футбол, зимой в хоккей с мячом, русский хоккей. Не за первый состав,  конечно, звездой не стал, но интерес и глубокое понимание игры сохранил. Очень гордился, что был знаком с молодыми и еще незнаменитыми братьями Старостиными. На современных футболистов ворчал: «чем народные деньги на южных сборах переводить, лучше б зимой в русский хоккей играли. Больше бы проку было».  Кто знает, может,  был прав... И полная коллекция футбольных календарей  -  вся история этой народной игры.

А вот книжного шкафа в 15-метровой комнатке нет. Нет и книжной полки. А зачем? Библиотека за углом. Книга, потрепанная, со штампиком на 17 странице - для чтения,  не для мебели. Прочел, верни в срок, дай другому.  Любимая серия - ЖЗЛ, исторические романы...

Егорыч прожил долгие 85 лет, не дожив несколько месяцев до того дня, когда я извлек из почтового ящика голубой сохнутовский конвертик за подписью некоего Нимрода Лирона...

Вместо эпилога.

 Мне в жизни довелось столкнуться с разными людьми. С работягами на стройках, в колхозах, в столярном цеху. С этими проблем не возникало. И с высоколобыми профессорами околовсяческих наук тоже пришлось пообщаться. И всякий раз, когда я слышу многомудрые рассуждения, как осчастливить человечество (или отдельно взятую страну), мне хочется сказать:
«Господа хорошие, для начала, научитесь гвозди забивать. Как Егорыч.  Двумя ударами. И под нужным углом».