Весна на Смоленке

Асфальт в заплатках, запах свежей корюшки
и речка, не одетая в гранит...
Поэзия скрипит гусиным перышком
и век далекий бережно хранит.

Цветет крапива, шавка спит бездомная,
деревья отражаются в воде,
и где-то здесь Арина Родионовна
все ждет нас, да никто не знает – где...(*)

(*) Как гласит мемориальная доска на воротах Смоленского кладбища в СПб (со стороны наб. р. Смоленки), там похоронена няня Пушкина Арина Родионовна, но точное расположение ее могилы неизвестно.

Вот и нету нынче лета нам...
лысый клен качает ветками...
В центре Верхнего Манхэттена –
пиво «Балтика» с креветками.

Halloween! Гудит по городу
ликованье карнавальное!
...помнишь, как мечтали смолоду:
жизнь иная, страны дальные?

Что ж вы бисер строчек мечете?
Может, выйдем, прогуляемся?
Там, на фоне прочей нечисти,
мы ничем не выделяемся.

Поброди с аборигенами
в пестрой праздничной сумятице!
...жизнь последними катренами
к близким заморозкам катится...

Нью-Йоркская зарисовка            

 «...а что в России есть, так то не хуже здесь»
(Галич, «Караганда»)

“Listen to here!” – гневно орала толстая одесситка.
Испуганный афро-абориген покорно «слухал сюда»...

Из полуподвальных коммуналок
Рвемся в роскошь бейсмента с руммейтом...
Вот и найден правильный аналог:
Здесь – и там... Судьбы своей – и чьей-то...

Над страной привольный ветер веет,
С каждым днем все радостнее лица!
Правда, стрессно драйвать по хайвею,
Но комьютать трейном – застрелиться...

“С корабля бежать пристало крысам!” -
Укоряли адмиралы в штатском...
... «Вам колбаску слайсать или писом?»
Вот она, искомая колбаска!

Вот они, зеленые червонцы,
И иная жизнь, и берег дальный!
...наша юность смотрит из оконца
коммуналки той полуподвальной...

Необходимые примечания:

Бейсмент (англ) - подвал. Руммейт - сосед по комнате. Драйвать (to drive) - вести машину. Хайвей – шоссе. Комьютать (to commute) - ездить к месту работы или учебы. Трейн - поезд метро "Слайсать (to slice - нарезать ломтиками) или одним писом (piece – кусок)" - именно так спрашивают продавщицы в русских продуктовых магазинах.

Эпилог

А однажды ранней весною Белый Лебедь вернулся туда,
где покосились курятники на берегу пруда
и пронзительно зеленели крапива и лебеда.

Его не сразу, но вспомнили на родном его птичьем дворе
и старый кот у забора, и старый пес в конуре.

Сестры-утки и братья-селезни отворачивались, ворча:
«Уродец-то наш отъелся на заморских харчах!»
Потом спросили: «Ну что, от тоски по дому зачах?

Ты там одичал изрядно и набрался дурных манер!
А мы тут неплохо устроены, каждый – на свой манер.
Вот мама-утка, к примеру, минувшей зимой была
главным украшением Рождественского стола!»

Он взлетел.
Hемного помедлил, над отчим домом паря,
выдохнул полной грудью сладкий воздух родных широт
и успел напоследок услышать: Смотрите-смотрите! Кря-кря!
Там, высоко в поднебесье –
это что еще
за урод?