Сашко и Фауст

Все тайное когда-нибудь становится явным. Ну, если не все, то многое. Думаю, что эта мысль не нуждается в подтверждении цитатами великих. Опыт каждого заставляет принять ее почти безоговорочно. Почти...

Сашко это понял еще зимой. Когда закончилась вторая четверть. Спрятанный в самом потаенном месте, за надор­ван­ной (или разрезанной) подкладкой школьного портфеля, табель, таивший в себе ужасную двойку по физике, был найден млад­шей сестрой Иркой и передан (в отместку за вечные подза­тыльники) матери. Сашко получил свое. И не столько за двойку, сколько за обман (до Иркиного предательства считалось, что та­бель где-то утерян). Впрочем, Ирке от брата досталось не мень­ше.

Но худшее состояло в том, что под угрозой оказался подарок к Сашиному дню рождения, а именно — мопед «Верховина-спорт», выигранный в лотерею ДОСААФ еще в ноябре бабой Зиной. Тогда, в ноябре, семейный совет постановил вручить заветный приз Саше в его ближайший день рождения, то есть 28 мая. Правда, с одной весьма существенной оговоркой: если Сашко закончит восьмой класс без троек.

До сегодняшнего дня эта задача казалась невы­полнимой. И все из-за физики. Еще бы! Две тройки, двойка и даже вырванная неимоверными усилиями четверка в последней четверти никак не позволяли рассчитывать на годовую оценку «хорошо». Только пять баллов на экзамене могли спасти ситуацию. И сегодня это чудо свершилось. Именно чудо, потому что Сашко вытянул именно тот билет, который знал назубок. И задачки попались простенькие. И дополнительные вопросы не вызвали затруднений...

«Мизера ходят парами», говорят преферансисты. И после сегодняшнего дня Сашко обеими руками про­голосовал бы за этот тезис. Потому что в его случае, мизе­ра, то есть удачи, ходили не парами, а квинтетами и секстетами. Во-первых, он получил уже упомянутую пятерку на экзамене по физике, что предполагало годовую четверку, а стало быть — заветный мопед. Во-вторых, во время футбольного матча, состоявшегося несколькими часами позже, где Сашко защищал ворота родной школы, ему удалось парировать пенальти, и школьная сборная, с минимальным счетом переиграв соперников, обеспечила себе место в полуфинале чемпионата района. В-третьих, завтра был Сашин день рождения. В-четвертых, Оля из восьмого «Б» дала понять, что она не прочь как-нибудь на днях пойти с Сашей в кино. В-пятых, блесна... С нее-то, собственно, все и началось.

Поиски философского камня, движение светил, тайны радуги и северного сияния — это лишь повод для одержимости. Главное всегда таится глубже. Много глубже, чем жажда неизведанного. Ну что, казалось бы, блесна? Дурилка для глупой рыбины. Да и что может быть неизвестного в этом тысячелетнем промысле — ловить рыбу?

Блесна, что нашел Сашко на отмели давно примеченного им пруда (который и прудом-то назвать слишком смело; так, полулужа-полуболотце, почти полностью заросшее осокой), была сделана из чистого серебра - для рыбаков  штука привычная, многие из них делают блесны из серебряных ложек. А найти снасть, да еще и такую — это всегда к удаче. Так вот, пруд был небольшой и изрядно заросший. Зато водилась в нем большущая щука, за которой Сашко охотился вот уже скоро неделю. Рыба будто издевалась над мальчишкой. Она всячески давала знать о своем присутствии в пруду, но никакой приманки не признавала. Найденная серебряная блесна казалась последней надеждой изловить этого зверя.

Сашко три дня чистил помутневший металл, цеплял новый тройник, приделывал поводок. Вчера поздно ночью снасть была готова к работе. Поэтому сегодня, вырвавшись всего на часок на рыбалку, готовясь к первому забросу, Саша испытывал особый трепет. Он должен был поймать эту щуку сегодня. Иначе... Иначе он ее никогда не поймает.

Саша долго прицеливался, прежде чем блесна первый раз прыгнула по воде. Сердце привычно екнуло в ожидании удара. Но удара не последовало. Блесна безвольно тянулась за леской, наматывающейся на катушку. Сей факт насторожил рыбака. Все говорило за то, что щука должна была клюнуть. И погода, и снасть, и Сашина уверенность в себе...

Второй заброс также не принес никакого результата. Кроме пучка подводной травы, зацепившегося за тройник, похвастать было нечем. Саша приготовился к третьему забросу. Тщательно осмотрел блесну, плюнул на нее для порядка, и шепнув себе под нос: «Ну, давай!», размахнулся удилищем. Блесна шлепнулась почти в то же место, что и в первый раз...

Те из философов, кто говорил, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду, судя по всему, были хорошими рыбаками. Во всяком случае, они знали, что крючок, брошенный в одно и то же место водоема, далеко не всегда дает один и тот же результат. Многое зависит от погоды, времени суток, сезона и, конечно, удачи. Сказать, что Саше повезло, было бы непра­вильным. Слово «повезло» больше подходит к чему-то мало ожидаемому. В нашем же случае у щуки практически не оставалось шансов не схватить приманку.

Удар был настолько сильным, что Сашко с трудом устоял на сырой и пологой глине берега. Мальчик резко дернул спиннинг на себя, и гарпун тройника прочно вонзился в зубастую пасть. Теперь было важно не ослабить напряжения лески, ибо любое ее соприкосновение со щучьим зубом неминуемо привело бы к разрыву. Саша крепко уперся каблуками в землю, и начал медленно, но твердо выводить рыбу к берегу.

«Господи! Господи! Давай! Господи!» — шептал Сашко. Ничего больше не приходило ему в голову. «Давай! Давай! Господи!» — повторял он, чувствуя, как сладкая волна восторга заливала его грудь.

 О чем может думать рыбак, выводящий щуку? О чем может думать человек, летящий головой вниз (впрочем, какая разница, чем вниз?) с двадцатиэтажного небоскреба? Слова не успевают отразиться в сознании. Они не успевают метить те образы, у которых уже есть названия. Человек немеет.

Так было бы и с Сашей, если бы в его сознании не всплыла злополучная фраза немецкого писателя Гете, которой он наградил своего полусумасшедшего героя — доктора Фауста. Конечно, сейчас Сашко не вспомнил бы имени Фауста, не вспомнил бы Гете... Он не вспомнил бы даже, где слышал эту фразу, но именно она вспомнилась в эту секунду: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно».

Верить в Бога почти так же вредно, как и не верить. Возможно, еще вреднее. Дело в том, что и то, и другое — соблазн, искушение, перед которым не в силах устоять слабая человеческая душа, рвущаяся к утешению.

Сашко никогда не думал о своем отношении к Богу. Нет, конечно, он знал, что Бог, наверное, есть. Бывали случаи, когда он даже пытался молиться. Но Бог, к которому обращался Сашко, был откро­венно языческий, бытовой, прикладной. Причем просьбы, кото­рые направлял Сашко к высшим силам, носили всегда одно­сторонний характер. То есть, за божью благосклонность Сашко ничего не обещал со своей стороны. Как к этому относился Сашин Бог — неизвестно, да и никаких убедительных доказательств его существования Саша не наблюдал.

Вообще, об этом не стоило бы говорить, если бы Сашко не вспомнил упомянутую злополучную фразу из «Фауста», от кото­рой — прямая дорога к Мефистофелю. А с этим бесом, равно как и с другими, все давно ясно. Их задача — используя момент, жульничая и притворяясь, купить у человека его бессмертную, равно и бесполезную душу. Причем предложить норовят они все подешевле. Уж, казалось бы, такая видная фигура, как Христос, мог бы и не замечать гнусных предложений Сатаны. Ан нет, торговался, да еще и как. Дело у беса, конечно, не выгорело, но поволноваться он всех заставил. Ведь назаретянин был парень со связями…

Здесь вполне уместно было бы вспомнить притчу Саши­ного тезки, светлой памяти Александра Сергеевича Пушкина, «Сказку о рыбаке и рыбке». Описанная там ситуация лишний раз подтверждает, что такого рода сделки срываются исклю­чительно по тактическим причинам. Попроси Старуха сразу морское царство, возможно, Золотая Рыбка, памятуя услугу, оказанную ей Стариком, и еще не утомленная бабьими капризами, была бы посговорчивей. Во всяком случае, ей гораздо труднее было бы отказать рыбаку...

«Остановись, мгновенье!» — мелькнуло в сознании Сашка. И тут же, там же (в сознании) начали происходить совершенно фантастические вещи. Не иначе, как бесовский промысел — в Сашиных видениях сей сладкий миг счастья и в самом деле остановился. То есть руки продолжали умело выводить щуку, глаза наблюдали за натяжением лески и поведением рыбы, мозг отдавал все необходимые команды. Короче, ситуация оставалась под контролем. Но в то же время в сознании или какой-то его части все замерло. Словно пленка в кинопроекторе застопорилась на одном кадре. И этот кадр запечатлел в себе кроме леса, травы, спиннинга, весеннего заката и ряби на воде, еще и резкий удар поклевки, остановив­шееся дыхание, полную грудь восторга и внутренний голос, сказавший: «Остановись, мгновенье!»

Впрочем, ничего фантастического или волшебного. Строго говоря, если следовать обычной логике, останов­ившееся мгновенье — полный абсурд. Поскольку мгновение — есть, пусть несколько эмоционально окрашенная, но абсолютно полноправная часть Времени. Время же, в свою очередь, немыслимо вне движения. Говоря проще, если Время останавливается, оно перестает быть Временем и превращается в Вечность.

Конечно, ни о чем таком Сашко не думал. Вся эта тер­ми­нологическая чепуха по поводу движения, времени и вечности может занимать лишь досужие умы. Сашин ум таковым не был. По крайней мере, в данную минуту. В данную минуту он занимался тем, что одновременно вытаскивал щуку и наблюдал Вечность.

Сперва остановился ветер. Не пропал, не исчез, а просто остановился. За сим неизбежно замерла листва, рябь на воде, колыхания осоки... Покой передался водам рек, волнам океана, отливам и приливам, водопроводным и прочим насосам, вращению Земли вокруг своей оси и вокруг Солнца, движению галактик и туманностей, силе гравитации и всяким химическим процессам. Замерли протоны, коим должно вертеться вокруг ядер атомов. Те перестали составлять молекулы, и весь мир, не то чтобы рухнул, а просто перестал быть.

В силу понятных причин нам трудно это представить. Но Сашко увидел этот Конец Света. И ужаснулся. И в тот самый миг, которого в общем-то уже и не было, щука выпрыгнула из воды по направлению к рыбаку, в каком-то невероятном кульбите перерезала зубами леску и плюхнулась на мелководье у самого берега, обдав Сашка с ног до головы брызгами мутной воды.

Сашино виденье исчезло так же быстро, как и возникло, и мир вновь обрел реальные очертания. Время побежало, воды заструились, атомы завертелись, и щука, ударив несколько раз хвостом, скрылась под водой, унося во рту серебряную блесну...

Сматывая снасть, Сашко был в полной растерянности из-за странного чувства, похожего скорее на облегчение, чем на раздражение. Прежде он всегда злился, если рыба срывалась с крючка, и уж тем более, если портила или утаскивала снасть.

Так, в замешательстве, мальчик и поехал на своем старень­ком велосипеде по сумеречному лесу в направ­лении шоссе.

И никакого значения уже не имело, погибнет ли Сашко через восемь минут под колесами самосвала, груженного камнем, или скончается от кровоизлияния в мозг в реанимации цент­ральной районной больницы через шестьдесят четыре года, оставив безутешных детей, внуков и правнуков.

Не имело значения, потому что у Вечности уже было имя.