EN
Старый сайт
(публикуется впервые)
НИЧЕГО НЕ ПРЕДВЕЩАЛО...
Ну, абсолютно ничего.
С вечера быстро уснуть не получилось.
Так это что, в первый раз? Для семидесяти с хвостом бессонница не хворь, - маята. Встань, прими душ прохладный, ныряй под одеяло, закрой глаза, мысленно посчитай до своих семидесяти трёх, и через пять минут, на цифре 60, ты уже в лёгком облаке сновидений.
Но сегодня не получилось. Мутит, кружит, тошнёхонько и ноги холодные. Свернулся эмбриончиком, верчусь туда-сюда, а толку? Так до утра промаялся. Но и утром лучше не стало, поселилась под сердцем боль тупая. А из аптеки в холодильнике только глазные капли, просроченные, банка «Баварии», початая, и простокваша с плесенью.
Здравый смысл подсказывает, - ну, давай, поднимайся, дедок, и бегом в аптеку за утраченным здоровьем.
В аптеке и прорвало. Сердце в горле клокочет, холодный пот по спине ручьём, ноги ватные и действительность на глазах вянет.
Слава Богу, что всё это при сочувствующем народе. Позвонили...
Дальше, как во сне, носилки, амбуланс, вой сирены, скорую беду возвещающий, поехали - приехали. Больница Рамбам, отделение кардиологии. Стерильная операционная, несуетливая бригада реаниматоров в голубых одеждах.
Обнажили, положили и колдовали над телом не долго, а главное, не больно. Тут же и приговорчик объявили, - инфаркт номер раз. Что ж, на восьмом десятке да при военном детстве с безотцовщиной и крутых, по жизни, разворотах, дело, можно сказать, пустяковое, будничное.
Там, за облаками, в синеве бездонной, архангелы, поди, уже знамёна и транспаранты развернули. Ждут, не дождутся. Ладно, подождут...
Возились с телом не очень долго. Дырок наковыряли, трубками обвешали, всё к монитору подключили. И поползли по голубому экрану умиротворяющие волны жизни, - спи, дорогой товарищ, спи спокойно. На первый раз обошлось. Живи, пока, надейся.
Вот тут и подкралась тоска, тихонечко подошла к душе распятой, и ехидненько шепнула, - Что, добегался, допрыгался, доигрался в прятки с самим собой, обожаемым? Всё ловчил, увиливал, убегал трусцой от вопросов несложных, - Кто ты и на что сгодился?
От недостатка сердечности до сердечной недостаточности путь короткий. Потому и решил, пока здоровье позволяет, петляющую дорожку своей жизни расчистить до финишной прямой. Чтобы на последних минутах не хвататься за прошлое, как за соломинку.
Взлетел, представился, приложил дело, отчитался, сдал в архив, - Забудьте.
Кое-что из архива.
11.08.38.
«Привет, Анечка!
И так вот всегда. Человеку не везёт, всё складывается не так как ему хочется. Он готов считать себя вообще несчастным, никчемным человеком. И вдруг на него буквально сваливается столько счастливых моментов, что голова идёт кругом, жизнь начинает представляться совсем по-другому...
Вы знаете, Анечка, я передумал за эти дни очень много. Я думал так: 1.Может быть, я оскорбил Анюту своим приглашением приехать в Хабаровск. Подумайте, как возомнил о себе, только для того, чтобы встретиться! Выдумал чепуху и оскорбил таким предложением.
2.Аня получила моё письмо, в котором я совершенно откровенно рассказал о своих чувствах, и ей показалась подозрительной такая стремительность, возникло недоверие ко мне и поэтому решила мне не писать.
3.Или поделилась своими сомнениями с сестрой, а та усомнилась в моих чувствах. Одним словом, тысяча всяких предположений с одним, страшным для меня, выводом,- Показавшаяся на моём жизненном пути, ровная, широкая дорога исчезла, и я вновь на грани бездны.
Так представилось мне, Анюта, Ваше молчание. И это делало меня несчастным и никчемным человеком. Так было, мой друг, и было очень тяжело.
Вчера пароход должен был уходить в 8час. утра. С тяжёлым предчувствием я уезжал в порт. Пароход задерживался, и наконец стало известно, что отчаливаем в 18ч.30мин. Примерно в 15ч. я решил ещё раз зайти на телеграф, чтобы проверить, нет ли Вашей телеграммы, а по пути обнаружил, что оставил ряд договорных документов в гостинице. Забежал за ними и получил вызов на телефонную станцию к 18час. В голове промелькнуло тысяча предположений, кто мог вызвать? Но в тот же миг я убедил себя, - «Только она, - Анечка!» Вызов на 18час., пароход отходит в 18.30. Расстояние от станции до причала слишком велико, а машина нашей конторы в ремонте.
Всё это прокручивается в голове мгновенно, - «Умереть, но с Анечкой поговорить!» Строю чёткий план: Снова в порт, договариваюсь с моим знакомым, - он забирает мой багаж из гостиницы. В одном из учреждений договариваюсь, - их машина ждёт меня в 18.00 у телефонной станции. В 17.00 я уже там, договариваюсь со старшей телефонисткой, чтобы предупредить Владивосток, как появится тот, кто меня вызвал, соединить вне очереди. Проверяю, откуда сделан вызов и делаю вывод, - это она, Аня. И кляну себя за то, что не сделал вызов раньше. И наконец-то, вот он, Ваш голос, Ваши успокоительные ответы, на мои, превратившиеся в болезнь, вопросы. Отпали надуманные сомнения, вновь удвоенная энергия, радость и счастье... Я выбегаю на улицу, машина ждёт, бегом на телеграф (он рядом) проверяю нет ли телеграммы и... Нет, радости, одна за другими, идут ко мне. Есть телеграмма в ответ на мою, успокоившая окончательно!
Счастливый возвращаюсь к пароходу, и вместе со вторым
гудком, поднимаюсь на палубу.
Сейчас пишу Вам это послание, - как хорошо, как замечательно жить, как легко дышать, когда ждёт тебя любимая женщина, замечательный друг и будущая, я очень надеюсь, жена...
Это письмо моего будущего отца к моей будущей матери.
Представляете, на каком тонком волоске времени висело моё появление на свет Божий. Но ничего и тогда не предвещало. На тот решающий день папа был ещё официально не разведён со своей первой супругой, о которой никаких сведений не осталось. А мама недоверчиво ждала своей очереди.
Эта пылкая торопливость перешла ко мне по крови и со временем превзошла достижения моего нетерпеливого предка.
Так и пошло, на любом повороте судьбы папочка родимый, давно ушедший в мир иной, исход мне пророчит то с восторгом, то с унынием. До сих пор влечёт меня к пределу его переменчивая и опасная стезя.
Наконец, - «Нютанька, моя родненькая!
Весь день вчера провёл в исключительном волнении. Утром до 9час. звонил, ты ещё рожать не собиралась. В 12час. пришёл с передачей, но её уже не приняли. И стало как-то тревожно за тебя. В три часа ответили, -Через два часа будет вам ребёночек.
И ровно в 5час. сообщили по телефону, - «Родился сын».
Крепко целую. Твой родной, любящий тебя, папка.
Вот тебе и 13-е число. Оказывается, счастливое. 13.04.40»
Ну, это, кому как. И тут, казалось бы, ничего не предвещало.
Но отца забрали за решётки через год. Объявили врагом народа и всего прогрессивного человечества. Как выяснилось уже в пресловутые «годы перестройки», чуть-чуть поторопились, опираясь на подмётные письма бывших сподвижников по строительству светлого будущего. Кто-то ведь это подписывал.
Посмотреть бы теперь им в глаза, или их близким родственникам, которых те рожали, воспитывали, правильные слова говорили. Или какие? Да, ничто нечеловеческое нам не...
Ну, вы правильно меня понимаете.
Потом была война, и всё довоенное поколение моих семейных сверстников свезли в Якутию, на Алдан, под крыло бабушки Ефросиньи Ивановны и деда Корнила Даниловича Мотовиловых. Вот такой крутой замес кровей мне достался, - родовитые евреи и коренные русаки. Может оттого бросало меня по жизни в разные стороны, порой, противоположные, но нигде не застолбило. Так, чтобы от и до. Впрочем, вернёмся в детство. Там, скорее всего, залегли и притаились причины.
Откуда во мне неистребимый дух свободы завёлся, вопрос, опять же, к родителям, которых уже не спросишь.
Папаша сгинул в ГУЛАГЕ, мама доверила моё воспитание ремню неодушевленному. Радикальным средством убеждения стали показательные порки. Времени мне, к тому, исполнилось шесть лет, но я уже отделял плохое от хорошего по своему умишку, и поступал по этому нехитрому выбору. А выбор, поначалу, был всего один, - бежать как можно дальше, и прятаться как можно дольше. Длина и долгота побегов, с возрастом, увеличивались от вокруг стола до чердаков и сараев, от пяти минут до пяти суток. Пять суток, это рекорд, который был поставлен тогда восьмилетним пацаном, сбежавшим от экзекуции из Владивостока в Хабаровск холодной осенью 1948 года. Подробности того побега уникальны и заслуживают отдельного описания, но мы, здесь и сейчас, не об этом.
Втянувшись в повествование, автор увлёкся и, кажется, упустил сверхзадачу текста. Впрочем, и сама сверхзадача толком не была сформирована. Сочтём за... Читатель сам определится.
Тогда позволю себе фотоиллюстрацию с описанием.
Это единственная фотография, на которой вся семья вместе. 1940 год, июнь. Сынку,- два месяца. Отцу,- шесть месяцев. До ареста... И до войны, - год.
«Двадцать второго июня, ровно в 4 часа...»
Фото - Семья
Вот какая история с этой фотографией.
Вернее, с антуражем на ней из двух бетонных мишек. Через пятьдесят три года (1993г.), в составе новосибирской делегации, отправляюсь на международ-ную выставку «Дизайн и окружающая среда» в Саппоро (Япония).
В ожидании судна участников размещают в бывшем санатории под Владивостоком. Санаторий в руинах перестройки и, как водится в рядах творческой интеллигенции, полная неразбериха, толкотня, скандалы, - «А вас тут не стояло!», «А кто ты такой, чтобы мне...?!» Под шумок, смываюсь и брожу тихой запущенной аллеей. Бездумно, бесцельно несут меня сами ноги куда-то вверх. И вот они, из- за очередного поворота, остатки прошлого, - скульптурная группа из двух, разбитых вандалами, безголовых медведей. Там, где когда-то фотографировалась счастливая семья с надеждой на безоблачное будущее.
Да, вывихи распустившейся цивилизации беспощадны. Первый укольчик в сердце именно тогда и получил.
С успехами в образовании сыночка маме тоже не повезло. Сонный лентяй пробудился и удобно расположился во мне гораздо раньше попыток его физического изгнания. Я засыпал везде. На руках, в коляске, детской песочнице, на качелях-каруселях, за обеденным столом, на всех уроках в школах, от начальной до средней, и в музыкальной. На лекциях в ВУЗе и на лекциях уже в другом ВУЗе. Весь период достижения образования и половой зрелости я счастливо проспал. Меня не волновали оценки, занятые места и достижения в спорте. Всё это я уже видел во сне. А просыпался, изредка, в роли Победоносикова из пьесы В.Маяковского «Баня», в школьном драмкружке. Где успех имел феерический. У девочек.
Но это в зачёт глубоких знаний не пошло. Скорее, наоборот.
И вот он, печальный наглядный результат.
Фото - аттестат
Мама, увидев этот позорный документ, погрустила, махнула на меня рукой (правда, уже без ремня) и приговорила, - Ты не достоин высшего образования. Господи, ты свидетель, я родила пустое место.
Это врезалось в меня навсегда, и я пошёл на Ордена Ленина «Дальзавод» отстаивать причастность к жизни Родины. Махать топором в доке и готовить свой изнеженный организм к суровой военной службе.
Пришлось на личном тяжком опыте ощутить преимущества умственного труда над физическим. Двухлетнее испытание я стойко выдержал, но та самая «пролетарская косточка» во мне не прорезалась. Тяжкие трудовые будни и кровавые мозоли как-то не строились с моими ночными фантазиями в мире изобразительных искусств и архитектуры.
Вот за ними, весной 1960 года, я и отправился в г.Новосибирск. Мама провожала меня, и мокли её глаза (к тому времени один «рыбный» ВУЗ, где она преподавала, я уже бросил).
Полстраны за спиной, и вот он, - Новосибирск. Город, который сделал меня таковым, каков я и есть на сегодняшний день. Если не считать морщин, седин, шрамов и других отметин времени. Место жительства, - Каменка, частный сектор вдоль речки-вонючки, где, и по сею пору, обитает вся новосибирская блатата. Главная цель визита в сибирскую столицу, - НИСИ (Новосибирский инженерно строительный институт), архитектурный факультет. Но основная задача вначале, найти временную работу, обеспечивающую жильё и пропитание.
Таковая нашлась в клубе местного аэропорта, художником за всё, - афиши, рекламы, стенные газеты, задники для спектаклей и торжественных заседаний, портреты членов Политбюро на белых знамёнах в технике «сухая кисть». Как помнится, Хрущёва от Подгорного, в моём исполнении, отличала лишь одна, тщательно прописанная бородавка на лице. У кого из них, уже не помню. Но всё это, до поры, как-то сходило с рук, жизнь вокруг бурлила, клокотала и пенилась. В моей полуподвальной мастерской стали появляться свободные для любви девушки. Моральные устои, на которые опирались непорочная чистота и благочестие, зашатались и рухнули. А физическая близость с милыми почитательницами моего таланта разрушила их окончательно.
Тем не менее, в НИСИ я поступил. Пришлось бросить творческую работу в ДК Авиаработников, перебраться в общежитие института и целиком погрузиться в желанное. Рисунок, свет, цвет, пластика овладели автором, казалось, навсегда и бесповоротно, но...
Но эти высшая математика, строительная физика и всякие прочие матанализы и термехи терзали мою, овеянную чистым искусством душу. На третьем курсе я не выдержал, завалил сессию, хлопнул дверью главного корпуса института и подался на вольные хлеба. В мою жизнь, по счастливому случаю, ворвалась, не побоюсь этого слова, эпоха СХКБ (Специального художественно-конструкторского бюро).
СХКБ, предвосхитившее «перестройку», прорыв первых живых ростков свободы из-под железобетона построенного социализма. Возглавил этот передовой отряд антисоветского дизайна опытный и мудрый еврей Илья Наумович Коломийцев. Набирал поштучно таких и подобных, мятущихся, неприкаянных, жаждущих. Бросал в водоворот идей и следил пристально, кто и как выплывет. Вот где соединились, наконец, мои фантазии с реальной, практически ручной, работой. В том покосившемся деревянном доме на улице Коммунистической, в бывшем, при царизьме, публичном доме, осталось навсегда моё, разбитое дизайном и женщинами, сердце. Никогда, ни до, ни после, я не испытывал такой полноты свободы, применительно к выбранной профессии и личной жизни. И, да простят меня святоши, впредь я уже не отступал от намеченного курса, который в их глазах смотрелся кривой дорожкой в чистилище. И, да простят меня бывшие жёны, взамен скоропостижной любви к которым, я оставлял все материальные блага.
Из совместно нажитого мне, как правило, оставались рюкзак с одежонкой, этюдник с красками и домашние животные.
А мои картины, как тараканы, уже расползались по всему цивилизованному миру, вне зависимости от желания автора.
Это одна из бывших жён, получив полновесную компенсацию, в виде квартиры и материальной защиты, она решила нанести мне последний укол. Передала фото нашей регистрации в усечённом виде, отрезав изображение невесты. Но посмотрите внимательно. Выражение на лице жениха, уже тогда, не оставляло сомнения в неизбежности грядущего разрыва. Фиксированный процесс никак не тянет на торжественный.
А теперь взгляните на это. Не правда ли, есть что с чем сравнить.
Нинуля, - восторг и счастье, а затем и боль на всё оставшееся, отмеренное Богом. Это мы, пожалуй, обсуждать не будем. Нет, не будем.
Дотошные спросят, - А дети? Ну, как-же без детей, конечно были. И есть, никуда не делись. Уже и внуки по странам и континентам. Шальная кровь автора продолжает свой хаотичный бег.
Ну вот, с личной жизнью как-то разобрались, вернёмся к карьере.
Не известно, как долго бы мы творили под крылом Коломийцева,
но долго не пришлось. Дотошные французы учат нас: «Шерше ля фам». И таковая нашлась, - секретарша директора. Этакая круто-бёдрая эротичная пышечка, которая в отсутствие шефа (он был на какой-то всесоюзной конференции) пошла вразнос и наградила нашу советскую милицию, в лице участкового уполномоченного, лёгкой венерической болезнью. Скандал докатился до райкома партии, а с этими не шути. Партийная сволота давно примери-валась к нашей независимой фирме, не желающей оформлять
город и праздничные демонстрации трудящихся к совковым праздникам. А тут такой роскошный повод! Илью Наумовича тихо сняли, перевели, а на его место посадили надёжную серую мышь по фамилии Унагаев. Автор тут же сочинил скабрезную частушку: «В кабинете Унагая сидит девушка нагая». И, понятно, вылетел из фирмы без выходного пособия, что удачно совпало с очередным разводом с очередной женой и с очередной жилплощадью. Пришлось соединить, ничем не обременённое художественное творчество с незатейливыми обязанностями сторожей и дворников. Обитать на объектах охраны и уборки, а эмоции пополнять в кругу таких же отщепенцев, отовсюду изгнанных или стоящих в очереди. В этом кругу и отыскалась молодая, холостая, очень красивая. И сошлись, рассчитывая на всю оставшуюся. Ей 25, мне 40, - почему нет? Хотя, весь предыдущий опыт... Да на кой нам опыт, если молодая, холостая и очень красивая! Согласитесь, даже в здравом уме не возможно спокойно пройти мимо такой.
Прибавьте сюда воспалённое воображение художника, - союз неизбежен.
Короче, к сорока годам окончательно сформировался позорный многоженец и ярый антисоветчик. А ведь ничего не предвещало...
Вот и второе пришествие сердечной недостаточности, не прошло и двух недель. Что-то зачастил ты, Толик, на ту сторону реки. Снова холодный липкий пот, свинец в сердце, голова кругом. Спасибо соседке, амбуланс вызвала. Здравствуй, до колик в сердце, знакомая Рамбам и отделение кардиологии.
Доктор Кернер вдохновенно, быстро и точно вставил в мотор ещё пару труб и приказал жить в пределах возможного. Центурой эта операция зовётся. Ощущения не из приятных, однако, знаменитая израильская медицина в очередной раз, именно, приказала жить в пределах возможного. И носить звание «центурион».
Но наказы врачей и друзей «беречься, беречься, ещё раз беречься» никак не втискиваются в привычный уклад и темп жизни. Потому что нет, и никогда не было никакого уклада. Вся жизнь героя, начиная от сознательной, - сплошной экспромт.
Совершал неимоверное, летал за тридевять, появлялся ниоткуда, преподносил нереальное, безумствовал, спешил, забегал вперёд. Устал...
Всё бы ничего, но как осуществлять дни без запрещённого, пива? Вот вопрос. Впрочем, в реабилитационный период можно чуть потерпеть. Главное теперь, преодолев вывихи памяти, отыскать оправдывающие документы и привести подтверждающие факты. Таковые нашлись в многочисленных справках с мест работ на широких сельскохозяйственных просторах России.
Художественные потуги, слегка направленные на кафедре рисун-ка и живописи в НИСИ, определили всю последующую трудовую деятельность. Герой вступил на кривую дорожку халтуртрегеров и шабашников.
Молодая жена и родившаяся вскоре дочь последовали за отцом семейства в глубины Сибири за длинным рублём на длинных и коротких дистанциях.
Вот где впервые прорезалась во мне административная жилка. Я стал бугром, «за которым долина в цветах», возглавив отряд нехилых, бодрых размашистых интеллектуалов с художественным уклоном в сторону народных праздников. Подробности, если интересно, вы найдёте в архиве сайта «Андерсвал», в развесёлой повестушке Моти Гирша «Срубая шабашку». Там всё описано и все перечислены поимённо.
Сколько бы ещё хватило физических сил, материального стимула и бодрящих частушек местных красавиц остаётся гадать. Но, спасибо генсеку товарищу Горбачёву. Зажглась над необъятными просторами Родины-калеки звезда пленительного кооперативного счастья. И в тот же день... Нет, не в тот же, но как хотелось! Короче, операция «город - селу» была срочно свёрнута, на радость жён и детей. Эпоха отхожего промысла завершилась. Восходило солнце трудовой кооперации. В том числе, в среде творческой интеллигенции и народных умельцев, способных не только блоху подковать. Объединил и возглавил всё это... Вы уже догадались.
Опустошив полки винного отдела Колыванского сельпо, весёлый отряд художественной прослойки возвращался в объятия город-ских подруг и жён, что не всегда совпадало.
Всходило солнце трудовой кооперации, названной нашим общим
собранием, «Ордер». Близкие к архитектуре должны понять.
Задача была проста, не мешать, но мягко сдерживать запредель-ный энтузиазм молодых, подсовывая им взаимно исключающие или параллельные решения. И в горячих спорах они, конечно же, найдут верное. То есть, моё. Которое, мне же, в ходе творческих поисков и споров, придётся чуть-чуть, кое-где, подправить для поддержки авторитета и смягчения неоправданного энтузиазма.
При этом, чего никогда не было у автора, - многозначительного выражения новоявленного предводителя. Если честно, не тянуло оно и на среднезначителное. Чаще всего на физиономии блуждала улыбка неловкости в ответ на неизбежные упрёки.
Безотчётная весёлость, сестра глупости, и по сей день примиряет его с суровой действительностью и пошатнувшимся бюджетом.
Вот он, тот самый, незабываемый «Ордер», начало благополучия.
На этом, достаточно плодотворном периоде можно было бы и завершить житие автора, помчавшееся по накатанной. Прервать его на стабильном творческом и материальном восхождении, переведя стрелки в желанный happy end.
Не удалось...
Вместе со свободой предпринимательства прошмыгнула и воля воров, братков, нормальных пацанов и профессиональных кидал. На сытых лицах этой своры светились уверенность и благолепие хозяев жизни. Завоевания наивных защитников свобод и демокра-тии достались быковатым заказчикам «типа, сделай нам красиво». Но других заказчиков просто не существовало, а чужая душа в потёмках их блатной жизни. Расплести вязь вранья и посулов мне, с моими пионерскими взглядами в 55 лет, сами понимаете... Они вили из меня верёвки, отвлекаясь лишь на кровавые разборки меж собой. Впрочем, до 95-го года мы держались на прошлом опыте и накопленном «жирке». А 10 марта навсегда ушла Нинуля.
Поторопились там, на Самом Верху, да в спешке перепутали даты и очерёдность. И где же, скажите, справедливость, если она была младше меня на 15 лет? Лежит сейчас недалеко от отца, ветерана ВОВ, в одном ряду с молодыми афганцами.
Отсюда всё стремительно покатилось под гору. Да и компания близких друзей, - кто куда, и как можно дальше. В основном, конечно же, на планету Обетованную.
А куда же ещё, с их высшим образованием, нереализованными идеями, незащищёнными степенями и вековой печалью в глазах?
Уже через пять лет, когда превратились в руины воздушные замки, растаяли свечи последних надежд, и мне с непутёвой дочерью пришлось паковать чемоданы. Мы улетали на другую планету, и смотрела нам в спину бедная, глупая, брошенная на ретивых прохиндеев, многострадальная, берёзовая Родина-мать...
------------------------------
От Администрации сайта-
Уважаемый Анатолий,
накануне Вашего Дня рождения Администраця сайта вступила в дружеский сговор с Вашим закадычным приятелем г-ном Мелиховым по поводу возможности разыскать кое-что из Ваших картин, которые "расползлись по всему цивилизованному миру", и вот результат-
А.Мотовилов "Портрет академика Будкера" Холст, масло.
Уважаемый Анатолий!
Пользуясь случаем,
ПОЗДРАВЛЯЕМ ВАС С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ и желаем доброго здоровья, счастья и творческих успехов, новых рассказов и повестей! Как говорят в солнечном Израиле -
даешь до 120 и более !!!
Вайнер Ирина 
Некрасовская Людмила 
Ратманский Яков 
Андреевский Александр 
Кравченко Валерий 
Михальска Стася 
Аимин Алексей 
Крылов Юрий 
Стремковская Вера 
Городецкая Лина 
Мастинская Фаина 
Тубольцев Юрий 
Талейсник Семен 
Аврутин Марк 
Верник. Михаил 
Андерс Валерия 
)
