Среди колдунов Индии существует мнение, что каждый человек имеет свой внутренний возраст согласно которому он и выглядит, и поступает… Так, почти все правители мира явно переступили за черту совершеннолетия. Люди более-менее умные и занимающие высокие посты вроде директоров, начальников, заместителей начальников заступили за черту пятнадцати лет. Ну, а общество в целом – те еще подростки, способные разве что тупо следовать за более старшими, то есть уже перечисленными выше. Однако, есть и такие, кто так и остался детьми – это пьяницы, их внутренний возраст не превышает и десяти лет, иные скатываются даже к пятилеткам, не способным нести ответственность за собственную жизнь и они – изгои общества.
Автор
* * *
Воробьи
совершенно по-весеннему радостно чирикали, перелетая небольшими стайками с черных голых кустов. Случайные шмели, тяжело гудя, приставали к девицам,
неосмотрительно нарядившимся в цветастые платья. Один нашел, залез с головой в
огромный букет алых роз, что нес в обеих руках прифрантившийся, очень довольный
собой и предстоящим счастливым событием мужчина средних лет, не больно
красивый, даже напротив, одутловатый, с красным лицом, по
всему видать, пьяница.
Только красивый букет и привлекал к нему
внимание женщин, они долго провожали пьяницу взглядами, пытаясь угадать, кому
же он несет столь шикарные цветы, может жене или любовнице? А глядя на его
пропойную физиономию, всякая тут же понимала, что букет предназначен жене,
станет такой мужик тратиться на дорогостоящие цветы для какой-то там
«фурсетки». Проштрафился, ясное дело, пил где-то, а может и дома не бывал с
неделю-другую…
Сопровождаемый навязчивым роем мыслей прохожих и не менее
навязчивым роем голодных шмелей, дошел он до зашарпанного подъезда серой
многоэтажки, таких в любом городе России понастроено великое множество, обломки
былой цивилизации разрушенной весьма предприимчивыми людьми… и пропал в черном
зеве подъезда, будто и не был.
В прихожей кто-то шептался, тихий плач перемежался с едва слышным сморканием. В комнатах готовились к выносу тела.
Он поспел как раз вовремя и чинно сошел по лестнице вслед за гробом и толпой скорбящих.
На кладбище, он как и все, бросил комок земли на крышку гроба, воткнул в свежий холмик свой букет роз и вышел к автобусу, где его уже поджидал брат:
- Доволен? – сразу спросил брат, хмуря брови.
Пьяница привычно расслабился, сделал невинное лицо.
- Мать квартиру тебе завещала! – буркнул брат, сунул ему ключи и отвернулся.
- Да! – обернулся он в следующую минуту, когда уже пьяница тронулся к автобусу. – Будь милостив, оставь нас с нашим горем в покое, а сам ступай прочь!
Ни слова не говоря пьяница уступил брату. Внутренне он смиренно кланялся, зная, что виноват, что поминки испортит своим неуемным пристрастием к спиртным напиткам. Похоронная процессия прошла мимо него. Он чувствовал, как из-под черных шляп и платков на него косятся близкие и дальние родственники, но не шелохнулся, давая им повод как следует себя разглядеть, весь превратившись в смущение и робость, актерствовать ему было не привыкать. Да и что такое, по сути, жизнь пьяницы? Правильно – вечная игра, только зрители, как правило, не особо рады этой игре…
Автобус захлопнул двери, газанул и пропал вдали. А пьяница вернулся к могиле матери. Постоял, подумал, огляделся и внезапно заметил на соседнем холмике целую бутылку водки. Закуску он тоже быстро нашел, куска черного хлеба оказалось вполне достаточно.
Пил он долго, беспробудно. Просыпался иной раз ночью, вглядывался в звезды сияющие ему с далекой высоты и снова засыпал. Утром опохмелялся и ждал, сидя в засаде, следил за похоронными процессиями. Днем и вечером пил оставленную на могилках водку.
На девятый день после похорон родственники, согласно русской традиции, пришли помянуть мать и тут… брат вытащил его из кустов:
- Ты? – воскликнул он, с отвращением оглядывая страшную, всю в репьях, одежду пьяницы. – Так тут и остался?
Пьяница кивнул, кротко улыбнулся и выскользнув из пальцев брата бросил ему ключи от материнской квартиры.
- Оставь ее в покое! – негодовал брат. – Ты и после ее смерти возле нее ошиваешься!
Пьяница ничего не ответил, а лишь неожиданно быстро, на четвереньках, ускакал в буйные заросли кустов разросшихся по краям кладбища, прибежище голосистых соловьев и армии смертоносных клещей. Пьяница затих в этих кустах, более не обнаруженный.
Родственники еще пошумели по поводу его неадекватного поведения, но все-таки ушли, оставив, все по той же русской традиции, стакан водки на помин души матери…
Прошел месяц. Пьяница жил на кладбище. Он устроил себе лежбище в кустах и глядел оттуда на рыдающих людей хоронивших своих близких, неприметный для окружающих. С наступлением вечера он оживал, выползал из своего убежища, собирал спиртное, закусывал, чем бог послал, иногда наедался конфетками, иногда довольствовался кусочком печенья, а после уползал в свое логово бесчувственный к укусам комаров и клещей, отрубался до следующего дня.
О чем он думал, к чему стремился? В его заросшей лохматой голове не появлялось ни одной мысли. Они будто исчезали все, одна за другой. Так прошло лето. Наступила осень.
Родственники установили памятник матери, брат, врывая ограду, еще несколько раз оглянулся на кусты, где прятался пьяница. Тревогу и тоску, брезгливость и отчуждение, пьяница увидал сразу. Брат никогда его не любил, а только все стремился закрыться от него, не вступать с ним в контакт.
Куда как весело рассмеялся пьяница родственникам вслед, когда они покидали кладбище. Слышали ли они его смех? Наверное! Брат во всяком случае вобрал голову в плечи и прибавил шагу.
А пьяница долго-долго стоял потом перед мраморной плитой вглядываясь в знакомые черты, изображенные на памятнике. Сердце его щемило, душа стремилась к той, что была ему матерью:
- Мама! – рыдал он, обнимая памятник. – Мамочка, зачем ты меня оставила?
Он чувствовал себя маленьким брошенным мальчиком, так себя ощущают иные дети, впервые оставленные родителями в детском саду. Это состояние хорошо знакомо детдомовцам.
Поздней осенью, с первыми заморозками он замерз, его обнаружили в черных голых кустах чужие люди.
Родственники его похоронили, в могилку врыли деревянный крест. С цветной фотографии, где он еще молодой, почти мальчик, светло улыбался, протягивая руки к маме, благо и лежали они теперь рядышком, пьяница, как ни крути, своего добился…