26 сентября исполнилось 90 лет со дня рождения замечательного писателя Владимира Войновича (26. 09.1932- 27.07. 2018)
Владимир Войнович родился в Сталинабаде (ныне Душанбе, Таджикистан).
Его отец был журналистом, поэтом и переводчиком, мать — учительница.
В 1936 г. отец В. Войновича был репрессирован. В 1941 г. отца освободили и семья переехала в Запорожье.
С 1941 г. отец- в действующей армии на фронте, был ранен, остался инвалидом.
Затем- эвакуация. С 11 лет Владимир Войнович начал работать — пастухом, столяром, слесарем.
В 1951-55 гг. служил в армии в ВВС, где и начал писать стихи . Его первые стихотворения были опубликованы в газете «Знамя Победы» в 1954 г.
В 1957 г. поступил в Литературный институт.
Первая книга, повесть «Мы здесь живём» опубликована в 1961 г.
В 1962 г. Войнович принят в Союз Писателей СССР, откуда был исключён в 1974 г. за публикацию на Западе романа «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». В 1980 г. Войнович вынужден покинуть страну. Жил вначале в Германии, затем в США, активно сотрудничая с радиостанцией «Свобода».
16 июля 1981 года, указом Брежнева лишён Советского гражданства «За действия, порочащие звание гражданина СССР». В 1990 г. указом Горбачёва гражданство было восстановлено.
Начиная с 1995 года занимался живописью. В Москве и Вене прошли персональные выставки.
В последние годы жил в Москве и Мюнхене.
Сам Владимир Войнович в своих книгах и интервью утверждал, что происходит из знатного сербского рода Войновичей (в частности, является родственником графов Войновичей), давшего России несколько адмиралов и генералов:
"Гордиться своими предками так же глупо, как и своей национальностью, но знать свою родословную, если есть такая возможность, по крайней мере, интересно.
Мне же ничего искать не пришлось. Уже когда я был в эмиграции и жил под Мюнхеном, бывший артиллерийский полковник из Югославии Видак Вуйнович прислал мне книгу своего сочинения: «Войновичи, Войиновичи, Вуйновичи и Вуйиновичи», где наше общее родословие расписано начиная с 1325 года. Родоначальником нашей фамилии был некто Воин, князь Ужицкий, воевода и зять сербского короля Стефана Дечанского. Воин был, наверное, самой важной персоной в нашем роду, но и после него были люди, прославившиеся на том или ином поприще: писатели (Иво Войнович из них самый известный), генералы и адмиралы итальянские, австрийские, русские. Были даже венецианские дожи."
* * *
Предлагаем Вашему вниманию интервью Владимира Войновича, данное им в 2007 году журналу "Огонёк"
Владимир Войнович с женой.
/Представил известного писателя -
Начиная с валенка...
- Владимир Николаевич, откуда пошла ваша фамилия — Войнович?
Правильнее говорить Во’йнович. Твардовский называл меня именно так.
Это сербская фамилия. В русской истории известен адмирал, граф Марк Иванович Во’йнович, один из основателей Черноморского флота, командир Севастопольской эскадры, герой Русско-турецкой войны. А вообще основателя нашего рода звали Воин, так по-сербски называется военачальник, и был он воеводой короля Стефана Дичанского, первое упоминание о нем относится к 1325 году. Кроме того, он был женат на королевской дочери. Сколько же прошло поколений, но оказывается, я лишь 16-й потомок этого человека. Всего-навсего.
-У вас могут быть претензии на сербскую корону…
Хм… да, было бы смешно.
- Какие книги вы читали в детстве?
Моего отца арестовали, когда мне было четыре года, наша семья переезжала с места на место, и никакой библиотеки у нас не осталось. Потом была война, эвакуация. Я оказался на Украине с теткой и бабушкой — папиной мамой. И у нее было Евангелие от Матфея, единственная в доме книга. И она мне это Евангелие читала без конца, дочитывала, потом начинала опять. И мы с ней все обсуждали. Я вообще рано начал читать, может быть, лет в пять. У нас на хуторе, мы тогда жили в Ставропольском крае, оказалась книга Аркадия Гайдара «Школа». Мне было уже девять лет, и я захотел эту книгу сначала просто посмотреть. Но оказалось очень захватывающее чтение. Это была первая книга, прочитанная мною от начала до конца, когда я получил настоящее удовольствие от чтения. Прошло много лет, я уезжал за границу (а у меня уже была довольно большая библиотека) и нужно было выбирать, что взять с собой. Я снял с полки томик Гайдара и подумал: вот это, пожалуй, не буду брать. Открыл книгу, помня, что в детстве она мне нравилась, и опять не смог оторваться.
- В юности у вас, кажется, не было письменного стола?
Я жил в общежитии. У нас между двумя комнатами был предбанничек, в котором хранились рабочие робы, обувь, валенки. У меня была большая амбарная книга и детский стульчик. Я садился на этот стульчик, ставил перед собой валенок, клал на валенок амбарную книгу и писал. Двери открывались со стороны правого уха, открывались со стороны левого уха, хлопали, а я сидел и писал. Там я начал писать первые главы «Чонкина».
- Ваши книги можно сравнить с миной замедленного действия: попадая в Россию, они иногда взрывались…
Когда я еще был здесь, в Советском Союзе, мои книги уже были запрещены, и если их находили, у человека возникали большие неприятности. Я помню, как одного из читателей поймали с моими книгами. Он потом стал президентом Грузии — это Звиад Гамсахурдиа.
- Вы начинали как поэт. А сейчас пишете стихи?
Пишу, но очень редко. В 60-м году, когда у меня напечатали в «Новом мире» первую повесть, я сразу бросил писать стихи и не писал их лет 25. А потом вдруг написал одно стихотворение, потом еще одно… Меня спровоцировал Булат Окуджава. Это было в 1985 году, я жил под Мюнхеном, в изгнании. И вдруг 9 мая 1985-го, в свой день рождения, у нас в гостях без всякого предупреждения появляется Окуджава. Он говорит: «Я приехал, можно я у тебя поживу?» Я был так взволнован его приездом, что, когда он уехал, долго не мог прийти в себя, ходил и бормотал что-то под нос. Сначала приходили в голову строчки Пушкина: «Мой первый друг, мой друг бесценный…» А потом вдруг раз — и написал стихотворение — в подражание Окуджаве…
- Откуда пошло увлечение живописью?
Я много лет занимался литературой, писал, писал, писал… и наступил какой-то момент, когда мне стало это очень скучно. Я садился за компьютер, я знал, что хочу написать, но не мог написать ни строчки. А нам тогда подарили одну любительскую картинку. Что-то в ней не хватало, и мне захотелось ее подрисовать. Я купил ученические краски, взял кисточку и нарисовал фон. И вдруг увидел, что картина заиграла. Я не ожидал такого эффекта. Я стал рисовать еще и еще и вдруг понял, что сошел с ума. Мне было уже 62 года, и до этого я никогда не рисовал. Я вскакивал ночью, рисовал, я совершенно помешался… Это так же, как и с литературой. У меня бывали взрывы. Когда я писал книгу о Чонкине — у меня был взрыв. Обычно я пишу все-таки спокойнее — встаю, пью чай или кофе, раскачиваюсь, потом сажусь за компьютер и пишу. А это был взрыв. Если это сравнивать с любовью, это как медовый месяц.
Картина Войновича:
«У вождей с либеральными намерениями, но диктаторским характером , ум требует одного, а натура другого»
— Ах, вот почему вы стали сатириком!
— Когда я с большим трудом собрал первую юмористическую передачу и принес главному редактору, он на меня тяжело посмотрел и спросил: «У тебя вообще-то чувство юмора есть?» Я честно ответил: «Не знаю». Я не считаю себя сатириком. Как-то один критик заметил: «Войнович придерживается чуждой нам поэтики изображения жизни как она есть». Я действительно старался изображать жизнь как она есть. Поэтому это часто было смешно. Но с радио меня тогда чуть не выгнали. Спасло, что я написал песню «Я верю, друзья, караваны ракет…», она сразу стала шлягером, как тогда называли хиты. Я проработал там полгода, написал штук 40 песен.
— Но таких, которые Хрущев пел, все же не так много?
— Одна. За песни я стал получать много денег. Зарплата 1000 рублей (до реформы 1961 года), песни — это еще тысяч пять. А в сентябре 1960 года я отнес повесть «Мы здесь живем» в «Новыи мир». Пришел с улицы, никаких рекомендаций. В отделе прозы суровая женщина спрашивает: «Что вам угодно?» Я говорю: «Вот, повесть принес». — «Поидите зарегистрируйтесь наверху». Я уперся: «Нет, туда не пойду. У вас там внутренние рецензенты, они читают по диагонали. У меня к вам просьба: прочтите первые десять страниц, если одиннадцатую читать не захочется, верните рукопись». Ее это очень удивило; ну хорошо, говорит, десять страниц я прочту.
— Это была легендарная Анна Самоиловна Берзер?
— Да. В конце той же недели получаю телеграмму: «Прошу срочно зайти в редакцию «Нового мира». Звоню своему приятелю, он говорит: «Володька, это успех!» И правда. В понедельник прихожу — там собралась вся редколлегия. Все уже прочли, включая Твардовского, и все меня хвалили. Это был самый счастливый месяц в моей жизни.
Потом был огромный поток рецензий. Меня за «Чонкина» в России так не хвалили, как за эту слабенькую повесть.
— Ну попытка отравления за «Чонкина» — это посильнее любой похвалы.
— У меня были и другие грехи. За «Чонкина», за выступления в защиту разных людей, включая Сахарова и Солженицына, меня отравили, исключили из Союза писателей, изгнали из СССР и лишили советского гражданства.
— Да, биография у вас бурная. Как случилось, что гимн вашего сочинения обсуждался в Думе? Сейчас это и представить невозможно, если вспомнить слова:
…К свободному рынку от жизни хреновой, Спустившись с вершин коммунизма, народ
Под флагом трёхцветным с орлом двухголовым И гимном советским шагает вразброд.
— Это был 2000 год, конец ельцинской эпохи. Тогда такое было возможно. Двадцать три голоса я получил. Еще Немцов был в Думе и сказал мне, что голосовал «за».
— Вы для чего его писали?
— Хотел высмеять затею переделки советского гимна. Это был первый шаг Путина, когда он пренебрег общественным мнением и повел страну туда, куда мы сейчас пришли.
— Куда именно?
— К диктатуре и почти сформировавшемуся культу личности.
* * *
Прослушать роман-антиутопию "Москва 2042" можно по линку -
https://www.youtube.com/watch?v=ro4gO93dJok
Речь там идет о Московской Коммунистической Республике, окруженной тремя «кольцами враждебности», где произошло полное сращение партии и спецслужб, и сама партия называется КПГБ — Коммунистическая партия государственной безопасности. Все мобилизованы и военизированы, в качестве транспорта часто используются бронетранспортеры и т.д. И все это существует в пределах Большой Москвы. Ничего не напоминает?
* * *